скачать книгу бесплатно
– Ладно… – Майор выдохнул и провел по непослушным волосам. По ходу ему действительно не помешало бы подстричься, а то волосы спереди скоро можно будет жевать. – Дуй в участок, – сказал он Усову. – Прощупай батюшку от и до. Наркоту пока не трогай, – подумав, добавил майор. – С ней мы разберемся, как будут готовы результаты вскрытия и анализов.
Старший лейтенант кивнул и полез в карман кожанки, чтобы любезно расплатиться за всех. При этом он типа украдкой посмотрел на прекрасную Вельму, наивно полагая, что она отправится с ним, но майору, уверенно впавшему теперь уже в стабильно дурное настроение, было так наплевать на желания своего подчиненного, что приличными словами было не передать.
– Мы с тобой, – Литвинов уперся тяжелым взглядом в чародейку, допившую, наконец, свой кофе и шуршавшую барбариской, – вернемся на место убийства.
Усов недовольно сверкнул глазами в сторону майора, но разумно предпочел промолчать, тем более, что Вик вызвался его подбросить в участок, ведь старший лейтенант после ночи любви с чародейкой был без машины.
Сонные патрульные радостно встречали наряд утренней смены как раз, когда майор с чародейкой телепортировались к кладбищу. Все, на что смелых стражей правопорядка хватило ночью после обнаружения тела священника, так это запереться в машинах и молиться, чтобы не обмочить штаны от страха, пока они охраняли место преступления, в то время как криминалисты, порядочно подхрабренные дешевым коньяком, старательно добавленным в кофе их братьями из труповозки, вплоть до утра занимались сбором х*й знает каких улик у церкви, где была обнаружена голова.
Сейчас же они, то есть криминалисты, так же сонно ползали по кладбищу и с завистью поглядывали на сматывавших удочки ночных патрульных. Вельме же, лихо рассекавшей сраный туман, которым, как и ночью, была устлана аллея кладбища, традиционно доставались недружелюбные взгляды, на которые она как обычно с блеском и шиком срала.
Майор не спеша и, главное, аккуратно брел за ней с сигаретой в зубах. Это она могла не беспокоиться про грязь и лужи, а ему как-то неожиданно понравилось быть чистым.
– Бл*дь! – выругался Литвинов, вступив в лужу.
"Под ноги не пробовал смотреть?" – раздался в голове насмешливый голос Вельмы.
Литвинов по-собачьи тряхнул шевелюрой, успевшей набрать миллион микроскопических капель дождя, и кинул убийственный взгляд в спину вилявшей задницей чародейки, продолжавшей, не смотря на его вынужденную остановку, свой славный путь.
Тряхнув еще и той самой ногой, которая попала в лужу, но благодаря все той же чародейке, вмиг высохшей, Литвинов перекатил сигарету в другую сторону рта и угрюмо потащился следом.
Рассеянное освещение типичного ненастного дня вечно серого и туманного города придавало старому воинскому кладбищу особенную атмосферу и, минуя местами едва различимые в тумане могилы ветеранов суворовских, Кутузовских и других походов русской армии, а также защитников Ленинграда (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B4) в годы Великой Отечественной войны (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%9E%D1%82%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0), Литвинов очень даже понимал энтузиазм криминалистов, ползавших у места обнаружения тела с растерянным видом, ведь в тумане не было видно даже желтую полицейскую ленту, и вероятность затоптать что-то важное была весьма высока, а получать нагоняй за это не хотелось никому.
– На х*й пошли отсюда! – рыкнул майор, чей достаточно неприятный тембр голоса прилично обогнал Вельму, дабы достигнуть ушей бесполезных криминалистов.
К слову, стоило отдать им должное: они, во-первых, с первого раза поняли, что грубая форма пойти на три буквы предназначалась им, а во-вторых, отвалили сразу, тем самым сэкономив майору добрую порцию воздуха для повтора.
Чародейка тут же плавно взмыла в воздух, потянув за собой туман. Литвинов беспрепятственно прошел еще два шага и деловито нырнул под желтую ленту, дабы с наилучшего ракурса лицезреть место преступления, прямо спешившего теперь в отсутствие тумана раскрыть все детали убийства, а то и преподнести сразу подозреваемого. Вот, что значило, когда они с чародейкой были на одной волне и могли слаженно работать.
– Следов волочения не видно, – отметила Вельма, грациозно приземлившись на ближайший памятник, в то время как туман лакомился чародейской косточкой, которую они ему оставила подальше от места преступления.
– Если убийца чародей, то на х*й ему было волочить священника? – резонно возразил Литвинов, рассматривая место, на котором лежало тело, а точнее могилу какого-то солдата, чье имя давно было стерто погодой и временем.
