
Полная версия:
Диверос. Книга вторая
– Не знаю, что вы задумали, эйцвас, но от всего сердца желаю, чтобы все разрешилось, – сказал он вместо прощания и направился к выходу. Следом за ним по деревянному полу загрохотали тяжелые офицерские сапоги.
Клайвис указал на бумаги и книги, которые все это время стояли рядом с ним.
– Я принес то, что вы просили, эйцвас.
– И… письмо?
– Да, – распорядитель архива улыбнулся. – И письмо, и другой документ. Это, строго говоря, не в наших правилах, но я могу иногда своей властью сделать для кого-то исключение.
Он раскрыл тонкую коробку и вынул из нее пакет, запечатанный большой алой печатью. Забрав пакет, Решевельц внимательно проверил, не повреждена ли печать, затем прижал к ней кольцо, которое носил на пальце. Печать ощутимо вздрогнула. Подождав пару секунд, эйцвас убрал кольцо, разломил печать надвое и вынул из пакета два больших, плотных конверта.
– Спасибо, – поблагодарил он хранителя архивов. – Спасибо вам, энле Клайвис. Старый Город не ошибся, доверив вам эту работу.
– Поживем – увидим, – махнул рукой Клайвис. – Об этом рано еще говорить. Я едва успел за месяц разобраться, что где лежит и два раза едва не сломал шею, упав с лестницы. Так что, если вам потребуется еще что-то, вы уж будьте добры, скажите заранее. Хорошего вечера, эйцвас.
– Хорошего вечера.
Служитель вышел и Решевельц вернулся к столу. Достав из распечатанного пакета пару широких конвертов, он вынул из них два листа бумаги и принялся изучать их под светом лампы.
Первый почти целиком был исписан ровными строками. Несмотря на давность написанного, текст все еще можно было прочесть. Автор переписал легенду об Орвега, несколько изменив ее окончание. Он доказывал, что, раз никакая энергия не исчезает без следа, а лишь изменяется, и ничто, пришедшее в этот мир, не покидает его окончательно, пока не исполнит своего в нем назначения, то и Орвега не могли просто раствориться, перестать существовать, пока на Диверосе остается хотя бы одна частица Хаоса. А, значит, настанет момент, когда они снова должны будут вернуться в этот мир, чтобы исполнить то, для чего были созданы.
Эйцвас отложил первый лист в сторону и углубился в изучение второго. Он был весь покрыт рисунками и мелкими набросками: угадывались силуэты домов и башен, разрушенных, окруженных пламенем, или обрушивающиеся на берег волны, сметали все на своем пути. А еще – на каждом рисунке было множество крылатых силуэтов, похожих на больших птиц.
Но это были не птицы. Автор не преуспел в рисовании, но, как смог, изобразил на одном из рисунков фигуру, очень похожую на человеческую, за спиной которой разворачивались огромные, по сравнению с ней, крылья. Под рисунком крупными буквами было написано лишь одно, дважды подчеркнутое, слово «Фаэсса».
Эйцвас прищурился и поднес лист поближе к глазам, стараясь разобрать бледные буквы. Документу явно никогда не придавали большой важности и, до того как быть убранным в плотный конверт, он успел повидать много всего: чернила выцвели, бумага пожелтела. Если рисунки еще можно было более-менее рассмотреть, то прочесть мелкие надписи было уже практически невозможно. Эйцвас с трудом разобрал отдельные фразы: «Создания повелителя ветров Сэйго… лишенные собственной сущности… сам Эн не имеет власти… город в глубинах ледяного острова плывущего в вечной ночи… вечное служение …»
Решевельц опустил лист и протер глаза, уставшие от попыток разобрать нечитаемые символы. Он вспомнил, как давным-давно, только приступив к своим обязанностям, он вызвал к себе тогдашнего смотрителя архивов.
– Вы не считаете, что оба эти документа требуют более тщательного изучения? – спросил он.
