banner banner banner
Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта
Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

скачать книгу бесплатно

– А у вас, что, в Подмосковье нет никаких редких, уникальных цветов и растений? Эндемиков? – вдруг поддержала Влада высказывание Михаила в мой адрес. И для чего-то сказала на латыни “ Ignorantia non est argumentum”, с улыбкой посмотрев на меня, и пояснила, что – это уникальные растения, которые встречаются только в каком-либо одном определенном месте, и больше нигде в мире!

Я промолчал и кивнул головой, хотя и понял сказанную ею фразу, мол, “незнание – не довод”. Но, чтобы ни сказала сейчас мне эта “Шехерезада”, даже слегка обидное по смыслу, было для меня несущественным. Да и к тому же, я и впрямь не могу всё знать!

– Так вот, на Медведь-горе полно этих самых эндемиков! Например, орхидеи. А какие грибы здесь водятся осенью! – продолжила Влада, мило улыбнувшись мне. – Мы как-то с Олегом ходили за грибами в позапрошлом году – обалдеть, как их там много после затяжных дождей! По лицу Мишки я увидел, что это ненужное упоминание об Олеге и его “грибалке” с Владой было ему неприятно.

– И нашли удивительные грибы и, даже знакомый моего отца— большой знаток и любитель грибов – сказал, увидев их фото, что и не знает, что это за грибы! – беспечно продолжала Влада, не замечая тени недовольства, пробежавшего по лицу моего друга.

– Ах, ты, ревнивец! – подумал я иронично, обращаясь между тем к Владе со словами: – И ты, что, их выкинула?

– Зачем, – пожала плечами Влада. – Попробовала понемногу. Грибы-то шикарные были— какие-то, как на кораллы похожие, светло-коричневые, крупные. По полкило каждый! Позже, в Википедии, я нашла, что это была редчайшая разновидность гриба под названием “заячья капуста”. Ты даже не представляешь, какой он вкусный. Я вначале чуть-чуть попробовала – запах у него, как у трюфелей!

– Никогда не ел и даже не слышал о таких удивительных грибах! – в моём голосе звучало искреннее удивление, смешанное с условным сожалением.

– А мне повар знакомый дал как-то трюфельную эссенцию синтезированную, – взял Мишка опять разговор в свои руки, видя, что моё внимание целиком переключено на Владу и её лицо. (а я и правду смотрел, чуть ли не восхищенно, в её огромные чёрные глаза – как я потом узнал, родители Влады были украинцы, и они переехали из Крыма в Киев несколько лет назад, а она осталась здесь. А украинки такие гарные барышни!).

– Польешь на грибы любые и – вуаля – получай трюфель! – в пол-уха слышал рассеяно я Мишку, посматривая на его красотку.

– Они там, в ресторане, на разные грибочки лили эту эссенцию и впаривали лохам, что это трюфель, – продолжал мой друг, отвлекая моё внимание на себя.

– Ну, так по форме же можно понять, – возразил я обоснованно Мишке, посмотрев на него.

– Какая там форма! – воскликнул он. – Мой повар работает в паре с обрусевшим китайцем. Так тот, прямо, кудесник натуральный – он такие трюфеля из сои лепит, закачаешься! Правда, его один французский турист, знаток трюфельной кухни, подловил на этой эссенции. «Так-тож француз!» – многозначительно протянул Мишка. – Он у себя во Франции какие-то делянки имеет в лесу, где растёт трюфель, и знает всё об этих грибах, что называется, из первых рук.

Мы с Владой переглянулись, улыбнувшись, с какой важной интонацией это было сказано. Мишка, не замечая нашей лёгкой иронии, продолжал расхваливать дальше неведомого нам китайского умельца:

– Ну, а заезжие “бузинусы” (это мы с ним так бизнесменов зовём), которые, отведав эти ”китайские трюфеля”, пальцы веером держат потом и их так и прёт потом небрежно сказать, что, мол, в “Gussi” (ресторан, где работал тот китаец), ел настоящие трюфеля! А ты понимаешь, сколько они стоят!?

