Полная версия:
Русский излом. Роман в трех частях
Молодых людей представили друг другу, и, стоит ли удивляться, что взаимная симпатия переросла в настоящий роман, закончившийся скоропалительных венчанием? Обоим влюблённым казалось, что они грезят наяву – так их переполняли счастье!
И вот Верочка в Залесье, в родовом гнезде Талановых. Счастливый Родион не сомневался: маменька с распростёртыми объятьями примет его избранницу, но не тут-то было!
Ни свекрови, ни золовкам Верочка не понравилась. Возможно, ревность всему виной – кто знает?
Надя и Рая, не слишком ладящие между собой, на этот раз дружно объединились против Верочки. Подпускание шпилек в разговорах, намеки, а то и откровенные насмешки – все шло в ход. Неизвестно, чем бы это все закончилось если бы не Любовь Петровна.
Нравится или нет, но Вера и Родион обвенчаны, рассуждала она. А потому придется с невесткой подружиться. Выдержка Верочки, игнорирующий выпады Нади и Раи, делает ей честь. Кроме того, о своём происхождении и полном безденежье она рассказала откровенно, не пытаясь приукрасить правду, не старалась стать для Талановых котом в мешке.
Нам же совсем необязательно докладывать всем и каждому об истинном положении дел – достаточно донести полуправду, мол, дворянка, сирота, училась в Смольном – средства есть, но небольшие. Именно эту версию следует преподнести соседям. Да и свадебный вечер устроить не помешает – показать Верочку местному окружению.
Как только Любовь Петровна придумала, что делать, она сразу же успокоилась, а заодно одернула за обедом Надю и Раю. На ближайшее воскресенье был назначен праздник. Вся округа получила приглашения – для Веры шили белое платье, вернее, перешивали из свадебного платья Любови Петровны.
Суета, которая огорошила Марусю в день приезда гостей, растянулась ещё на неделю, и, бывая у Раи и Миши, она ежедневно наблюдала хлопоты и беспорядок.
«Всё смешалось в доме Талановых, "-в данном случае исправленный Лев Толстой был явно к месту.
Глава 29
И снова дом Талановых полон гостей! Действующие лица все те же – Астафьевы, Пригожие, Миллеры. Маруся с удивлением обнаружила, что вместе с Карлом Ивановичем и Лилей приехала и Ольга, такая же красивая, но заметно похудевшая. Евгения Монакова с ними не было, и Маруся обратилась за разъяснениями к Раечке.
– Так ты ничего не знаешь? -воскликнула та, – Они же с Ольгой разошлись, вернее, Ольга сама от него ушла.
– Как ушла? – недоверчиво переспросила Маруся, – У них же все так романтично начиналось: неземная страсть, дуэль… Куда все пропало?
– Не знаю. Но видно, этот Евгений хороший перец, если такая покладистая и хозяйственная, как Ольга, не ужилась с ним, -ответила Рая, – А вообще, все покрыто мраком, она даже отцу не объяснила ничего, Лиля сказала, что, с тех пор, как она приехала, то и сидит взаперти и ни с кем не хочет видеться. Только на сегодня сделала исключение ради мамы. Да и Карл Иванович убедил.
– ,Давно она приехала?
– В один день с нашими, и тоже Мариупольским, но тем, что идёт на Петербург.
– Понятно, она же из Белоруссии ехала, -заключила Маруся.
Раечке беседа с подругой не показалась бы законченной, если бы ей не удалось высказаться относительно брака соседки:
– Я не удивляюсь их расставанию. Ольга поступила опрометчиво, связавшись с этим Монаковым. И мама тоже так считает. Одно дело – танцевать на балу, другое – выходить замуж. В мужья лучше выбирать местных парней: они все время на виду, и их семьи тоже. Я, например, вижу, что батюшка Пригожий заботится о матушке, значит, и Володя с Лёней будут такими же. А пришлый человек, на то он и пришлый
Рая ещё что-то говорила, но Маруся её не слышала. А потом Раю позвали, но подруга, казалось, этого даже не заметила.
Она могла думать только о том, что ей сообщила Рая.
Итак, Евгений Монаков свободен! Случилось то, о чем Маруся не смела и мечтать – он свободен! Ольга ушла сама, и это немного смущает, ведь не каждая замужняя дама решается на полный разрыв. В их кругу подобное не приветствуется, и, если бы не уважение общества к доктору Карлу Ивановичу, перед его дочерью закрылись бы двери многих домов.