В ответ тот покачал головой:
– Вся их ценность состоит в том, что вместе с письмом, которое хранится под замком в вашем сейфе, это единственные бумаги, оставшиеся после первого главы Старого Города.
– Но то, о чем он пишет…
– Не имеет никаких подтверждений, и вы это знаете не хуже меня, – прервал его смотритель.
Потом он улыбнулся:
– Открою вам, Арман, небольшой секрет. Каждый раз, вступая в должность и ознакомившись с этими документами, очередной эйцвас вызывает очередного смотрителя архивов и задает ему один и тот же вопрос. Поэтому оба этих листка уже изучены вдоль и поперек. Вы хотите знать результат?
– Да.
– Удалось достоверно установить две вещи: во-первых, они написаны той же рукой, что и письмо. К письму нам доступ, конечно, закрыт, но до вас все главы Старого Города это подтверждали. Вы согласны с ними?
– Согласен, это одна рука.
– Прекрасно. И во-вторых: стало ясно, что автора сказок из нашего первого эйцваса все равно бы не получилось – фантазия у него была богатая, а вот слог так себе. Учитывая, что все ограничилось двумя этими листочками, он, кажется, и сам это, в конце концов, понял.
Решевельц не спорил. Ему, как и всем его предшественникам на этом посту, было известно намного больше, чем самым осведомленным смотрителям архивов. Первый эйцвас не писал того письма, автором которого считался. Он сохранил в тайне, как и от кого он его получил. Не рассказал он и о том, откуда взялось то кольцо, что потом передавалось от одного главы Старого Города к другому. То самое кольцо, копию которого на днях отдал ему санорра. А, значит, и оба листка, обнаруженные много позже и хранившиеся сейчас в архивах, были также написаны кем-то другим. Кем-то, к чьим словам совсем не стоило относиться с легкомыслием.
Глава 17
Теплым осенним вечером в дверь комнаты ничем не примечательного гостевого дома «У ворот» (который и вправду находился на самой окраине Аверда) постучал мальчишка-посыльный. Через какое-то время за ней послышались неторопливые шаги и мужской голос спросил:
– Что нужно?
– Мне нужен господин Мерц.
Несколько секунд за дверью молчали.
– И что у тебя к нему за дело?
– Алман, хозяин «Пенной шапки», просил передать ему привет и записку.
– Привет, значит?
– Привет… ой, то есть, дружеский привет! Дружеский привет и записку.
Замок щелкнул, и дверь открыл мужчина в халате. Судя по мелким перьям в черных волосах и всклокоченной бороде, он только что крепко спал.
– Тебе если что-то сказали, ты запоминай, – невнятно пробурчал он и протянул руку, – Давай, что у тебя там.
– Вы – господин Мерц?
– Нет, я эйцвас Решевельц. Пропил с горя свою белую хламиду и красную шапку, потому что устал от тупых вопросов, – хозяин комнаты широко зевнул. – Давай уже свою записку.
– Если вы господин Мерц, то тогда покажите, что должны, – отступил на шаг мальчишка.
Мужчина недовольно пожевал губами, отчего его дикая борода зашевелилась как живая, и полез в карман халата. Пошарив в нем, он вынул небольшой диск. Посыльный посмотрел на него, кивнул и протянул свернутый лист бумаги. Незнакомец сунул листок в карман и, ни слова не говоря, закрыл дверь.
Мальчишка остался стоять перед дверями. Подождав немного, он снова постучался. Заспанный тип выглянул снова.
– Чего тебе еще? – спросил он.
– Мне, что, просто идти? – поинтересовался курьер, все еще надеясь, что у бородатого проснется совесть.
– А Алман больше ничего не передавал?
Нет, совесть, похоже, либо глубоко спала, либо отсутствовала в принципе.
– Нет, не передавал, но…– начал мальчишка.
– Так чего же тебе надо? – хмуро перебил его Мерц.
