245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 2-я

– Дело к ночи идет. Без пяти десять вечера. Только мне доложили, что плов готов, раздался взрыв – кто-то на растяжке подорвался. Но не наш, значит боевики пожаловали. Разведчики ящерицами по своим направлениям расползлись. Тут и стрельба началась, сначала редкая, потом все более плотная – головы не поднять.

На пяти из шести направлений обороны у нас были прицелы ночного видения, либо ночные бинокли. Подползают к нам по одному бойцу с каждого направления, докладывают, что у себя наблюдают. С одного направления сообщают: «Вижу передвижение, человек тридцать-пятьдесят». – «Нас столько же, – думаю, – отобьемся!».

Тут проявились лучшие качества моих разведчиков: смекалка, сообразительность, выдержка и отвага. Никакой паники, в белый свет, как в копеечку не палят, стреляют только одиночными, а то, не дай бог, патроны закончатся. Поскольку у каждого было по три-четыре гранаты, чтобы сэкономить, сначала на шорох бросали камень. Услышат, куда боевик начинает от него ломиться, и тогда уже вслед летит граната.

Гость-десантник в такой ситуации уйти к себе уже не смог, по связи своим сообщил, что жив-здоров. Мы с ним в центре поляны обосновались. Решили ни к одному направлению не сдвигаться, с каждой стороны опасность может возникнуть. Вечером, пока еще тихо было, из домика бойцы нам матрасы, подушки с одеялами вынесли. Белый цвет в ночи резко контрастировал с темнотой. Решили своим спокойствием в бойцов уверенность вселить. То, что мы посреди высоты лежим, да еще спать пытаемся, успокоило солдат. Хотя страх не проходит, просто каждый старается его в себе перебороть. Десантники на помощь подойти не могут – друг друга перестреляем в темноте.

Около часа ночи тяжело ранило в голову Игоря Прохорова, солдата-дальневосточника. Выносливый, могучий, добросовестный солдат-срочник. По характеру ранения видно, что пули снайпера высокой квалификации. Неслучайный выстрел. Выходим на связь, чтобы доложить, да помощь запросить, а в ответ тишина. Потом выяснили, что радиочастоты в полку поменялись! А у нас данных о запасных частотах нет. Такая вот была организация наших действий. Минут через семь Прохоров умер. Мы только успели сообщить по рации через десантников, что у нас «трехсотый».

«ЛЕЖИМ, КАК НА ВИТРИНЕ МАГАЗИНА…»

– С арткорректировщиком решили организовать поддержку огнем артиллерии. Выходит он со своими на связь, дает координаты.

Минут через пятнадцать слышим шелест снарядов. Сначала артиллеристы с запасом взяли, потом все ближе, ближе, но больше нельзя. Как стрелять, если боевики от нас в 100—150 метрах. Пролетел самолет, подвесил над нами осветительное устройство («люстру»). Оно на парашютах, опускалось медленно, долго нас освещало. А мы на поляне лежим, как на витрине магазина. Всю ночь стрельба не прекращалась.

Понял, что с рассветом нас на поляне будет хорошо видно. Уже без приборов ночного видения, коих у боевиков немало. А бандиты где-то залегли, перемещаются вокруг нас. По докладу под утро еще человек пятьдесят появилось с другого направления. «Если это не одни и те же, – думаю, – то туго нам придется. Пора уходить на блокпост к десантникам».

С рассветом пошли, одна группа впереди, вторая наш отход прикрывает, в центре несли погибшего воина, здоровый парень, больше ста килограммов весом. Положили его у десантников: к ним днем должны были подъехать БМД.

Прошли к десантникам, пока бойцы курили, мы с командирами отделений провели короткое совещание. Пришли к выводу, что человек 12—15 уложили. Неплохой ответ за одного нашего Прохорова. Сначала хотел дать команду собрать документы и оружие убитых боевиков, но от этой идеи отказался: наши разведчики могли на собственных растяжках подорваться.

