Осторожно, двери открываются, следующая станция – Война!

Чувствую острую боль в шее, то ли от укола, то ли от укуса.

Чернота…

15:35. 14 марта 2014 года. Где-то на территории Украины.

Запах разлагающейся плоти трудно с чем-то спутать. Кажется, что он проникает под кожу, расползаясь по венам, забирая твою жизнь. Ну, если что-то кажется, значит, пока еще жив. Эта мысль заставляет с трудом разлепить веки.

Первое, что встречает меня в этом мире – улыбка. Широкая открытая улыбка во все 32 зуба, открытая настолько, насколько это возможно. Обладатель «отличного настроения» давно не жив, и полностью лишен губ. Клочья плоти обрамляют выпирающие серо-желтые десны.

Видимо, я тоже не очень жив, потому что не чувствую естественного отвращения, скорее, вялое любопытство. Присматриваюсь к соседу. Когда-то выбритая голова покрыта ежиком щетины. От того, что широко открытые глаза мертвеца направлены прямо на меня, становится не по себе. Труп напоминает манекен из бутика для истинных джентльменов, который выкинули на помойку, забыв разоблачить. Рука вздернута вверх. Из-под угольного рукава смокинга торчит белоснежный манжет сорочки, скрепленный запонкой. На груди джентльмена, попискивая, неторопливо умывается пара крыс.

Одним словом, этакая horror[33] – идиллия.

Настораживает отсутствие воспоминаний. Только сиюминутные мысли и ощущения.

Попытка встать ни к чему не приводит. Я связан по рукам и ногам. Удивительно, но я не чувствую боли. Видимо, я нахожусь здесь даже несколько часов, и связанные конечности затекли.

Пробую шевелить пальцами. Все в порядке.

Попытка откатиться от дурно пахнущего соседа сразу возвращает в мир ощущений острой болью в предплечье. Скосив глаза, вижу, что наделся на здоровенный ржавый гвоздь. С трудом освободившись, отползаю поближе к освещенной части помещения в надежде найти способ освободиться от тугих пластиковых пут.

Пол усеян строительным мусором, но хотя бы какого-то осколка стекла, не говоря уже о режущем инструменте, я долго не могу найти. Не знаю, сколько времени я ползал неуклюжей гусеницей, оставляя кровавый след из пораненной руки, пока не наткнулся на заляпанную цементом штыковую лопату.

Полчаса и я, пошатываясь, стою посреди подвала, сжимая в руке черенок лопаты. Свобода движений и оружие в руках возвращают силы, воспоминания, самою жизнь.

13:55. 10 марта 2014 года. Украина. Киев. Киевский политехнический институт.

– Каждый человек, в конечном итоге, всегда сам виноват в неприятностях, которые, якобы, неожиданно сваливаются на его голову. Сам, старый м… дак.

С раздражением ловлю себя на том, что бормочу эту банальность вслух, сидя на унитазе в узкой кабинке киевского политеха. Более чем достойное место! Только в мою лысую голову могла прийти идиотская мысль позавтракать украинским борщом с пампушками в небольшом кафе на проспекте Победы. То, что борщ был даже не вчерашний, я понял, когда Михаил Борисович Ходорковский уже завершал ответы на вопросы. Я даже включил на запись планшетник, так сказать, «на память для потомков», думал, что услышу что-то знаковое, все-таки самый известный российский политзаключенный нового столетия беседует со студентами одного из ведущих вузов Украины. А оказалось, все те же знакомые слова: «демократический выбор», «план Маршалла для новой Украины», «переговоры», «контроль демократии над властью», «будущее России и Украины в руках молодежи».

Хотя, надо признаться, мое мелкое человеческое тщеславие было согрето – бывший олигарх озвучил с трибуны мои мысли о будущем Украины. Во-первых, охладил пыл активистов Майдана, мечтающих о том, что Запад будет бороться с Россией за Украину силовыми методами, а, во-вторых, то, что этот, безусловно, умный человек не исключил возможности эскалации украинских событий в горячий вооруженный конфликт между «западенцами» и жителями Юго-Востока и даже полномасштабную гражданскую войну. Конечно, приятно, что твои мысли разделяет всемирно известная личность, но бендеровские «Слава Украине!» и «Героям слава!» в зале, где собралась интеллигентная образованная молодежь, вселяли откровенный страх. Я родился через десять лет после Войны, но о крови, пролитой лесными братьями в Эстонии, и бендеровцами на Украине слышал от людей, кто сталкивался с этими фашистскими прихвостнями лицом к лицу.