Я кивнул, соглашаясь с ним, переведя глаза на улыбающуюся мне Владу. – Кстати, в Ялтинских лесах реально встречаются трюфеля, просто никто не знает, где и как их искать, – продолжал увлеченно эту неожиданно-возникшую тему Михаил. – А вот кабаны – знают. Они, как чумовые, перепахивают порой дёрн в поисках грибного лакомства. Да, кстати, и на Медведь – горе встречаются кабаны, – вернулся он к теме горы. – А вот есть ли там трюфеля – не знаю.

Высказавшись, он посмотрел на Владу, словно ожидая от неё некоей поддержки и одобрения. Она благосклонно улыбнулась и, наклонившись к нему, что-то шепнула ему на ухо.

– Ну, прямо, идиллия какая-то, – невольно подумалось мне с лёгкой завистью об их отношениях.

– Заворковали, как голубки…

Неожиданно, я вспомнил о Веронике и её образ, помимо моей воли, занял моё сознание, словно отвлекая от Влады и её чар. Я почувствовал какое-то неприятное ощущение в голове – видно мой мозг, перегруженный всей этой информацией, обрушившейся на меня, протестовал и требовал отдыха вследствие его недавней алкогольной интоксикации. Столь интересную информацию, не говоря уже об этом загадочном “Знаке” и рассказа о неких тайнах Медведь-горы следовало бы слушать на трезвую, ясную голову, а не с недавнего похмелья. У меня как-то стала странно вспухать затылок— аж бугры какие-то набухли сзади. Я пощупал затылок и стал массировать его и шею обеими ладонями – вроде, помогло. Мишка с Владой озадаченно смотрели на мои манипуляции, прекратив разговор. Я продолжал сосредоточенно давить на затылок.

– Антоша, с тобой всё нормально? – спросил Михаил.

Я объяснил, в чём дело и попросил Мишку дать мне перекись водорода, сказав, что мне она очень помогает в подобных случаях. Надо лишь затылочно-плечевую зону смочить перекисью водорода и интенсивно массировать.

– И что, помогает? – иронически поинтересовался он.

– Да, – заверил я его. – Хочешь попробовать?

– Ты, верно, шутишь? Перекись водорода же в ракетном топливе используется!

– Так-то ж в твёрдой фазе! – с видом знатока ответил я.

– Ох, пудришь ты мне мозги, Антош! – в его голосе зазвучало недоверие.

Я хотел, было, ему возразить, но получил неожиданную поддержку от нашей черноглазки.

– Ребята, мальчики! – призвала нас к порядку Влада. – Спорить будете потом и по другому поводу. Я верю тебе, Антоша, – благосклонно обратила она на меня свой взор. Её взгляд при этом излучал невысказанную симпатию ко мне – у меня аж, как бальзам на душу вылили. Мишка перестал подначивать меня и, наклонившись к Владе, что-то ей опять прошептал.

В общем, у нас наступила пауза в обсуждении этой захватывающей темы. Влада, между тем, сама (!) предложила мне помассировать затылок и шею. Ну, вы представляете, как реагировало моё интоксифицированное сознание на её прикосновения! Я забыл и про голову, и про шею, и про тот Знак на горе. Это был такой расслабон, что я блаженно закрыл глаза в неге, сидя на стуле на кухне – там Владе было удобнее делать мне массаж.

Мишка сидел рядом за кухонным столиком и с довольным видом смотрел на меня. Открыв глаза и перехватив его ухмылку, я и сам улыбнулся в ответ, и ему, и Владе. – Ну, как, полегчало? – cпросил он участливо, но всё так же с какой-то лёгкой иронией в голосе. Я не стал обращать внимание на его ироничный тон и серьезно ответил, что Влада прямо вернула меня к жизни.