Власти все грозились провести работы по реставрации и благоустройству Чесменского воинского кладбища, даже деньги как-то выделяли из местного бюджета, да собственные карманы оказались более нуждающимися, чем какие-то герои давно забытых человеческих войн. Если бы не осмысленный на грани безумия факт того, что последняя война, удачно названная переворотом, была с чародеями, то есть не людьми, то и о ней бы не вспоминали, а мемориалов и тем более не ставили бы.
Между тем, следов волочения, как и сказала чародейка, вокруг могилы и правда видно не было, однако присутствовали различные вмятины и следы обуви.
Литвинов, только сейчас заметивший, что парил над землей, загасил сигарету в пустой пачке.
– Железная шпилька. Сантиметров двенадцать, не меньше. – Перелетев по воздуху, Вельма опустилась на другой памятник и взглядом проследила до разбитой плитки аллеи, где характерные дырки от каблуков, разумеется, не имелись. – На таких долго не походишь. – Она перевела взгляд на далеко уходившую в туман аллею. – Прекрасная дева с красной помадой должна работать где-то недалеко.
Литвинов хмуро посмотрел на Вельму и спрятал в карман пачку со все еще дымящимся окурком. Как же ему не нравились эти дырки, не говоря уже об упомянутой чародейкой помаде.
Вообще, если так уж было подумать, то майор был согласен с предположением Вика. В смысле, что убийца хотел привлечь внимание. Чародеи издавна славились своей нелюбовью к религии и вот то, что Литвинов наблюдал ночью, очень даже смахивало на акт циничного пренебрежения человеческими святынями. Не то, чтобы сами люди те святыни так уж ценили и берегли, но сам факт.
– А как чародейка ты что-нибудь можешь сказать?
Вельма закурила и порхнула обратно на первый памятник. Янтарные вкрапления в ее глазах вспыхнули достаточно ярко, окрасив своим светом сигаретный дым и даже поля ее дурацкой шляпы.
– Здесь определенно что-то есть.
– А конкретней? – буркнул Литвинов, параллельно вспомнив, как во время их самого первого расследования Вельма сказала что-то подобное, и как его это тогда выбесило.
– Ну, это чары, – ответила Вельма. – Но какие-то они… – Чародейка красиво вытянула губы, подбирая подходящее слово. – Рваные, – наконец, определилась она.
– Как это рваные?
Литвинов, чувствуя себя несколько странно в связи с тем, что его ноги не касались земли, подошел к чародейке. Его сигареты закончились, а он как-то не накурился, и, как в старые добрые времена, майор сунул руку в карман плаща Вельмы и вытащил из него пачку.
Сигарета едва коснулась его губ, как ее кончик весело вспыхнул и вишневый дым, очень даже полюбившийся Литвинову, уже смешивался с дымом от сигареты чародейки.
– Как под наркотой? – уточнил майор.
– Возможно, – без всякого выражения ответила Вельма, подозрительно сопротивлявшаяся факту присутствия в деле "Единорога".
Сделав глубокую затяжку, чародейка не спеша выпустила дым. Он поплыл к вмятине на могиле, оставленной отнюдь не худым телом священника, и, став неоново-зеленым, нырнул в грязь, подсветив четкий вход лезвия, отрубившего голову священнику.
– Сильный удар, – отметил Литвинов.
– В нем самый сильный конденсат, – сказала чародейка. Зеленый дым поднатужился и вытолкнул из грязи несколько зерен кирпичного цвета. – Много ярости, – задумчиво протянула она, рассматривая свой улов.
– Я думал ярость малиновая, – сказал Литвинов, вспомнив морок.
– Тут дело не в цвете, – пояснила Вельма. – Цвет вообще очень относительный. Вот ты, например, часто желтый. В смысле аура твоя желтая. Значит, ты уставший, но также может значить, что ты раздражен, или что у тебя похмелье.
– А это не одно и то же? – с сомнением спросил майор.
– Не всегда, – усмехнулась Вельма. – Но здесь четко ощущается ярость. Это я тебе как чародейка говорю, – добавила она, взглянув чистым янтарем на Литвинова.
– Долго еще? – крикнул из-за ленты один из криминалистов. – Мы, вообще-то, здесь всю ночь провели, и домой хотим!
– А я хочу трахнуть Снегурочку! – не отрывая взгляда, притянутого чародейкой, крикнул в ответ Литвинов.
– Как это банально! – скучающе вздохнула Вельма, погасив янтарь. Зерна, извлеченные ею из грязи, погрузились в шар и повисли над вмятиной от тела. – Пусть валят домой, – сказала она, вновь посмотрев на могилу. – Я хочу, чтобы здесь поработал Карим.