Действительно, я – старый идиот! Бормочу вслух, а планшетник до сих пор записывает мои сортирные сентенции и периодический шум сливаемых результатов опрометчивого завтрака. Вот она – реальная память для потомков. Внуки и правнуки, ваш пращур – сортирный философ!

Стыд и отвращение к самому себе скручивают живот похлеще протухшего борща. Но, похоже, это последняя атака на мой многострадальный желудочно-кишечный тракт. С облегчением чувствую, что могу покинуть «столь милый сердцу уголок» и, наконец, в состоянии выключить компрометирующую запись.

Хлопок открываемой двери заставил меня замереть.

Шарканье. Приглушенные звуки заливаемого писсуара. Ничего необычного. Опять шарканье. Открывается кран. Видимо посетитель моет руки.

Вновь открывается дверь.

– Мистер Баркер, Ваша опека становится более чем обременительной! – Звуки, льющейся из крана воды, не могут заглушить раздражения.

– Боже упаси, уважаемый Михалборисыч! Я здесь совершенно по другому поводу. – Если бы не это «Мистер Баркер» я был бы уверен, что Михалборисычу ответил какой-то залетный москвич. – На Вашей лекции только что присутствовал один российский ученый, который находится в поле моих интересов. Некто Ильин Кирилл Иванович. – Струйка холодного пота с едва различимым всплеском соскользнула с лопаток в унитаз. Новость, что ты находишься «в поле чьих-то интересов» в городе, сотрясаемом стихией Майдана, резко добавляет адреналина в пораженные склерозом сосуды. Сердце, сделав несколько громогласных ударов, трусливо замирает. Не дожидаясь реакции Михалбарисыча, неизвестный продолжал под шум воздушного полотенца.

– Собственно, сам он не интересен, а вот некоторые аспекты истории семьи Ильиных в последнее время в центре моего внимания.

– Сэр Генри, извините за бестактность, но каким образом семейные истории российских обывателей интересуют советника президента США?

– Дружище, Вы глубоко ошибаетесь. Нынешнее Рождество я встретил уже совершенно свободным человеком. Как только мне стало известно о планах нашей Администрации касательно Украины, я тут же подал прошение об отставке. Потому что, если «Арабские весны» приводят к власти фундаменталистов, то здесь к власти устремятся неонацисты. А с этими мне не по пути! Удивляюсь, как Вас, еврея Ходорковского, не коробило слышать из зала бендеровское «Слава Украине!» во время выступления.

– Конечно, противно, конечно, коробило. И извините меня за подозрительность. Нервы – сами понимаете. Надеюсь, когда-нибудь, при случае, расскажете про этих Ильиных.

– ОК! Но это длинная история, если коротко – меня интересуют не семья и ее предания, а судьба одного кресла, которое некоторое время находилось у них. Так что, разрешите откланяться, и всего Вам хорошего. Михалбарисыч, пожелайте мне того же. Возможно, я сумею еще перехватить Ильина в этой сутолоке.

– Конечно, конечно! Удачи вам, Генри! Надеюсь, мы встретимся в ближайшее время, и Вы мне подробно расскажите эту историю! – С этими словами собеседники покинули туалет, а я смог прийти в себя, кое-как одеться и, зажав под мышкой сумку с документами и планшетником, выбраться из своего убежища.

Я почти бежал, стремясь побыстрее покинуть здание института и вдохнуть живительного весеннего воздуха. Не тут-то было.

Стоило мне выйти на парадную лестницу перед зданием Политеха, как навстречу мне шагнул пожилой мужчина, короткая стрижка и крепкая шея которого делали его похожим на отставного сержанта морской пехоты из голливудского боевика.

– Добрый день, Кирилл Иванович! Разрешите представиться, Генри Баркер, историк, куратор хранилища библиотеки Конгресса в здании Джона Адамса[34]. Если это Вам что-то говорит.

Мне это ничего не говорило, но я понял – «сортирный» посетитель нашел меня. Отступать некуда и непроизвольно пожал протянутую руку «сержанта».

16:20. 14 марта 2014 года. Где-то на территории Украины.