– Ещё бы, – ответил Мишка. – У Влады скоро будет второй диплом. Она у нас учится на врача— специалиста по акупунктуре и всяким этим восточным массажным премудростям. И работает, кстати, пока массажисткой в лечебном Центре. Я и попросил показать на деле её искусство тебе. Мне не оставалось ничего, как кивнуть ему, а потом и Владе, с благодарностью. – А первый диплом у неё, – добавил он с хитрецой, – не падай! Учитель истории!

Мишка сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Обалдеть! – только и смог выговорить я.

– Ну, да какая она там учительница! Влада слишком независимаz, чтобы её кто-то поучал и контролировал в рамках школы, да ещё за те деньги, что ей там платили! И слишком молодая, и красивая.

Он окинул самодовольным взглядом её фигуру:

– Моя девочка. И потянулся к Владе, чтобы поцеловать её, но Влада увернулась, показывая ему взглядом, что она занята.

– Ну, и что ты думаешь? – продолжил Мишка, самодовольно глядя на свою красотку. – Она уволилась и радикально поменяла свою профессию!

Но для меня эта информация о её неудачном учительском опыте ничего не значила – я был рад в этот момент, что, к счастью для меня, она поменяла свою профессию – волшебные прикосновения её пальцев были бы для меня такими же чудесными, даже, если бы она работала, скажем, простой уборщицей в школе…

Мы опять прошли в гостиную и сели на диван. Пока нас не было здесь, экран телевизора отключился, сэкономив Мишке пару рублей в его счёте за электричество. Он опять включил его через пульт и, усевшись, на этот раз, между мной и Владой, определил следующую тему нашего разговора.

– В свете этой новой информации, которая представляет интерес для нашего московского гостя, я предлагаю внести корректировку в планы его дальнейшего отдыха, – начал он, как на совещании. – Если возражений нет, – продолжил он, обращаясь ко мне, а затем к Владе, – то Ливадия, пока, отменяется, как и поездка в Алупку и Симеиз. Мы съездим туда позже на неделе. А завтра мы едем все вместе в Партенит, к Олегу. Ну, и заодно, наш москвич, – тут он подмигнул мне, – ознакомится с тамошними достопримечательностями и совершит морскую прогулку вокруг Медведь-горы, и посетит местный пляж. Возражений нет? – он посмотрел на нас обоих. – Возражений нет! – утвердил он моё невысказанное желание поехать в Партенит. – Да, и чуть не забыл! К тому же, у тебя будет возможность поискать там твою Веронику!

Он подмигнул мне и посмотрел на свою красотку. Влада улыбнулась понимающе и кивнула головой, и они опять о чём-то зашушукались, почти не обращая на меня внимания и, более того, Мишка, извинившись, пошёл с ней опять на кухню, сказав, что поможет ей приготовить ужин.

– Какой там ужин? – подумал я. Мы же только что поели, а потом до меня дошло, что Влада действовала обжигающе-горячо не только на меня… Ну, да, ладно. Понятное дело, – и подумал опять о Веронике.

– Значит, он ей уже рассказал о Веронике? Она даже ничего не спросила меня о том, кто это? Кто бы сомневался! Я же не брал с него слова ничего не говорить Владе о моей сероглазке! Насколько же они были разные c ладой и, при этом, красивые по – своему. Так что, мне следовало бы не пялиться на Владу, а думать о Веронике. Так будет лучше для меня, и для нашей дружбы с Мишкой.

Мои мысли переключились на моего другана. Его манера общения и то, как он разговаривал и вёл себя, словно мы не выпили вчера столько бухла, вследствие чего я оклемался сегодня, чуть ли ни к трём часам дня только после его таблетки, удивляли меня.

