Русский излом. Роман в трех частях

Его отъезд в Санкт Петербург опечалил Марусю, но первое полученное от него письмо обрадовало, а осознание того, что адресант учится в университете, возвышалось ее среди гимназисток.

Ой, как же хотелось Марусе похвастаться и разрешить прочитать письмо подругам, однако она подавила это желание в зародыше. Получается, она раззвонит о том, что предназначено только ей, и это будет некрасиво по отношению к Мише.

Размышляя таким образом, Маруся приближалась к Залесью. Тропинка свернула к реке, где когда-то братья Астафьевы и Талановы ловили налимов голыми руками, шаря под камнями. От этого места до барского дома оставалось совсем немного – пересечь луг и подняться в горку.

Девочка перешла речку вброд по камешкам и запуталась в зарослях таволги и иван-чая. Она с наслаждением вдохнула воздух, насыщенный терпким запахом, и зашагала вперёд. Через минуту ее взору открылись цветущие луга.

И вдруг, откуда ни возьмись, ее окружило стадо гусей.

Глава 25

Лето 1913.

Гуси шипели. Они явно были настроены недружелюбно. Очевидно, птицы подозревали, что девочка пришла на луг пощипать у них под носом вкусной травы. Старый гусак гоготал бестолково, гусыня-атаманша пребольно схватила девочку за ногу, молодые гуси последовали ее примеру.

– Кыш отсюда, ай! Больно же! – воскликнула она и остановилась, закрыв лицо руками.

Её крики не произвели на птиц никакого впечатления, а наоборот, раззадорили. Они продолжали атаковать и, когда клюв одной из птиц сомкнулся на мизинце, Маруся заплакала:

– Противные! Гадкие! В суп вас! -она отмахиваласьот них, размазывая слезы, но справиться с бандой красноклювых разбойников было нелегко.

Неизвестно, чем бы закончилось неравное сражение, если бы не вихрастый мальчишка в косоворотке. Он проворно выскочил из кустов и хворостиной отогнал гусей.

Крылатые налётчики степенно удалились, всем своим видом демонстрируя благонадёжности и послушание.

– Пшли отсюда, свиньи! -напутствовал их мальчик и даже пнул ногой в их сторону.– А по тебе, Евграшка, плётка плачет.

Он взглянул на плачущую Марусю и сурово сказал:

– Полно реветь, до свадьбы заживут твои щипки! Сама виновата, зачем полезла к гусям?

– Я не лезла, -оправдывалась она, поминутно всхлипывая, – Я вышла на луг, а они тут и налетели.

Мальчик пробубнил себе под нос что-то типа, ходят здесь всякие, только гусей пугают. Внезапно он переменился в лице и бросился искать что-то среди травы.

– ,Ты что-то потерял? – полюбопытствовала Маруся, следуя за мальчиком.

– Отстань! -рявкнул он, – Заорала, как оглашенная, будто тебя режут. Из-за тебя книжку потерял!

– Книжку?

Маруся не успела удивиться тому, что пастушонок прочитывает книжки на лоне природы: она заметила в стороне нечто пёстрое, нагнулась и подняла потерю.

– Вот твоя книжка, держи, -сказала она и обмахнула обложку от налипшей грязи.– «Сборник задач по арифметике»?

Она вопросительно посмотрела на мальчика: да он, оказывается, не просто развлекается чтением беллетристики, а занимается арифметикой! Невероятно! Его никто не заставляет, а он занимается!

Вопрос в ее глазах сменился недоумением, а затем и восхищением.

– Ты решаешь задачи из гимназического курса?, -спросила Маруся, протянув книгу.

Мальчишка выхватил ее из Марусиных рук и даже не соизволил поблагодарить. Он разозлился, сделавшись похожим на своего подопечного -гусака, и с вызовом произнёс:

– Ну и решаю, тебе-то что?

– Решай, пожалуйста, -миролюбиво ответила девочка, – Это даже очень хорошо.

Мальчик покосился на нее, но несколько сбавил тон.

– Это ты так считаешь, что хорошо, а, не дай бог, узнает бабка, заберёт книгу в лавку на обертки, – пожаловался пастушонок.

– Бабка? Какая бабка?, -Не поняла Маруся.

– Опекунша. Чудеева. У них лавка в Больших Дубах, а я у них в казачках, -объяснил он, потупившись, -Слышь, ты, эт о, никому не рассказывай про книгу. Бабка озлился, а в деревне засмеют.

– Не собираюсь я ничего никому рассказывать, а с твоей бабкой я вовсе незнакома.

