245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 2-я

– Взяв под контроль село Макхеты, через день пошли дальше. У нас был командир машины – контрактник, мужик в годах, с бородой. Не помню, как его зовут, но я его невзлюбил: любил он показать, что умеет все лучше всех.

Перед тем, как идти дальше, нас стали собирать в колонну. Мы стояли в таком месте, что если смотреть вдоль направления, куда мы должны были идти, то справа – гора, прямо – река. Дорога, чтобы выехать с площадки, одна, и мне нужно было повернуть налево для съезда. Когда нужно было повернуть, то машина отказалась это сделать, и шла только прямо и налево. Я сделал круг, этот «дед» давай на меня орать, что я во всем виноват, хотя перед этим машина крутилась, как надо. Я поднял ребристый лист моторного отсека, все проверил, все тяги работали, как положено. Поехал на второй круг, а все стоят, ждут, и опять то же самое. Когда доложили об этом ротному, то они ушли без нас, сказали, чтоб догоняли вторым эшелоном. Минут через пять послышались выстрелы. Нам сообщили, что колонна попала под обстрел. Стали срочно собирать подмогу, и тут у меня всё заработало. Когда мы подъехали на помощь, то уже всё закончилось. Были слышны только одиночные выстрелы. На дороге стояла сгоревшие БМП и ГАЗ-66 минометчиков. После этого я стал верить что, у меня есть ангел хранитель, который потом спасал меня не раз.

После обстрела один из минометчиков перед сном достал спальник, и когда его тряхнул, то там перекатывались пули. Весь тент ГАЗ-66 го был пробит пулями.

«НО СКОСИЛА МЕНЯ В ГРУДЬ АВТОМАТА ОЧЕРЕДЬ…»

Вадим Рикун, зам. командира взвода, контрактник:

– Как-то так получилось, что мы очень сдружились вчетвером. Влад, Серега из Брянска, Андрюха и я. Серега постоянно напевал свою любимую песню Петлюры: «Вот пройду я долгий путь, мне друзья пророчили, но скосила меня в грудь, автомата очередь».

Серегу потеряли при зачистке какой-то деревни. Проверяли все. Подвалы, дома. В одном из подвалов Серега с Андрюхой напоролись на «духов». Андрюха выскочил, а Серега не успел. Мы собрались, начали вести переговоры с ними. Мол, дадим уйти взамен на Серегу. А комбат этот новый послал бойцов к нам, те встали напротив нас, но с другой стороны дома. Мы этих вызываем на переговоры: «Выходите, не бойтесь!». Те только выходить, а наши спасители открывают по ним огонь. И так несколько раз. «Духи понимают», что им не выйти, решают бежать. Один выскочил, и в дом, а другой в лес. Его сразу застрелили. Этот в доме спрятался.

Когда Серегу вытащили, он был еще теплый. Весь в крови. Ноги были перебиты в коленях и развернуты пятками вверх. На животе и шее были сквозные отверстия от автоматного шомпола. Так как мы ходили в повязках на голове, ей его и задушили. Помню, кто-то залез в «бэху». Развернул башню и сровнял дом с землей, где прятался этот урод.

У меня была истерика. Я просто отошел подальше и орал во все горло. Во мне что-то сломалось…

Стали беспредельничать. Заниматься мародеркой. На войне все проходят через это. Только ломает каждого по-своему. К крови и трупам начали привыкать…

«РОДИНА ОТБЛАГОДАРИЛА…»

Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:

– В конце мая меня заменили. В Москву прилетели самолетом, со мной было пять-шесть офицеров. На билеты от Москвы до Воронежа для всех не хватает денег. Собрали тушёнку, что брали с собой, пошел к начальнику смены кассиров на вокзале. Рассказал ситуацию, положил на стол тушёнку, деньги, что были. Женщина долго смотрела на меня, потом говорит: «Иди к кассе…»

Приехал в Воронеж на старое место службы, а должность мою сократили. Командующий 20-й армией генерал-лейтенант Чужиков говорит мне: «Плохо ты воевал, грубил. Увольняйся!». Отправил в СКВО своего зама по воспитательной работе полковника Пакина узнать, как я воевал. Генерал Трошев, когда узнал об этом, сказал им: «Вы сошли с ума! Отдайте его мне!»