– Ну, я вообще-то через весь город бежал и…
Закрывшаяся дверь оборвала его претензию. Щелкнувший замок поставил в разговоре точку.
«Жмотина лохматая!», – подумал посыльный и адресовал бородатому оскорбительный жест. Потом он смачно плюнул под дверь и бегом побежал вниз по лестнице.
Оставшись один, мужчина развернул записку. Она была очень короткой: «Из-за стены новостей нет. А сегодня привезли тот сыр, что ты обычно берешь. Подойди, посмотри. Алман».
Прочитав написанное, мужчина смял записку и бросил ее на блюдце. Потом он поджег бумажный комок, а когда он превратился в пепел – выбросил серый порошок в камин. Несмотря на то, что в послании было всего несколько слов, он узнал достаточно: в Старом Городе определенно уже заметили пропажу камней, но не поднимают из-за этого шума. И можно было бы спокойно покинуть город, но торопиться, кажется, не стоит. Судя по всему, появилась неожиданная работа.
Вечером жители центральных кварталов Аверда направляются на прогулку в парк или разгуливают по площади, делясь новостями и демонстрируя друг другу новые наряды. Публика попроще же спешит в корджи, что на окраинах, чтобы выпить пива, поорать во все горло песни, поплясать, отбивая каблуки, а иногда и немного почесать кулаки по какому-нибудь поводу или даже без него, исключительно веселья ради.
Корджа «Пенная шапка», что чуть в стороне от порта, для этого подходит идеально. Алман, который получил дело в наследство, никогда не лез ни в чьи дела, но и обижать никого под своей крышей не позволял. Говаривали (под страшным секретом, конечно), что своим рождением хмурый и неразговорчивый корцве обязан не своему папаше – суетливому худощавому гельду, всю жизнь прожившему в городе, а некоему заезжему гедару, которого как-то приютила на ночь его горячая матушка в отсутствие супруга. Но, поскольку, в придачу к скрытному нраву, Алман обладал еще и недюжинной силой (что только подтверждало разные пикантные догадки), о тайне, окружающей его рождение, говорили очень тихо, крайне редко и никогда – в стенах «Пенной шапки».
Лишь однажды какой-то здоровяк в форме гарнизонного старшины, зашедший с приятелями промочить горло, видимо, промочил его сильнее, чем рассчитывал, и принялся во весь голос расспрашивать корцве о том, не тянет ли его в родные сугробы к волосатым родственникам. На увещевания друзей он не реагировал, уходить не хотел, в общем – вел себя отвратительно и желал неприятностей.
Некоторое время Алман не обращал на него внимания, но, когда детина, смеха ради, расколотил об стол кружку, корцве, который здоровенному (и к тому же вооруженному) гельду ростом доходил лишь до плеча, прервал свои занятия, вытер руки и спокойно предложил обсудить все имеющиеся вопросы на заднем дворе. Через несколько минут он вернулся в зал и, как ни в чем не бывало, начал разливать пиво, а горе-вояка в кордже больше никогда не появлялся.
После заката в «Пенной шапке» дым стоит коромыслом. И, когда один из посетителей поднялся из-за стола и направился к стойке, никто не обратил на это внимания. До того он уже пробыл в кордже часа два, не спеша выпивая и закусывая. Может, ноги размять решил, кто знает. Пробираясь через гудящий веселыми голосами зал, он кому-то кивнул головой, кого-то без лишних церемоний подвинул с дороги в сторону, а, усевшись на высокий стул в ожидании, пока Алман обратит на него внимание, принялся рассматривать металлический дешевый кулон, болтающийся на шее. Судя по всему, корцве посетителя знал, так как, заметив, кивнул, не отрываясь от нарезки овощей.
