Случайная свадьба. Одна зима до любви

В ближайшую неделю Влад будет доставать студентов из сугробов, снимать со склонов, лечить от обморожения… А еще – отрывать языки «высоких тэров», прилипшие к фонарным столбам и магически заговоренным сосулькам.

После он будет напоминать магам-бытовикам, что заиндевелые слюни грумлей не подходят для декора фойе Главной Сатарской академии. И что размножение хельмов нуждается в контроле. Твари хоть и ценные, но попробуй их выведи, когда черная мохнатая нечисть заполнит все этажи.

А ведь к исходу пятой луны так и будет, так и будет… Он это уже проходил.

Ко второй луне кто-нибудь из старших магов вспомнит о традиции устраивать студенческий бал в честь Триксет. И Влад сделает вид, что забыл, хоть втайне надеялся проигнорировать.

Как квахарка-наседка, демоны раздери его невыносимую должность!

Знал бы Влад, чем окончится этот бесконечный день смены сезона…

Письмо от Габриэла Грейнского пришло еще до первого снега. Отставив в угол стола голосовой кристалл и брезгливо смахнув к краю корреспонденцию от «высоких тэров», Влад разорвал конверт. Зеленый герб Грейнов игнорировать нельзя.

Генерал приглашал на Рубежи. Увеселительная, демоны его задери, прогулка! Будто в день смены сезонов ректору огромной академии вовсе нечем заняться.

Обогревающие чары сами навесят себя на окна. Камеристка сама додумается выдать тэйрам шерстяные подъюбники. А сторожевой маг сам спустится в подвалы и выдворит паразитов-хноллей, что забиваются в щели с приходом холодов и со сладостным причмокиванием тянут магию из стен учебного заведения!

Но официальному запросу Грейнов не отказывают. А Габриэл, хоть и писал легко, но требовал Влада настойчиво. Значит, армейские маги не справляются с установкой сезонного заслона. Летний щит за пять лун поистощился, и этот его охлаждающий эффект… Совсем некстати, мда.

Нацепив походные сапоги и сунув плащ в вещевой мешок, Влад поймал попутный экипаж и налегке отправился в Вандарф. В конце концов, устоит академия одни сутки без его догляда. А воины сатарской армии, что седьмой год встречают демонов пиками и чарами, как никто иной нуждаются в согревающей магии.

Жара недолго истязала тело. На Туманные Рубежи Влад прибыл как раз вовремя: Тэйн Бланко руководил разверткой зимних шатров, а отряд стихийных магов встал в боевую звезду и сцепил запястья, чтобы приступить к сотворению заслона.

Сбросив перчатки и вещевой мешок на серую траву, Вольган ступил в центр сцепки и подсосался резервом к силам природы. В межсезонье можно черпать из любых источников. Сладко, вкусно, приятно, огненно, освежающе… До тех пор, пока Триксет официально не заступит на смену и не обрушит им на головы снежный ком.

Она обрушила. Не успели пятеро магов во главе с Владом сотворить и невысокой, по колено, защиты, как с черных небес повалил снег. Кончики пальцев мгновенно обморозились, и работа встала.

Трава под ногами покрылась инеем, лужи накапавшего с воинов пота заледенели. Молодые парни первыми побежали в шатер – за теплыми сапогами, кипящим громом и меховыми плащами. Старожилы пошли спокойнее, вразвалочку, стряхивая снег с застывших в забавной форме усов.

Влад распотрошил мешок, накинул на плечи плащ, активировал артефакты. Втиснулся в кольцо обогревающих чар и вернул на руки перчатки. Поморщился… Дело запахло мраком. Дальше придется черпать из резерва, а это грозит весьма темными последствиями.

Тянуть энергию из стихии Триксет он не то чтобы брезговал… Опасался. Ледяная богиня злопамятна и к Владу холодна. Ее сезон извечно взывает к худшим сторонам его натуры. Поэтому к метелям, стужам и леденящим ветрам он прикасался только в случае крайней необходимости.

Сам герцог Грейнский явился на Рубежи вслед за первым снегом, пребывая в отвратительно прекрасном настроении. Винить ему себя было не в чем: генерал оказался прозорлив.

В отличие от сатарцев, до последнего веривших в победу Шарии, Габриэл заранее выпотрошил склады с теплой одеждой и снабдил армию необходимым. Расставил на туманных Вандарфских полях зимние шатры, приказал боевым магам снарядить их согревающими чарами.