Командование ОГВ приняло решение: за 1 июня произвести перегруппировку частей и подразделений на махкетинском направлении, организовать взаимодействие между 245-й мотострелковым, 106-й полком морской пехоты и батальоном 7-й воздушно-десантной дивизии, провести рекогносцировку маршрутов выдвижения на Махкеты, Элистанжи и Ведено, а затем и наступать на этих направлениях.

Из журнала боевых действий полка:

30 мая. 1-й мсб в течение ночи продолжал выдвижение и к утру 30 мая занял оборону в районе Сельментаузен. Главные силы полка совершили марш и к 10:30 заняли оборону в районе Сельментаузен.

ИСР провела проверку района расположения, в результате обнаружено и уничтожено: снарядов «Град» – 11 штук, артснарядов – 24, ВОГов – 64.

В 11:00 2-я и 3-я мср приняли бой, подвергшись сильному обстрелу из БМП, РПГ и СО (стрелкового оружия – авт.). Противник ведет огонь из зеленки, и обнаружить его крайне трудно. Огнем орудий БМП-2 и СО атака отбита. Имеются потери: 6 человек ранены. Подбита БМП-2.

В 15:00 при выдвижении в район обороны 1-го батальона обстреляна колонна. Машина командира батальона уничтожена. Потерь нет. Позиции батальона подверглись обстрелу со стороны противника. Работали снайперы. К исходу дня 1-й батальон достиг рубежа с отметкой 821,9 и занял круговую оборону в районе высота 822, высота 881,4. В течение дня зеленку обрабатывали вертушки. С целью эффективности выполнения задачи полку придан дивизион «Нон» ВДВ. С 23 до 00 часов позиции 2-й мср обстреливались противником из СО. Велся ответный огонь на поражение. Есть потери по личному составу, вооружения и техники. Сведений о потерях противника нет, пленных нет.

Потери по личному составу: мл. сержант Покровский А. Н., рядовой Турчинский С. С. Ранены 7 человек. Без вести пропавших нет. Потери по технике: 2 «Урала» с топливом.

«ЧУВСТВО НАДВИГАЮЩЕЙСЯ ОПАСНОСТИ ОТСУТСТВОВАЛО…»

Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи, старший лейтенант:

– Наступило утро. В батальон прибыл какой-то генерал, который отменил наше движение на Шатой и указал новую цель: Махкеты – Элистанжи – Ведено. – «Надо ребята, очень надо. Всем, слышите, всем – досрочные звания и ордена Мужества, только сделайте». В его голосе звучала какая-то тоска, что ли. Я тогда подумал: «Хана нам. Быть бы живу. Не до звездочек на погонах». Наличие генерала с тоской в голосе не предвещало ничего хорошего, а то, что он еще обещал земные блага, вызывало еще большую тревогу.

Сборы были недолгими. Попрыгали по машинам и вперед, за орденами. Колонна батальона прошла село Чишки, по мостам перешла через реки Аргун и Шарааргун и двинулась на село Улус-Керт. Двигались быстро, без остановок. Перед Улус-Кертом комбат, уточнив на местности показание топографической карты, принял решение двигаться в направлении Сельментаузена по руслу реки Абазулгол. Река – одно название, ручей, бегущий по дну глубокого ущелья.

