Наши лучшие дни

Вайолет сделала неосмотрительно большой глоток коктейля (что-то фруктовое и довольно крепкое), обожгла губы, потому что кромка бокала была декорирована молотым чили.

– Порядок, – заверила Вайолет. – Передача заложника прошла без эксцессов.

Мэтт вскинул брови. Неэтичная шутка; как только она вырвалась у Вайолет?

– Он был внешне спокоен. Венди… Венди есть Венди. Вещей у него очень мало. Понимаешь, Мэтти, такое впечатление, будто вся его жизнь уместилась в два пакета. Ханна – та всплакнула, а Джона… он имел смиренный вид. Потому что привык; потому что тысячу раз его вот так передавали – с рук на руки. А я ничего не знала. Я практически не имею представления ни о нем как о человеке, ни о его жизни.

– То-то и оно, – ледяным тоном констатировал Мэтт.

Вайолет снова покоробило.

– Я не в том смысле – не в зловещем. Я хотела сказать, Джона многое перенес – мне такое и не снилось, – но сам он не опасен.

– А я и не говорю, что он опасен, Вайол. Дело в другом. Он – темная лошадка. Ты сама призналась, что представления о нем не имеешь.

– Ханна не сказала о нем ни одного дурного слова. Только хвалила.

– А кто совсем недавно охарактеризовал эту самую Ханну как ботаничку и экомаргиналку, которой приспичило ехать в Эквадор только потому, что на нее такой стих нашел?

– Да, все так, но… – Вайолет кашлянула, снова приложилась к коктейлю. – В общем, скоро он к нам придет ужинать. Когда именно – пока не знаю. Венди сообщит. Ей нужен будет свободный вечер.

Мэтт словно окаменел. Закрыл глаза, длинно выдохнул:

– Вай-о-лет.

– Венди меня поставила перед фактом, и я просто не смогла…

– Что ты не смогла?

– Она… Ты не понимаешь, насколько… каково это, когда она…

– Что – тобой манипулирует?

– Мэтти, она и так уже взяла Джону к себе жить. А мне стыдно, что я его оставила, будто мешок с одеждой в химчистке.

– Венди – выход для нас. – Мэтт заговорил с нарочитой отчетливостью, будто имел дело с несмышленым ребенком. – Ты сама не хотела, чтобы он снова оказался в приюте. Но по отношению к Эли и Уотту это несправедливо. Мы не вправе впустить в их жизнь незнакомца. Хотя бы об этом ты подумала? Уотт полгода привыкал к новой пиале; как он отреагирует на великовозрастного единоутробного брата, который ему будто снег на голову свалится? А что, если Джона не приживется у Венди? Что, если его все-таки придется отправить в приют? Как это отразится на наших сыновьях? Сама вообрази: сначала им предъявляют брата, потом этот брат куда-то девается.

– У многих детей появляются братья и сестры, и ничего. Мне было примерно столько же, сколько сейчас Уотту, когда родилась Лиза.

– Речь не о новорожденном, Вайолет. Как ты намерена объяснять детям происхождение Джоны?

– Наверняка есть специальная литература…

– О чем? О том, как представить дошкольникам внебрачного сына-подростка? – В Мэттовом голосе теперь слышался яд. – И тебе даже в голову не пришло поинтересоваться, что думает о подобных знакомствах твой муж.

– В последнее время мы почти не разговариваем. – Вайолет сама понимала: дешевенький приемчик использует. – Так вышло, Мэтт, ничего не поделаешь. Это все Венди. Извини, что я не посоветовалась с тобой. Просто… просто на меня это все обрушилось, я пытаюсь разрулить, как умею, а к тебе обращаться за каждой мелочью просто не могу.

– Зато пустить его в дом ты согласилась – глазом не моргнула.

– Венди загнала меня в угол. Что мне оставалось?