Литвинов настороженно пробежал по чародейке взглядом. Это только ему показалось, что она что-то недоговаривала? Или же это была элементарная предосторожность в связи с вызывающим убийством священника, которое так или иначе привлекало внимание и по умолчанию призывало как никогда избегать любых, даже незначительных ошибок в расследовании? Особенно если было еще учитывать присутствие наркотиков, которые должны были храниться под семью печатями на полицейском складе.
– На х*й проваливайте домой! – крикнул криминалистам майор, нетипично для себя повинуясь воле Вельмы. – И вызовите кто-нибудь Карима!
2.2
Вопреки многолетней привычке вешать пальто на спинку расшатанного кресла, Литвинов с какого-то перепуга решил оставить его на диване. И все бы ничего, но что-то в том пальто воняло. Причем воняло настолько дико, что чародейке реально становилось дурно.
– Порадовать, короче, нечем, – заключил Антон, озвучив тоже, что они уже слышали от судмедэксперта. – Машину Лисичкин не водил, банковские счета не имел. Телефон, если и был, то вряд ли был оформлен на него. Соответственно, распечатки звонков без ордера, который нам фиг дадут, мы не получим, как и медицинскую карту. Родственников, кстати, живых у него нет. Так что… – Он скользнул взглядом по тупо смотревшему в потолок Литвинову. – Надо договориться о встрече в церкви.
Гера потерла переносицу и ощупала карманы плаща в поисках сигарет. Суток не прошло, как голова священника, призывавшая всех покаяться, повисла на цепи на ее собственной шее, а у нее уже был мозоль не хуже, чем у майора, чья аура об этом прямо кричала.
Что-то в этом деле… теле, да и голове, чародейке не нравилось. Это поначалу ей речь головы, насаженной на крест колокольни, показалась забавной, как и сама голова, но далее… Далее, если так уж было вдуматься в жест дерзкой демонстрации той самой головы, в ее слова… Пахло дурно, короче. Может, и не посланием, как предположили они с Виком, но определенно далеко идущим дерьмом. А еще эти чары…
Геру они настораживали, причем гораздо больше, чем пока еще не подтвержденный на сто процентов факт присутствия "Единорога", что по ее мнению мало на что влияло. Что-то в тех чарах было неестественным и хаотичным.
Голову призрачным орудием, которое, кстати, еще предстояло видово установить, отрубили уверенно, но вот некоторые следы были стерты наоборот неуверенно, будто тот, кто это делал, терялся в своих действиях, а то и в своих мыслях.
Еще настораживало само присутствие тех следов: их было слишком много. Может, чародей самокопировался? В принципе такое могло быть. Одна копия душила священника до нужного момента, вторая давала наркоту, третья могла стоять на шухере. Хотя… Какой на фиг шухер? Это же было кладбище! Кто мог помешать убийце? Мертвец? Призрак?
Нет, не сходилось. Но и на групповое убийство тоже вроде не тянуло. Хотя… Зависело от мотива.
"Бл*дь!" – выругалась про себя Гера, само собой не обнаружив в карманах своих сигарет.
Сжав волю в кулак, чародейка обшарила карманы соседствующего с ней пальто майора, но и там своих сигарет не нашла. Зато ей открылась тайна дикой вони и, скомкав пачку с окурком, Гера отправила ее на мусорку, расположенную аж на улице. Пускай там воняет.
Встав с дивана, чародейка проследовала к столу майора, очевидно, спионерившего ее сигареты еще на кладбище.
– Это может занять несколько дней, – проводив ее взглядом, сказал Вик. – А то и неделю. Священнослужители не шибко-то и любят чужаков на своей территории. – Старый чародей со знанием дела покачал головой. – И, кстати, еще не факт, что Танюша успеет сделать вскрытие. Они очень быстро подсуетились и надавили, куда следует, чтобы объявить своего священника в розыск. Еще быстрее они подсуетятся, чтобы не допустить сделать вскрытие человеку не из круга доверенных. Тем более с учетом того, в каком виде было обнаружено тело. Поднимут вой, Танюшу признают некомпетентной и все: пиши – пропало! Вас тоже могут отстранить, а дело передать кому-нибудь другому.
– А то и вообще замять, – проследовав за ходом мыслей Вика, добавил Антон, наблюдая за Герой, развернувшей целую спецоперацию в карманах брюк майора.
– Не будем мы никуда звонить и ни о чем договариваться, – сказал Литвинов, одарив чародейку хмурым взглядом. – Дурачков включим и так пойдем. Пока мы в своем праве, а там будет, как будет.
