Из тени Храма Света

– Я не госпожа, – шептала Кира, чувствуя, как сердце заколотилось в горле, а кончики пальцев стали тяжелыми. – Я не могу… простите…

– Пожалуйста, – мужчина сделал шаг в комнату, вытаскивая след за подносом кольцо, с мерцающим камнем, – возьмите, госпожа жрица, возьмите в благодарность, пожалуйста, помогите.

– Я не могу, – девушка замотала головой. Как объяснить им, отчаявшимся, что сегодня ночью вылечив мальчишку, ей придётся завтра принимать всех болеющих детей, а ей нужно идти. Что жизни этих детей, такие бесценные для родителей, никак не важнее той миссии, что Мать-Настоятельница на неё возложила? «Разве не важнее?» – шепнуло что-то в груди. Кира прикрыла глаза, вздыхая.

– Никто не может помочь, ему всё хуже и хуже, – бормотал мужчина, не зная, что ещё предпринять. – Дети умирают. Вы можете помочь. Помогите.

Ей стало очень тяжело дышать. Казалось, ещё одно «пожалуйста» и внутри что-то взорвётся. И оно могло. Напряжение последних дней, дорога, отсутствие хоть какого-то видимого продвижения. Это всё ворочалось внутри, натягиваясь струной, что вот-вот могла лопнуть.

– Хорошо, – обречённо выдохнула Кира. – Подождите, я… мне нужно одеться, – она пожала плечами, закрывая за вышедшими дверь.

И злилась, о, как она злилась на себя, на собственную слабость и нерешительность. Одевалась, обувалась, распускала растрёпанные волосы, что рассыпались светлой гривой по спине. Сверху на платье она накинула высохший плащ и вышла в коридор. И вот, спустя несколько минут, она в сопровождении трактирщицы и безутешного отца, девушка снова оказалась на первом этаже трактира, который изрядно потерял в гостях, но ещё не был пустым. А следом, накинув на голову капюшон, Кира след за мужчиной вышла на улицу, где вечерняя темнота достаточно быстро их поглотила.

Нервничала, конечно, осматривалась по сторонам насколько позволял большой капюшон. И постоянно догоняла мелкими перебежками идущего впереди мужчину. Темно, звездное чистое небо выхватывало остатки сверкающего снега, чуть-чуть освещая улицу. Но широкая дорога, по которой путники шли в сторону фермы, была раскатана повозками и представляла собой тёмное грязное месиво, и куда ставить ногу следующим шагом Кира попросту не видела. Поэтому немудрено, что поскальзывалась, но успевала удержать равновесие, догоняя широкий мужской шаг своими маленькими торопливыми шажками.

«И зачем подписалась…»

А вдруг никакого сына нет? Вдруг это головорез, то ведёт её к своим? Вдруг решил ограбить, или ещё чего похуже, а вдруг… И Кира чуть замедлила ход, пытаясь рассмотреть в темноте спину мужчины, – вдруг это знакомые того полуорка? Да, его выволокли наружу стражники, но что ему мешало подослать друга? Нет. Трактирщица не похожа не преступницу. Она не стала бы. Не после того, как Кира спасла её дочь. Во всяком случае, послушнице очень не хотелось в это верить, и после короткой паузы она поспешила следом за чуть отдалившимся фермером.

И минут через десять в окружении пока ещё заснеженных полян, а чуть дальше и полей, показался чёрным силуэтом дом. На тёмно-синем сверкающем звёздами небе ярко выделялся сероватый клубящийся из трубы дым.

– Пришли, госпожа жрица, – выдохнул мужчина, не поворачиваясь, но прибавляя ход. Девушка вздохнула, но не стала поправлять его «жрицу» и «госпожу», так как сейчас это не имело смысла. Да и в целом, наверное, тоже. У порога их встретила женщина. Лицо её, бледное, худое очень выделялось на фоне ночной темноты и стены дома. Она молча приоткрыла дверь, откуда сразу же пахнуло уже знакомыми Кире травами (видимо, всех детей лечили по одной схеме), а ещё почему-то свежим хлебом, будто только что испечённым.