Незнакомцу тем временем наскучило украшение, и он принялся осматриваться по сторонам. Рядом со стойкой находился только он и какая-то светловолосая девушка в форменной рубашке Академии с офицерскими нашивками на рукаве. Судя по тому, что она периодически что-то бормотала, словно к кому-то обращаясь, и качала головой – дамочка была уже порядком накачана горячительным. Это также подтверждали стоящие рядом пустые бутылки и недопитая кружка пива в ее руках.
Лица посетительницы видно не было, но, судя по фигуре, была она очень даже ничего себе. И не бедная, судя по кольцам на пальцах – все с камнями. А еще говорят – Белые Плащи себя в строгости держат. Что же они – не живые что ли? Что там у нее приключилось, интересно – начальство выговорило или на личном фронте какое полное стратегическое фиаско, раз так выпивкой заряжается? Скорее, последнее. Весь его жизненный опыт подсказывал, что если симпатичная женщина пьет, как мужик, то практически всегда из-за проблем с этим самым мужиком.
Пока посетитель рассматривал соседку, корцве закончил с нарезкой, кликнул помощника и, сняв фартук, сел рядом.
– Здравствуй, Мерц, – тихо сказал он. – Как поживаешь?
– Поживаю пока, – неопределенно ответил пришедший. – Значит, нет из-за стены новостей? А это, по-твоему, кто? Или, раз она без плаща, ты ее форму не разглядел?
Он кивнул в сторону девушки и отхлебнул из поставленной ему кружки. Корцве покачал головой:
– Не трясись, все с ней нормально, я уже справки навел. С утра почти тут сидит. Пришла уже хорошая, и заказала еще. Сначала молча пила, потом разговорилась.
Алман наклонился поближе:
– Она не из-за стены, Мерц. Она по твоей части.
Мерц еще раз внимательно посмотрел на девушку. Она допила свое пиво, нерешительно отодвинула пустую кружку и слабо махнула рукой, чтобы принесли еще.
– Давно сидит, говоришь?
– Давно.
– И что у нее за дело?
– Беда у нее какая-то. С другом или с женихом. Говорит – кто бы помог – ничего бы не пожалела. Я сказал – ко мне разные люди заходят, может, кто и поможет. Так она и не уходит.
– И чем я ей, по-твоему, помогу? – усмехнулся Мерц. – Ей скоро таз потребуется. А потом – целитель. А лучше сразу топор, чтобы не мучиться. Голова знатно будет гудеть с такого перепоя.
– Да нет, – возразил трактирщик. – Вопрос у нее как раз по твоей части. Про какие-то штуки она говорила. Не совсем обычные. Нужны они ей очень.
– Ага, – кивнул Мерц, – вот это уже ближе к делу. Ну, тогда давай посмотрим.
Отвернувшись от корцве, он подошел к посетительнице и присел рядом.
– Я смотрю, вы кого-то ждете? – спросил он. – Уверен, что меня.
Незнакомка повернула голову. Попыталась сдуть волосы с лица. Не получилось. Тогда она отвела их в сторону рукой. «Красивая девочка – подумал Мерц. – И совсем еще молодая, хоть и офицер».
Красивая девочка тем временем, сощурившись, попыталась сфокусировать на собеседнике зрение. Потом снова поправила упавшие волосы и очень невнятно спросила заплетающимся языком:
– А ты, собственно, кто такой?
– Кое-кто передал мне, что вам нужна помощь в одном деликатном деле, – уклончиво ответил Мерц. – Речь о необычных предметах. Точнее – об их поиске. Или я не прав?
– А, вон ты про что! – обрадовалась девица.
И тут она уронила прядь волос в кружку с пивом. Вынула ее оттуда, попыталась отжать в кулаке, потом просто отбросила за спину.
– Значит этот вот, – она показала пальцем на Алмана, – про тебя, что ли говорил?