– Согласна, – поддержала майора Гера, откопав в его кармане свои сигареты. Закурив, она хотела спрятать пачку, но чудо Литвинов выразительно открыл рот, наверное, изображая рыбу, которой не хватало воздуха.
– А тело? Вдруг они и, правда, его заберут? – спросил Антон.
– Пусть берут, – ответила Гера. Передумав отчитывать Литвинова за наглость, она сунула ему в рот сигарету и даже подкурила ему. – Нам оно, скорее всего, бесполезно. В крайнем случае, я легко до него доберусь.
Вик неодобрительно посмотрел на нее, но спорить не стал. Антон и тем более не стал спорить, и просто уткнулся в монитор. Литвинов же пока только раздумывал над этим, и чародейка открыла окно.
– Темнишь ты что-то. – Майор зажал сигарету в зубах и, поправив кобуру, стал рядом. Взгляд его был обращен в окно, но аура красноречиво указывала на то, что он сам что-то темнил, что было очень мило, но текущего дела не касалось.
– Мне не нравятся чары, – прямо призналась Гера.
– Это я и так понял, – сказал Литвинов, сбив пепел на напоминавшее коноплю растение, подаренное чародейке в честь ее возвращения на работу отделом нравов, или, как его еще называли, отделом наркош. – Что еще?
Про себя Гера усмехнулась и, повернувшись к майору, также мысленно вручила ему очередную фольгу от шоколадной медальки за феноменальную подозрительность, высосанную из пальца.
Впрочем, подозрительность, как и паранойя, были весьма полезными качествами, особенно в той профессии, которой и чародейка, и майор зарабатывали себе на жизнь. Однако Гера не спешила с выводами, и Литвинова ждало разочарование.
– Я голодная. – В отличие от своего майора после посещения Татьяны Сергеевны и Карима она выпила всего лишь кофе, и ее пустой желудок туго принимал не только информацию, но и любимые барбариски.
Литвинов тоже повернулся к ней и смерил своим фирменным тяжелым взглядом, не переставая при этом кусать ни в чем не повинный фильтр сигареты. Аура его перекатывала все оттенки подозрений, и чародейка, с энтузиазмом ввязавшаяся в очередную зрительную дуэль, приготовилась падать в обморок под впечатлением качественных скачков фантазии майора в плане приписывания ей всяких интриг.
– Знаешь, Герочка, я что-то тоже проголодался. – Вик с несчастным видом пригладил седую копну волос, из-за тянувшего через окно сырого ветра никак не желавшую лежать, как надо. – Давайте пообедаем вместе, да я, наверное, пойду домой, чтобы вам не мешать работать.
Яство под дивным названием "Перепелиное гнездо" успело просесть сто раз, и Литвинов с полчаса поражал публику ближайшей к участку забегаловки своими скотосвинскими манерами, и еще минут пятнадцать поражал лично чародейку, обходя все в том же районе их участка каждый киоск в поисках сигарет.
Причем, проблема была не в том, что тех сигарет, что курил майор, не было. Проблема была в том, что не было сдачи с двух пачек, а три пачки Литвинов брать принципиально не хотел, как и жвачку с зажигалкой на сдачу.
С горем пополам отработав-таки положенную сдачу, Литвинов с чистой совестью распрощался с Виком и отдался в руки чародейки, телепортировавшей его и Антона к уныло стоявшей в тумане церкви.
Гера задумчиво пробежала взглядом облупленные скульптуры "Веры" и "Надежды", симметрично расположенные над входом. Во времена войны, вошедшей в историю как переворот, многие люди искали убежища в подобных местах, искренне веруя, что стены храмов и церквей могли их защитить. Стоило ли говорить, что под завалами, которые находились за безопасной чертой города, по сей день лежали останки тех, которых не спасла от чародеев ни вера, ни сам Бог.
– Стоять! – Литвинов прихватил ничего не подозревавшую чародейку за край плаща и потянул, как за поводок.
Мда… Ненадолго же хватило доброй песенки Литвинова! Героем-то он был, конечно, но совместительству и жутким хамом!
– Опять руки распускаешь? – глянув через плечо, вкрадчиво справилась Гера. Пожалев свой плащ, она не стала вырываться, но невидимая рука исключительно ради выравнивания баланса вырвала у майора сигарету прямо изо рта.
Убийственный взгляд с обещанием отомстить за сигарету опалил чародейке затылок, но Литвинов сдержал порыв праведного гнева, хотя и не выпустил ее плащ.
– Без ху*ни! – процедил он почти чародейке на ухо.