Кто-то из его помощников успел развести хельмов, иные наполнили искрами купальные камни и артефакты мгновенного кипячения. Словом, к сезону Триксет на Рубежах было теплее, чем в столице, о которой Владыка, кажется, забыл.

***

Заслон установили только к сумеркам. Пустяковое с виду дело накрылось непрошибаемым снегопадом. Триксет резвилась, как дикая хэсса, спущенная с поводка. Резерв Влада истощился, заставив скрести по дну и черпать самую отборную муть…

К моменту, когда с защитой и утеплением шатров было покончено, Вольган едва стоял на ногах. Пальцы заледенели, тряслись, как у бездомного пропойцы. Зубы стучали, позвонки морозило холодным потом. Мрак, нарушив границы, сочился из всех щелей.

Снег валил все сильнее, застилая мир перед глазами белой вуалью. Налипая на брови и ресницы, забиваясь в рот.

Бланко подкинул Влада до городской окраины, а сам направил экипаж к Приюту Монтилье. Генерал приказал справиться у настоятельницы, готовы ли телепортационные камни. Все, что были заряжены послушницами ранее, давно истратились.

Влад бы и сам заглянул в приют, не постеснявшись позднего часа. Имелось у него одно личное дело, однако сталкиваться с Бланко и после объясняться с Габриэлом в его планы не входило. Поэтому он забился в ближайшую харчевню, чудом выцепив пустующий стол в углу, и решил переждать.

Все переждать. И магический откат, крутящий жилы. И всплеск внутренней тьмы, что, если верить отражению, отпечатался на лице. И визит Тэйна Бланко в соседний приют… Не будут же они с Минар три часа мятные взвары распивать, так? А Владу как раз нужно время, чтобы прийти в себя.

Слишком много дряни он зачерпнул… Слишком много.

Едкий привкус сладкой горечи стоял на губах. И Влад чувствовал, что надо поскорее его смыть. Содрать с кожи, выжечь гинном, стереть свежим снегом…

Харчевня гудела, искрила громкими разговорами, пьянила одним запахом. Обессиленный организм быстро сдался. Кажется, после первого же графина.

Зато пальцы стали трястись чуть меньше.

Нет, ночь не лучшее время, чтобы, нарушив приютский распорядок, вторгаться к старухе Монтилье. Выставит, не постесняется. Он не по делу короны, не от Владыки и не за камнями для армии. Может и подождать.

На месте Минар он и сам бы выпнул себя с порога. Грязного, окоченевшего, трясущегося от магической растраты, с сизыми пятнами теней под глазами. Чего юных послушниц до обморока доводить?

Но когда еще дела заведут его в Вандарф? А Влад давно был мучим любопытством. Действительно ли настоятельница ослушалась указа Грейнов и приютила виззарийку?

Если так, то Владу с ведьмой есть что обсудить… Возможно, у них общая проблема. Но кто в своем уме откроется темной чародейке? Влад устал, измотался, но пока не обезумел.

…Тут-то, в харчевне, его и нашел Хоулденвей. И ночь смены сезонов обернулась кошмаром божественного размаха.

«Благие нити Сато привели тебя в Вандарф в эту ночь!»

Нет, старик решительно издевался, продавливая больную мозоль. Нужно было сразу ему отказать, пока не вляпался в этот бред по колено… Но как? Костяная рука незабытого долга сжимала горло, трясла, выбивая из Влада хриплое «Приду».

И он пришел. Куда бы делся?

Тэйра Хоулденвей была совсем плоха – шаталась тонким стеблем на студеном ветру, прятала бледный нос под капюшоном и дергалась от каждого прикосновения. Минута-другая – и он бы опоздал.

Не льстил себе: лучше бы опоздал. Влад еще сотню раз пожалеет о том, что натворил. Тихая, спокойная смерть в храме – предпочтительнее тех мук, на которые он обрек болезную девицу. Не всякий крепкий тэр справится.

Теперь хрупкое обморочное тело было его ношей. Карой. Ответственностью. Нельзя влить в девчонку ведро отборной, пакостной тьмы и не проконтролировать, чтобы каждая капля усвоилась организмом.

Мрак в нем говорил грубо, яростно. «Буду считать себя вдовцом»… Мерзко. Счастье, что «невеста» была в обмороке и всей пакости, что лилась из темного рта, не услышала.

Если она выживет, Влад поможет. Он не зверь… Во всяком случае, лучшей своей половиной. Маленькая тэйра с глазами цвета подсушенного лавруша заслужила долгую жизнь. Если очнется, у него будет пять полных лун, чтобы научить ее контролю.