К полудню мы были на месте. Две роты батальона, третья и вторая, минометная батарея, гранатометный взвод, штаб батальона. Первая рота шла последней за нами. Мы выскочили из реки на северной окраине Сельментаузена и оказались на поляне, которая была скрыта от населенного пункта лесопосадкой. Колонна батальона, выбравшись на небольшую поляну, скомкалась и остановилась. Комбат собрал офицеров для принятия решения, что делать дальше. Начальник связи батальона организовывал связь со штабом полка. В этот момент из-за лесопосадки появилась легковая машина, кажется «Волга». Наступила пауза. «Волга» остановилась. Видимо, водитель не мог сразу сообразить, кто перед ним, а когда понял, резко развернулся и скрылся за лесополосой. Весь батальон, от комбата до рядового наблюдали эти маневры и, только когда машина скрылась из вида, комбат задал вопрос, который мучил не только его: «А какого хрена никто не стрелял?». Нежданно-негаданно, для чеченцев и для самих себя мы оказались там, где нас никто не ждал. Когда комбат доложил в штаб полка о том, где мы находимся, там долго переспрашивали: «Где? Как ты там оказался?». Комбат принял решение: вторая рота Суровцева остается на занятом плацдарме и встречает основные части полка. Остальные силы батальона продвигаются по дороге в направлении Махкеты.

Около моста через речку Алакская голова колонны была обстреляна, решили не продвигаться дальше до прибытия основных сил полка и проведения разведки и артиллерийской подготовки.

Колонна батальона остановилась на дороге. Слева по ходу движения от дороги поднималась небольшая высота, покрытая густой растительностью, справа от дороги было поле, на котором и было принято решение занять позиции. Поле от дороги отделял глубокий арык, через который наш «Урал» и бензовоз не могли перейти и осталась стоять на обочине, ожидая решения вопроса о перемещении на поле. Компанию им составила БМП с боекомплектом мин. Остальная гусеничная техника тем временем перебралась и расположились на поле.

Солнце стояло высоко, было очень жарко. День был замечательным. Я, Лёша Зиновьев и человек пять бойцов перешли на левую часть обочины дороги, совершенно спокойно, я бы даже сказал безалаберно, спустились к естественному водоему. Лёша, видимо от сильного боевого настроя, пристрелил мирно лежащую в тени и прохладе водоема чеченскую лягушку из табельного пистолета, заодно обрызгав грязью всех рядом стоящих, в том числе и меня. Чувство надвигающейся опасности отсутствовало полностью. Каждое наше действие, коллективное и личное, умышленное и случайно разгильдяйское приближало нас к тому исходу, которому суждено было случиться. Я выругался, отошел в сторону, поднял голову и… сквозь зелень растительности мельком заметил, как мне показалось, проезжающий автомобиль, типа ГАЗ-66 с выгоревшим тентом. Не как у нас, зеленоватым, а со светло-коричневым оттенком. Я окликнул бойцов, Лёше крикнул: «Наверху прошла машина», и стал подниматься в горку. Вперед меня пробежало три-четыре бойца, я поднимался следом и, не доходя до вершины, повернул обратно, потому что те, кто пробежал вперед, ничего не обнаружили наверху кроме двух пасущихся коров. Мы стали спускаться к дороге. Кто-то из бойцов сказал, что я, видимо, ошибся, никого там нет, только коровы и, как только он произнес эти слова, «коровы» открыли по нам огонь из стрелкового оружия. Стреляли двое-трое, огонь был неплотный и неприцельный. Стреляли в спину, мелкими очередями. Я оказался четвертым, рядом со мной метрах в пяти вверх по склону полусидел-полулежал Абакумов, мой верный оруженосец. Приказал Абакумову лечь и ползти ко мне. Через секунды он был возле меня и сообщил, что выше по склону еще лежат наши. Я пополз наверх, сполз в промоину, образованную ливнями и талыми водами, глубиной 50—60 сантиметров, и увидел двоих бойцов выше по склону метрах 15—20 от себя. Они как спускались, так и завалились в промоину, то есть спиной к нападавшим, без всякого шанса развернуться. Огнем боевики не давали им поднять головы. Лежат, не шевелятся. Я подполз поближе и спрашиваю: «Целы?». В ответ утвердительно кивают. – «Давай, потихоньку, пригнитесь и ползите ко мне. Голову не поднимайте, снесут», – а они смотрят на меня, лежат и не двигаются, в глазах страх и просьба вытащить их. Пришлось применить грубые мотивирующие слова и словосочетания, что и подействовало – они поползли.