– Вероятно, загнать в угол меня. Потому что именно это ты сейчас и сделала. А ведь импульсивные решения не в твоем стиле. – Мэтт сжал в ладони стакан, уставился на дно. Качнул головой. – Ты очень изменилась, Вайолет.

Вместо того чтобы парировать: «Ты тоже» Вайолет почему-то сформулировала совсем другую фразу и тотчас ее выдала:

– Всегда сохранялся шанс, что он снова появится в моей жизни.

– Снова появится? Речь не о простом появлении, Вайолет. Он уже появился, так что проехали. Мы сейчас говорим о тебе. О том, что ты должна научиться тщательно обдумывать решения, от которых зависит благополучие нашей семьи. Нельзя разыгрывать единственную карту – «Венди есть Венди» – всякий раз, как тебе взбредет сделать что-нибудь…

– Что именно?

– Вайолет, сейчас твоя семья – это мы. Уотт и Эли должны быть у тебя в приоритете.

– Они и есть в приоритете.

– Лишь до тех пор, пока твоя сестрица не откроет рот. Тогда начинается сущий балаган. Ты распыляешься, Вайолет.

– Речь идет об одном-единственном ужине.

– Нет, это не так работает.

– В смысле?

– Все, что касается этого подростка, подразумевает долгосрочные последствия. Вот твой сын появляется у нас дома, знакомится с мальчиками. Но ведь одним ужином дело не кончится. Он живет у твоей сестры, он будет общаться с твоими родителями, он… Давай, поднапряги воображение. Неужели ты не видишь кругов, которые идут по воде от единственного брошенного камня? Подумай, чем обернется его нахождение у Венди.

Хуже всего было то, что Мэтт действительно нервничал. Говорил сердитым голосом, не следил за мимикой. До Вайолет вдруг дошло: его не столько сама ситуация пугает, сколько роль Вайолет. И последствия для ее психики.

– Но ведь нет же готовых правил, Мэтти, – почти прошептала она.

Мэтт чуть смягчился, даже удивил Вайолет, взяв ее за руку:

– Ты в порядке? Скажи честно: у меня есть поводы для беспокойства? Я не видел тебя такой пассивной с тех пор, как…

Дух противоречия проснулся моментально, заставил Вайолет отнять руку.

– С каких пор? Что же ты? Договаривай.

Пускай он скажет. Пускай вслух признает: у них уже несколько лет как разладилось, их союз дал трещину давно – задолго до появления Джоны.

Мэтт вдруг показался ей очень усталым.

– Я лишь хочу, чтобы данное событие имело на нас как на семью минимальное влияние. Ради наших детей. Ради… ради нас. Ради семьи.

– Я делаю что могу.

Они продолжали в том же духе, когда принесли закуски. Абсурдный, инфернальный, бесконечно-извечный разговор мужа с женой. Оба ели торопливо – скорей бы убраться отсюда. Только Вайолет забыла: резервируя столик, желая, чтобы их посадили у окна с видом на реку, она сказала по телефону, что у них не простой ужин, а годовщина. Сработало – вожделенный столик достался им, даром что в течение всего изматывающего матча по супружескому пинг-понгу Вайолет ни разу не глянула в окно.

– Комплимент от шефа, – пропела официантка и поставила между ними тарелку с шоколадным круассаном размером с поясную сумку. – Наилучшие пожелания по случаю годовщины.

Круассан, пышный, весь в сахарной пудре, показался им обоим гостем из прошлого.

Глава шестая

По дороге на Фэйр-Окс-стрит Лиза позволила себе размечтаться. Альтернативную реальность вообразила. Возможно ведь, что прямо в этот момент в параллельной вселенной вершится нечто аналогичное, а именно: влюбленная парочка, чьи чувства возникли еще в студенческие времена, узнает о ребенке и с этой благой вестью мчится в родительский дом будущей матери, где ждет ее, парочку, после демонстрации первого снимка УЗИ семейное торжество – шары, общий восторг, смех, игристый сидр и фейерверк.