В конечном итоге девять месяцев числился командиром танкового взвода. Надо было как-то жить – продавал машины, таксовал. Раз пять ездил в Москву на беседу в отдел кадров – «Нет для тебя ничего, все вакансии заняты!» Наконец, в марте 1996-го был назначен командиром танкового полка в Дзержинске. Пять лет командовал полком, четыре года – дивизией. В академию Генерального штаба не пустили – лишний!

Федор Сергеев, правовед полка, капитан:

– Вася Домнич, солдат-срочник, высокий такой, родом с Сахалина. Уезжал он по ранению. Солдатам-срочникам билет на самолет был не положен, а на поезде он на остров никак не попадет. – «Ничего не знаю, – сказали ему в финчасти, – Вот тебе проездные…» Тот стоит и плачет, бедолага. Выдали ему деньги за восемь месяцев службы в Чечне, но их не хватило даже на билет на самолет. Купил он билет только до Москвы… Вот как Родина его отблагодарила… Он еще ко мне домой заезжал за деньгами. На Сахалине как раз было землетрясение, ему так хотелось попасть скорей домой…

«РВАНЫЕ САПОГИ, И НИ РУБЛЯ В КАРМАНЕ…»

Александр Корнаков, контрактник, рядовой:

– Увольняли нас неохотно: все увольнения связаны с доукомплектованием личным составом и понижением репутации командования. Все контрактники увольнялись за несоблюдение условий контракта. Хотя само командование, в первую очередь, эти условия не выполняло. Когда начались ельцинские моратории, это всех достало. Федеральные войска разбили крупные группы боевиков и прижали их к горам, но кто-то решил дать им время отдохнуть, собраться и вооружиться. Пока продолжались моратории, они оборудовали укрепления, готовились к горной войне. Если бы в Москве захотели, эта война могла бы закончиться раньше полным разгромом боевиков. Все это недовольство политикой власти постепенно накапливалось, и я решил уехать.

Со мной уволился контрактник из Твери, и мы с ним из окопов в замызганной хэбэшке поехали домой. Требования на поезд нам выдали от Москвы до Новосмолино. Когда мы прибыли на попутном чеченском автобусе в Грозный, то увидели контраст между ментами, летевшими домой, и нами. У ментов все обмундирование было новенькое, а у нас – зашитая и изношенная хэбэшка, стоптанные и рваные сапоги, и ни рубля в кармане. Мне было унизительно и стыдно, что армия не может обеспечить своих солдат и офицеров новой формой, чтобы они ехали домой как военнослужащие Российской армии, а не как бомжи. Ведь мы лицо армии! Взводный перед отъездом домой выменял у чеченцев новый камуфляж за две канистры бензина, а нам менять было нечего.

11 июня, по прилету в Моздок, мы узнали, что борта на Москву не будет, нет горючего, а завтра праздник. До Краснодара нас взяли на вертолет МЧС, а там начались «хождения по мукам». Комендант аэропорта послал нас на военный аэродром. Сказал, что оттуда летит самолет на Москву, и нас возьмут. Приехали на рейсовом автобусе туда, но там про нас ничего не знают, и никакого самолета на Москву нет. Приехали на вокзал. Пришли к коменданту и попросили исправить требование, чтобы взять билет, но комендант, лейтенант, сказал, что он нас на войну не посылал, и кто послал, тот пусть и исправляет. От него мы поехали к военному коменданту Краснодарского гарнизона. Но и там нам никто не помог. Только накормили на гарнизонной гауптвахте, и отправили на вокзал. Мы переночевали на автовокзале, где нас накормили простые люди, а напёрсточник купил бутылку водки.

Утром нас взял на автобус до Ростова водитель. Люди, которые ехали в автобусе угощали нас фруктами. В Ростове еще ощущается близость войны, и люди к солдатам относятся с сочувствием. Комендант вокзала выслушал нас, сразу выписал нам билеты, дал немного денег и посадил на поезд до Новосмолино.

Деньги мы получили через день, но тоже пришлось ходить и просить. Приехав в Москву, а потом домой, я ощутил безразличие людей к этой войне. Они поют, танцуют, пьют, и им наплевать, сколько там погибнет людей, их это не касается.

Чеченского синдрома у меня не было. Мне кажется, что все это от слабости людей, которые свою несостоятельность списывают на войну.