Череда воспоминаний прерывается неожиданной вспышкой света. Это большая лампа, которая тускло тлела на проводах прямо над моей головой резко прибавила мощи. В братской могиле становится светло, но свет то нарастает, то гаснет. Видимо, генератор работает плохо, с перебоями. Ноющая боль в предплечье. Заляпанная цементом лопата в судорожно сжатой руке. Я стою в заваленном хламом подвале в компании трупа и крыс.

Глава 3. О том, что если Вас хотят услышать, то точно услышат

01:03. 15 марта 2014 года. Пекин.

Не прошло и двух лет, и вот он, Сергей Гриднев – глава одной из крупнейших российских корпораций, снова в том же самом пентхаусе в отеле «World of China».

Панорамные окна, как и два года тому назад, бросают к ногам столицу Китая. Только сейчас кончается ночь, и Пекин предстает морем огней, которые, сверкая и переливаясь, живут своей электрической жизнью. Высятся прямоугольные огненные сталагмиты[35] небоскребов в разноцветьи окон и рекламы, омываемые реками струящегося света городских автомагистралей.

Вдали сказочный мираж иллюминированных зданий бывшей резиденции китайских императоров – Запретного Города.

Сергей подошел к окну. Неистребимая боязнь высоты вызвала выброс адреналина. Прикоснулся лбом к холодной поверхности стекла. На мгновенье ему показалось, что преграда теряет свою прочность, и тело проваливается вниз. Едва различимые фигурки людей, трепещущие пестрые флаги перед входом в отель в свете прожекторов – все, что было далеко внизу, создавало полную иллюзию полета. Полета во сне, когда ты волен лететь, куда заблагорассудится или замереть в воздухе неподвижной стрекозой.

Не давали покоя последние доклады замначальника службы безопасности об исчезновении Ильина. Группа, которая должна была его встретить на границе с Украиной, вернулась ни с чем. Контакт с ученым был потерян. Особую тревогу вызывало отсутствие сигнала от ИЧ-а[36], вживленного в тело Кирилла Ивановича. О самом худшем не хотелось и думать. Возможно, Ильин жив и находится в изолированном помещении. Оставалось только ждать и надеяться, что что-то прояснится.

– Прекрати скулить. Ильин жив. ИЧ и МАЗУРИКИ[37] в безопасности. – Сергей уже специально говорил вслух, разгоняя клубы страха, плотный туман которого застилал глаза.

Неожиданно из мобильного хриплый голос пропел: «Поднялась температура, набирайте «03»»[38]. Это значило только одно – в деле Ильина появилась новая информация.

– Сергей Михайлович, – хриплый, то ли от волнения, то ли от курева, голос дежурного по корпорации, – засекли сигнал ЧИП-а Ильина! Координаты определены. Территория Украины, недалеко от Винницы. Расшифровка параметров организма Кирилла Ивановича пока не закончена, но ребята из химлаборатории говорят, что ЧИП, возможно, вышел из строя, потому что сообщает о несовместимым с жизнью ударом электрическим током, вероятно, мощный шокер! – Выпалив скороговоркой сообщение, дежурный замолк, учащенно дыша в трубку.

Решение пришло сразу.

– Срочно подготовить оперативную группу для поисков Ильина. Пусть безопасники сейчас свяжутся со мной. Докладывать каждые два часа. Независимо от времени суток.

«Докладывать независимо от времени суток!»…

Сергей поймал себя на мысли, что все чаще отдает подобное распоряжение.

Как только было принято решение разбросать лаборатории по всему миру, Корпорация превратилась в «беспокойное хозяйство». Гридневу казалось, что он «гол и беззащитен» перед «сонмом врагов». Может быть и не врагов, но конкурентов-то точно. И их становилось все больше и больше. Если недавно донимали «свои» – прежде всего госкорпорации с их административным ресурсом, то теперь и зарубежные «коллеги» лезли во все щели. Тем более, что практические исследования корпорации стали уходить в сферы не завтрашнего дня, а послезавтрашнего, если не сказать дальше.

Чего стоит одна управляемая молекула Ильина или, как он ее назвал, МАЗУРИК. Создавая молекулу для сверхпрочных покрытий, Ильин предложил подключить ее к интеллектуальной системе. Результаты симбиоза превзошли все ожидания. Плавая тысячами в крови человека, они выявляли поражения организма, лечили, а если не удавалось, передавали характер проблемы через интернет в Центр и, получив ответ, решали ее. Человек, в крови которого плавали эти «санитары», становился практически неуязвим.