А в реальности реальной Лиза вцепилась в руль и глядит сквозь лобовое стекло на дорогу с мрачной решимостью заключенного, которому назначили слушания о досрочном освобождении. В реальной реальности Райан притих на пассажирском сиденье, а на коленях у него неумолимо вянет букет камелий. Вот Райан тянется к Лизиной руке, вынуждая Лизу повернуться к нему. Улыбается без натянутости, и Лиза тоже приподнимает уголки рта, и это почти не стоит ей усилий, ибо вид счастливого Райана все еще радует ее. После того как Лизин тест оказался положительным, им с Райаном выпало несколько ничем не омраченных недель. Фраза «Я беременна» казалась Лизе слишком обязывающей для Райана; преподнести бы новость как-нибудь иначе. «Мне кажется, у меня будет ребенок» – вот вершина Лизиных умственных потуг. Райан предсказуемо смутился, и Лиза была вынуждена пояснить: ей не кажется, она знает наверняка, а сам ребенок родится после Нового года. Райан обнял Лизу как раньше – всем телом, поцеловал ее с пылом и жаром, заверил, что любит, что незапланированность события – пустяк и что не бывало еще новости лучше за всю историю человечества. Некоторое время сохранялось впечатление, что у Райана открылось второе дыхание, как если бы новость была зельем и Лиза впрыснула ее Райану непосредственно в вену. Лиза даже задумалась: неужели все так просто, неужели для возвращения его нормальности всего-то и требовался большой сюрприз, легкий толчок, пустяк? Нет, говорил диплом психфака, это тебе не криотерапия миндалин, это так не лечится. И все же, исподтишка наблюдая за Райаном – он теперь ходил пританцовывая и говорил энергично, – Лиза многие дни продолжала цепляться за этот хлипкий спасательный плотик.

– Волнуешься? – спросил Райан.

Лиза отрицательно качнула головой:

– С чего мне волноваться?

Райан надулся и замолчал.

– Ну то есть да, конечно, я волнуюсь. В хорошем смысле. – С деланым энтузиазмом Лиза сжала Райану ладонь. – А сам ты как? Выдержишь сегодняшний вечер?

Она нередко задавалась вопросом: а если у тебя муж алкоголик или, к примеру, республиканец – ощущения перед семейным сбором такие же? Они с Райаном привыкли бодриться, еще в машине договариваются, что засиживаться не будут. У них даже сигнал есть особый, шпионский: Райан массирует себе кадык между большим и указательным пальцами левой руки – значит, пора домой. Потому что Райан устал, или у него паранойя разыгралась, или в сон его клонит.

«Медовый месяц» после известия о беременности закончился, и все, разумеется, стало как раньше. То есть плохо. Но не может ведь Лиза одна, без Райана, сообщить родителям о своем положении. Нет, конечно, она поднаторела в объяснениях, почему Райан снова не приехал, но не до такой же степени.

– Ничего, потерплю, – сказал Райан. – Со мной порядок.

– Если что – только намекни…

– Говорю же – нормально все.

В альтернативной вселенной Райан никогда бы не огрызнулся. В альтернативной вселенной Райан сказал бы своей беременной подруге: «Главное – это твое состояние, милая». И вообще – в альтернативной вселенной Лиза была бы не подругой, а супругой. И определенно ее тошнило бы куда меньше – так она думала, заруливая на подъездную дорожку.

Родители сидели на крыльце вместе с лабрадором. При Лизином появлении пес бросился вниз по ступеням, и мама крикнула ему, впрочем без особого нажима:

– Лумис, место!

Лиза наклонилась потрепать его. В альтернативной вселенной ее личная новость и скандал с Вайолет не совпали бы по времени. Внебрачный сын Вайолет – не младенец, а подросток, почти юноша – не выскочил бы как черт из табакерки и не составил бы конкуренции Лизиному малышу.

– Вечер столь дивный, что даже не верится! – Мэрилин поднялась, распростерла объятия для них с Райаном.