– Я был в таком дауне полдня, а Мишка, как ни в чём ни бывало, встал бодрячком, пообедал, съездил в офис, поработал там, да и к Владе съездил, и они там ещё наверняка…, – я остановил нить своих рассуждений. В общем, молодец, что и сказать. Мне по этой шкале выносливости “алкотестера” далеко до него…

В нашем разговоре наступила, так сказать, техническая пауза. Я сидел на диване и прокручивал через дистанционный пульт десятки красивых, видовых снимков, записанных на Олеговой флешке. Честно говоря, меня так заинтриговала тема, связанная с Медведь-горой и всеми этими анормальностями, что мне не терпелось хоть сегодня отправиться туда. Правда, ехать на ночь глядя было ни к чему. И ещё – меня смутно преследовал образ Вероники. Даже смотря все эти красивые сочно-цветные виды, я думал о Веронике.

– Кто же она? Где же мне искать её в Партените. Это же целый город! Как же самонадеянно я рассчитывал найти её там за пару дней! Да там неделю, наверно, нужно будет провести, чтобы увидеть или встретить её где-нибудь случайно на улице или на пляже, как я рассчитывал ранее… Периодически вспоминал её профиль, невольную улыбку, которую она мне подарила на прощание, выходя из автобуса… Может, завтра я вдруг каким-то чудом увижу её там?

На кухне, между тем, слышались какие-то звуки открываемого крана с водой, стук ножа о твёрдую доску, хлопки двери холодильника – похоже, Мишка и вправду что-то помогал готовить Владе? – c удивлением подумалось мне.

После некоторого затишья на кухне, они вышли, наконец, в гостиную и первым делом он сказал, обращаясь ко мне, что здесь так жарко.

Я пожал плечами, улыбнувшись, думая о своём, смотря на его и впрямь какое-то раскрасневшееся лицо. Влада, словно забыв что-то на кухне, вышла из гостиной и вернулась через минуту с подносом, где на большой тарелке виднелась нарезанная колбаса, сыр и кусочки ржаного хлеба на шпажках, который она поставила на журнальный столик. Михаил тем временем подошёл к окну, выходящую на северную часть со стороны гор, над которыми уже склонялось к закату солнце, поливая своей лучистой энергией город и его окрестности.

Не знаю, был ли сегодня местный температурный рекорд, но кондиционер в гостиной Мишки, работал не покладая своих холодильных сил, поддерживая комфортные +22 в комнате. Михаил задёрнул полупрозрачную штору, сквозь которую проявился лик солнца с приглушенным огненным ореолом – ну точь, в точь, как тот Знак на скале… Я обратил внимание моих друзей на это несомненное сходство, и они сказали, что я – молодец. Во всяком случае, нам действительно стало всем ясно, что это был некий знак Солнца, который кто-то или что-то нарисовало или “распечатало” на крутом боку скалы. Мы все опять были в “теме” и у нас затем возникла дискуссия о том, мог ли этот знак быть действительно нарисованным каким-нибудь чудаком-альпинистом, которому удалось забраться на эту 30-метрову скалу, чтобы из чудачества или самоутверждения, взять и нарисовать этот “золотой знак” на этой недосягаемой для непрофессионалов, высоте.

Едва начав обсуждать это предположение, мы тут же сами нашли столько контраргументов против этой теории, что не стали дальше заморачиваться с этой, вначале, правдоподобной идеей. И в самом деле – ну, какой альпинист?! Забираться туда с бочонком краски одному или даже в компании сподвижников, было нереально сложно, а главное просто не имело смысла. Если бы это делалось в целях рекламной акции, с привлечением дополнительных сил и помощников, это можно было бы ещё как-то объяснить, и понять, и сделать. Об этой акции в таком случае, узнали бы местные жители, или те же владельцы моторных лодок— пёхом, по крутой тропе сверху, с альпинистским снаряжением и банками с краской, спуститься сюда трудновато – а по воде – без проблем. Ведь эта скала, по словам Олега, стоит на диком пляже, возвышаясь на сорокаметровую высоту почти неприступной стеной. Крутые скальные склоны здесь покрыты колючим кустарником и кустами, перемежавшихся с участками каменных оползней. И спускаться вниз, таща с собой бачки с условно-рубиновой и золотой краской, не представлялось возможным. Ну, а выше этой скалы находились крутейшие склоны, и пройти оттуда вниз было тем более невозможно, если только не использовать для этого вертолёт, подготовленную команду и спецназовское снаряжение.