– Сюда, сюда, госпожа, – зашептала женщина, пропуская Киру в дом, и показывая рукой на угол комнаты, где на кровати лежал ребёнок. В доме было светлее, чем в каморке в трактире. Масляных ламп было больше, а ещё горело несколко свечей. Послушница мельком осмотрела убранство дома, чуть дёрнув в удивлении брови: здесь было куда уютнее и чище, чем в трактире.

А вот мальчонке явно было хуже. Если Тенни выглядела просто болезненной, то у сына этих людей хворь начала проступать буквально на коже. Кира нахмурилась, опускаясь на колени около кровати, дотронувшись до лба мальчишки. И одёрнула тут же руку, не от жара, а от… присутствия? Нет… тут нужно какое-то другое определение, что вертелось на языке девушки, пока она рассматривала ребёнка. Одёрнула одеяло, рассматривая голый торс. Сетка тонких сероватых вен билась под бледной, будто прозрачной кожей. Что-то тут не так… Она несколько раз щёлкнула пальцами, прежде чем на их кончиках появился, формируясь в крошечную сферу, свет. Такими шариками света ребятня играла в Храме в салочки, или использовала как ночник, когда строгие сёстры наказывали спать и тушили свечи. Яркий, пусть и недолговечный источник света.

– Заболел в один день с Тенни?.. – Шарик сорвался с кончиков её пальцев, зависнув над плечом. Кира не отводила взгляд от мальчишки. Он выглядел хуже.

– Да, госпожа. Одновременно. Они ведь и родились в один день, играют всё время, а тут на прошлой неделе со старшими ребятами, будь они неладны, паразиты, повадились к шахте ходить, мы туда не разрешаем, нечего им там делать, мешаться под ногами. Вымокли все, прибежали тогда распахнутые, распаренные, мокрые. А через пару дней слегли, да не только они, несколько детей… некоторые не выжили, простыли все, видимо, или подхватили что…

– Видимо, – эхом повторила Кира, вздыхая. Разом заболели дети части городка? Какой-то бред. Нужно написать в Храм, нужно, чтобы сюда прислали кого-то, у кого больше времени на это всё. А ещё можно послать весточку к магам в столицу, можно попробовать связаться с… «Так, стоп. Это не твоя забота. Вылечи ребёнка и уходи спать. А завтра уезжай отсюда, ещё до порта добираться»

Послушница растёрла ладошки межу собой, а потом приложила одну к груди ребёнка, ослабляя контроль, позволяя себе стать проводником силы, улыбаясь и наблюдая, как из-под её ладони по телу мальчонки начали расходиться волны золотистого света. И тот пришёл в себя, зашевелился, захныкал испуганно, когда открыл глаза и увидел незнакомое лицо, а послушница убрала ладошку, которая тотчас перестала светиться.

Она поднялась, уступая место женщине, что кинулась к ребёнку. Так странно. Дважды за сегодняшний вечер она спасла кому-то жизнь. Действительно спасла. Сама. Девушка не слушала особо благодарностей, отходя от кроватки и пятясь в сторону двери. Ей нужно вернуться в трактир и всё же чуток поспать. Внутри рождалось понимание, что завтра она никуда не уедет, и хорошо если весть об исцелении уже не разлетелась по семьям, где болеют дети, и ей действительно удастся поспать. Но почему-то это понимание, хоть и пугало, всё же не ввергало в ужас. Она задержится ненадолго. Корабли отходят достаточно часто. Кира отказалась от протянутых подноса и кольца, но попросила, чтобы её проводили. Шастать по улице в одиночку ей не особо хотелось. Но когда девушка вышла за дверь в компании заметно повеселевшего отца семейства, и они успели отойти на несколько шагов, за спиной громко хлопнула дверь и раздался женский окрик. Мальчонке стало хуже.