Впрочем, рассуждала Маруся чисто теоретически: Евгений служит в Белоруссии и навряд ли когда-нибудь приедет в Песчанск.
Она мысленно составила план действий: первое -поболтать с Лилей и навести разговор на старшую сестру, второе – послушать, о чем сплетничают соседи, ведь среди тонн словесной шелухи может сверкнуть золотая крупица истины, а третье – добыть адрес Евгения Монакова.
Последний пункт плана Маруся могла выполнить здесь, в доме Талановых -Родион и Евгений все эти годы не прекращали переписываться, и часть писем хранилась в комнате Родиона, скорее всего, в письменном столе или деревянной шкатулке для бумаг. Марусе не раз попадалась на глаза эта шкатулка, чаще всего она находилась на верхней полке этажерки.
В данный момент войти в комнату нельзя: там находится Родион с друзьями. Из-за закрытой двери доносился громкий смех, не иначе смеются над плоскими солдафонскими анекдотами. Маруся почувствовала неловкость – не дай Бог, подумают, что она подслушивает, разговоров не оберешься!
Нет, она поступит иначе: она поищет письмо во время трапезы, незаметно выскользнув из-за стола.
А пока, чтобы не терять время, можно поговорить с Лилей. Младшая сестра Ольги не отличалась красотой и, если Ольгу сравнивали с Лорелеей, то пятнадцатилетняя Лиля внешне напоминала сдобную булочку -полненькая, румяная, а по характеру – вылитая Умная Эльза из сказки. Она все время чего-то боялась: летом – обгореть на солнце, зимой – простудиться и умереть. Возле речки, глубина которой не превышала метра, опасалась утонуть, возле леса – заблудиться. Клубнику она не ела из-за боязни крапивницы, а мороженое – из-за возможности застудить горло и охрипнуть.
Маруся нашла Лилю в саду, где она прогуливалась с детьми, приехавшими в гости. Она собрала их в кружок и нудным голосом объясняла, почему нельзя ходить босиком и есть недозрелые яблоки. Появление Маруси дети восприняли, как избавление, и ретировались бегом.
Лиля посмотрела на Марусю скептически.
– Ты тоже хочешь узнать что-нибудь про Ольгу? -ехидно поинтересовалась она, -Каждый подходит и спрашивает, а я ничего не знаю.
– Лиля, не сердись. Не каждый день в нашем окружении разводятся, вот люди и хотят знать причину., -примирительно сказала Маруся, – Тем более, Ольга, кажется, не расположена к откровенности.
– А, по-моему, ей просто нечего сказать, – отрезала Лиля, -Машенька, ведь все у них было прилично, как у людей: Евгений на службе, Оля ведёт дом, потом Ниночка появилась… И вдруг ей приспичило работать. Я понимаю, на жалование поручика не развернешься, но Евгению скоро дадут капитана! А она пошла работать, скинула ребенка на няньку, а потом и вовсе захотела стать самостоятельной.
Лиля сделала гримасу неодобрения и продолжила:
– Ну скажи, кто это потерпит? Жена на ночном дежурстве в госпитале, дома-шаром покати, а ребенок стал говорить с акцентом, как няня-белоруска. Вот Евгений и поставил вопрос ребром: или работа, или семья.
Лиля сделала паузу. Очевидно, она уже обкатала свой рассказ: в этой паузе явно чувствовалось ожидание вопроса.
– Ну и? -спросила Маруся.
– Она выбрала работу, -,закончила Лиля, довольная тем, что концовка прошла по ее задумке.
Девочки шли через яблоневый сад – гордость Петра Андреевича. Среди зелёных листьев уже виднелись плоды. Вокруг стоял горьковато-терпкий аромат, какой бывает от недозрелых яблок или падалицы.
– Не понимаю, почему она не уступила? А как же любовь? -произнесла Маруся с запинкой и густо покраснела.
Она покосилась на Лилю, но та не заметила Марусиного волнения.
– Я так думаю, Машенька, любовь не бывает вечной, а брак -это навсегда. Я выйду замуж за того, кого буду уважать, кто будет моей опорой в жизни. Влюбиться можно и в голодранцев, но семью без средств не построишь, -Лилечка рассуждала вполне серьезно, но Марусю вдруг охватила такая тоска от ее рассуждений, что она, воспользовавшись первым предлогом, убежала в дом.
– Как они скучны, и Рая, и Лиля. И обе собираются строить свою жизнь не по любви. А будут ли они счастливы, вот вопрос! По мне, так лучше, как Ольга -пусть ненадолго, но с любимым человеком, -Маруся мысленно отвергала сказанное подругами, а под любимым человеком подразумевала, несомненно, Евгения.