Александр Лягушкин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

– Жалею, что не получилось оформить наградные документы на наших бойцов. Все они были достойны высоких боевых наград. Штаб полка печатную машинку в батальон давал иногда, и то на сутки. За это время надо было успеть напечатать документы на людей от всех подразделений батальона. Написанные от руки наградные листы в штабе округа не принимались. А если и в напечатанных представлениях были ошибки, то и такие не принимали. Лейтенант Гордеев несколько раз отвозил в Москву представления на награды и рассказывал, что там, в штабе округа этими документами комната завалена до потолка. Если они дойдут до комиссии при президенте РФ, а там числились деятели культуры, науки и прочих творческих занятий, то они решают, дать или не дать награду. Вот ребята и остались без заслуженных наград.

А в это время в госпиталях…

«В ПОЗВОНОЧНИКЕ ПУЛЯ ОСТАЛАСЬ…»

Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

– Пока лежал в госпиталях, с июня 1995-го по 1999-й, четыре с половиной года, мне сделали больше пятнадцати операций. И это только под общим наркозом, по мелочи я и не считал. Практически только в 2003 году у меня закончилось восстановление. Ранения в ногу и в руку все были сквозные, а в позвоночнике пуля так и осталась до сих пор.

Помню, как попал в Ханкалу, там начались сильные боли. С аэропорта «Северного» повезли во Владикавказ. Там я очнулся, вижу, что мне скотчем приклеили к груди удостоверение личности и книгу штатного состава батареи, на ногу бирку повесили, как новорожденному или покойнику в морге. Снова потерял сознание…

Очнулся двенадцатого июня. Оказалось, что я в самарском госпитале. Лежу и вижу, как будто со стороны, как мне делают операцию… В этот госпиталь приехала моя жена, заходит в палату, смотрит на меня и спрашивает: «А где Андронов лежит?» Только тогда я понял, что на себя стал совсем не похож, если уж жена меня не узнала. Я тридцать килограммов веса потерял всего за несколько дней…

Из Самары меня ребята, Сергей Костюченко и Виталий Зябин, повезли на машине домой, в Новосмолино. Перед тем как ехать, медики сделали мне укол обезболивающего, но понимал, что его ненадолго хватит. Попросил ребят сначала заехать в магазин. Выпил пол-литра без закуски. На какое-то время хватило, потом еще… Дорогу на машине из Самары перенес из-за сильной боли очень тяжело. Наконец, подъехали к дому, открыли обе дверцы машины, и ребята из батареи меня тащат в разные стороны, за руки и за ноги…

Весь полк участвовал в моей судьбе, и генерал Колотило, и полковник Морозов навещали. Никто из ребят не остался безучастным, все помогали. Дочку в госпиталь привозили – я же ее не видел…

В госпитале имени Бурденко в Москве к нам в палату приходил министр обороны генерал армии Павел Грачев. Его порученец из свиты подал мне пакет с подарком от министра – «Вот тебе бутылочка, отметите с офицерами». – «А почему не солдатам?» – «Ну, солдаты…» – «Как людей на смерть посылать, так они нормальные, солдаты…» Смотрю подарок – там тельняшка, бутылка дешевой водки, «сникерс» и носки из армейского вещевого склада. Такой подарок, не солидный для министра обороны, я не взял. Лучше бы одну тельняшку подарили. Потом министр подошел: «Сынок, возвращайся в строй…» Я ему ответил: «Чтобы меня еще раз нае…?» Телевидение нас снимало, и ребята рассказывали потом, что эти мои слова запикали. После такого разговора с министром врачи ко мне несколько дней не подходили.

Потом порученец министра обороны приехал, вручил мне орден Мужества и медаль «За отвагу», и говорит: «Выбирайте любой военкомат, где хотите продолжить службу», – «Это не моё, бумаги перебирать…». Как раз пришли Синякович и Звягин, стали обмывать награды.

Приезжали в госпиталь девушки, победители конкурса красоты «Мисс Россия», Одна девчонка села на койку к раненому, гладит ему колено, а дальше – ноги у него нет. Журналист ее спрашивает: «Вы готовы связать с ним свою судьбу?» Она не ответила. Но хоть не наврала. Жалко ребят… Одни от обезболивающих стали наркоманами, многие остались без семьи, или семьи распались.

Я судьбе благодарен, что после ранения не только ни одного своего товарища не потерял, но ещё больше их приобрел. Они привозили своих друзей, и те становились и моими друзьями. Беда проверяет друзей….