– Давайте не будем ни в кого тыкать пальцем, это неприлично, – Мерц вынул из кружки еще одну прядь, которую она не заметила. – Когда сможем поговорить? Боюсь, что сейчас вы…
– А ты не бойся! – перебила девчонка, попытавшись обнять его за шею, но чуть не потеряла равновесие и не свалилась со стула. – Или ты думаешь, что раз я совсем вот чуть-чуть хлебнула, так у меня голова не варит? Ха! Ошибаешься, друг! Голова у меня в порядке – у меня сердце болит!
Она постучала кулаком по груди и вдруг, совершенно внезапно, всхлипнула и разревелась, растирая слезы кулаком.
– Столько лет… Я столько лет, как последняя дура, вокруг него ходила. Все ждала, пока позовет, а этот… этот гад… – всхлипывания участились. – Никогда… Никогда скотину, не прощу!
Мерц украдкой обменялся взглядом с корцве и покачал головой. Только женщина в изрядном подпитии может так быстро перейти от недоверия к объятиям и от объятий – к рыданиям.
– Слушай, друг, – внезапно девица прекратила рыдать и схватила мокрой от слез ладонью Мерца за руку. – Я тебе даже больше скажу! Справишься с работой – так и побрякушки эти проклятые тоже себе забирай!
Мерц подумал, что определенно не успевает следить за поворотами этой беседы.
– Какие побрякушки?
– Ты не слушаешь, что ли? Запонки эти проклятые! С аганитами! Она ему их подарила. Не просто так подарила – чувствую… У, зараза темнокожая!
Девчонка принялась сыпать проклятия в адрес какой-то неведомой санорра, но Мерц ее уже не слушал. Аганиты! Старинные камни, секрет добычи и обработки которых знали только гибеноры, унесшие его с собой в небытие. Ярко-алые, словно капли пролитой крови, они странным образом улавливали потоки сил и, как говорят, делали своего обладателя быстрее и сильнее. А еще действие этих камней не обнаруживал ни один охранный знак или ловушка. И, в отличие от настоев, оно не имело побочных эффектов. Говорят, в Старом Городе есть несколько обработанных камней. А эти откуда взялись? Впрочем, девчонка упомянула санорра… кто знает, что там у них в подземельях под Эш Геваром хранится.
Он по очереди прикоснулся к лежащим в карманах медальонам и не получил ответа – никаких следов воздействий на собеседнице не было. Но все равно – как-то слишком хорошо, чтобы быть правдой. И, главное, санорра-то откуда?
– Допустим, – прервал он какую-то очередную невнятную тираду. – Допустим, я могу попытаться помочь. Но мне нужна информация. Вы сейчас в состоянии ее мне предоставить?
– Спрашивай, – девица кивнула и шмыгнула носом.
– Где эти запонки?
– Как где?! – она вытаращила глаза. – Ты не слушаешь, что ли?! Говорю же – дома у нас лежат! В кабинете, в ящике.
Мерц готов был поклясться, что ничего подобного она не говорила, но продолжил:
– Дома у вас – это где?
Он потихоньку сделал Алману знак принести стакан воды. Еще немного – и перепившая блондинка захрапит прямо на стойке. Ну, или ее начнет тошнить с перепоя, чего тоже очень не хотелось.
– Вды… – появление стакана воды вместо кружки пива ввело красавицу в ступор.
– Что, простите?..
– Второе кольцо, третий дом. В общем, слева от площади в доме за каналом, – медленно и старательно выговорила девчонка и вдруг прыснула в кулак – Канал… Слово-то какое смешное – канал! Кана-а-ал…
Она принялась повторять это слово на все лады, словно позабыв, о чем только что шла речь, а Мерц глубоко задумался. От кого нужно он уже слышал, что этот дом, до того стоявший долгое время пустым, выкупила какая-то разношерстая компания. И компания была не бедная, ибо, делая покупки, денег не считала. Разумеется, что вскоре жильцам нанесли визит вежливости, и они доступно объяснили, что защищать свое добро будут без какого-либо стеснения в средствах. Причем сделали это так, что больше желающих беспокоить их не нашлось. Так вот, значит, откуда санорра… Значит, на Старый Город эта светловолосая и вправду не работает, тут никаких сомнений: говорят, Храмовая Стража там все перевернула, а так бы и бровью не повели.