То, что исчезновение Ильина было не случайным, Гриднев не сомневался. Еще 10 марта вечером Кирилл Иванович сообщил в службу безопасности, что с ним хочет встретиться некий Генри Баркер, сотрудник библиотеки Конгресса. Ученый достаточно точно описал американца для того, чтобы «безопасники» смогли через «Покров»[39] идентифицировать его. Человек, искавший возможности контакта с Ильиным, был не только куратором одного из хранилищ библиотеки Конгресса США, но и до недавнего времени советником последних трех хозяев Белого дома. Он активно работал с лидерами российской оппозиции, начиная с середины 90-х годов, а главное, был постоянным членом комитета по организации заседаний Бильдербергского клуба[40]. Скромный «куратор библиотечного хранилища» ежегодно пару недель в июле проводил и в «Богемской роще»[41]. Одним словом, мистер Баркер оказался более чем занимательной и загадочной личностью.

Некоторая странность заключалась в том, что янки в разговоре не проявил никакого интереса к исследованиям Ильина. Баркер выспрашивал ученого о его родственниках, интересовался семейными реликвиями, старой мебелью. И если после их первой встречи цели члена Бильдербергского и Богемского клубов остались неясны, то на следующий день все прояснилось. Баркер показал Кириллу Ивановичу фотографию кресла из очень светлой древесины, покрытого причудливой резьбой. Казалось, что кресло состояло из цветов и листьев, лишенных красок жизни злой волей волшебника.

– Господин Ильин, прошу извинить меня за настойчивость, но не видели ли Вы когда-либо нечто подобное? – Прослушивая запись разговора, предусмотрительно сделанную Ильиным, Гриднев воочию представил себе горящий взгляд и румянец нетерпения в глазах Баркера.

– Нет, нет, мистер Баркер, – в нашей семье никогда подобной красоты не было. – Неожиданно, в фонограмме возникла некоторая пауза. Видимо, Ильин что-то вспомнил, но не спешил сообщать собеседнику – Хотя, до войны, по рассказам отца, в их старой квартире в Уланском переулке стояло старинное кресло. Только оно было из черного дерева, и резьба на нем вызывала у окружающих чувство страха.

– Что с ним стало? – Вскрикнул американец.

– Не знаю. Отец рассказывал, что кресло отдали на хранение друзьям, они уехали в эвакуацию, когда же вернулись – кресла, как и многих других вещей, не досчитались, – со вздохом закончил Ильин.

Детальный анализ беседы не вызвал никаких подозрений, но в Службе безопасности решили «потоптаться» за куратором библиотечного хранилища еще пару дней. И результат не заставил себя ждать.

На следующий день Баркер встретился со своим британским коллегой по Бильдербергскому клубу сэром Артуром Уинсли, главой одного из крупнейших британских PR-агентств. Их беседа имела прямое отношение к работам Ильина и другим исследованиям корпорации. Через два часа фонограмма и расшифровка беседы были переданы Гридневу.

Расшифровка фонограммы беседы А.Уинсли и Г.Баркера.

17:00, 11.03.2014 г. Украина. Киев. Бассейн отеля «Royal Pritzker».

Слышатся редкие всплески воды и отдаленная музыка.

Г.Б. Добрый день, сэр Артур! Трудно представить более несвоевременное занятие водными процедурами и более неудобное место для беседы.

А.У. Рад Вас видеть, Генри но, к сожалению, мест, где мы могли бы поговорить, не так уж много, а здесь – есть шанс, что нас не услышат. Я не отвлеку Вас надолго. У меня есть ряд вопросов, касающихся российского ученого Ильина. Мои источники сообщили, что Вы вчера имели с ним продолжительную беседу. Если не секрет, о чем?

Г.Б. Боюсь, Вы мне не поверите. О предмете мебели, кресле, если быть точнее, находившимся когда-то в квартире его предков. Дело в том, что недавно, производя инвентаризацию хранилища раритетов, мои сотрудники наткнулись на старинное резное деревянное кресло, в свое время принадлежавшее Джейкобу Блюмму, а кресло Ильиных, по всей вероятности, его пара.

А.У. Не узнаю Вас, Генри! Мир находится на пороге новой Мировой войны, а Вы, человек, приобщенный к сокровенным тайнам самого могущественного государства Запада, занимаетесь такой ерундой, как поиски антикварной мебели!