Вот только… захочет ли она? Приедет ли к новоявленному супругу?

Хоулденвей знал о приятеле и его силе многое, да не все. Старый знакомец понятия не имел, на какие нетрадиционные методы «усвоения магии» обрек свою чистую, непорочную дочь.

***

Взмыленная харпия донесла его до южных ворот Пьяналавры с первыми рассветными лучами. Протащила, возмущенно фыркая, по заснеженным городским улицам – сонным, что сытая каффа в жаркий полдень.

У фонтана богинь Влад притормозил. Спрыгнул в центре пустой площади, поежился от утреннего мороза. Триксет взялась за Сатар крепко. Ледяная стерва соскучилась по власти.

Но сейчас снег был кстати. Склонившись к чистому сугробу, он щедро зачерпнул пятерней хрустящую «вату» и с силой вмял в лицо. Растер снег по щекам, закинул за воротник.

Поутру его ждала сотня ответственных дел. Встреч, бесед, распоряжений, выговоров, важных бумаг. И венцом им – накопленная со вчера стопка писем от «высоких тэров», на которые необходимо отвечать сразу, пока не сделалось хуже.

А он едва держался в седле. Умолял глаза не закрываться, сквозь зубы проклинал настойку из вандарфской харчевни, нерасторопного служку, драного Хоулденвея, его болезную дочь, жреца, Триксет… И особенно крепко бранил Габа Грейнского, вызвавшего мага на Рубежи.

Такого сюрприза от поездки в Вандарф Влад точно не ожидал. Он нынче женат? Женат?!

Писклявые, шумные тэйры, взращенные в садах папаш-аристократов, окружали его не первый десяток лет. И последнее, о чем он мечтал, – жениться на одной из них.

Выбравшись из северных ворот, харпия тряхнула костяным загривком и потащилась вверх на академический холм. Вязла копытами в сугробах, старалась из последних сил. Ни он, ни она не сомкнули ночью глаз.

– Ты сейчас будешь жрать злаковую смесь в загоне и сушить на подстилке чешую, – поморщившись, сообщил он кобылице. – А у меня… начинается рабочий день.

– Фррр! – соболезновала харпия, но не очень-то искренне.

Передав кобылку сторожевому магу, ректор отправился наверх, в личные покои. У него оставался час или два, чтобы привести себя в порядок и стереть с физиономии следы мрака. И брака. И раздражения волей богинь.

Сбросив сапоги и походный плащ прямо на ковер, Влад быстро зашел в купальный отсек и врубил согревающий артефакт на максимум. Чары сработали не сразу, и первой на спину мага полилась ледяная вода.

– Демоновы рога! – прошипел он, изрядно взбодрившись, и ударил кулаком по красному камню. – Давай, хэссы тебя задери, грей!

Весь Сатар ощетинился против него!

Наконец, милостью богинь, вода согрелась почти до температуры кипения и ошпарила обмороженное тело. Кожу кололо, щипало, било разрядами, но Влад терпел. Пять минут под опаляющим потоком, чашка перченого грома покрепче, свежая рубашка, ректорская эмблема на рукав… и будет как молодой кворг с серебристой шерсткой.

В запотевшем стекле Влад ловил туманное отражение. Мрак почти отступил, лицо стало привычным, белокожим, скуластым. Мокрые пряди белым серебром облепляли лоб и плечи. Глаза… Да, они подводили. Льдисто-серые радужки отвоевали пространство у тьмы, но она все еще заливала белки.

Бездна!

Влад всегда рад навести страха на адептов, но предпочитает более изощренные методы. Не связанные с чудовищной внешностью.

То, что мрак на дне пробудился, – так некстати. Пришлось. Девчонке нужна была сила, много силы, а где ее взять, когда весь резерв распотрошил на Рубежах?

А если разбудил, то попробуй усыпить обратно.

В прошлый раз ушло прилично времени. Он брал отпуск на две луны и торчал в горах Сандера, рассматривая сверху Сады Судьбоносной… но сейчас ректору не до каникул. Придется идти к чаше Анаусси, сцеживать излишки черной пакости, что непременно попытается контролировать разум.

Вчерашнее утро было другим. Жарким, пыльным, хлопотным. Он еще был при голосе и в своем уме, а главное – маняще холост и обременен лишь горсткой проблем. Почти все его беды концентрировались на холме близ столицы. Одного точечного магического взрыва хватило бы, чтобы избавиться от большинства!