Мальчик тем временем свистнул и погнал гусей к пруду, Птицы вразвалочку подошли к воде и занялись исследованием прибрежной тины. Пастушонок напоследок взмахнул хворостиной и вернулся к Марусе.

– Не моя это бабка, говорю же, опекунша! – мальчик поморщился, -Мамка померла, отец женился, а нас, ребят, раздали в семьи.

В голове у Маруси промелькнули обрывки воспоминаний: станция, красные гроздья рябины, двое мальчиков в картузах и крошечная девочка рядом с барыней Верой Павловной Благовидовой.

– Вы дети Андреевой Марии? – спросила она, произнеся имя, всплывшее неизвестно, из каких глубин.

– Верно, откуда знаешь? – повеселел мальчик.– Я старшой, меня в казачки отдали к Чудеевым, брата Филю увезли в Горки прислуживать в монастыре, а сестрицу Гашеньку барыня Благовидова удочерила.

– Я случайно видела, как девочку увозили в Петербург. Мы тоже уезжали в тот день в Песчанск. Мы на станцию приехали как раз перед прибытием одесского поезда, дневного.

Мальчик кивнул, а Маруся, словно спохватившись, спросила:

– Тебя, кажется, Петей зовут?

– Федя, -набычился мальчик.

– А меня Маруся.

– Я знаю, ты – внучка Ивана Астафьева.

Некоторое время они пристально рассматривали друг друга. Невысокий коренастый Федя хлюпал носом, потирая одна о другую ступни босых ног. Кожа его крепких рук была покрыта цыпками, а под неподстриженными ногтями чернела земля. Его рубашка, выгоревшая на солнце, выглядела ветхой и заношенной. На боку висела торба, куда он осторожно положил книгу.

– Странно, – подумала Маруся, – Он совсем не вызывает жалости, этот сирота, хотя он не маленький лорд, и у него нет дедушки – земельного аристократа. Он не просит подаяние, а хочет учиться. Ему не нужны подарки от Любови Петровны, ему необходимы учебники.

Она поймала себя на том, что стыдится своей лени, неусидчивости, нелюбви к латыни, а ведь родители делают все, чтобы все они – братья и сестры – получили образование. Федьке не по карману оплатить гимназический курс, однако он занимается самостоятельно в гусиной компании.

– Ты молодец, что сам учишься, – произнесла она с восхищением. – Я бы так не смогла. И тебе никто не помогает?

– Помогал Аким Анкудиныч, учитель, но теперь я поболее его выучил. А книжку Володя Пригожий, попов сын, подарил.

– Хочешь, я тебе все свои старые учебники отдам? И по химии, и по физике, и задачник? – предложила Маруся – А непонятное могу объяснить!

Мальчик недоверчиво ухмыльнулся.

– Оно, вроде бы и неплохо, – задумался он.– Только бабка ругаться станет. А, ладно, неси, если не жалко! Я их на чердаке спрячу – бабка туда никогда не заглядывает.

Они дошли до края луга, и Федя переспросил, сомневаясь:

– Не обманешь ведь, придёшь? Страсть, как хочется новое узнать. Ты не бойся, я книжки не помню, не запачкаю.

Глава 26

В доме Талановых царила суета: кухарка готовила угощение, как на Маланьину свадьбу. Петр Андреевич шутил, что таким количеством можно накормить весь Дновский уезд. Две нанятые из деревни поломойки мыли полы, а садовник подметал дорожки. Он так энергично возил метлой, что пыль стояла столбом и оседала на розы.

Любовь Петровна носилась по всему дому и раздавала указания. Особенно доставалось ее супругу: он вынужденно отложил в сторону трубку, очки и газету, а затем в компании младшей дочери занялся книгами в кабинете. Вскоре Раечке надоело это переставлять тома, и она предпочла перебирать гардероб свой и матери. Маруся застала подругу с булавками во рту: Рая, как заправская портниха, подкалывала оторвавшуюся от нарядного платья оборку.

– Что у вас происходит? Вы ждёте нашествия гостей? – удивилась Маруся, поздоровавшись.

– Угу, -промычала Рая, а затем, вынув булавки и приладив их на нужное место, объяснила, – Рано утром принесли телеграмму: Родион и Миша приезжают вместе Мариупольским пятичасовым.

– «Все смешалось в доме Талановых,» – воскликнула Маруся, – Рая, телеграмма от них не опоздала? Чего вы так суетитесь?