Кира бросилась назад, опережая оцепеневшего отца. Ребёнку явно было плохо. Серые венки, что Свет, кажется, стёр, взбухли, лицо было бледным, а глаза закатились. Его трясло, а тонкие как веточки ручки и ножки изгибались в суставах. Послушница похолодела, бросаясь к кроватке и снова прикладывая руки, на этот позволяя Свету струится более сильным потоком. Тело ребёнка окружило искрящееся свечение, и сам он будто засветился изнутри. И в яркости собственной силы Кира увидела неясный силуэт. Едва ли приметный, но всё же достаточный для понимания того, что при первом касании ей не показалось. Значит, это не простуда.

Девушка отняла руки от ребёнка, который задышал ровнее и снова захныкал, потянув руки к матери. Послушница сделала шаг к середине комнаты, складывая руки в молитву и позволила Свету озарить всё помещение ярким светящимся куполом. Тень-силуэт метнулась в угол, а после, скользнув по стене, скрылась в щели приоткрытой входной двери. Кира шагнула следом, не особо понимая, что ей нужно делать.

В густой чернильной ночи найти тень не представлялось возможным, и девушка беспомощно осматривалась по сторонам, пытаясь в темноте и сверкающем снежном ковре найти хоть какое-то присутствие. И оно дало о себе знать. Возмущённым кудахтаньем из хлева, где через секунду испуганно заблеяли овцы. Подобрав юбку, чтобы не набрать лишнего снега, девушка бросилась туда, чувствуя, как покалывает ладошки и крутит запястья. Да, пару кораблей, пожалуй, придётся пропустить, но что поделать.

Её никто не учил нападать. Применять силу против кого-то, направлять Свет в сторону обидчиков. Да и не было их, обидчиков-то. В Храме среди ребятни, конечно, постоянно были и ссоры и драки, но где их не бывает между детьми? Мать-Настоятельница, конечно, твердила, что Свет – это не только про благость и исцеление, и что к той форме силы, которую Свет может принять, если того требует момент, стоит относиться с вниманием и осторожностью.

Кире было пять, когда она впервые увидела у порога Храма представителей Паладинского Ордена, пришедших за детьми. Отбирали, смотрели, чуть ли не по косточкам разбирали, проверяя, подходят или нет. Мать-Настоятельница страсть как не любила их появления, но почти всегда соглашалась с их выбором. И отпускала мальчишек и редких девчонок вместе с закованными в золотистые доспехи воинами, долго смотрела им вслед, а потом запиралась в своей келье, и даже не спускалась к ужину. Кире было десять, когда на неё обратили внимание. Ей тогда казалось, что это очень неудобно – в тяжелой бряцающей броне опускаться на одно колено перед девчонкой, протягивать ей руку в латной перчатке. Ей казалось, что в таких доспехах ужасно холодно. Кира хмурила светлые брови, выхватывая мерцающий в прорези забрала шлема золотистый светящийся взгляд. Она пряталась за взрослых, хвала плотную ткань платья сестёр и никуда не хотела идти. Шуму тогда было…А ещё была золотая пыльца, что оседала на светлом каменном полу после того, как Мать-Настоятельница сказала категоричное «нет» главному среди представителей Ордена. Кира не хотела становиться паладинкой. Она, признаться, и жрицей-то становиться не хотела, но тут особо-то выбора уже не было.