Глава 30
Весь день Маруся ходила под впечатлением услышанного. Она не воспринимала обращённую к ней речь и несколько раз отвечала невпопад. Бедная девочка, в настоящий момент она могла думать только о нем, Евгении Монакове.
Раечка обиделась на подругу, почувствовав, что та что-то скрывает от нее..Это было тем более неприятно, что сама Раечка не имела никаких тайн от подруги, и все перипетии вялотекущего романа с Лёней Пригожим становились известны в первую очередь Марусе.
Миша Таланов тоже был уязвлен Марусиным невниманием, но в тот момент, когда он решил, наконец, поговорить с ней, к нему подошёл садовник и, озираясь по сторонам, вложил записку ему в ладонь.
– Барин, Вам просили передать. Вас ждут у выхода к ручью, -вполголоса произнёс посланник и немедленно удалился. Миша даже не успел спросить, кто отправил записку.
– Погоди, – позвал Михаил, но его зов повис в воздухе.
Он подошел к окну и спрятался за штору, чтобы никто не помешал ему читать.
«Мое Шер Ами, Мишель. Помоги мне! Лишь на тебя я могу положиться, никому не говори о моём приезде. Не откажи в любезности, приходи, я жду тебя у ручья. М.Т.»
Миша нахмурился: он догадался, кто автор записки и, если это не розыгрыш… Впрочем, гадать незачем, да и некогда – сия особа ждёт его, и он не обманет ее ожидания.
Оглядываясь, он вышел во двор, торопливо пробежал по саду и спустился к дальней калитке, тропка от которой вела к ручью, берущему начало в лесу и вращающемуся в речку прямо за барским садом. С обратной стороны калитки росли кусты тальника, а за ними крапива и таволга.
Выйдя за калитку, Михаил немедленно был заключён в объятия.
– Благодарю тебя за то, что пришел, -последовал приглушённый шепот. Женский голос показался юноше знакомым, но, пока неизвестная не откинула капюшон плаща, он не был уверен в своей догадке.
Часа через два, когда гости уже сидели за столом и успели плотно закусить, Маруся поняла, что пришло время исполнить задуманное. Застолье вошло в стадию непринуждённой беседы, а гости, словно вросли в стулья, разомлев от летней жары и обильной еды.
Любовь Петровна сияла, будто начищенный зубным порошком образ, и причина была проста: все поголовно одобрили Верочку, о чем каждый из гостей счёл своим долгом сообщить хозяйке. Новоиспеченная свекровь немедленно возгордилась, ставя, непонятно, почему, себе в заслугу явные Верочкины достоинства.
Молодые ворковали, как голубки, и почти ничего не ели, тогда, как сидящий рядом священник Пригожий с аппетитом умирал здоровенный кусок бараньего бока с гречневой кашей.
Мама и Аня о чем-то оживлённо беседовали, иногда в их беседу вставляла замечания Ольга, а Раечка перешептывалась с Лилей, периодически бросая взгляды в сторону Лени Пригожего.
Под гул голосов Маруся вышла из-за стола и оказалась в коридоре. Опасаясь быть застигнутой, она опрометью бросилась в комнату Родиона Таланова. Ей казалась нестерпимой мысль о том, что ее поймают на месте преступления. Талановы удивятся и, возможно, решат, что ее цель – украсть что-либо ценное, хотя для Маруси самое ценное в доме Талановых был предполагаемый адрес Евгения Монакова.
Внезапно из-за угла появилась горничная с подносом, и Маруся резко остановилась, чтобы избежать столкновения.
– Ой, что это я? – смутилась Маруся, замедляя шаг.– Бежать нельзя ни в коем случае – это выглядит подозрительно, а мне не нужны подозрения.
Маруся огляделась по сторонам и поднялась на второй этаж. Комнаты братьев Талановых находились в просторном мезонине по соседству друг с другом. Двери открывались рядом, и девочка побоялась, как бы не перепутать и не очутиться в комнате младшего брата. Ничего страшного не произойдет, но время она потеряет, а ей надо поторопиться, а то гости разберутся по всему дому и кто-то захочет подняться на второй этаж.