Таким образом, мы утвердились в мысли, что подняться на эту скалу можно было лишь с пляжа.

– Ребята, нам надо самим, на месте, подняться туда или, хотя проверить возможность подъема наверх, – предложила Влада.

Мишка оценивающе посмотрел на свою подругу и застрял взглядом на её лице, причём он делал так все чаще и чаще в ходе нашего разговора и я, словно ревнуя его к Владе (глядя в её чёрные, завораживающие глаза, у меня у самого, невольно возникало какое-то смутное томление и желание смотреть на неё), перевёл внимание Мишки на себя.

– А что, если, кто-нибудь выстрелил туда, наверх, как в пейнтболе, краской?

– Не получится, – уверенно ответил Мишка. – Обрати внимание, что это золотое пятно чистое, на нём нет никаких красных пятен, которые бы неизбежно попали в таком случае на этот знак. – Да, он прав, – подумал я, – cледы рубиново-красной краски, или что там было, аккуратно шли вокруг золотого пятна. Так что предложение Влады было более, чем уместно. Естественно, что я поддержал её идею. Мишка тоже не возражал, и мы решили, что надо будет на моторной лодке сходить к этой скале завтра.

– Или, послезавтра, – сказала Влада.

– Почему послезавтра? – недоумённо спросил я.

– Там, вроде, на море с вечера пошла “низовка”, – пояснила она, – эта “низовка” может длиться несколько дней. Море в эти дни беспокойное и может слегка штормить. Перспектива шторма на море меня никак не устраивала.

– Так ведь, вчера же море было таким спокойным, прямо ласковым! – протянул я.

– Да здесь такое часто бывает— “низовка” и “левант” сменяют регулярно друг друга— проговорила Влада, – я опять окунулся в обворожительную глубину её глаз.

– Низовка”, это, по— научному, “апвелинг”, – пояснил мне Михаил.

Он явно хотел поразить меня, неискушенного в местных реалиях, москвича, знаниями особенностей Черного моря и, оторвав мой взор от Влады, продолжил.

– Это когда к поверхности поднимаются более глубокие холодные и солёные водные массы из-за сгона воды юго-западным ветром. Это явление ученые называют “апвеллингом”. Так что, наша “низовка” может кратковременно понизить температуру прибрежных вод на 10–15°. И, такое случается у нашего побережье 2–3 раза за лето и длится порой по 3–4 дня. Если хочешь, я тебе кое-что об этом расскажу из своей практики.

Мне всё было интересно, и я согласно кивнул головой. И мои друзья рассказали мне особенности местной погоды, розы ветров, смены течений и мы явно отвлеклись от главной темы нашего разговора, пока Влада не напомнила нам затем, о предмете нашего разговора.

На улице, вроде, потемнело, и я даже не заметил, когда кто-то из них включил свет в гостиной.

Естественно, что мы не сидели до этого всё время, как приклеенные, к дивану. Влада периодически выходила на кухню, чтобы сварить им кофе (я не люблю кофе – оно слишком бодрит меня). Так что она заваривала для меня пару раз какой-то целебный чай из крымских трав с чабрецом, который я с удовольствием пил с инжирным вареньем. И мы выходили, также, несколько раз, еще, когда было светло, на балкон, где у Мишки стоят удобные табуретки у маленького столика, где он курил кальян (вот же сибарит!). Влада, морщась, уходила вместе со мной в гостиную и, пока Мишка курил там, я, пользуясь его временным отсутствием, задавал Владе интересующие меня вопросы о Горе, ответы на которые мне было интереснее и приятнее получить именно от Влады, “купаясь” в её глазах.