– Ну, допустим, мы договоримся – прервал он бормотание блондинки. – Однако я еще слишком дорожу своей шкурой, чтобы оставлять ее на вашей лужайке. А ваши друзья – санорра шутить привычки не имеют. Один раз они это уже дали понять.
– Пфф, – презрительно сложила губы трубочкой собеседница, – не трясись, никто сейчас ничего не ставит. И вообще, сейчас в доме нет никого, кроме меня и Кин Зи. Но, он хоть и из них… ну, из этих, но ничего такого не умеет. Вот пострелять – это да. Пострелять – это он может.
Хихикнув, она ткнула пальцем Мерцу в грудь.
– Щелк – и наповал!
Мерц поднялся с места.
– Будьте счастливы.
– Да погоди ты! – девчонка ухватила его за рукав. – Чего обиделся-то? Я же шучу, понимаешь? Шутки шучу…
– Неудачная шутка.
– А потому что мне сейчас, знаешь ли, не до шуток! – ее губы снова задрожали, а едва просохшие глаза снова стали мокрыми. – Какие шутки, когда тут… этот… чтоб его…
– Рубашку отпустите.
– Да постой! Надо тебе, чтобы дом пустой стоял – будет тебе пусто! Я те слово даю! Честно-честно!
Мерц внимательно посмотрел в ее глаза. Даже весьма замутненные алкоголем, они смотрели на него с отчаянием. И она явно не врала. Медальоны продолжали молчать. И аганиты опять же… Ладно, поговорим.
– Хорошо. Но больше никаких шуток.
Девица кивнула и оставила его одежду в покое. Потом отпила пару глотков воды, сморщилась, поставила стакан на место и полезла в висящий на поясе кошелек, собираясь расплатиться. Достав горсть монет, негнущимися пальцами попыталась отсчитать нужную сумму, но не смогла и просто высыпала все деньги на стойку. Да уж, если и врать, то не в таком состоянии.
Затянув шнурок кошелька, она повернула голову к Мерцу.
– Ну, и как? Что скажешь?
– Хорошо, – кивнул он. – Я возьмусь за ваше дело.
– Молодец! – Девчонка с размаху хлопнула его по плечу.
Мерц поморщился – рука у нее была хоть и изящная, но крепкая.
– Когда?
– А вот это уже мое дело. Но ближайшую неделю по вечерам дом должен быть пустой.
– Не дура, поняла, – развела руками девица. – Сколько я буду тебе должна?
Она снова полезла в кошелек. Мерц придержал ее руку:
– Давайте договоримся так, – предложил он, – если я смогу достать эти запонки, то я оставляю их себе и мы расстаемся с миром, забыв друг о друге. В случае осложнений, вы в течение трех дней выручаете меня из рук ваших приятелей в Старом Городе или из подвала в гарнизоне. Если вы про меня забываете – я выкладываю им все о нашем договоре. Идет?
Он протянул руку. Девчонка просияла и постаралась ответить на рукопожатие, однако, сделав несколько безуспешных попыток ухватить протянутую ладонь, захихикала и просто кивнула головой.
– Договорились! – и вдруг, прекратив смеяться, вздохнула: – Ох, Энлиан Свейа.. Светнанос… как же я так набралась-то?
Она тяжело слезла с высокого стула, пошатнулась и ухватилась за стойку.
– А теперь я пойду домой, пока меня не вытошнило прямо тут. Эй! – окликнула она стоящего недалеко Алмана и указала на рассыпанные по стойке монеты. – Прибери вот! Это тебе за выпивку… ну, и за все вообще.
Неверной, покачивающейся походкой, она прошла через зал, открыла дверь и вышла на улицу.