Заметив движение, боевики усилили огонь и, вдобавок ко всему, переключились на меня. Но мы всё же выбрались. Все это время нас прикрывал пулеметный расчет, подтянулась и пехота. Мимо меня пробежал Аркаша, боец разведгруппы батальона, контрактник, колоритная личность. Здоровый рыжий детина с большими рыжими усами, в тельняшке, обмотанный пулеметными лентами, в руках РПК, а за поясом две противотанковые гранаты. Отбились и отошли за дорогу, в арык.

Все время, пока мы колупались на склонах высотки, Зиновьев сдерживал пехоту, не давая им снести нас с высоты вместе с боевиками, но, как только мы откатились за дорогу, пехота нанесла по высотке удар из всего, что стреляло, особой рьяностью отличались гранатометчики. Весь личный состав батареи уютно расположился в арыке, справа от дороги. Все три машины, которые мы оставили на дороге, боевики подожгли. Особенно ярко горел бензовоз, но громче и эффектней всех разорвало БМП. Когда сдетонировал боекомплект, а это двадцать ящиков мин (двести штук), погон БМП оторвало от корпуса и подняло в воздух на метр-полтора. Башня с пушкой улетели метров на пятнадцать. Взрыв БМП вызвал большие волнения в арыке. Личный состав, который находился в непосредственной близости от БМП, под руководством офицеров батареи так организовано и быстро ретировался с места своего расположения, что только пятки сверкали.

Взрыв БМП ознаменовал собой окончание активной фазы боя. Еще догорали кабины «Урала» и бензовоза, а мы уже покинули укрытия и стали подсчитывать свои убытки. Слава Богу, потерь в личном составе не было. По материальной части и вооружению пришлось констатировать факт, что минометная батарея как боевая единица перестала существовать. Мы потеряли все имущество, которое находилось в БМП: четыре комплекта минометов (приборы и железо), двести 82-мм мин, а также все приборы разведки, спальные мешки и мои теплые носки. У нас осталось два миномета и полсотни мин к ним. Чтобы не пропадать добру, развернули два расчета и отстреляли оставшийся в наличии боекомплект в сторону моста через реку Алакская, но говорить о прицельной стрельбе не приходилось. У меня не было даже буссоли, чтобы привязаться к местности и сориентировать минометы, о чем и было доложено заместителю командира полка.

Мост решили проходить утром следующего дня, после артподготовки. Также утром должна была прибыть на наши позиции минометная батарея Игоря Андронова второго мотострелкового батальона с задачей обработать прилегающую к мосту территорию.

Технику отогнали подальше в поле. Рота Славы Сулейманова смотрела на высотку, с которой нас обстреляли днем. «Землеройка» откопала в поле окопы, в которых мы и заночевали. Спасибо Сереге Пименову – не дал замерзнуть, выделил нам с Зиновьевым, Савицким и Коноваловым спальник и еще какие-то теплые вещи.

«ДВЕ ПУЛИ ПОПАЛИ В ЖИВОТ…»

Александр Корнаков, контрактник, рядовой:

– Утром мы уже на машинах двинулись обратно в ущелье к той деревне. 104-й полк получил другую задачу. 31-го мая наша рота с техникой без боя подошла к селению, где вчера видели машины с боевиками. Никого не было, мирные жители тоже ушли. Рота заняла оборону перед селением и стала ждать подхода основных сил полка. Курева уже не было, да и жрать тоже, ведь с собой брали только минимум. Пацаны пошли в деревню, принесли чаю, сахару, сыра и грецких орехов. Кто-то завалил корову и принес нам ляжку. Первого июня к обеду подтянулись остальные подразделения полка, привезли нам курева и продовольствия, а сами двинулись дальше. Кто-то прихватил в селении диван, погрузили на БМП и сели на него. Кто-то поймал курицу, кто-то – козу. Так прошел еще один день, только, слушая рацию, узнавали, что впереди где-то завязался бой.