– Мама у нас переселилась на террасу, – встрял отец. – Теперь до октября ноги ее в доме не будет.

Отец обнял Лизу, она к нему приникла, задержалась у него на груди лишнюю секунду, надеясь: вот он догадается, и страшась, как бы не догадался.

– Стараниями Венди мы вступили в винный клуб, – заговорила Мэрилин. – И текущий месяц объявлен месяцем белого вина. Об этой конкретной бутылке мне ничего не известно. Ее оставили сегодня утром у нас на крыльце, словно бомбу. Цена, по моим предположениям, превышает счет за газ. Ну что, Лиза, ты уже разлакомилась?

Пауза вышла чрезмерно долгая.

– На самом деле… – выдавила наконец-то Лиза – голос дрогнул на «де», получилось «д-де», как у заики.

Не так она планировала все подать; впрочем, внимание к себе привлекла. Щеки вспыхнули, в глазах защипало от слез.

– Лиза, доченька? – встревожилась Мэрилин.

– Мы… у нас… новость.

Родители переглянулись. Это заняло долю секунды. Этой доли оказалось достаточно – аффектированным жестом Мэрилин стиснула Лизино запястье.

– Лиза! Неужели?..

Лиза оглянулась на Райана. Он в крайнем смущении давил себе на большой палец ноги другой ногой, пачкая кант кроссовки бренда «Конверс».

– Я беременна.

Впервые Лиза произнесла эти слова. Все, теперь назад ходу нет. Мама снова обняла ее – в фирменном своем стиле, крепко, сердечно, с зарядом бодрящей энергии и обожания – и выдала:

– Боже! Девочка моя, что за чудесная новость!

Далее Мэрилин шагнула к Райану, и Лиза оказалась лицом к лицу с отцом. Дэвид не замедлил заключить ее в объятия, и тут-то Лиза не выдержала: шлюзы открылись, щекой она чувствовала, как мокнет от ее слез отцовская рубашка поло.

Дэвид чуть отстранился, взглянул на дочь проницательно:

– Лиза, что такое?

– Прости. Это от счастья, – солгала Лиза и поспешила спрятать лицо на отцовской груди.

– Зайка! – через минуту выдохнул Дэвид, интонацией заставив Лизу заподозрить, что и сам прослезился. – Я так рад за тебя! – Дэвид наконец разъял объятие и протянул руку Райану. – Поздравляю.

– Спасибо, доктор Соренсон, – пробормотал Райан – словно пятнадцатилетний пацан, обрюхативший докторову дочку прямо в кинотеатре, в последнем ряду.

Лиза заставила себя рассмеяться, пихнула его локтем:

– Ради бога, называй папу по имени. – И поспешно чмокнула – а то еще решит, что она рассердилась.

Мэрилин расцвела улыбкой:

– Нет, вы только поглядите на эту парочку, на наших замечательных будущих родителей! Но как же быть с напитками? Лиза, солнышко, может, тебе минералки? Или имбирного чаю? Тебя очень сильно тошнит? Погоди, я принесу все, что у нас есть безалкогольного. Да что же ты стоишь? Садись скорей. Рассказывай в подробностях. – Она всплеснула руками, как бы спохватившись. – В смысле, ВСЕХ подробностей не нужно. – И упорхнула на кухню.

Дэвид и Райан густо покраснели, Лиза принялась скрести Лумису брюхо.

– Ну а у тебя как дела, Райан? – спросил Дэвид. – Я о тех делах, которые не связаны со скорым отцовством.

– Нормально, – с живостью заговорил Райан.

Дэвид не из тех отцов, что каждым словом, каждой интонацией подразумевают: заботься о моей дочери, не то я тебя подвешу за твои эти самые. Но Райан почему-то до сих пор трепещет перед тестем, в частности никак не может сознаться, что работы у него пока нет.

– Я… у меня небольшая халтурка… перебиваюсь в ожидании, когда наметится нечто действительно стоящее и долгосрочное.