Алман подошел и собрал оставленные кеватры.
– И что? – кивнул он головой вслед вышедшей.
– Дело, вроде бы, подходящее, – задумчиво пробормотал Мерц – Присмотрюсь.
И он направился вслед за светловолосой посетительницей.
Уже на следующее утро Мерц снял дом напротив того, что его интересовал. Прикрыв шторы, он посвятил все время наблюдению за соседскими окнами и окружающей улицей, но ничего подозрительного не заметил. За целый день во дворе так никто и не появился, хотя весь вечер и всю ночь в двух окнах второго этажа горел свет и несколько раз в окне появлялся тот самый санорра то с кувшином, то с тазом в руках. Мерц усмехнулся: серокожему, похоже, досталась роль сиделки при его вчерашней знакомой. Ну, ничего, будет красавице наука на будущее.
Похоже, все было тихо, никто за домом не наблюдал. Выложенные на окне сигнальные медальоны тоже вели себя спокойно. Только некоторые из них начинали едва заметно мерцать, когда санорра появлялся в поле зрения.
На следующий день, ближе к полудню и сама трактирная собеседница появилась в окне. Вид у нее был жалкий. Около часа она просидела, глядя грустными глазами на улицу, затем с трудом поднялась и ушла в комнату, задернув за собой шторы.
Но к вечеру ей определенно полегчало, потому что на закате она на вполне твердых ногах вышла из дома в сопровождении своего темнокожего приятеля. Взявшись под руку, они направились в сторону городского парка, заперев за собой дверь.
Следующие несколько часов Мерц провел, наблюдая за окнами, улицей и двором дома, но никаких признаков того, что в нем кто-то остался, он не заметил. Похоже, девчонка не врала, и кроме них двоих в доме сейчас действительно никого не было.
Парочка возвратилась за полночь, причем блондинка выглядела намного живее, чем при уходе. Длительная прогулка явно пошла ей на пользу. Повисая на руке у невозмутимого санорра, она хихикала и о чем-то громко рассказывала. Похоже, не найдя утешения в выпивке, она решила лечить подобное подобным и закрутить роман с тем, кто оказался поблизости.
Итак, стало понятно, что в доме действительно остались лишь два жильца – за целый день кроме них снова никого не появилось ни в окнах, ни на лужайке, ни на улице. А вечером необычная пара снова отправилась на свидание под открытым воздухом. Пожалуй, пора было действовать.
Дождавшись, пока окончательно стемнеет, Мерц вышел из дома и прошелся вверх – вниз по улице, обогнув нужный ему дом. Он не собирался тратить время на прогулки – нужно было еще раз проверить, как ведут себя сигнальные медальоны и амулеты. Одни из них должны были обнаружить действующие охранные знаки и печати. Другие улавливали малейшие вибрации тонких энергий, и должны был просигналить, если в доме находились посвященные. Но все они молчали, значит, нежданному гостю не угрожали ни серьезные ловушки, ни те, кто бы мог их поставить. Похоже, можно было начинать.
Не спеша обойдя дом, Мерц оказался на заднем дворе. Сюда выходили две двери: первая, на низкой пристройке, явно вела в подвал. Вторая, скорее всего, позволяла попасть на первый этаж. Заряженные медальоны молчали и здесь.
Мерц вынул из тонкого бархатного чехла нечто, что больше всего напоминало изящную женскую заколку – длинную серебристую иглу, на одном конце украшенную филигранью с небольшим камнем, тихо светящимся в темноте тусклым алым светом. Подойдя к двери подвала, он осторожно ввел иглу в замочную скважину. Внезапно исходящий от камня свет стал немного ярче. Острие иглы продвинулось дальше. Камень засветился сильнее. Значит, внутри замок был прикрыт какой-то охранной печатью, незаметной снаружи. Осторожно вынув иглу, Мерц покачал головой: хитро, что тут скажешь, но и мы не так просты.