К вечеру командир роты капитан Суровцев приказал нашему взводному Володе Архипову выставить на дороге из ущелья пост из четырех человек, чтобы прикрыть тыл роты на случай появления чеченского танка. Я попросился у взводного, но он отказал и послал Турчинского, Сметанина, Сашу «Мазуту». У «Мазуты» был трофейный автомат АК-47 со сломанной мушкой (выпросил у ротного). Рота заняла круговую оборону. Ночью очень хорошая слышимость, и земля в ущелье как будто шевелится: слышны шорохи и можно подумать, что кто-то идет. Мы не знали этого и всю ночь кидали туда гранаты и простреливали ущелье из автоматов.

Около двенадцати часов ночи со стороны дороги началась стрельба. Когда Архипов и я туда прибежали, а бежать нужно тихо, потому что свои завалить могли, мы увидели раненого Турчинского. У него были два пулевых ранения в ноги и две пули попали в живот, пробив пулеметные рожки. Пулевые отверстия в рожках и ногах были калибра 7,62 мм, что подходит к АК-47. Взводный Архипов сделал Турчинскому два укола промедола, но ему все равно было больно, и он попросил, еще в сознании, чтобы его перевернули на другой бок. Ночью наша БМП отвезла Турчинского в полковую санчасть, где он и умер. Сметанин, что был с ним, рассказал, что они с Турчинским расположились с одной стороны дороги, а «Мазута» с напарником по другую сторону. Ночью, когда началась стрельба, он не понял, откуда и кто стрелял, «Мазута» сказал, что стреляли «чехи» из кустов. Но я потом ходил и смотрел ближайшие кусты. Ничего похожего на присутствие «чехов» не было. Я сказал потом «Мазуте», что это он попал в Турчинского. Он не признался, но это и так было понятно, и многие так думали. Я взводному тогда спасибо сказал за то, что он меня туда не направил…

«СПАСИБО ТЁЩЕ: КАЖДЫЙ ДЕНЬ СТАВИЛА СВЕЧКУ ЗА ЗДРАВИЕ…»

Юрий Чепурной, 3-я мотострелковая рота, рядовой, контрактник:

– Когда сказали, что идем на Ведено, все обрадовались: надоело сидеть без дела. Утром выехали к ущелью. Когда приехали, нашей роте приказали выдвигаться пешим ходом. Техника осталась позади. Спросили ротного: «Что с собой брать?» – «Наши машины сразу идут за нами». Ну, думаю, нормально, бушлат не буду одевать, а я тогда в футболке был. Взял ПК, загрузил в вещмешок два цинка с патронами, ленты. Ну, думаю, дотащу. И так потихонечку потопали в горы. Шли, наверно полтора часа, а может и больше. Я уже мечтал о привале: плечи горят от вещмешка. А отставать от роты как-то стремно. Темень вокруг, только видно силуэты наших ребят. Огромное спасибо разведчикам, они раньше вышли, а потом вернулись за нами. Юра-нижегородец, бывший милиционер, тогда сам подошел: «Помощь нужна?». Думаю: «Откуда мне такое счастье привалило…»

Перед самым Ведено колонна остановилась, справа скала, слева зеленка. Мы спрыгнули и вперед, там дорога шла вверх и сразу выходила на ровное место. Когда перебежали, за спинами поднялись фонтанчики от пуль. Спасибо моей теще: она каждый день ставила свечку за здравие. С криком «Ура!» пошли вперед, как в кино. Находили окопы, в них продукты были: «духи» в спешке уходили. Мы тогда банкет устроили… Ребята рассказали, что столкнулись лицом к лицу с «духами» и разошлись. Кому помирать охота…

Дошли мы до морпехов. Думал, что тут будем ждать свои машины. Уже холодно, зуб на зуб не попадает. Немного перекусили, надо ложиться отдыхать, а какой отдых, если холодно. Пришлось идти к морпехам, они у костра сидели. Там у них немного оклемался.