Лиза тайком взяла Райана за руку: мол, это ничего, что ты лжешь папе. Однажды – и очень скоро – твои слова перестанут быть ложью.

– Расскажи, милый, какое странное растение завелось у нас возле забора, – подбодрила Лиза. – С виду почти что кактус. Представляешь, папа?

– Наверно, это портулак, – со знанием дела произнес Дэвид.

Появилась мама с подносом:

– Господи! Милый, ты уже поднял тему сорняков? Не успев хотя бы узнать, когда родится наш внук?

«На помощь, на помощь, на помощь, – морзянкой выдавал Лизин мозг. – Добра из этого не выйдет. Мама, спаси меня. Папа, я плакала совсем не от счастья. Я не представляю, как быть. Научите меня, объясните, что делать».

Вслух Лиза сказала:

– Сейчас идет одиннадцатая неделя. Рожать в январе.

Отец с матерью снова переглянулись.

– Что такое? Чем вас январь не устраивает?

– Ну что ты, солнышко! – зачастила Мэрилин. – Я просто… я…

– Январь – великолепный месяц, – вымучил Дэвид.

– Ты не так поняла, дорогая. Просто… просто по странному совпадению Джона тоже родился в январе. Мы совсем недавно узнали от Вайолет. Вот меня и настигло дежавю.

У Мэрилин глаза наполнились слезами, и Дэвид обнял ее. Вот они, Лизины родители, – милуются на двухместном диванчике-качелях. В альтернативной вселенной не им, а Лизе простительно было бы разрыдаться, обнаружив, что минералка «Ла Круа» не той температуры, а задача Райана была бы обнять Лизу и подмигнуть тестю с тещей, мол, гормоны у моей «половины» – естественно в ее положении. В альтернативной вселенной никто не тянул бы на себя одеяло родительского внимания, и от Мэрилин и Дэвида не скрылся бы тот факт, что Лизино дитя обречено страдать, ибо Райан болен, ибо его благих намерений недостаточно, и перед Лизой простерлись десятилетия совместной жизни, больше похожей на гористый ландшафт. Лизе светит вести по этим горам и кручам фургон их маленькой семьи, причем править она сможет только одной рукой – другая будет отягощена тем, кого они с Райаном зачали, кому дали жизнь. Впрочем, нет. В альтернативной вселенной подобная ситуация вообще не возникла бы.

Лиза подняла глаза. Отец глядел на нее с некоторой тревогой.

– Прости, Лиза, меня только что осенило, – заговорила Мэрилин. – Разумеется, это ничуть не умаляет значения вашей с Райаном чудесной новости. Январь. Очень удачно складывается. Как раз конец семестра, не так ли? Ты ведь сможешь взять отпуск на весь второй семестр?

– Мы пока так далеко не заглядывали, – вмешался Райан. – И вообще вам первым сообщили.

– Мы польщены, – проворковала Мэрилин, устраивая голову на Дэвидовом плече. – У вас уйма времени, чтобы смазать лыжи.

«При чем здесь лыжи, мама? Какие могут быть лыжи в моем положении?»

– Ждем от вас профессиональных советов, – выдал Райан, чем растрогал Лизу.

Мэрилин рассмеялась:

– За профессиональными советами лучше обратиться к профессионалу.

– О да, – подхватил Дэвид. – Мы как еще в семьдесят пятом запутались, так с тех пор и не разберемся.

Дэвид как отец вечно начеку. Впрочем, с его «цветником» и не расслабишься. Вот и сейчас он же видит, что с Лизой неладно. Когда Лиза позвонила и сообщила, что они с Райаном приедут, у них НОВОСТЬ, – Дэвид и Мэрилин оба были почти уверены: дело дошло до разрыва. Оставалось надеяться, что отцовское объятие Лиза расшифрует правильно: «Помни, милая, со мной тебе лукавить не надо». Напрямую он ни одной из дочерей такого сказать не мог. Неудобный нюанс отцовства, что ж поделаешь.