– Телеграмма не опоздала, – отмахнулась Рая, -Родя-то не один приезжает, а с Верочкой.

Старший из братьев Талановых, Родион, не так давно женился и впервые вез молодую жену в родительское гнездо.

Маруся, не вдаваясь в дальнейшие расспросы, подхватила упавшую иголку и принялась делать наметку. Рая была занята тем, что приводила в порядок любимое платье матери – бордовое с кружевами.

– Мы хотели позвать всех на Троицу, но мама сказала, что соберёт всех соседей на воскресный обед. Ты закончила? Взгляни, там такая красивая блузка, мама привезла из Ревеля.

Маруся приладила оборку и взяла в руки блузку – тонкий батист, мягкий большой воротник, пуговицы в виде сжатых бутонов.

– Блузка замечательная, -одобрила она, – Ты сегодня ее наденешь?

– Хотела на Троицу, а теперь думаю, лучше сегодня. Не хочется перед этой Верочкой плохо выглядеть.

– Скажи, а кто она?

Раечка подала плечами: никто не видел избранницу Родиона, Известие о его женитьбе стало неожиданным для обитателей барского дома в Залесье, и Любовь Петровна сокрушалась поэтому поводу. Ее несомненно тревожило то обстоятельство, что сын до двадцати шести лет оставался неженатым, но так же тоже нельзя!

Женился на первой встречной, неизвестно, из какой семьи; неизвестно, какими средствами ее семья располагает. Единственное, что сообщил сын о Верочке, -она дворянка, ей восемнадцать лет, сирота.

Любовь Петровна выразила опасение, а не сойдёт ли влюбленность восторженной барышни на нет после того, как молодая семья сядет на офицерское жалование Родиона?

Да и вообще как-то не по-людски – женились наскоро, в полковой церкви, без белого платья, без гостей и застолья. Оно, конечно, и к лучшему – меньше расходов, но перед соседями стыдно.

И изворотливая хозяйка приняла соломоново решение: устроить для ближайшего окружения праздничный обед. Это будет и знакомство, и свадьба.

– Ты, Маруся, не обижайся, покупки мы потом посмотрим, -пообещала Раечка, -Ты только не уходи. Скоро конюх Иван их привезет. Посмотришь на жену Роди, и кого это он выбрал? Да и Мишу ты, наверное, с Пасхи не видела.

Маруся вздрогнула и чуть не уронила блузку. При упоминании Миши она отчего-то смутилась. Нет, нет, он по-прежнему оставался для нее другом, но тем не менее появилась какая-то недоговоренность в их отношенияхв результате чего она чувствовала себя в его обществе несвободно.

Когда это началось? С последнего приезда Миши на Пасху. Он вырвался буквально на несколько дней, сказал, что ужасно соскучился, что ему одиноко в большом городе. Он привез Марусе новые сборники стихов, которые захватил в книжной лавке по дороге на вокзал. Он прискакал верхом в Большие Дубы, чтобы повидаться с Марусей и отдать ей подарок. Мама оставляла его на обед, выбежавшая из своей комнаты Аня цеплялась к нему и влезала в разговор, но Миша отказался. Он сказал, что почти не побывал дома, а вечером они встретятся в церкви.

Однако к вечеру у Маруси поднялся кашель, и мать не позволила ей пойти на службу и крёстный ход. В середине апреля ночи в их местности сопровождались заморозками, а в церкви, наоборот, было жарко натоплено, к тому же дыхание прихожан подогревало атмосферу. Мать опасалась, что разгоряченная Маруся выйдет из тепла на холод и подхватит инфлюэнцу.

Девочка посопротивлялась немного и сдалась. Все уехали, а она легла спать в своей комнате.

Утром она встала рано и выскочила на крыльцо понаблюдать, как"играет солнце». Это кухарка Домна рассказала ей, что в утро светлого Христова воскресенья солнышко радуется, переливается радугой – «играет».

Сказать по правде, ничего особенного Маруся не заметила, но, чтобы не разочаровывать подошедшую Домну сказала, что да, видела.

А скоро и остальные проснулись и засобиралась в церковь на праздничную молитву. Аня, разодетая в обновы, хвасталась, что вчера весь вечер простояла вместе с Талановыми.

– Хочет сказать, что Михаил не отходил от нее, – подумала Маруся.

– Михаил весь вечер не отходил от меня, и в церкви, и потом, -объявила Аня и свысока посмотрела на младшую сестру.