Когда мой выписной эпикриз посмотрел кто-то из врачей госпиталя, то сказал: «Иногда заключение патологоанатома скупей выглядит, чем твоя история болезни…»

Пятое лирическое отступление:

Петр Шашкин, командир 6-й мотострелковой роты, капитан:

– А это стихи, которые написал старшина нашей роты Андрей Извеков…

Горы, горы, снег на холмах,Горы, горы, вершины в огнях.Красный, зелёный, оранжевый цвет.Когда же наступит тот чёртов рассвет…А над дорогой летят трассера,«Чехи» стреляют, идет здесь война,И по утру расстреляли мы джип.Только в эфире «Гранит» не молчит.«Гранит-6», «Гранит-6», я – «Гранит»,Доложи мне скорей, кто подбит.А в эфире чёткая строка:«У меня нормально всё, пока…»Часто нам снятся родные края,Листья берёзы и тополя,Мирное небо, тишь и покой,Ну, а сегодня «Гранит» ведёт бой.Долго из дома к нам письма идут,Матери, жёны и дети нас ждут.Только мы сами не знаем, когдаСнова вернёмся в родные края.«Гранит-6», «Гранит-6», я «Гранит».«Гранит-6», «Гранит-6», я «Гранит».А в эфире только тишина,Пал «Шестой», не выпустил Хаттаб.

– Домой я вернулся только в ночь с 10 на 11 июня 1995 года.

А когда домой приехал, лёг спать в шесть утра и попросил жену разбудить пораньше, чтобы с ней и с ребёнком в магазин сходить. Она меня четыре раза будила. Первый раз говорит, что я что-то пробурчал, не открывая глаз, и дальше уснул. Второй раз сказал, чтобы Желудков шёл на совещание, в третий раз, говорит, что я сел на кровать и куда-то далеко-далеко послал всех чеченов вместе с их республикой, так и упал опять на подушку. Помню, проснулся, а передо мной дочь стоит, смотрит на меня и не понимает, что за дядька на маминой кровати лежит. А что я мог сделать, слёзы сами текли…

Из журнала боевых действий:

1 июня. Ночь прошла спокойно. Колонны полка, продолжая выполнять задачи, совершили марш из занимаемого района в район 3 километра восточнее Махкеты. В течение дня личный состав занимался инженерным оборудованием позиций, пополнением боеприпасами и ГСМ, обслуживанием вооружения и техники. В 18:00 позиции САДН и место расположения МПП (медицинский полевой пункт – авт.) были обстреляны танком противника с прилегающих высот. В результате убит 1 человек, ранены 5 человек. Уничтожено 4 автомобиля. У боевиков захвачен склад с большим количеством боеприпасов, взрывчатых веществ, медикаментов, медоборудованием. Сведений о потерях противника нет.

Потери за сутки: убитый – рядовой Абрамов. Ранены – майор Голубничев, прапорщик Гутор, рядовые Орунин, Стародубцев, старшина Малышев.

2 июня. Боевых действий со стороны противника не велось. К 14:00 прибыла колонна с полка, вышла тылами из старого места расположения. Личный состав продолжает подготовку техники и вооружения к выполнению задачи. Вертушки в течение дня обрабатывали склоны прилегающих высот. САДН обстреливал район, прилегающий к Элистанжи. Задача – выйти на рубеж оврагов вдоль реки Элистанжи и поддержать ввод в бой 1-го батальона. Подразделениям 1-го батальона, развивая успех, выйти в район Октябрьский и выйти в дальнейшем на рубеж кошара, отметка 708,2.

В ходе ведения боевых действий в районе Ведено колонна полка подверглась обстрелу. В результате уничтожен походный автоклуб.

У солдат и офицеров, кому выпало выжить, от этой операции остались свои воспоминания…

«ГОРЬКИЙ УРОК БЫЛ УЧТЁН…»

Николай Звягин, заместитель командира 2-го мотострелкового батальона, капитан:

– Зам командира полка подполковник Дворников дал указание командиру минометной батареи капитану Андронову сесть на ГАЗ-66 и выдвинуться в Элистанжи. Игорь поехал и попал в засаду, его ранило. Нельзя было ехать без разведки, без артподготовки. Надо было хотя бы фланги обеспечить.

Когда основные силы полка начали выдвигаться на Ведено, этот горький урок был учтен. Полковник Морозов принял решение провести артподготовку атаки, мы развернулись в боевые порядки, потом свернулись в колонну и прошли за Ведено на холмы. Закрепились на высотках.