Г.Б. Видите ли, сэр Артур, существует вероятность, что эти кресла – троны Астарты.

После некоторой паузы короткое хмыканье, и насмешливый голос англичанина.

А.У. Вы хотите сказать, что нашли святыни катаров[42]? Скажите еще, что нашли Святой Грааль[43]. В таком случае, даже Третья Мировая отходит на второй план.

Г.Б. Ваша ирония неуместна. Во всяком случае, то, чем я занимаюсь, мне нравится гораздо больше, чем геополитические игры Запада и Востока. Пока попытки Белого дома спасти американскую экономику ограничивались организациями революций и локальных войн в арабском мире, мне было наплевать. Когда же возникла идея отвлечь внимание «русского медведя» от основных наших устремлений контролировать арктический шельф, подогревая беспорядки на Майдане в Киеве – «Матери городов русских», я подал в отставку. Кое-кто в Вашингтоне не хочет понять, что остановить националистов Западной Украины будет очень трудно. Слишком долго мы закрывали глаза на расползание фашистских идей в среде украинской оппозиции. А ведь во время войны многие украинские наци могли бы дать фору немецким поклонникам идей Альфреда Розенберга[44].

А.У. Кстати, Розенберг – русский архитектор[45], какое «здание» построил! Ста лет не прошло, а на всех континентах есть молодчики, вскидывающие руку в нацистском приветствии с криком «Хайль!». Даже среди русских. Ну, да Бог с ним! Генри, неужели Вы так не любите фашизм, что решили уйти с государственной службы? Тем более, мой друг, что и Гитлер в свое время накачивал свои мускулы не без помощи американского капитала и британского истеблишмента. И Уинстон Черчиль, и Франклин Делано Рузвельт – великие борцы с фашизмом – прекрасно знали о американо-британских инвестициях в Бесноватого фюрера. Так что, ничего нового не происходит. Наши политики и «капитаны бизнеса» идут проторенным путем.

Г.Б. Все я понимаю, Артур, но украинские наци – одни из немногих наследников Гитлера, которые могут раздуть новую мировую войну в самом центре Европы. А такая война, сами понимаете, будет последней для всех. Не хочу в этом участвовать. Я умываю руки. Не знаю, возможно, это солнечная активность, массовое помутнение рассудка, но стремление скрыть свои геополитические интересы в дыму и облаках пепла ядерной войны – выше моего понимания!

А.У. Думаю, Вы все утрируете, Генри. Европа не допустит даже холодной войны с Россией. Еще не оправившись от кризиса, лишиться сотен тысяч рабочих мест у главных доноров Евросоюза не решится никто. Ближайшие выборы сметут либералов и демократов, приодев «старушку Европу» в красно-коричневые одежды. Тогда станет неважно, кто будет контролировать арктический и тихоокеанский шельфы, мы или русские.

Г.Б. Русские, сэр Артут, русские! Войсковые учения, арктический поход атомного крейсера «Петр Великий» – это все не просто так. Наши источники информируют, что вся эта демонстрация мускулатуры – ширма, прикрывающая полевые испытания новейших разработок корпорации Гриднева по созданию зон комфортного проживания будущих полярников как на суше, так и под водой. Более того, русские явно готовятся к изменению климатических условий в этом регионе. Они ожидают появления новых видов штаммов доисторических вирусов и неизвестных доселе бактерий, до настоящего времени «спящих» в вечной мерзлоте. И, вероятно, нашли средство, которое защитит их от этой напасти.

А.У. Очень интересно! Если про климатические исследования мне кое-что известно, то по поводу медицинского направления работ корпорации господина Гриднева слышу впервые. Хотя, Генри, Вы знаете о моей информированности в делах российского бизнеса. И должен Вам сказать, Гриднев все больше закрывается от российских государственных и «окологосударственных» структур. Его сотрудники разбросаны по всему Свету, арендуя лаборатории только на время конкретных экспериментов. Поэтому, подчас, невозможно определить даже предметную область, для которой используется лабораторное оборудование. У меня есть информация, что ряд глав российских госкорпораций, имея прямой выход на первое лицо, пытались применить даже «административный ресурс» давления на Гриднева с целью включить его в сферу своих интересов. Однако, Сергей Михайлович и сам в отличных отношениях с президентом.