– Олег! – муркнула Гера, подмигнув Антону, чей праведный гнев в связи с распусканием рук майора омрачал ясную голубизну его глаз. – Ну какая…
– Без ху*ни! – перебив ее, грозно повторил Литвинов. – Никаких упоминаний членов, – принялся перечислять он, – красивых помад или блесток, – с особой мужской интонацией подчеркнул майор. – Просто молча делаешь свою работу. Ясно?
– И какую же это работу, не подскажешь? – язвительно уточнила Гера.
– Незаметную чародейскую! – с расстановкой произнес Литвинов и выпустил ее плащ.
По-мужски сдержав слезы над сгинувшей в тумане сигаретой, майор взмахнул пальто и, обогнув Геру, храбро дернул дверь церкви.
По большому счету он был прав, но чародейка, имевшая свою историю, связанную с религией, просто не могла обещать майору, что будет паинькой.
2.3
Туман будто на зло Литвинову прилип к Вельме и следом за ней проскользнул в церковь. Времена, когда она носила обычную шляпу вместо вызывающей остроконечной, а Усов в силу смазливости еще даже до ее прихода в отдел принимался за чародея, канули в лета, и монашки с перекошенными лицами спешно начали креститься, шарахаясь от Вельмы в разные стороны.
– Шалом! – с очаровательной улыбкой поприветствовала их чародейка, приподняв при этом шляпу.
Она сто пудов знала, что вместо шляпы у нее на голове должен был быть платок, а вместо черных джинсов с металлическими заклепками по бокам – юбка, но именно их отсутствие и прибавляло чародейке особенного настроения, принятого наивным Усовым за хорошее.
А как же иначе? Чародейка же провела ночь с ним! Как же после его пенисных тыков туда-сюда она могла быть в ином настроении?
Однако Литвинов, дитя проницательности и глубокого цинизма, стянул губы в тонкую линию и разогнал желваки, ведь старший лейтенант откровенно был дураком, которому, вероятно, уже после сорока светила Виагра: у его любимой Вельмы было не хорошее настроение, а наоборот – прилично дурное. И, на его месте, Литвинов бы не фантазировал о второй ночи с чародейкой, а держал бы кулачки за то, чтобы то самое прилично дурное настроение не поспособствовало по прибытию их в участок очень хорошей порции вазелина с обязательным жестким массажем анального отверстия а-ля от Звягинцева, сто пудов державшего руку на пульсе текущего расследования.
"Сраная, бл*дь, шляпа!" – выругался про себя Литвинов, кинув убийственный взгляд на тот самый предмет гардероба Вельмы, мало того, что дерзко выступавший меткой дьявола в святых стенах церкви, так еще и при крошечном участии Усова подаренной лично им. – "Убери ее на х*й!" – в приказном тоне мысленно передал майор чародейке, явно решившей нажить себе неприятностей.
Впрочем, майор сам был виноват, ведь говоря чародейке "Без х*йни!", он как-то выпустил из вида шляпу, да и вообще внешний вид Вельмы целиком.
Чародейка между тем оглянулась и, пакостно сверкнув глазами, коснулась пальцем кончика носа. Игриво так! Чуть еще усмехнувшись, чтобы побольше позлить Литвинова, но шляпа, тем не менее, начала преобразовываться в миленький платочек. Убогий, правда, но для церкви в самый раз.
Внутреннее убранство Чесменской церкви, как и в принципе любой другой отличалось строгостью и простотой. Майор передернул плечами, обводя взглядом местную публику. Он носил крестик столько, сколько себя помнил, меняя в течение лет только цепочку, но назвать при этом себя верующим, или таким уж знатоком религиозных тонкостей Литвинов не мог.
Покойная бабушка, собственно, и подарившая ему крестик, учила его всякому, но в силу юности все ее учения, влетавшие в одно ухо, тут же вылетали через другое. Ну, а после переворота, во время которого Литвинов всякого ужаса повидал, так и вообще все полюса веры сместились на столько, на сколько это вообще было возможно. И, если бы он не сросся с крестиком, причем так, что вообще забыл о нем, то Литвинов давно бы перестал его носить.
"Та п*здец!" – вспыхнул Литвинов, заметив, что один из прихожан снимал преображение Вельмы в пай девочку на телефон.
Заметила ли чародейка сей момент, или же нет, осталось для майора неизвестным, как и то, собиралась ли она следом за шляпой преобразовать свои крутые джинсы в юбку, и к превеликому сожалению в данный момент он сам не мог затолкать тот телефон прихожанину в глотку, ибо к ним уже семенил настоятель: мужик, к слову, отнюдь не мелкий, как и его мертвый священник.