В Ведено без боя мы зашли во многом благодаря местному населению. Они понимали, что наш полк – не звери. Зам. командира полка по воспитательной работе подполковник Гришин умело вел пропагандистскую работу: «Мы не уничтожать вас пришли, не унижать ваше достоинство, не мародерничать. Мы пришли разоружать бандформирования!». «Чтобы никакого мародерства!» – проинструктировали мы своих солдат.

Местное население в Ведено нам доверяло, как и в Гойтах, Гойском, Алхазурово, Комсомольском. Мы туда не заходили. И в Ведено – встали перед поселком и его не дербанили.

«ДЕСЯТЬ КИЛОМЕТРОВ ШЛИ ПОЧТИ СУТКИ…»

Вячеслав Сирик, командир 5-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– 24—25 мая я сдал замкомвзвода гранатометный взвод первого батальона и принял пятую роту. Несколько дней знакомился с личным составом, а 30 мая двинулись в сторону гор. После обеда вышли в район Сельментаузена.

Когда подожгли машину командира первого батальона, мы уже были там. Мне потом замполит Лобанов рассказывал про гранатометный взвод. Во время обстрела, когда заменщик капитана Сулейманова рыл ногтями окоп, старший наводчик АГС рядовой. Илясов (я о нем рассказывал раньше) с голым торсом запрыгнул на БМП и открыл огонь по боевикам из АГСа, установленного на башне машины. Этот поступок солдата там взволновал замполита, что он хотел написать об этом статью.

Пятая рота развернулась фронтом в южном направлении в сторону Сельментаузена. Только мы остановились, как за боевыми порядками роты взорвалась осколочная граната СПГ-9. Осколками посекло кабину и кунг санитарной машины батальона. Раненых не было. Затем прилетели два Ми-24 и открыли огонь в сторону гор. Оттуда к одному вертолету потянулась трасса пуль. Я видел, откуда стреляли, и из БМП мы дали две очереди туда же.

Ночь прошла относительно спокойно. Утром рота встала в колонну в ожидании дальнейшей задачи. Но наши минометчики решили покрыть себя славой и рванули в атаку впереди пехоты. Пока разгребали, что к чему, простояли часа два. Где-то в 12:00 я получил задачу лесом через горки обойти Махкеты, выйти к ним с северо-запада и не допустить отхода боевиков в лес. Мы прошли с километр, как поступила команда – обратно: по лесу будут стрелять вертолеты. А над нами как раз шум винтов. Метров пятьсот мы под горку бежали, как могли: в лесу вертолетчики не разберут, кто свои, а кто чужие. После уточнения решения командованием была создана группа под управлением начальника штаба батальона капитана Сергея Хохлова в составе четвертой и пятой спешенных рот. Задача роты состояла в захвате МТФ (молочно-товарная ферма – авт.) к востоку от Махкеты и удержании ее до утра, до подхода сил батальона. По карте до МТФ было около десяти километров (без учета подъемов и спусков).

Мы вышли в 18 часов. Шли дотемна, на одну гору поднимались на ощупь и когда нашли ровную площадку, остановились на ночевку. С рассветом мы пошли дальше и к ферме прибыли только после обеда. Так десять километров мы шли почти сутки. Батальон с техникой и без пехоты вышел туда раньше нас на несколько часов. Для боевиков это тоже было неожиданностью, и они просто сбежали оттуда. На МТФ нашли склад: вооружение, боеприпасы, вещевое имущество.

«КОМАНДИР ПРИКАЗАЛ: «СРОЧНО ТУДА!»

Вячеслав Петров, зам. командира взвода разведроты, прапорщик:

– 30—31 мая мы получили задачу провести рекогносцировку в районе Волчьих ворот. Летали туда на вертолете с командиром полка. На следующий день здесь пошли десантники из Новороссийска, человек шесть убитыми потеряли, были и раненые. Было принято решение на Ведено идти через Шалинское ущелье. В колонне был один танк, я ехал впереди на БРМ. До Октябрьского и Сельментаузена дошли уже ночью. Наша колонна встала: начался обстрел, сначала с одной стороны, а потом и с другой стороны, из леса.