Как и этой ночью, когда нагребла всё же в сапоги снега, приваливаясь со всей силы плечом к двери хлева. Зашипела от боли – уж больно тяжелая была дверь, не поддавшаяся первому толчку. Но поддалась второму, и послушница сделала шаг внутрь, поскользнувшись на пороге и рухнув на карачки. В нос ударил запах прелого сена, шерсти, помёта, ладошки вляпались во что-то мезко-скользкое. Кира морщилась, поднимаясь. «Платье испортила» – мелькнула в голове совершенно неуместная мысль, пока пыталась щелкнуть пальцами. «Светлячок» всё никак не хотел появляться, и девушке приходилось ориентироваться в редких кратких всполохах света у рук, пытаясь оценить обстановку. Хлев был небольшим: три овцы в загоне справа, несколько свиней слева, а впереди сооруженные насесты для кур, что кудахтали громче всех и суетливо хлопали крыльями. Наконец-то с пальцев сорвался шарик света, поднимаясь по руке и замирая над плечом. Кира щурила глаза, осматриваясь. Под ногами – влажное грязное сено, да и в загонах у животных не убрано. Впрочем, не удивительно, хозяйке явно не до того последние дни. Девушка отёрла руки об уже грязное платье. Кто её возьмёт на корабль в наряде, пахнущем навозом? Она двинулась к противоположной двери стене хлева, заглядывая в загоны к животным. В золотисто-белом разливающимся от шарика свете глаза скота отсвечивали зелёным или голубым. Но вот в самом дальнем углу, куда пока ещё не добрался свет… оказалось слишком много глаз. Кира сначала подумала, что это куры, но мелькнувшие справа глаза птиц отсвечивали ярко-жёлтым. А не рубиново-красным. Стало очень жутко. До какого-то странного оцепенения, до онемения конечностей. Кира нахмурилась, заставляя себя сделать ещё один шаг, и словно натыкаясь на плотную темноту, хотя, может, это всё страх, не позволяющей ей двинуться вперёд. Там, в углу хлева что-то определённо было. И это что-то очень не нравилось девушке. Пугало до одури, но отчего-то злило больше.

– Уйди, – не совсем понимая, к кому обращалась, разлепила Кира губы, чувствуя, как руки становятся тяжелее, словно с каждым ударом сердца в них что-то копится. Она не знала, что делать. Животные продолжали беспокойно метаться в загонах, куры кудахтали, а за спиной слышались голоса фермера. Рваные пляшущие тени появились на полу хлева – то хозяин нёс в руках факел и торопился подойти ближе. Это не понравилось обоим: и Кире и темноте. Но прежде чем вторая успела каким-то образом броситься вперёд, целясь ни то в неё, ни то в мужчину за её спиной, Кира выставила руку вперёд в неосознанно-защитном жесте. И вместе с поднятой рукой перед девушкой словно выросла невидимая стена, сверкнувшая ярчайшей вспышкой, когда неоформленное нечто о неё ударилось. С вполне себе явным глухим звуком ударилось. Значит, не показалось, значит, действительно что-то было. Страшное, красноглазое, жрущие детей. И это понимание вдруг захватило всё внимание девушки, заставляя её сильно топнуть, отчего от неё снова прошла вспышка на этот раз освещающая хлев, пугающая животных. И кого-то в тёмном углу. Кира топнула ещё раз:

– Уйди! – вложив в свой голос несвойственную ей сталь, сжав кулаки так сильно, что пальцы заболели. И топнула ещё раз, на этот раз создавав не сверкающий купол, а хлестнувшую по темноте плеть, что с щелчком и вспышкой возникла в воздухе. Темнота заметалась, заклокотала беззвучно, а затем рванула вверх, прошибая потолок и исчезая. Холодный воздух резко ворвался в лёгкие девушки, стоило ей сделать судорожный вздох и шагнуть вперёд, чтобы удержаться на ногах. Страх, исчезнувший лишь на несколько секунд, вернулся, ледяным липким потом сползая от шеи к пояснице. Девушка задышала часто-часто, чувствуя дурноту от густого запаха животных. Свет над плечом задрожал и исчез. Но темнота не поглотила послушницу, хлев был окрашен отсветами рыже-желтого факела, который хозяин оставил в держателе на стене на входе. Кира и забыла о нём, но когда тот коснулся плеча девушки, дёрнулась, чуть ли не отпрыгивая от него. Она не знала, что нужно говорить в такие моменты, а поэтому выбежала из хлева, сгибаясь в дурноте и желудочных спазмах в ближайший сугроб. В голове звенело, а ноги подломились, слабые от пережитого страха.