После ужина Лиза, как всегда, поднялась, чтобы убрать посуду, и Дэвид, тоже как всегда, поспешил присоединиться. Привычные действия, слаженность, наработанная годами. Не странно ли, что особенная близость Дэвида с третьей дочерью возникает, когда оба они по локоть в пенном средстве для мытья посуды?

– Как дела у Грейси? – спросила Лиза. – Я с ней давненько не созванивалась.

Дэвид и Мэрилин в обычных своих «террасных» дискуссиях тоже давненько не говорили всерьез о Грейс – так только, упомянут, что она в университет принята, и переключаются на Джону и Лизины проблемы.

– Не знаю, Лиза. Грейс освоится, конечно. Сейчас она как бы в подвешенном состоянии, потому и голосок грустный. Чувствуется, что ей одиноко. Ничего, вот начнутся занятия… – Дэвид крутнул холодный кран – незачем транжирить энергию на нагрев воды. – У тебя нет такого ощущения, что по-настоящему ты разогналась только в аспирантуре?

Лиза фыркнула:

– У меня еще не было разгона как такового.

– Ну что ты… В смысле, Лиза, ты…

– Грейси не о чем волноваться. Слушай, а как мама приняла новость о Джоне? Вроде бы она…

Понятно: Лиза меняет тему. Раскусила Дэвида, ловко уходит от расспросов.

– За маму не бойся. Просто очень уж неожиданно все открылось. – Дэвид выдержал паузу. – Скажи, Лиза, ты ведь не знала… ну, насчет Джоны?

– Кто – я? Откуда, папа? – Лиза рассмеялась. – Я вообще всегда все последней узнаю. Вайолет с Венди отродясь меня в свои тайны не посвящали.

Тайны. Множественное число.

Когда Лиза и Райан уехали, Мэрилин, вопреки ожиданиям, гипотезами не зафонтанировала. Ограничилась полуулыбкой в адрес Дэвида и потерла щеки.

– Когда речь идет о мытье посуды, ты просто бог, – сказала она. – Как же я устала! Глаза не глядят. Если бы мне еще пришлось с вилками-ложками возиться, наверно, я бы просто не выдержала.

Не этого Дэвид от нее ожидал, совсем не этого. Однако все равно улыбнулся:

– Пустяки, дорогая. Подумаешь, посуда. Слушай, а полеты сегодня разбирать не будем? Может, по бокальчику на сон грядущий?

– Ах, милый! Я бы с удовольствием. Но только… Давай лучше за завтраком поговорим? Сходим в кафе, омлет закажем… – Не иначе Мэрилин увидела Дэвидову гримасу, потому что зачастила: – Или я сама что-нибудь приготовлю. Кофе. И яичницу-болтунью. На террасе стол накрою. Как тебе перспектива?

Дэвид обнял жену, она обмякла в его руках. Вот он эгоист. Напридумывал себе. Мэрилин и впрямь устала, это чувствуется.

– Извини, я забыл, что ты сегодня еще и в магазине работала. Ляжем спать, дорогая. Ты иди наверх, а я Лумиса во двор выпущу.

Мэрилин потерлась щекой о его рубашку:

– Спасибо.

Пес материализовался рядом с ними, в предвкушении завилял хвостом.

С удовольствием Дэвид отметил, как хорош их сад. Никогда, кажется, в таком порядке не был, только гинкго картину портит. Вслед за Лумисом он сошел с крыльца, чтобы наломать сирени для Мэрилин. Без повода. Просто так. Потому что захотелось. Лумис, на законной своей территории отлив под каждым кустом (эти кусты Дэвид подстригает чуть ли не маникюрными ножницами), терся теперь возле хозяина, фыркал, ждал, пока тот выберет лиловые кисти посвежее. Когда-то на заре отношений Мэрилин привезла на свидание несколько веточек вот с этого самого куста (дом еще принадлежал ее отцу), вручила Дэвиду с нарочитой небрежностью, сказала: «Держи. Стереотипы достали: мол, только парни могут девушкам цветы дарить, а не наоборот». У Дэвида была здоровенная кофейная кружка, в нее-то он сирень и определил. До упора не выбрасывал. Уже и вода протухла, запах будил Дэвида каждое утро… С максимальной деликатностью Дэвид отделял побеги от основного ствола.