Маруся осторожно прикоснулась к ручке двери, ведущей в комнату старшего брата, но повернуть не успела: ей показалось, что в смежной, мишиной комнате кто-то есть. Она замерла, прислушиваясь к происходящему внутри. А оттуда доносились какие-то стуки, будто кто-то двигал мебель или опрокидывал навзничь толстые тома. Маруся вспомнила, что Миша исчез из столовой прежде, чем подали горячее.
– Вот, держи. Здесь все мои накопления. Хотел поехать летом на Кавказ, -послышался голос Миши, – Этого, конечно, недостаточно, но на первое время хватит. Господи, и как тебя угораздило вляпаться во все это?
– Мишенька, я так раскаиваюсь. Я была дурой.
Маруся затаила дыхание: ей не удалось опознать по голосу мишину собеседницу.
– Мы ожидали увидеть сегодня на празднике и твоих родителей, но их почему-то нет.
Это снова Михаил. Непонятно, о чьих родителях идёт речь? Кто из знакомых отсутствует на празднике? Очевидно, тот, кто не упускает возможности повеселиться в гостях.
– ,Это потому, что меня разыскивает полиция, и папенька уже в курсе, -всхлипнула незнакомка.
– Мура, перестань
Ах, вот оно что! Мура Трапезникова, купеческая дочь, вообразившая себя поэтессой и эмансипе. Едва закончив гимназию, она укатила в столицу, якобы, учиться, а на деле проживала папины денежки в поисках смысла жизни. Последний она искала не в книгах, а в кокаиновой пыли.
Голос Муры из нежного сопрано превратился в хриплый, словно у простуженного геликона, поэтому Маруся её не сразу и узнала.
– Ой, Мишенька, я же чудом избежала ареста, – продолжала рыдать Мура, – Когда за Илюшей пришли, я была у модистки, а по возвращении меня предупредила соседка, и я, не заходя домой, сразу на вокзал, взяла билет до Дно, а потом пешком, сначала до Вязовки, ну, а потом и до Залесья добралась.
– Черт возьми, Мура, что такое ты совершила и почему опасаешься ареста? И за что взяли Илью? – в голосе Михаила угадывались сердитые нотки.
– Илья запутался со своими марксистами. Ты же знаешь, он, как Иисус Христос, хотел накормить всех голодных. А взяли его за распространение одной запрещённой газеты, не знаю названия. А ещё у нас при обыске нашли книжки запрещённые, это соседка точно знает, ей дворник рассказал, он был понятым при обыске.
– Что за книжки, Мура?
– Да ты что, Миша, я же книжек не читаю! – удивилась Мура. – Откуда мне знать, запрещенные они или нет.
– Ну, Илья понятно, но ты-то при чем?
– А при том, что мы жили вместе гражданским браком.
И Мура снова всхлипнула.
Маруся, потрясенная услышанным, стояла ни жива, ни мертва. Неизвестно, что ее поразило больше – арест Ильи или весть о том, что он проживал под одной крышей с Мурой без церковного венчания. Маруся задумалась: она не знала, как поступить. Рассказать родителям? А если Мура ошибается, и Илья вовсе не арестован! Она же побоялась зайти в квартиру, а сведения получила от постороннего лица!
Если же Мура не врёт, то арест непутёвого Ильи станет для родителей ударом. Особенно для папы: он так мечтал, что Илюша станет преуспевающим адвокатом. Как Плевако.
Похоже, вместо Плевако в семье Астафьевых появился новый Марат или Робеспьер.
Мура снова подала голос:
– Я ещё вспомнила: накануне у нас гостил Евгений Монаков —
он приезжал по делам службы. Илюха и разболтал ему по дружбе. И тот же офицер, по словам соседки, приехал с полицией. Не хочется верить, что офицер может быть доносчиком, но такое совпадение, Миша!
Марусе хотелось плакать: сама того не подозревая, купеческая дочь Мура разбила идола, вдребезги!
– Миша, ты никому не проболтайся про нас с Илюшей, – попросила Мура- Сам понимаешь, дойдет до папы… Мои родители- ужасные консерваторы, ну прямо типажи из пьес Островского. Они не так поймут.
– Не надо просить, Мура. Мы с тобой давно знакомы, и ты прекрасно знаешь, что я умею держать язык за зубами.
– Знаю, потому и открылась тебе. Сестры твои меня не любят: я же курю, ношу брюки не только на конную прогулку, признаю свободную любовь. Это у вас тут в провинции каждая барышня мечтает поскорее выйти замуж, абы за кого… А у нас в Петербурге давно имеется прогресс в отношениях между полами.
– Мура, это сейчас неважно, что думаю я о твоих взглядах. – возмутился Михаил.