Влад с надеждой поглядел в зеркало. Ледяной блеск глаз сменился чернотой, тьма залила зрачки. Пройдет, пройдет. Он крепок, он вынесет испытание.

А вот девчонка – нет.

В Хоулден-Холле он не был лет десять-пятнадцать… Или больше? Сколько их дочери теперь, девятнадцать?

Влад и тогда толком девочку не рассмотрел, все больше в окно подглядывал. Четырехлетнюю наследницу до мрачного гостя не допускали. Правильно делали: нечего пугать маленьких пташек.

Хозяин имения осторожничал. Чувствовал, что тэр, которого приютила молодая леди Хоулденвей, опасен и тащит за собой неприятности. Но подчинился воле любимой супруги, не выставил за порог. Уже потом, когда напряжение первых встреч прошло, разговорились, попривыкли. Долго у них гостил Влад, пока полностью в себя не пришел.

Как же ее звали, крошечную тэйру Хоулденвей? Он не помнил. То ли Терезия, то ли Амаранта… Что-то пафосное, высоким родам положенное.

На лицо она была хорошенькой и обещала вырасти прелестным созданием, заполучив самые ценные гены от матушки-аристократки. Он запомнил только блестящие колосья кос в цвете светлого вандарфского ореха. И яркие бусины любопытных глаз – оттенка полупрозрачного травяного настоя.

Однажды она забрела к нему в покои. Испуганно жалась к косяку, таращила блестящие глазки из темноты. А он был немощен, как старик. Мрак прорвал, подавил внутренние рубежи, чернота сочилась с пальцев… Странно, что юная гостья сразу не убежала.

Лишь когда Влад прикрыл веки и сделал вид, что спит, она рискнула подойти. Девочка налила ему свежей воды и вернула упавшее одеяло на плечи. А когда он вдруг открыл глаза, чтобы поблагодарить, она испуганно отпрыгнула и выбежала из спальни, как верткая россоха. Только золотая лента на косичке мелькнула.

Заботливая, светлая, добрая тэйра… Нельзя такой умирать. И куда глядели богини?

Глава 5

Лара

Я еще несколько раз уточнила у настоятельницы, но она была неумолима. Три. Я спала ровно три недели. Кошмар!

Первая полная луна влезла на небосвод, в сезоне осталось всего четыре… А потом – новое избрание, другая богиня. И тот тэр, что заключил с папенькой договор, потребует свободы от «оков».

Не так уж долго мне быть степенной замужней дамой. Не стоит и привыкать к необычному статусу. А что будет после? Останется со мной мужнин дар, что так чудесно исцелил искру, залатал дыры и вернул на щеки румянец?

Нелла Монтилье пообещала поискать для меня свежее платье и обувь. Осенние сапожки размокли на горе, а наряды, что я захватила в поездку, были слишком легкими для мороза.

Я проводила настоятельницу, а сама вернулась к зеркалу. Это действительно я? Юная леди Хоулденвей, чьи выпирающие кости до обморока пугали кухарку?

Заметив на плече желтый хвостик, я сбросила лямку и, крутанувшись вокруг себя, пропела:

– Вылезай, негодница! Только погляди, как хороши мы этим у-у-утром!

Из-под кружевной оборки показался золотой клюв, а затем осторожно высунулась крошечная голова. Я делала вид, что увлечена отражением и не замечаю, как малышка лоури выбирается на свет. Как переползает по коже ниже, к локтевому сгибу, и, оглядевшись, расправляет крылья.

Трусиха! И где она пряталась? Под лопаткой или, как в прошлый раз, на бедре? Однажды я потеряла мое пернатое наказание на неделю и только в купальне заметила серую тень на грязной пятке.

– Не бойся. Теперь мы здоровы, – пообещала я малышке и еще разок крутанулась на носочках.

Месяц назад я упала бы в обморок, а сейчас устояла! Чудеса!

Маленькая желтая лоури нахохлила золотистые перышки и полюбовалась отражением в стекле. Ей укрепленная искра тоже пошла на пользу.

Однажды папа обозвал мою пташку паразитом, но что он понимал в хранителях рода? Мне нравилось думать, что мы подруги.

Птичка не могла жить вне человеческого тела, и когда-то матушка показывала мне, как укреплять связь с магическим талисманом. Но я давно уж забыла то заклинание, на практике попробовать не довелось… Поэтому общались мы только жестами.

Отец невзлюбил лоури. В его роду тотемного духа-покровителя не завелось.