Г.Б. Сэр Артур, боюсь, не смогу ответить на Ваш вопрос. О медицинском кластере Гриднева информация косвенная. Поступила от украинских соисполнителей Ильина буквально несколько дней назад. Но сейчас меня это интересует постольку-поскольку. Как Вы знаете, операция по смене власти в Украине готовилась нами около двадцати лет. Денег вложено почти 5 миллиардов. И остановить маховик было невозможно. Что сделано, то сделано. Теперь остается каким-то образом загасить разгорающийся костер. И в этом, возможно, нам помогут артефакты катаров. Источники дохристианских времен свидетельствуют – ВОССЕДАЮЩИЕ НА ТРОНАХ обладали властью над Добром и Злом, Светом и Тьмою, могли поворачивать время вспять и видеть будущее.

А.У. И где теперь эти Ваши Восседающие? Нет ни их, ни их мебели, ни артефактов. Время, которым они, якобы, управляли, проглотило Всемогущих и не поперхнулось. Никогда бы не подумал, что Вы так верите древним легендам, дружище. Лучше скажите, а зачем этот русский Ильин приезжал в столь драматичные дни в Киев? Уж не для того ли, чтобы победить фашистское Зло в Украине?

Г.Б. Насколько мне известно, программисты Киевского политеха разрабатывают софт каких-то нано устройств Ильина. Надеюсь, Вы не собираетесь его похитить и выведать российские ноу-хау?

А.У. Почему бы и нет. Выкрасть – не выкрасть, а поговорить с ним было бы интересно. Возможно, я смог бы ему кое-что предложить, от чего бедняга не смог бы отказаться…

Плеск воды и громкие голоса людей, вошедших в помещение бассейна, заглушили ответ Г.Баркера.

Конец фонограммы.

Когда Сергей прослушал фонограмму, первое, что пришло в голову, срочно возвращать Ильина в Москву. Однако, в Службе безопасности резонно предложили дать возможность англичанину встретиться с ученым, чтобы выяснить намерения сэра Артура Уинсли.

Лучше бы они этого не делали.

Глава 4. О том, что, подчас, воспоминания лучше всякой машины времени позволяют окунуться в прошлое

9:20. 14 марта 2014 года. Москва. Квартира Бориса Ильина

Странное ощущение не оставляло его весь день. Впервые за последние годы оказавшись дома один, Борис Ильин не находил себе места. Бэлла с внучкой улетели в Египет на море, Анюта – на работе, Филл…

Непроизвольный вздох хрипом вырвался из груди. Никто больше нахально не залезет к ним с женой под одеяло, никто не лизнет трижды лицо, приглашая погулять. Фильки нет уже больше года, но по утрам не оставляет ощущение, что сейчас старый пес притащится, шаркая когтями по паркету, с любимым теннисным мячиком в зубах.

Наскоро приготовленный нехитрый завтрак – бутерброд с вареной колбасой и кружка горячего крепкого чая – немного отвлекли его от грустных мыслей, вернули к насущным проблемам. Вчера вечером Анюта попросила убрать с лестничной клетки Сашин снегокат, который с зимы мешал соседям проникнуть в квартиру. Дочь протерла его от пыли и затащила «железного коня» в квартиру. Здесь-то Ильин и наткнулся на коварного зверя, затаившегося в полутемной прихожей. Ноющей болью о роковой встрече напомнила разбитая в кровь нога.

– Ты отправишься на антресоли, в самый дальний и пыльный угол, – проворчал пожилой человек, с неприязнью глядя на тускло посверкивающего из коридора внучкиного «скакуна».

С трудом достав стремянку (проклятая болезнь напомнила о себе дрожью в руках), кряхтя, взгромоздился на пару ступеней, открыл створки и включил фонарик.

Возможно, если бы руки не были заняты, он избежал бы удара в глаз, но электрический фонарь и антресольная дверца сделали его беззащитным. Сноп искр и острая боль были настолько неожиданны, что Ильин, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на разбросанные в прихожей Анютины туфли.

Минут пять он, не двигаясь, навзничь лежал на колючей обуви, с трудом соображая, что произошло. Наконец, боль в спине стала нестерпимой – модельная босоножка, отказываясь погибать под прессом Ильинской спины, пыталась проткнуть позвоночник агрессора. Перевернувшись на живот, мужчина встал на четвереньки и взгляд упал на небольшую книжицу в картонном переплете.