Мы опять вернулись к обсуждению этого загадочного “Знака”, когда Мишка вдруг спросил Владу, а не могло ли быть такого, что Алик просто не замечал этого рубиново-золотого пятна раньше, и увидел его только на днях? И Влада пояснила, что, по словам Олега, он почти каждую неделю по субботам или воскресеньям поднимается вверх на поляны Аю-Дага к местам Силы, совершая затем пробежки по тропе Раевского в её ровной части со своей овчаркой— собакой. А этот знак увидел то ли в эту среду, то ли в четверг.

– А что за тропа? – поинтересовался я.

– Э, братан! Как же тебе повезло с нами! – улыбнулся Мишка, хитро глядя на меня и сказал, что он, когда впервые поднялся по ней наверх, был буквально ошарашен открывшимися сверху видовыми площадками незабываемых ландшафтных пейзажей южнобережья и новизной впечатлений знакомства с Медведь горой.

– Правда, это было давно. Я тебе даже немного, вроде, завидую, что ты сможешь всё это увидеть впервые! Там так здорово! Если что, я тебе и расскажу, что знаю, и помогу.

– Да, – поддержала его Влада. – Виды там потрясные. А вот, чтобы добраться до тех видовых площадок придётся попотеть, – посмотрела она на меня своим чарующим взором.

– С непривычки, Антош, ты там, наверно, выдохнешься после первых двадцати минут подъёма, – вставил свои “пять копеек” Мишка, заметив кокетливый взгляд Влады ко мне.

– Да ещё по жаре, – продолжала Влада. – Тем более, идя следом за Олегом. Он, как лось, попрёт вперёд за своей собакой.

– Это, какое же здоровье надо иметь, чтобы с собакой по горам бегать! – восхитился невольно я.

– Да, Олег у нас выносливый, – смеясь, сказала Влада. – Он и в университете был лучше всех по физподготовке на своем курсе.

– Да, что, ты, заладила опять о нём! – не выдержал Михаил. – Больше, что, не о чем говорить?

– Ну, так вот, – проигнорировала Влада ревнивый комментарий Брагина. – Если ты захочешь узнать у Олега что-нибудь об истории Крыма, Партенита, не говоря уже о Медведь-горе, – она опять посмотрела на меня, улыбаясь своими чарующими чёрными глазами, – и, если он потом разговорится, будь готов слушать его не перебивая и следовать за ним, как Сэм за Фродо…

– Бери круче! За Гэндальфом, – подхватил Мишка, иронично улыбнувшись (это они на тему из “Властелина Колец” понял я). – Антон же не хоббит-полурослик, хотя, – он взглянул на меня, – пониже Олега будет. Да… Тренированный мужик, что говорить, жилистый и крепкий, – он повернулся к Владе и, увидев её какую-то непонятную улыбку, как у Моны Лизы, не сходившую с её лица, нахмурился, словно ему что-то не понравилось в её поведении. – Хотя и чудаковатый, – закончил он с каким-то внутренним подтекстом свою краткую характеристику этого Олега, смотря на свою подругу. Её улыбка Джоконды ему была чем-то, вроде, неприятна.

– Да нормальный он парень, – заступилась Влада за этого неведомого мне их партенитского друга. – Ну, хобби у него такое! Мы там как-то поднимались с ним, – и она запнулась, увидев, наконец, эмоциональную реакцию на Мишкиной физиономии.

– Давно…, – скомкала она концовку предложения, заметив, наконец, что он уже давно хмурился от её дифирамбов Олегу.

– А какой Раевский? Тот самый, герой войны с Наполеоном? – спросил я, устремляя наш разговор в новое русло, и как оказалось, речь шла именно о Николае Раевском, участнике войны 1812 года и его бывшем имении – большом наделе земли прямо у склона Медведь горы со стороны Партенита. Но тропа, о которой они говорили, была проложена не им, а его внуком – полным тёзкой своего славного деда.

