скачать книгу бесплатно
«И я буду сидеть здесь?» – спросил Вязирка.
«Ты будешь сидеть здесь».
«И в зной, и в холод, и в дождь? Днем и ночью?».
«Ночью ты будешь спать в дупле».
«Это моя судьба?».
«Это твой выбор», – сказал Бог.
Если бы Вязирка мог видеть себя со стороны, то удивился бы как полной неподвижности, так и запавшим, закатившимся под лоб своим глазным яблокам. Наверное, даже испугался такого вида. А уж от дрогнувшего, изломавшегося в непростых размышлениях лица точно бежал без оглядки.
Задумался же Вязирка о том, что больше, наверное, не будет носить воду, ухаживать за дынями, помогать Кахиду и прочим, исчезнут беседы с Камалем, прогулки к озеру Маймагуль, мальчишки-озорники, обзывающие его издалека, уйдут вечерние часы, когда можно прихлебывать чай и умиротворенно глядеть на огонь. Он больше не зайдет к тетушке Забун, чтобы украдкой полюбоваться Джабни, мелькающей в окне или метущей двор.
Все это очень нравилось ему.
Потом Вязирка вдруг понял, что ему дороги и те поступки, слова и события, что огорчали его или заставляли грустить и плакать в одиночестве. Это была такая же часть его, как рука, нога или живот. Это тоже был он, Вязирка.
Жалко терять.
А на другой стороне…
Бог был терпелив и ждал.
«Да, – сказал Вязирка, – я хочу быть твоим голосом, Бог».
И кто-то невидимый мягко коснулся его темени.
«Тогда поспи, Вязир, – сказал Бог. – Аль-куддуш встает рано».
«Да, Бог».
Вязирка забрался в треснувший ствол чинара, разгладил старое одеяло, на котором спал еще Саттарбаш, и мгновенно уснул. Во сне ему снились золотистые патыры, которые плыли куда-то по воздуху.
– Вязир!
Вязирка почувствовал, что его тащат, схватив за штанину шавара. Он улыбнулся. Солнце еще только-только собиралось показаться из-за горизонта, и небо имело зеленоватый оттенок, живущий всего несколько мгновений.
Редкий момент.
Красота.
– Вязир! Что ты здесь делаешь? – навис над Вязиркой Камаль.
Лицо его не было злым, скорее, он был удивлен и раздосадован. Вязирке открылось, что Камаль хотел попробовать сесть на место Саттарбаша, пока никто не видит. Ночь не спал, переживал, сердился на самого себя.
Хороший человек.
– Вязир! Ты меня слышишь? – спросил Камаль.
– Да, – сказал Вязирка.
Вокруг него все звенело и текло. Он видел насекомых и тонкие ниточки их движений, чувствовал их крохотное тепло, ощущал чинар, токи в могучем теле дерева и птиц, обживающих его крону, холм ластился к ладони, земля, многочисленные ростки напоминали о себе, легкий ветерок доносил трепет воды с аррыков и озера, новости, далекие голоса и звуки. От аяла, раскинувшегося в отдалении, тянулись к нему ростки человеческих душ, и Вязирка видел их всех, как видел смущенную душу друга Камаля.
– Вязир, зачем ты забрался в чинар? – спросил Камаль.
Вязирка улыбнулся.
– Поспать, друг мой.
Камаль открыл рот, хотел что-то сказать и осекся. Вместо этого он пристально всмотрелся в Вязира.
– Вязир…
– Да.
– Ты изменился, – сказал Камаль.
Вязирка кивнул, устраиваясь на своем месте.
– Да, друг Камаль. Все меняется. Но это к лучшему.
Камаль прищурился. Показавшееся солнце мешало ему.
– Ты, э-э… ты, кажется, постарел.
Вязирка пожал плечами. Он подобрал под себя ноги, расправил полы ханыка и мягким жестом попросил друга сесть напротив.
– Что тебя гложет, друг Камаль?
– Я…
Камаль сел. Солнце взошло, взобралось на выцветающее небо, осветив вытоптанный пятачок перед чинаром, погашенное кострище, забытые скамейки и покрывала поодаль. Тени от листьев испятнали ствол дерева.
– Вязир, ты… – Камаль качнул головой. – Неужели теперь ты… Как у тебя получилось? Никому не удалось, а тебе…
– Это не давало тебе спать, друг мой?