– Госпожа, – раздался беспокойный голос над головой. Кира зачерпнула чистый снег, растирая лицо. – Как вам помочь, госпожа?..

Он стоял в паре шагов, явно опасаясь приближаться. Послушница качнула головой, держась за стену хлева и поднимаясь.

– Отведите меня обратно, – пробормотала девушка, шагая прочь от хлева. Ей нужно обратно в комнату, добраться до своих вещей, достать Дневник, написал Матери-Настоятельнице. Потом поспать. Обязательно поспать. А потом можно на корабль. И прочь, прочь, прочь отсюда. Пусть сёстры разбираются с этим сами.

Кира двигалась обратно к трактиру шатаясь и едва переступая ногами. Она чувствовала присутствие проводника рядом, но фермер молчал, за что девушка была тому благодарна. На разговоры она не особо способна сейчас. Минут через пять, когда она уже успела несколько раз оступиться и чуть не упасть, Кира услышала за спиной брань под нос, а потом её вдруг подняли на руки и мир закрутился, пропадая на несколько секунд. Он появился обратно, когда в нос ударил знакомый запах жареного мяса и пролитого эля. Кира морщилась, слышала голоса, разбирала что-то типа: «…случилось?!», «… лучше стало, а потом резко поплохело», «…за мёртвую жрицу с меня три шкуры спустят», «…крышу проломило, не знаю, что это…», «…утром будем думать, а девчонку в комнату давай, на кровать», «…убила не убила, я не знаю, а вдруг вернётся?..», «…уже домой, жену успокой».

Несколько рук стягивали с неё платье, сапоги, снимали штаны, укладывали в кровать и заворачивали в одеяло. Кира слышала женские голоса, оба были ей знакомы. Она открыла глаза, выхватывая взглядом деревянный потолок, стол со своими вещами, темноту и едва различимый силуэт трактирщика в коридоре.

– Спи, милая, отдыхай, – к голове прикоснулись теплой сухой ладонью, рождая в голове одно из первых воспоминаний из Храма: Мать-Настоятельница смывает с её крошечных ладошек жирную гарь, пока она, малютка, то и дело падает в беспамятство. Дверь прикрыли, комната погрузилась в темноту, Кира – в беспокойный поверхностный сон.

Глава 2

Кира слышала голоса. Точнее, чьё-то бормотание, неразборчивое и невнятное. Ещё за пеленой сна, который не хотел её отпускать. Или она сама не хотела просыпаться? Та поверхностная тревожная дрёма, куда послушница провалилась после встречи с чем-то неведомым в хлеву, сменилась на глубокий сон, который должен был в идеале восстановить силы девушки, но сейчас этому совершенно точно кто-то мешал своим разговором. И почему этот кто-то вообще разговаривает в её сне? Или в её комнате?

Негодование заставило послушницу заворочаться, а следом и вовсе откинуть одеяло, приподнимаясь на локтях и осматривая комнату. И если несколько секунд назад она была уверена, что разговор ей просто послышался, то уткнувшись в красновато-желтый внимательный взгляд, всё негодование растеряла и испугано ойкнула, падая обратно на подушку и накрываясь одеялом по самые глаза.

– Кто вы такой? – сверкая этими самыми глазами из-под падающих на лицо растрёпанных светлых прядей спросила Кира. Она совершенно точно помнила эти глаза, и их владельца. Тот самый полурослик, что спас её от полуорка вчера.