Мои друзья вкратце рассказали мне о судьбе этого внука, последнего владельца лесистого участка с ранее “бесхозной” частью горы, где благодаря совместным с его матерью усилиям часть горы была облагорожена высадкой декоративных растений и кедров. А главное – проложена благоустроенная тропа, вернее, гравийная дорога, которая шла наверх к видовым площадкам на краю головокружительных обрывов. А сам внук, словно лермонтовский герой из аллегорического стихотворения “Парус”

– а он мятежный просит бури, как будто в буре есть покой – и в самом деле, нашёл этот вечный покой в бурном лихолетье сербско-турецкой войны, сложив свою молодую, в общем-то, голову, в 1878 году, сражаясь за славянофильские идеалы освобождения южных славян от турецкого владычества.

Влада – начитанная девушка (она же закончила, по словам Мишки, вроде, истфак) даже прочитала мне это самое стихотворение, и я вспомнил, что учил этот стих ещё в школе.

Услышав печальную историю гибели этого отважного патриота России, отдавшего жизнь за такие благородные идеи (но бессмысленные, как оказалось в будущем, по моему мнению, в свете новых реалий, сложившихся в Европе), я никак не мог согласиться с его решением воевать за их свободу или вообще, за свободу тех же болгарушек и южных славян, и пожертвовать за это своей жизнью.

– Ну, сам бы я никогда бы не пошёл на это без особых причин. Может, у него и были такие, личные, причины? – неожиданно подумалось мне. – Э-эх, – сетовал я про себя, – знали бы те наши прапрапрадеды-солдатики российские, какими оказались неблагодарными болгарские потомки тех братушек, за которых отдали жизни сотни тысяч наших солдат и офицеров! А вот сербы и сейчас признательны россиянам.

И неважно, что это всё имело место в других исторических реалиях в прошлом – я прямо – таки чувствовал сейчас ту незримую связь наших поколений. Тем более, что сербы по— прежнему нуждались в нашей помощи и сейчас, в нынешней политической обстановке. Главное – они помнили о той давней жертвенной помощи от России, и её отважных сынов.

– Болгарские-то “cлавянушки” просто предали память тех россиян, погибших за них в те Балканские войны с турками… Да… давно это было. Хотя в новых реалиях и мы сами с турками сейчас чуть ли не союзники кое в чём.…

– И та дорога, которую обустроил молодой Раевский на Медведь-горе, – слушал я словно издалека голос Мишки, – донельзя запущенная и уже почти непроходимая для транспорта, ведь раньше позволяла ехать чуть ли не в каретах до видовой площадки над морем.

– А ты там был с Владой? – поинтересовался я неожиданно, перебив его.

– Да нет! – ухмыльнулся Мишка. – Это же давно было! – сострил он, но его шутку никто не поддержал, и в продолжение темы сказал:

– Ну вот завтра и сходим все вместе пешком, моя Шехерезада, там, где баре на каретах ездили, – с довольным видом посмотрел он на свою чаровницу и, увидев, что я невольно опять застыл взглядом в её глазах, повысил голос, обращая на себя моё внимание:

– Ну да ладно. Хватит пока об этом говорить. Мы, кажется, отвлеклись от нашего “золотого символа” с твоими историями о пробежках Олега по тропе Раевского, – взглянул он с “подтекстом” на Владу.

– О, султан моих грёз, – начала, было, она их очередную интермедию, но я поспешил спросить её об упомянутых ею местах Силы на горе, и тут она, заметив ревнивый взгляд Михаила, не стала говорить со мной на эту тему, сказав, что о Медведь-горе можно рассказывать хоть до глубокой ночи.

– И всё равно у тебя, Антон, будут всё новые и новые вопросы, – она, вроде, как закончила наше обсуждение олеговского “Знака”.

Мне стало ясно, что наш ревнивый Мишаня сбил её настрой на продолжение темы о горе. Пользуясь наступившей паузой в нашем разговоре, он собрался пойти покурить на балкон и позвал меня с собой постоять там с ним.

Взглянув на зашторенное окно, а потом на часы в углу комнаты, Влада воскликнула:

– Мальчики, а вы знаете, сколько уже времени?!