Если этим сообщением она хотела задеть Марусю, то ей удалось вполне. Маруся давно знала, что Аня"бегает"за Мишей Талановым, но безуспешно. Вроде бы ничего особенного сестра не сказала, но неприятно было слышать ее похвальбу.

Она не находила ничего привлекательного в поцелуях, особенно в Пасху, когда каждый встречный-поперечный норовил приложиться к щечке хорошенькой барышни. Честно говоря, Марусиным опыт в поцелуях ограничивался торопливым чмоканием где-нибудь на катке, после чего на щеке оставался слюнявый след, а в сердце – неприятный осадок.

Семьи Астафьевых и Талановых занимали в Бельской церкви почетные места впереди. Они могли, не толкаясь и не вытягивая шеи, наблюдать церемонию. Маруся стояла ближе к краю, а Талановых почти в самом центре. Раечка в нарушение всех правил протиснулись к подружке и шепнула на ухо:

– Прячусь от Лёньки. Мы вчера поссорились.

И тут же сделала серьезное лицо.

Священник, отец Лени Пригожего, читал псалмы, а Маруся пыталась сосредоточиться. Обычно она не отвлекалась в церкви, но сегодня ей мешали то Рая, то чей-то кашель, то напряжённый взгляд Миши Таланова.

Он ей кивнул незаметно, и она поступила глаза, едва не уронив свечку. Он не сводил

с нее глаз, и она, смутилась.

– Скорее бы молитва закончилась, -думала она, -напрасно я пошла на службу.

На выходе из церкви ее ждало ещё большее испытание: проходя мимо нищих и раздавая подаяние, она столкнулась с Мишей. Он подошел к ней и тихо произнёс:

– Христос воскресе, Машенька!

Она ответила, чувствуя, что ее сердце стремительно летит в пятки: ей было страшно целоваться с Мишей, хотя в прошлом и позапрошлом году она не придавала этому значения.

Неожиданно она поняла, что и он смущён не менее, и это было странно.

– Что вдруг изменилось во мне? Почему он с трудом наклоняет голову, словно прикладывается к иконе? Наверное, я стала некрасивой, -вывод, сделанный Марусей, был неутешительным.

Эта мысль отравила ей поцелуй, но губы молодого человека уже коснулись ее нежной, словно лепесток розы, щеки.

Глава 27

Лето1913.

Ах, как же ошибалась Маруся, видя причину смущения Михаила в том, что он вынужден поцеловать некрасивую соседку! В настоящий момент Миша Таланов, cидя в вагоне первого класса мариупольского поезда, смотрел в окно и тоже вспоминал этот эпизод. Глаза его следили за переменой неброских российских пейзажей, а сердце уже летело в Большие Дубы. Он не переставал думать о Марусе и боялся только одного: ее равнодушия.

Родион и Вера сидели напротив, сцепив руки в кольцо, и не сводили глаз друг с друга. Они не мешали Мише, и он всласть размечтался о новой встрече с Марусей. А молодая пара была настолько поглощена в свои переживания, что даже начинающий вагонный вор мог, не таясь, «позаимствовать"их чемоданы – боюсь, они нескоро обнаружили бы пропажу.

А Миша думал о том, как неловко он повел себя на Пасху. Всему причиной – неожиданно распустившаяся весенним цветком редкая красота Маруси Астафьевой. Она выросла и изменилась настолько, что невозможно было по-прежнему относиться к ней, как к подруге младшей сестры.

Тогда, сразу же по приезде, он бросился в Большие Дубы, привез ей книги, и не потому, что она просила. Он знал, что Маруся любит стихи и хотел сделать ей приятное. В домашней обстановке, в знакомом платье она выглядела обыкновенной – милой, доброй младшей подружкой, с которой можно было делиться всем, как с родной сестрой. И тут же Миша отрицательно покачал головой, опровергая самого себя: как раз с родными сестрами, Надей и Раей, он никогда не откровенничал.

Отсутствия Маруси вечером, во время крестного хода, он, не то, чтобы не заметил, а не придал значения, да и вечер на исходе Великой Субботы был сам по себе торжественен и драматичен, к тому же с Мишей спешили поздороваться многие знакомые и друзья.

Воскресным утром Талановы отправились в церковь. Они немного опоздали: Астафьевы уже стояли впереди со свечами в руках. Петр Андреевич спешно пересчитал по головам всех домочадцев и выдал каждому по свечке. Они протиснулись вперёд, к Астафьевым, по пути произнося приветствия.

Аня Астафьева дернула Мишу за рукав и показала на место рядом с собой. Юноша покорился, надеясь на то, что во время службы Анна постесняется болтать.