– Неважно, кто я такой, важно, кто ты такая, – трескуче зашептал незнакомец чуть подавшись к послушнице. Та похолодела, пытаясь сообразить, что происходит, откуда он знает, и что он знает, и вообще, но прежде чем она принялась как-то объясняться, другой голос (на это раз женский) её перебил саркастично протянутым:

– серьёзно? – донёсшимся откуда-то со стороны изголовья кровати. Кира задрала голову, чтобы рассмотреть его обладательницу, которая, впрочем, сама появилась в поле зрения.

– Нет, ну момент-то подходящий! – запротестовал полурослик.

– Нет подходящих моментов для отвратительно дешёвого пафоса, Фил, – выдохнула женщина, опускаясь на корточки около кровати и внимательно рассматривая Киру. – Привет!

– Ч-что тут… кто вы такие? – переводя взгляд с одной на другого бормотала послушница.

– О, да, прости. Меня зовут Шиная, это Филип…

– С одной «п», – перебил полурослик

– ..да, с одной «п», – кивнула Шиная, – а ты… Кира?

– Думаешь, мы обознались? – заволновался Филип

– Нет, я просто…пекло, – закатив глаза, разозлилась женщина, – я просто стараюсь быть вежливой. Конечно мы не обознались! Ты всё сам видел.

– Да, но…

– Что видел? – нахмурилась Кира. – Зачем вы здесь?

– Мы видели, как ты прогнала из дома фермеров ту дрянь, – осторожно проговорил полурослик. – Следили за тобой, чтобы убедиться, что…

– Нас прислала Илея, – выдохнула Шиная, сжав переносицу.

– Мать-Настоятельница? – переспросила девушка, не веря своим ушам.

– Ну, если ты знаешь другую Илею, что решила вдруг отправить послушницу в паломничество в одиночестве, не отдавая себе отчёт, или что пугает ещё больше – отдавая, то может быть и нет…

– Это она, – заторопилась ответить Кира. – Мать-Настоятельница попросила вас сопроводить меня?

– Ну, «попросила» несколько другое слово, но суть ты уловила.

– Слава Свету, – прошептала девушка, расслабляясь и откидываясь на подушку.

– Это как знать, дорогая. Приходи в себя и спускайся. Мы не завтракали, да и тебе не помешает.

Когда новые знакомые ушли, послушница нетерпеливо выскочила из кровати, принявшись метаться по комнате, собираясь. Торопливо заплела волосы, умылась над тазом прохладной водой, нашла одежду, раскинутую на спинке стула, спеша одеться. Она боялась, что если будет медлить, то её сопровождающие уйдут, оставляя её разбираться со всем этим. А она не хотела разбираться с чем-либо в одиночестве. Вчера её страх отказать нуждающимся мог привести к печальным последствиям.

Кира остановилась посреди комнаты, отпуская подол только что надетого платья. Что произошло там, в хлеву? Она прогнала это… эту сущность? Духа? Кто это мог быть? И что сейчас с фермерским мальчишкой? Ей нужно заглянуть или нет? А что если темнота вернулась и… послушница оцепенела от страха, не позволяя себе думать о плохом. Нет, нет. Если бы с ребёнком что-то случилось, к ней бы уже ломились разъярённые родители. Значит, он жив.

Она не знала, нужно ли сразу брать с собой вещи, и немного замешкалась, рассматривая свои сумки. Но решила всё же спуститься пока без них. Правда, наверху лестницы она замерла, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Говорят ли о ней? Ждут ли появления? Или нет?

– Кира? – снизу вверх на лестницу смотрела жена трактирщица. Она улыбнулась, поднявшись на пару ступеней. – Мне сказали, что ты проснулась… Всё в порядке?

– Да, я… меня ждут, – закивала девушка, принявшись спускаться. Но внизу женщина преградила ей путь, прошептав:

– ты знаешь их?

– Нет, но их прислала Мать-Настоятельница моего Храма. Я доверяю её выбору.

– Ладно, – помедлив, качнула она головой. – Они за столиком в дальнем углу. Иди, я принесу тебе поесть.