Папа был более низкого рождения, брак с матушкой возвысил его и позволил выстроить хорошую карьеру при Дворе. Для всех он сразу стал «высоким тэром», но пташка, пока сидела на мамином запястье, упорно отворачивала клюв. Чувствовала, что его кровь проста и ее пернатого благословения не достойна.

Вот у великих Грейнов точно должен быть хранитель рода. Впрочем, как он выглядит и где сидит на теле Владыки – о том никто из сатарцев доподлинно не знал. А спрашивать было неловко.

Когда искра матушки угасла, старшей представительницей рода стала я. Хилая лоури, едва шевеля лапками, перебралась с ее запястья на мое. Повздыхала горестно и поселилась на бледном «ложе» под локтевым сгибом. Иногда она шевелилась, иногда пряталась, но моей искры не хватало для нас двоих.

Теперь крошка явно почувствовала себя лучше. Осмелев, она перебралась на тыльную сторону ладони и принялась чистить перышки.

Я дурашливо нахмурилась и пощекотала ее золотистый бок, и малышка ласково клюнула меня в подушечку пальца. Ощущалось, будто разряд крошечной молнии перетек из кожи в кожу, но именно такое приветствие у нас было заведено.

Тот тэр из харчевни прав: когда-то в пышные сады Хоулден-Холла залетали целые стаи желтых лоури. Они пели незатейливые песни о любви и весне и угощались фруктами с наших деревьев.

Там-то и нашли эту малышку, растерзанную диким хищником. Не я, не мама, а какая-то из наших прабабок… Она пыталась влить в пташку жизненную силу, но случайно привязала ее к своей искре.

Это был очень редкий экземпляр – не желтая лоури, а золотая. Мифическая. Их часто путают, но золотые обладают собственной сильной магией: в древние времена они становились верными спутниками девушек-чародеек. Кто-то выпил пташку до дна, и раненая самочка умирала.

Вот так в роду появился фамильный талисман. Это что-то вроде семейной легенды.

Я слышала, как мама общалась с ней, а со мной птичка ни разу не говорила. Думаю, у нее просто не было сил. Едва перебралась с маминого запястья на мое, она зачахла, посерела… и спряталась где-то под рукавом, стыдясь показать выцветший клюв.

Я очень печалилась, что не могла дать ей больше. Мне и на себя не хватало. Диковинная магическая хворь пожелала истребить весь род Хоулденвеев под корень, и не было сил с ней бороться.

***

Покрутившись лоснящимися боками, лоури безмятежно вздохнула. Подставила мордочку зимним лучам, умиротворенно пощелкала клювом… Как вдруг вздыбила перья и отпрянула обратно к локтю. Затряслась, заметалась, разыскивая укрытие. И нырнула под мышку.

– Что не так? Чего ты испугалась? – взывала я к птичке-талисману, размахивая локтями, точно крыльями, и разыскивая беглянку на коже.

Но лоури и след простыл. Не иначе на пятку забилась или куда похуже.

Осуждающе пыхтя – ну что за трусиха? – я оглядела себя со всех сторон.

На запястье, где недавно сидела птица, растекалось темное пятно… Словно кто-то накапал на кожу густых чернил, и они сползлись к одной точке. Нет сомнений: именно пятно не понравилось крошке-хранительнице.

В гостевой домик вернулась настоятельница – с пышным свертком, двумя лентами и расческой. Она молча сложила вещи на диван, с грустной улыбкой покосилась на папин блокнот и вышла, давая возможность переодеться.

Платье мне досталось серое, как хмурая дождевая тучка. С воротником стойкой и теплым шерстяным подъюбником. Нашлись в приюте и зимние сапожки на смену моим промокшим осенним. Носы уже были кем-то сбиты, шнуровка запутана насмерть, зато обувь оказалась разношенной и по размеру.

Последними из свертка вывалились перчатки – актуальное в свете черного пятна дополнение. Я торопливо натянула их на пальцы, не представляя, как буду объяснять целителю чернильную кляксу. Отчего-то показалось, что темная пакость имеет отношение к дару, которым со мной щедро поделились накануне…

В новых одеждах и с двумя ровным косами я выглядела, как среднестатистическая воспитанница приюта Монтилье. Папенька не признает меня, когда вернется!

Где же он затерялся, в самом деле?

Не помню, когда столько крутилась перед зеркалом. Наверное, до болезни. Чем дальше, тем меньше радовало отражение… Я и забыла, как выглядела «до».