– Нет, я пришел… Но я вижу, что зря пришел.
– Не зря, – сказал Вязир. – Наклонись.
Он поднял ладонь.
– Ты как Саттарбаш, – прошептал Камаль.
Соглашаясь, Вязирка прикрыл глаза. Он видел друга, как никогда раньше. Видел его смятение и неуверенность, ощущал боль в его колене, слышал его спутанные мысли, движение крови и биение сердца.
– Ну же, друг мой.
– Да.
Камаль наклонился и коснулся лбом ладони. Вязирка улыбнулся, чуть склонил голову. Тепло с его руки потекло светлыми ручейками. Была тревога – и вот ее почти нет. Была горечь ночного отказа – и ушла.
– Как ты, друг мой?
– Хорошо.
Вязирка подержал ладонь еще немного, исцеляя колено, и убрал. Камаль медленно разогнулся, выпрямился. Вязирка видел его свет.
– Я…
– В полдень пусть придет Хорсан, – сказал Вязирка. – А эмир после.
– Да, аль-куддуш.
Камаль поклонился и поднялся.
– Для остальных я все время здесь, – сказал Вязирка.
– Я сообщу людям.
– И, друг мой…
– Да? – обернулся Камаль.
Вязирка смотрел на него и видел весь его жизненный путь, видел, как взрослеет Гиннук, как женится, как у него появляются свои дети, два сына, и как Камаль прогоняет их, когда они начинают бросаться в Вязирку, дремлющего под чинаром, дынными корками. Смешные, смешные ребята. Видел он также Джабни, пришедшую к нему с мужем, как для благословения, это было грустно, но совсем чуть-чуть. Видел жизнь в аяле и много дальше, видел пустыни и города, рождения и смерти, зло и добро, печаль и радость. Он понимал, что может поправить, а что должно идти своим чередом.
– Друг Камаль, – сказал Вязирка и растянул губы в улыбке, извиняющейся за его маленькую слабость. – Я все еще люблю патыры.
Все будет хорошо
Посадка была – хуже не придумаешь. Собственно, это и не посадка была, а крушение. Тонька в своей капсуле могла только наблюдать, как трещит и расползается обшивка, как «пляшут» переборки и как в неожиданную щель с любопытством заглядывает клок мутного, желто-коричневого неба.
Потом раздался вой, и капсулы принялись вылетать из гнезд. Одна за другой в брызгах искр и креплений, они проносились мимо Тоньки куда-то за спину, в стороны, в пустоту. Несколько капсул столкнулись, и Тонька не смогла сдержать крик – в разбитом колпаке мелькнуло рассеченное лицо с выпученным глазом.
Настил впереди приподнялся волной, огонь, жар рванули вверх, и тут уже пришла очередь Тонькиной капсулы, кувыркаясь, вылететь навстречу новой земле.
Бамм!
Самого «бамм!» Тонька не помнила. Несколько минут просто выпали из ее жизни. Молилась она или ругалась во время короткого путешествия к поверхности, Тонька тоже не имела понятия. Только несколько кадров задержались перед глазами: вздыбленный, неровный горизонт, зарево и ее собственное слабое отражение с широко открытым ртом.
Пришла в себя она уже на земле. Капсула лежала на боку, отстрелившийся метра на три колпак имел поперечную трещину, а сама Тонька, оказывается, проползла метров двадцать по направлению к зыбким дымам, вьющимся над невысоким песчаным гребнем.
Стоп, сказала она себе, стоп.
Было необходимо хоть как-то привести мысли в порядок. Тонька повалилась и подышала, глядя в небо. Так. Первое, я жива. Это замечательно. Короткий осмотр дал следующее. Два ногтя на правой руке сорваны. Бровь над правым глазом вздулась гематомой. Лицо и предплечье – в царапинах. Но самое плохое – перелом малой берцовой кости левой ноги. Даже сквозь мушки перед глазами выглядела нога отвратительно кривой. Тоньке стоило десяти минут кое-как закатать штанину комбинезона. Здравствуй, красная, распухшая конечность. Кость не вышла наружу, но вздула кожу так, что при неосторожном движении могла и порвать к чертям. Тонька даже побоялась ее трогать.