– Ты не понимаешь, институт брака умер, люди сходятся и расходятся, и никто никому не обязан.
– Как много слов для оправдания! Сказал же, не проболтаюсь. Подскажи лучше, как сообщить Астафьевым об аресте Ильи?
– Не знаю, стоит ли, – Мура произнесла это таким печальным голосом, что Маруся поняла: не стоит!
Однако она не была бы эмансипе, если бы не продолжила:
– Если хочешь, расскажи Анюте или Марусе, а меня не впутывай. А девочки передадут предкам.
– «Предкам,» -презрительно повторил Михаил, – Жалеешь, что не послушала отца?
– Мишенька, о чем ты говоришь? Ты представить себе не можешь, какой ад царил у нас дома! – взорвалась Мура, – То нельзя, другое нельзя. Курить нельзя, на вечеринки нельзя. А женихи – сплошь купчины необразованные, в голове одни цены на скобяные товары. Никто не разбирается ни в поэзии, ни в искусстве. Да я только в Петербурге узнала, что такое – настоящая жизнь!
Мура снова заплакала, а Маруся сочла момент благоприятным, чтобы предстать перед собеседниками. Она резко распахнула дверь и вступила в комнату. Миша и Мура сидели на диванчике. Оба, как по команде, уставились на нее.
Маруся замялась.
– Я случайно проходила, – объяснила она, – Я слышала все.
– Ну, это к лучшему – тебя не надо вводить в курс дела, -сказал Миша.
Маруся выразительно на него посмотрела.
– Я прошу тебя… Вас, – произнесла она, глядя прямо в глаза своему другу, -Пожалуйста, не проговоритесь нашим, хотя бы сегодня. Я не хочу испортить праздник моей семье. Это раз. Два – твоему отцу, Мура, нужно передать записку, хотя бы через сына кухарки – он сообразительный и, если в доме полиция, то поостережется передавать что-либо в руки господину Трапезникову.
– Молодец! – восхитился Миша, – Пришла и все разложила по полочкам.
Он был немного смущён тем, что Маруся застала его наедине с Мурой. Она же и не подумала ревновать: слишком тяжело далось ей известие о непорядочности Евгения Монакова. Разочаровываться всегда неприятно, а в любимом – вдвойне. Отогнав мрачные мысли, она изобразила кураж и, вскинув подбородок, с гордостью произнесла:
– А то! Что бы вы делали без Маруси Астафьевой!
– Я иду за мальчонкой, – Михаил вскочил и скрылся за дверью.
Он даже улыбнулся, радуясь, что сцена ревности отменяется.
Как только он вышел, Маруся присела перед Мурой и заглянула в ее увеличенные атропином зрачки.
– Так, моя милая, теперь, когда мы одни, расскажи мне подробно об аресте брата, расскажи все.
О Евгении Монакова было забыто раз и навсегда.
Глава 31
Лишь назавтра в семью Астафьевых пришло печальное известие. Местный околоточный специально заехал в Большие Дубы, чтобы сообщить об аресте Ильи. Он сказал, что Илюша сидит в Крестах, в ожидании суда, а за участие в антиправительственной организации ему грозит Сибирь.
После первых расспросов и выкриков в доме установилась
относительная тишина. Все разбрелись по своим углами и там переживали внезапно свалившуюся беду в одиночку.
Маменька тихо плакала у себя в комнате, перебирая илюшины фотоснимки, останавливая взор на детских. Не верилось, что из белокурого маленького ангела вырос бунтовщик против царя.
Аня проводила околоточного до ворот, не забыв сунуть серебряный рубль в его плотную ладонь – чтобы не болтал лишнего в округе. Вернувшись, она на всякий случай проверила вещи в комнате Ильи: а вдруг этот паршивец спрятал в доме что-нибудь противозаконное. Она устроила обыск почище полиции, но ничего не обнаружила.
Ваня слонялся по дому без дела и, мучимый любопытством, приставал ко всем с расспросами, но не добился ничего ни от маменьки, ни от папеньки, пока, наконец, кухарка Домна не взяла мальчика под своё крыло. Она поставила перед ним тарелку с куском картофельной запеканки и налила молока. Пока Ванюша уплетал за обе щеки угощение, кухарка излагала собственную версию событий. По ее мнению, выходило, что Илья уже давно живёт, как хочет, не слишком прислушиваясь к отцовским советам, поэтому так все и произошло.
– Вот за это и посадили вашего Илюшу, – добавила она.