Утром ребята подогнали мой бушлат, и мы пошли дальше. Приказ – выйти на мост. Долго лазили по оврагам. Не скрою, я тогда вспоминал наших командиров незлым матом. Нашли этот мост. Все, думаю, машины скоро приедут. Слышим гул машин, обрадовались все: сейчас на десант и вперед, на Ведено. Но не тут-то было. Выехала БМП, развернулась и ушла, прихватив офицера, который с нами был. Он, наверное, замерз с нами спать на голой земле. Нас Бог миловал, что не попали в засаду, но ночь провели, не смыкая глаз. Полк далеко, все вслушивались в темноту и ждали рассвет. Мы дождались нашу колонну. Несколько раз нас обстреляли. Когда встали на ночь, полк расположился по кругу, меня припекло. Я Андрея, механа, спрашиваю: «Куда идти?» – «А ты иди в круг, ямку выкопай, и все». Ладно, пошел, но тут как шарахнуло из зеленки, что мне перехотелось сразу. Тогда подорвали БМП.

«ТЫ ЗДЕСЬ ДАВНО, А Я ТОЛЬКО ПРИЕХАЛ…»

Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи, старший лейтенант:

– Всю ночь чеченцы вели беспокоящий огонь, навесной траекторией со стороны села Махкеты. Сулейманов говорил, что стреляли из БМП-1, но было безопасно, т.к. достать они нас не могли из-за особенностей местности. Единственный, кого беспокоила эта стрельба, был капитан Пожарский, сменщик Славы Сулейманова. Прибыл горе-капитан не вовремя. Кажется, начальник связи батальона Сергей Мурлаев его привез в самый разгар боя у дороги. Сидя в арыке, Пожарский сразу попросил у Мурлаева отдать ему свой бронежилет. На вопрос Сергея: «А я как?», Пожарский резонно ответил: «Ты здесь давно, а я только приехал». Когда стемнело, мы пришли к Славе что-нибудь перекусить, почесать языками и познакомиться с новым ротным. Слава сидел на складном стульчике возле БМП, Пожарский в десантном отсеке. Обсудили весь прошедший день во всех подробностях, посмеялись и погоревали. Лёша Зиновьев предложил обмыть ряд событий: что родились в рубашке, что без потерь, что сменщик прибыл. Поводов набрался вагон, но у Славы ничего с собою не было.

– А что «новый» ничего не привез? – спросил Леша

– Хорошо, что сам приехал, – ответил Слава

– Нет, это не дело, может у Лягушкина что-то есть? У него должно быть. Пошли к нему, – не унимался Зиновьев.

– Пошли.

Собрались, кое-как выманили вновь прибывшего Пожарского из десантного отсека (как без него его же прибытие отмечать!) и пошли к замкомбата. Недалеко, метров сто, не больше. Темно. Идем. Слышим, выстрел пошел со стороны чеченцев, через несколько секунд глухой разрыв метрах в 250—300 за нами. Идем, не обращаем внимания, знаем, что не прилетит он к нам. Дошли до Лягушкина, но не все. Пожарский потерялся. Слава обречено вздохнул и поплелся назад искать своего сменщика. Нашел в воронке. Утром Пожарский отказался принимать роту… Может быть, и к лучшему.

«НЕУПРАВЛЯЕМЫЙ ПРОЦЕСС ПОШЕЛ…»

Александр Лягушкин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

– В тот момент мы не знали, где наш полк, как пойдет, когда? Связи по-прежнему нет. Где-то внизу в ущелье был слышен рык машин. Наши или нет? Мы решили спуститься, посмотреть. Идем, у солдат от стресса начались глюки: под каждым кустом боевики мерещатся.