Боли, что интересно, не было. Проверив аптечку на бедре, Тонька не досчиталась тоника и блокатора. Значит, вколола автоматически сразу после приземления. То ли рефлексы сработали, то ли паника.
Хорошо. Хотя – ничего хорошего. Ничего.
Оглянувшись назад, Тонька заметила, как ветер несет по воздуху то ли ветку, то ли проволоку. Хотя откуда здесь ветки? Вроде бы не должно быть растительности. Это была их задача – посадить, приспособить к местной почве, вырастить…
Вообще, их задача была – жить. Жить на новой земле. А тут, похоже, получится только умереть.
Хотелось бы, конечно, не сразу.
Тонька скрипнула зубами и поползла к вершине гребня. Песок был плотный, крупнозернистый, чувствовался даже через плотную ткань. Голую кожу ладоней драл, как абразив. И все же по сравнению со всем остальным был сущей мелочью. Кровь – что? Кровь – дело наживное. А вот двести двадцать колонистов, оборудование, материалы, генераторы, промышленные фабрикаторы, биолаборатория и эмбриональные контейнеры…
Тонька застонала. Господи, господи, за что? С гребня ей открылась сухая долина, угнездившаяся между двумя невысокими грядами. Почти весь груз из трюма, все капсулы с корабля высыпались над ней. То там, то здесь среди песка взблескивали колпаки. А на далеком каменном склоне стыли растрепанные останки корабельной кормы. Дымил и плевался огнем контейнер метрах в пятистах.
Все, подумала Тонька. Не хочу жить. Какая разница – сейчас или днем, двумя днями позже? И все же она поползла с гребня, взяв направление на ближайшую видимую капсулу. Правая ладонь оставляла красные отпечатки, будто округлыми печатями клеймила песок.
Давай, Тонька, давай!
Она добралась до первой капсулы и обнаружила в ней мертвеца – перекрученное, изломанное тело. Во второй капсуле тоже был труп. Действие блокиратора заканчивалось, и с каждым преодоленным метром сломанная нога ныла все сильнее, пока не врезала болью так, что опрокинула Тоньку навзничь.
Пять, десять секунд провала в темное ничто.
– Не-ет!
Сдаваться Тонька не собиралась. По крайней мере, не сейчас. Давайте позже, позже. Она вынырнула из темноты под неродное небо и саму себя оглушила криком.
– А-а-а!
Хорошо воздух, воздух был пригодный. Сказались геномодификации, сказалась тонкая подстройка, выполненная по данным последних анализов.
– А-а!
Тонька перевалилась и нырнула носом в песок. Хорошо. Хорошо. Теперь уже можно не кричать. Блокиратор в руке – второй и последний. Но надо ведь? Надо. Тонька вжала устье инъектора в кожу.
Ух, волна бодрости!
– Есть кто живой?
Не было никого живого.
– Эй!
Тонька приподнялась на одной руке, оглядываясь. Ладно, ползем к контейнеру. Почему бы не поползти к контейнеру? Может, в контейнере найдется что-то более приятное, чем очередной мертвец. Горизонт качался, раскачивался, будто чаши весов слева и справа от Тоньки. Смерть – на одной стороне, смерть – на другой. Чаши то и дело грозили перевернуться. Но на одной все же был контейнер, а не смерть. Да, контейнер. А на другой – ничего, силуэт горной гряды. Как же ее мотает, братцы! Хуже, чем в капсуле.
Кажется, Тонька вновь на какое-то время провалилась во тьму, потому что, открыв глаза, обнаружила, что головой и плечом бодает пластиковый бок. Контейнер не поддавался и не спешил освобождать ей место.
– Ну-ка!
Тонька попыталась забороть его сверху. Но стоило ей приподняться, опираясь на сломанную ногу, как тело прошило болью, как электрическим разрядом. В голове словно несколько раз включили и выключили свет. Врезали раз, другой. Выгнули, загнули, отпустили загнутой. Ох, мама, мама, мамочка! Что ж она забыла-то о ноге! Тонька простонала, упав на песок. Какое-то время, скукожившись, она лежала неподвижно. Только сжимала и разжимала пальцы, поджав руки к груди. Дышала мелко и часто. Так, тихо, тихо. Бывает. Надо бы как-то гадскую ногу зафиксировать…