Изучив обновленную себя со всех сторон, я уселась за письменный стол. Пошевелила бумаги, помахала в воздухе пишущей палочкой, поставила размашистый росчерк на пустом листе. Отодвинула стопку книг, дотянулась до папиного блокнота.

Он раскрылся посередине, заложенный алым шелковым шнурком и маминым обручальным браслетом. Разворот был девственно чист, за исключением пары клякс и нескольких строк в левом верхнем углу. Отец начал записывать что-то, но отвлекся и не закончил.

Решив, что сильно меня наказывать не станут – я ведь жива, а эта хорошая новость перевешивает все плохие, – я погрузилась в чтение.

«Пока Триксет не забрала меня в ледяные чертоги, я должен рассказать тебе об этом мужчине. О человеке, что стал твоим мужем. Я встретил его давно, когда еще жива была твоя матушка, и с первого дня знакомства понял, что должен быть осторожен…»

Письмо преступно оборвалось, оставив меня с носом и вскипающим в жилах любопытством. Папа писал это для меня? Но к чему секретность, почему не рассказать лично?

– Он не успел закончить, – проронила Минар Монтилье, возникнув тенью за спиной, и я привстала от неожиданности. – Приступ случился внезапно. Мы позаботились о нем, тэйра Хоулденвей. Я остерегалась сообщать трагическое известие, пока вы крепко не встанете на ноги.

Ноги – те, что крепкие – подломились, и я рухнула на диван.

– Приступ?

– Тэр Хоулденвей поймал лед в сердце, когда спускался с горы, – поджимая губы, сообщила настоятельница. – В ту ночь зима утянула еще нескольких горожан, не успевших подготовиться к холодам и найти приют. Еще неделю спасали замерзших, целители хлопотали над каждым…

– Не понимаю… Папа просто промочил ноги!

Да, отец немолод, немощен, но Сатар славен целительской магией.

– Первые морозы вышли очень крепкими. Но ваш папенька протянул еще десять дней. Все ждал, пока вы очнетесь. Он хотел рассказать вам лично, никому не доверял тайну. А когда понял, что Триксет зовет его в ледяные хоромы, бросился писать, да не успел.

– Вы, верно, шутите, – помотала я головой, отрицая услышанное.

Ведь я жива, жива… Он не должен был покидать меня! Мы простились в храме, но не для того!

– Он видел, что вы пошли на поправку. И от румянца на ваших щеках у него из глаз текли слезы счастья, – улыбнулась она с грустинкой. – Тэр ушел спокойным. Все бормотал, что проклятие богинь оставило ваш род.

– Куда он ушел? Куда? – взвилась я, собираясь тут же последовать за ним. Куда бы он ни ушел. И вернуть обратно!

Ведь я жива. Жива. Зачем ему уходить?

Слезы бежали по впалым щекам, обжигали губы, запекались солью.

– В Рощу путей, вестимо, – еле слышно ответила Минар, – чтобы найти свой новый путь, дитя…

Я прижала его блокнот к груди, склонила лицо, завесилась серыми прядями… и с чувством вселенской обиды на мироздание позволила себе разреветься.

Глава 6

Сколько часов я так провела – отрешенно глядя на белизну за окном, – одним богиням ведомо. Я не представляла, что делать дальше, как быть… Как жить?

– Он был стар и слаб, Лара. Тэр готовился уйти вслед за тобой, – утешала настоятельница, похлопывая по плечу.

Час назад она объяснила, как пройти к усыпальницам, но я пока не решалась покинуть уютный домик и столкнуться с реальностью.

– Однако я здесь, – недоуменно развела я руками.

И уж точно не планировала остаться в Сатаре одна.

Боги, да я наше родовое имение в последние годы не покидала! Шелестела юбками от спальни до библиотеки и обратно, изредка забредая на кухню и пугая болезным видом кухарку. Почти не осознавала себя и мало что помнила из тех дней, слипшихся в единую серую массу.

Отсидев пятую точку, я принялась ходить по спальне, заламывая руки. Истерика прошла, первые слезы просохли.

Надо собраться, Лара… Ради папы. Ради себя.

Укутавшись в белую мантию, я вышла из дома и быстро дошла до старого кладбища. В проплешинах жухлой травы между сугробов и с каменными грибами закрытых склепов, выросших тут и там.

Попасть в усыпальницу можно было только по священным дням, ближайший такой – на пятую луну. Поэтому я просто постояла возле посеребренной ограды, поводила пальцем по папиному имени, высеченному в камне…