Надо заметить, она ему совершенно не докучала – очевидно, ей было достаточно его молчаливого присутствия.

Он обратил внимание, что Рая мелкими шажками перебежала на сторону соседей и встала рядом с Марусей, и, хотя это произошло чуть ли не перед носом священника, тот сделал вид, что ничего не видел. Понятно, не хочет ссориться с богатыми прихожанами.

Раечкин маневр привлек к себе всеобщее внимание, в том числе Михаила. Он обернулся в их сторону и… до конца службы не отводил восторженных глаз от Маруси..

Лицо девочки, освещённое трепетным огоньком свечи, казалось одухотворенным и необыкновенно красивым. Ее взор скользнул по лицу Михаила и пропал под опущенными ресницами.

Секундного взмаха ресниц было достаточно для того, чтобы сердце молодого человека забилось чаще.

– Ангел мой, Машенька, -еле слышно прошептал он.

В памяти всплыл недавно прочитанные строчки:

«Вхожу я в темные храмы,

Совершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В сиянии красных лампад…»

Миша, Миша, что же случилось с тобой и твоим сердцем, если тебе вдруг до боли стали понятны стихи Поэта с мятущейся душой, да так, что их магия захватила тебя?

Маруся, Маша, Мария – именно она должна быть его Вечной Возлюбленной. Именно ее Господь создал, приближенной к идеалу, наградил неземной красотой и женственным обаянием. Ни кисть художника, ни объектив фотоаппарата не передавали и в половину ее прелести. Ни грана пошлости в ней не было – грубые слова никогда не срывались с ее уст, а милые деревенские обмолвки нисколько её не портили.

– Ангел мой, Машенька, – повторил он, чувствуя себя

влюблённым и дураком, или влюблённым дураком, что в принципе одно и тоже.

Он любовался каждой черточкой ее лица, стараясь запечатлеть в памяти до следующего приезда – и нежную кожу щек, и соболиные брови, и пронзительно-голубые глаза.

Темно-русые волосы девушки были гладко зачесаны назад и заплетены в тугую косу, украшенную на затылке атласной лентой. На голове красовалась маленькая шляпка, заколотая с двух сторон гранатовыми булавками.

Ангел ли послал на Мишу озарение, но юноша вдруг ясно осознал, что все его планы на будущее – полная ерунда, если рядом не окажется Маруси. Имеет ли смысл совершать открытия, заниматься наукой, разыскивать в далёких странах экзотические растения, если Маша не узнает об этом? Не узнает или не оценит, что для него было намного ужаснее.

Он нагнал Марусю и других Астафьевых уже за оградой церкви. Руки его дрожали, но не от холода, а от волнения: он во что бы то ни стало решился сказать ей…

Впрочем, сказать он ещё успеет, а поцеловать… Молодому человеку казалось, что пасхальное утро – самое подходящее время для этого. И тут наступило замешательство! Он приблизил свои губы к Марусиным, до конца не понимая, кому предназначался поцелуй – соседской девочке или Прекрасной Даме?

Вероятно, Маруся тоже чувствовала неловкость: по лицу девочки промелькнула тень удивления, но Михаил взял себя в руки и поцеловал ее.

Зардевшись, словно маков цвет, Маруся спряталась за спинами родителей.

На протяжении каникул они виделись несколько раз, но никогда не заговаривали об этом странном поцелуе. Обоим стало ясно, что их отношения изменились, и никогда не вернется доверительность, а вместо этого появятся недомолвки и скрытность.

Поезд приближался к станции Вязовка, и проводник уже предупредил о короткой стоянке. Родион и Вера переглянулись и стали готовиться к выходу, а Миша так и сидел у окна, не двигаясь с места. Он поймал себя на мысли, что боится встречи с Марусей, и в то же время надеется на эту встречу.

Нельзя сказать, что в Петербурге его не окружали девушки: и знакомые курсистки, и сестры товарищей по учебе, и просто разные эмансипе, неизвестно, каким образом попадающие в студенческую компанию. Они были разные и в то же время чем-то неуловимо похожи, во всяком случае, ни одну из них Миша не мог бы назвать Прекрасной Дамой.

– Кажется, эта вакансия занята вплоть до нового века -сказал он вслух, а Родион с Верочкой переглянулись.

Тем временем поезд замедлил ход: приближалась станция Вязовка.

Глава 28

Несмотря на опасения, встреча Маруси Астафьевой и Миши Таланова прошла так же сердечно, как в детстве. Поцелуев больше не было, но не каждый же день отмечают Пасху!