Вышли в ущелье, там идет техника полка, только второй батальон. С ними до полка доехали. Подходим в расположение батальона, он как раз занимает круговую оборону на большом поле. Рядом арык, с той стороны дороги высота начинается, густо заросшая деревьями и кустарником. Инженерная машина начинает оборудовать в долине окопы для техники. И тут из леса боевики открыли огонь. Сначала по колонне техники, не успевшей с дороги в поле съехать. Наверное, это была та же бандгруппа, с которой мы ночью на высоте воевали. Знать бы заранее, мы бы в ущелье не спускались, а дальше по вершине хребта прошли. Наверняка боевиков перехватили бы.

Вместе с машинами на дороге стояла и БМП комбата с нашей ВСС внутри. Стреляли по нам из РПГ и автоматов. Пехота противника не видит, заходящее солнце в глаза светит. И давай в ответ стрелять, куда попало. Совершенно неуправляемый процесс пошел. Кричать солдатам «Стоп!» – было бесполезно. Мы со своей группой могли вперед через дорогу выдвинуться, нападение отразить. Да куда там! Под пули наших же солдат?

Спустя несколько минут один «Урал» загорелся, бортовой, затем второй с имуществом, третий – топливозаправщик. Командирскую БМП подожгли, экипаж успел выбраться, лежит в арыке. Пять выстрелов – пять попаданий, потом и боекомплект в БМП взорвался. Осколки летят во все стороны, в том числе и на наших минометчиков, что были в арыке. Но убежать успели. Быстро бегают, черти!

«МОЖЕТ, ОСТАНОВИМСЯ, А ТО ВРОДЕ КАК БОЙ ИДЕТ?».

– Боевики со своей высоты прекрасно видят батальон, как на ладошке. Больше всего их раздражает инженерная машина. Не обращая внимания на стрельбу, тихой сапой работает, укрытия для машин копает. Пытались чеченцы поразить ее навесной траекторией, несколько выстрелов из РПГ сделали, но не попали.

Юрий Петлицкий рассказал потом, как он в штабе получил полковую землеройную машину, помогать окопы копать. Юра, как старший машины, сидит рядом с водителем, вдруг слышат выстрелы впереди. Спрашивает водителя: «Может, остановимся, а то вроде как бой идет?». Этот тракторист, перекинув во рту папиросу, лихо отвечает: «Не впервой!», и тут по верху кабины очередь. – «Надо прыгать, теперь точно пора!» – «Открываю, – рассказывает, – левую дверцу, понимаю, нельзя в левую сторону прыгать – под огонь, надо через правую дверь. Поворачиваю голову, а механика-водителя и след простыл! Сам выпрыгнул, а трактор дальше едет». Только в кювете остановился и заглох.

«ДАЖЕ СТОЯТЬ НЕ МОГУТ, НЕ ТО, ЧТО ИДТИ КУДА-ТО…»

– Приехал от штаба полка комбат, привез сменщика командиру роты Сулейманову. Сменщик лег за нами и от страха руками в земле каменной пытается что-то выкопать. Хотя нас от огня БМП закрывала. Он потом честно сказал, что ему страшно и Сулейманова не может поменять. Сутки его уговаривали – бесполезно. Думали, что от нас он уедет с позором. А через некоторое время случайно встретил этого офицера в Ханкале: он устроился направленцем от нашего полка в штабе группировки, принимает донесения, ведет учет. А Слава Сулейманов тогда раненый был, осколок в голове торчал.

Едва стих бой, вызывает нас командир полка. Приехали к нему с Петлицким – «Разведка донесла, что мост по дороге через ущелье под контролем боевиков, надо его сейчас взять», – сказал полковник Морозов. А мы уже двое суток на ногах, то шли, то на высоте воевали, устали до предела. Даже стоять не могут, не то, что идти куда-то. Разведчикам часов шесть отдохнуть бы. – «Давайте завтра, в шесть утра», – «Нет, надо сейчас!». Он просил, а не приказывал. С тяжелым сердцем отказались: не по силам тогда бойцам была эта задача.