На следующий день командир полка поставил мне задачу: пройти вдоль леса к мосту. Пошли мы четверо. Стали подходить к мосту – вижу дом, у него вооруженные люди и БМП-1 стоит. Засада! Они нас заметили, обстреляли. Я об этом по радиостанции доложил командиру полка, он приказал отходить. Боевики вскоре после этого обошли и обстреляли батальон, две БМП взорвались, были раненые. Старший сержант Веслополов, командир взвода, получил приказ проверить этот мост. Пошли туда разведвзвод с помощником начальника разведки полка – он проскочил этот мост и стал подниматься на сопку. Их боевики сразу обстреляли, одну БРДМ подбили, второй – по колесам попало. За ними шла наша минбатарея. Командир полка мне приказал: «Срочно туда!» За нами пошла мотострелковая рота. Бой там идет – вовсю! Минометчики вели огонь не с плит. «Духи» вели очень сильный пулеметный огонь. Потом нашли одного убитого пулеметчика боевиков – он стрелял из немецкого МГ-42. У нас в этом бою были контужены один сержант и боец. Подошел к стоявшей БРДМ – гильзы кругом, колеса спущены, а людей никого нет. Второй БРДМ с дырой в борту завис над пропастью. И никого в машине! Заметил наших в ущелье, трое, раненые. Среди них был и Андрей Минаев, он был ранен в таз, и Андрей Ро, кореец-срочник, тоже ранен, он спрятался в ветках. Вытащили всех троих…

«МЫ ЛЕТЕЛИ ПО УЩЕЛЬЮ…»

Александр Корнаков, контрактник, рядовой:

– Утром второго июня позиции полка были обстреляны из минометов. Появились убитые и раненые. Парень-срочник, не знаю фамилии, пополз вытащить из-под огня раненого контрактника, но попал под пулеметный обстрел с нефтяной вышки. Он накрыл его своим телом и сам был ранен. Огнем БМП пулемет был подавлен, а прилетевшие вертушки накрыли огнем минометы «чехов». Всех погибших, а их было семь человек, и раненых увезли на вертолете в Грозный. Два взвода нашей роты прибыли в расположение основных сил полка. Остальные остались на месте. Здесь уже находился приданный дивизион «Нонок» 104-го полка.

Второго июня наш взвод занял оборону в поле перед горами, а ночью командир полка ставит ротному задачу: вернуться к началу ущелья, там днем перевернулся грузовик боеприпасов, собрать их и привезти. Ротный капитан Суровцев был человеком опытным и понимал, что послать туда машины, значит потерять их и людей. Десять километров ночью назад, где уже все подобрано «чехами» – есть риск напороться на засаду или заблудиться. Он посоветовал нашему взводному взять две БМП, проехать по позициям роты и снять с каждой машины по паре ящиков боеприпасов. Потом доложили в штаб.

Наутро наш второй взвод послали назад в район Шали, где находились тыловые подразделения полка, для сопровождения колонны бензовозов. Мы летели по ущелью на полном ходу, насколько это позволяла местность, чтобы не допустить прицельного выстрела из гранатометов, если где-то будет засада. Перевернутой машины с боеприпасами уже не было. С бензовозами мы вернулись назад в горы.

Весь полк двинулся дальше, а наша рота осталась для охраны снарядов для танков и САУ. С утра пришли машины за боеприпасами. Мы погрузили их, собрались в колонны и двинулись за полком. По дороге мы услышали, что впереди идет бой, а по рации узнали, что горят два бензовоза. Когда мы подъехали, скоротечный бой был закончен, догорающие бензовозы были сдвинуты танком в сторону. Дальше мы мчались по Махкеты, видел, как на дороге горели две БМП. У одной башня была оторвана и валялась рядом. Когда мы проезжали по селению, то почти на всех воротах было написано «Здесь живут наши». Потом было Элистанжи, где нам на броню сел какой-то чеченец с белым флагом и сопровождал через все село. Он просил не стрелять и уверял, что боевиков в селе нет.

«СНЯЛ „МУХУ“, ПРИЦЕЛИЛСЯ – ЕСТЬ!»

Андрей Цовбун, разведрота, рядовой:

– Шли на Ведено… Мы с командиром полка из-за отказа рации в БТРе пересели на «кашээмку» связистов. Вдруг нам навстречу колонна «духов». Наша машина шла четвертой. Разгорелся бой. Буквально в считанные секунды головные машины боевиков были подбиты, а из тех, что остались за поворотом, «духи» успели высадиться, и открыли ответный огонь. За рулем БМП КШМ был начальник связи полка, он тут же принял единственно верное решение: вывести командира полка в безопасное место. С нами на броне находились начальник разведки, сменщик начальника связи, внутри – два бойца-связиста. Мы с Эдиком прикрыли командира полка на броне, а он все пытался выглянуть из-за наших тел, что Эдик каждый раз пресекал, уговаривая его поберечься.