– Весна снова с нами, красавица моя… – начал было он на пороге спальни.

Осекся, увидев, что жена крепко спит – при включенном свете, свернувшись калачиком под пуховым одеялом. Он поставил сирень на прикроватный столик, разделся и лег.

– Наверно, мне… – пробормотала Мэрилин. Желая и не имея сил проснуться, она дернула ногой, чуть не лягнув Дэвида.

– Тише, солнышко. Это всего-навсего я. Все хорошо.

Еще толчок.

– Ты… Я хотела… извини, что отключилась…

– Так ведь ночь на дворе. Спи, спи.

Не открывая глаз, Мэрилин подалась к мужу, прильнула всем телом к его долговязому телу. Дэвид обнял ее, поцеловал в темечко.

– От меня, увы, сегодня толку ноль. Знаю, мы всегда обсуждаем дневные события, но…

У Дэвида от сердца отлегло. Мэрилин тоже в курсе. Ее предчувствия и подозрения аналогичны его предчувствиям и подозрениям. С девочками неладно, у каждой свой собственный хаос.

– Ну и как прошло? Твое мнение? – Дэвид поцеловал Мэрилин в шею.

– На девять баллов. Чудесный вечер.

Он похолодел. Жена льнула к нему, тщась вновь обрести позицию, когда позвоночником впитываешь живое тепло, елозила под одеялом ногами.

– Что, слишком мало? Или слишком много?

– Девять баллов?!

– У нас будет еще один внук. Это же чудо. Лиза выглядит довольной.

«Лиза выглядит вялой, определенно жалеет, что забеременела, и вообще она на грани срыва. Только не обижайся, но именно такое впечатление производила ты, родная, во время каждой своей беременности. Райан за весь вечер от силы три слова из себя выдавил. И рубашка на нем нелепая – рукава слишком короткие. Тебе тоже показалось, что у него на запястье вытатуирована дискета?»

Однако вместо того, чтобы разразиться этой тирадой, Дэвид констатировал:

– Ты хорошо провела время.

– Чудесно, – выдохнула Мэрилин, уже на полпути в царство сновидений.

Определенно, она решила на все закрыть глаза. Лиза, сообщая о своей беременности, обошлась одной фразой: нате вам, дескать, свершившийся факт. Грейси на прошлой неделе во время телефонного разговора курила – это же яснее ясного. Вдохи-затяжки и судорожные выдохи ни с чем не спутаешь. Почему Мэрилин не признаёт вслух: Лиза едва не расплакалась, узнав, что Джонин день рождения тоже в январе? И напрасно Дэвид поглаживает ее животик вокруг пупка – особое местечко, магическое, одно из тех, массаж которых побуждает пойти на контакт. Дыхание Мэрилин выровнялось – она спит глубоким сном. Вот, пожалуй, один из самых убедительных аргументов в защиту института брака: супруги несут эмоциональную вахту по очереди. Покуда один тревожится, другому позволено поспать.

– Будь Майлз жив, досталось бы от него системе образования, – проговорила Венди.

Джона был недоволен расписанием на осень: ему не дали доступа в читальный зал, вынудили взять идиотский курс «Занимательный английский язык», который в классах коррекции преподают, а он, Джона, не дефективный, он просто на восьмой ступени не сдавал стандартный тест, что ни разу не его вина – он тогда месяц жил в этой дыре, у парочки фриков, которые коллекционировали фигурки животных. Потом уже Ханна и Терренс его взяли.

– Я нормально успеваю, – объяснил Джона. – Просто надо учитывать, что я не из этих, не из гребаного поколения игрек. Не заточен под Принстон.