– Спасибо, – улыбнулась Кира, выходя в зал. Утром было мало людей, и она сразу увидела странную пару её сопровождающих. Немного нервничая, послушница заняла место напротив них, отмечая, как странно они всё же выглядят вместе. Филип «с одной «п»» – некрасивый полурослик в одеждах на первый взгляд отличного качества и кроя, которыми он будто бы пытался отвлечь внимание собеседника от своего лица. Что до Шинтаи… Она выглядела как человек, судя по бледноватой до лёгкой серости коже и чёрным смоляным волосам, скорее принадлежала к огненной породе, что подтверждали и янтарного цвета глаза, а вот белёсые шрамы на лице, открытой части шеи и руках выдавали в ней не просто путешественницу, а скорее воительницу или что-то в этом роде.

– Кто вы такие? – решила спросить девушка в лоб, практически не смущаясь своего любопытства. Ей нужно знать, кто они, чтобы доверить свою жизнь в предстоящем путешествии.

– Давай ты поешь, кроха, а потом мы расскажем, хорошо? – пробормотал Филип, криво улыбаясь.

– Хорошо, – кивнула послушница, поджав губы на его «кроха». – Но давайте совместим. Я буду есть, а вы говорить, идёт?

– Идёт, – усмехнулась Шинтая, улыбаясь и откидываясь на спинку стула.

Ждать долго не пришлось. Трактирщица и её дочь довольно быстро принесли завтрак, расставили тарелки перед гостями и удалились. Кира мешкала, а вот её новые знакомые принялись за еду очень охотно.

– Ешь! – Чуть ли не приказным тоном заявила Шиная, ткнув варёной картофелиной, насаженной на вилку в сторону Киры, но девушка больше интересовалась тем, кем являются сидящие напротив неё, чем тем, что лежит в тарелке. И пока собеседники раскладывали по тарелкам еду, послушница всё смотрела и смотрела на них, ожидая обещанного рассказа, пока в её сторону не ткнули картофелиной.

Кира закивала, взяв в руки ложку, и принялась помешивать кашу, в которой виднелись кусочки каких-то сухофруктов. О, как она скучала по свежим фруктам. Северный материк не славился разнообразием фруктовых садов, но даже обычное яблоко показалось бы сейчас Кире чем-то запредельно вкусным. Но до спелых плодов ещё очень далеко. Весна, казалось, уже должна была стать полноправной хозяйкой здешних мест, но зима не собиралась уступать место старшей сестре, принося с гор холод, колючую снежную крупку и пронизывающие ветра. И всё же, солнце с каждым днём грело всё сильнее, и стоило первым его лучам коснуться земли, снег начинал таять, превращаться в хлюпающую жижу, что за ночь замерзала в уродливую застывшую кашу. Но тем не менее, от маленького городка под названием Тонлок, что был не так уж и далеко от северной столицы, по сравнению с прочими, а, значит, достаточно людным, зима нехотя отступала. Шумная речка день ото дня становилась всё полноводней, утром на улицах звенела капель, а верхушки гор потеряли свои белые шапки, показав глубокую дымчатую синь. Городок был под покровительством одного серверного герцога, который, впрочем, предпочитал жить в столице, изредка наведываясь в родные края, посмотреть, как идёт добыча ценных минералов в шахте, да собрать причитающиеся ему отчисления от крошечного постоялого двора, да пары-тройки ферм. Благо, комфорт и тепло он любил больше путешествий по расквашенным весенним дорогам, так что наведываться в ближайшее время не собирался. Но люди его любили, а поэтому даже в отсутствии высокопоставленного господина не стремились к беспорядкам, да и стражники свою работу знали. Вон, вчера, например, выволокли полуорка из трактира, который приставал к Кире. Об этом она вспомнила совершенно внезапно, поняв, что сидит за столом со своим спасителем, а потому пунцово покраснела, вспоминая, что так и не поблагодарила его как следует.