– Баба Домна, ты все врешь – за непослушание не сажают в тюрьму, -засомневался Ваня.
Домна не стала спорить, а продолжила рассуждения.
– Барин-то, Федор Иванович, слишком добры к детям. Оне хоть и строгость показывают, а ее и нет! Откуда ей взяться, коли сердце доброе. А ему надо бы применить к сыновьям действенные меры, – заключила кухарка.
Словосочетание"действенные меры» Домна позаимствовала у старшей барышни Анны Федоровны, когда они с Надей Талановой обсуждали школьное воспитание крестьянских детей.
– Какие «действенные меры»? – не понял Ваня. Он же не подслушивал за дверью разговоры барышень.
– Меры? Розгами надо было пороть, как в старые времена, – в сердцах воскликнула кухарка.
Ваня поспешил перевести разговор на другое, испугавшись, что Домна сгоряча может внушить родителям идею о «действенных мерах». Илье и Мите уже все равно, а он, как младший в семье, станет крайним.
Маруся горевала вместе со всей семьёй, но в то же время испытала облегчение оттого, что ей не пришлось сообщить ужасную весть домашним. Кое-как утешив маму, она ушла к себе. Сколько всего навалилось на нее – Маруся пыталась упорядочить свои раздумья, но только запутывалась в мыслях и рассуждениях. Чтобы занять себя, она стала подбирать книги для пастушонка Феди. Кое-что она уже отнесла ему, остались «Физика"Краевича, сборник задач по алгебре и старый географический атлас. А позже, когда мама успокоится, Маруся навестит ее. И тогда, возможно, удастся придумать, как помочь Илье.
Тяжелее всех пережил арест сына Федор Иванович. Он был в курсе илюшиных убеждений, считал их ошибочными, но ни на минуту не допускал подобного развития событий. Кроме того, случившееся поразило его своей внезапностью.
Сын не оправдал надежд, сын испортил себе жизнь, сын никогда не продолжит семейное дело – эти мысли теснились в голове Федора Ивановича. Он отгонял их, пытаясь сосредоточиться, и никак не реагировал на упрёки, которые сквозь слезы бросала Асенька. Она совершенно потеряла голову и винила отца во всех бедах, выпавших на долю среднего сына.
Федор Иванович попытался возразить, что это несправедливо, и в Илью он вкладывал неизмеримо больше, чем в Митю, Ваню или дочерей. Кажется, впервые в жизни Асенька не захотела его слушать и, рыдая, побежала к себе.
Горько сделалось на душе у Федора Ивановича: как же так?
Он работает день и ночь, чтобы семья ни в чем не нуждалась, чтобы драгоценная Асенька и дети не знали жизненных трудностей. Он ограждал их от неприятностей, он взвешивал на себя неподъемный груз забот, он пропускал через своё сердце жизненные невзгоды – может быть, поэтому оно так болит сейчас?
Привычным жестом он потёр себе грудь – нет, это не боль! Такое чувство, что Орлик поставил тяжёлую подкову прямо на ребра, да так сильно, что заболела левая рука.
Федор Иванович замер в кресле. Подобные приступы случались с ним и раньше, и по опыту он знал, что необходимо немного посидеть без движения, обычно после этого наступало облегчение. Он закрыл глаза на минуту, а, очнувшись, обнаружил, что все покинули гостиную и разбрелись, кто куда. Да и околоточный уехал: сквозь забытье Федор Иванович услышал стук колес его двуколки. Надо было околоточному «сунуть"в карман, да разве домашние догадаются? Анна, возможно, и сообразит, а милая Асенька и Маруся ни за что! Обе, словно не от мира сего – им невдомёк, что околоточный будет молчать не просто так – рублевик заставит околоточного держать рот на замке и не распространяться о визите к Астафьевым. Сплетни, несомненно, так или иначе просочатся, но пустъ их будет по возможности меньше.
Тем временем исчезнувшая было сжимающая боль вернулась, возрастая в геометрической прогрессии. Сердце запульсировало где-то в глотке, словно пытаясь выскочить. Федор Иванович снова потёр грудину, но лучше не становилось. Он почувствовал животный страх, никогда ранее не испытанный. Этот страх пропитывал клетки тела, заполнял все его существо, и несчастному показалось, что сама госпожа Смерть уставилась ему в лицо своими пустыми глазницами. Лоб покрылся холодным липким потом, а руки задрожали.
– Помогите! – прохрипел Федор Иванович и взмахнул рукой, пытаясь позвать кого-нибудь.