Они обменялись новостями и сосредоточились на «представлении Верочки когда двору.»

Любовь Петровна с пристрастием осмотрела невестку и не нашла в ней ни единого изъяна, кроме, разве что излишней худобы. Она решила про себя, что это дело поправимое: на сливках от Жизель, коровы эмментальской породы, Верочка быстро раздобреет.

Ну, если с внешностью все было ясно, то сведения о семье Верочки огорчили, хотя она рассказала о себе без утайки.

Верочка наполовину происходила из старинного дворянского рода – ее мать была поздним ребенком, любимой дочерью престарелых родителей. Девочка родилась после пяти сыновей, когда ее матери уже перевалило за сорок. Выросшая в любви и ласке, отгороженная от жизненных невзгод, девушка жила в мире, созданном собственным воображением. Когда же ей исполнилось семнадцать лет, скоропостижно влюбилась в молодого учителя-разночинца, нанятого для занятий английским языком.

Учитель был красив и загадочен, как герои Байрона, и влюблён, как Ромео. Юная аристократка согласилась бежать с ним и обвенчаться без родительского благословения в деревенской церкви.

Конец этой истории был ужасен, ибо родители, потрясенный предательством любимой дочери, не позволили ей вернуться и умолять прощение у их колен. Учителя с позором выгнали, и призрак нищеты воочию встал перед юной парой.

Молодой человек не разлюбил свою супругу, узнав, что она осталась бесприданницей. Он с головой погрузился в работу, стремясь добыть средства существования для жены и новорожденной дочери, которую счастливые родители назвали Верочкой.

Счастье их продолжалось недолго: юная дворянка, потрясенная мерзостями жизни – порождения и нищеты, быстро сошла в могилу от скоротечной чахотки. Крошка-дочь, оставленная молодому супругу на память об их любви, заставляла его держаться и не впадать в тоску. Чтобы вырастить ребенка, нужны были деньги, и немалые! Безутешный вдовец поклялся вырастить Верочку настоящей дворянкой. Он понимал, что никакие подарки – ни ленточки, ни платьица, ни шоколадные конфеты – не заменят хорошего образования и воспитания, поэтому все заработанные деньги вкладывал в будущее дочери. Единственное, в чем ему помогли родители покойной жены – сделали протекцию Верочке в Смольный институт. На этом они, вероятно, посчитали свой долг исполненным, и за время учебы ни разу не навестили внучку и не поинтересовались ее судьбой.

Окончание института совпало с ужасным событием: Верочка потеряла отца и осталась одна-одинешенька. Придя в себя после похорон, она обнаружила, что наследовать нечего, а квартира на Охте оплачена только до конца лета.

Помощи ждать было неоткуда, и Верочка, вытерев слезы, стала искать работу. Поначалу она не брезговала ничем, даже мыла клиенткам головы в салоне модного парикмахера, но постепенно набрала себе учеников и стала зарабатывать себе на хлеб репетиторством.

С Родионом Талановым она познакомилась в доме одной из бывших соучениц в день именин последней. Обычно Верочка старалась держаться подальше от институтских подруг: ей не хотелось посвящать кого бы то ни было в подробности своего положения, но в данном случае одноклассница сама разыскала Верочку, свалившись, как снег на голову, в ее скромное обиталище на Охте. Гостья как будто не замечала в обстановке квартиры признаков"честной бедности», тщательно маскируемых идеальной чистотой. Она сердечно расцеловал Верочку и оставила ей приглашение на торжество.

Верочка пообещала прийти, правда, ее смущали предстоящие траты. И дело не в подарке – кто же приходит в гости без подарка? Хочешь, не хочешь, а необходимо обновить гардероб, а для этого специально поехать в Пассаж или Гостиный Двор.

Как ни тяжело было Верочка расстаться с деньгами, заработанными тяжелым трудом, но впоследствии она благодарила судьбу за то, что не отвергла приглашение и не пожадничала.

Она появилась на празднике, в новом платье синего цвета, в модной шляпке более темного оттенка. Правда, на новый плащ ей не хватило денег, но верхняя одежда осталась на руках у лакея, а хозяева и гости увидели в ней элегантную красавицу. Больше всех новой гостьей заинтересовался стройный блондин в мундире поручика. Подруга сказала, что его зовут Родион Таланов, он – сослуживец ее брата и, если молодой офицер понравился Вере, то именинница от души поспособствует их знакомству.