скачать книгу бесплатно
Аюров продолжил:
– По скудным историческим и географическим сведениям всё же можно проследить цепочку этой легенды, вернее версии.
Первое звено цепочки. В «Сокровенном сказании монголов» говорится, что Темучжин родился в урочище Делиун-балдах. А буряты знали эту местность в Забайкалье испокон веков, когда о монгольской летописи ещё и не слышали.
Второе звено. Известно, что Чингисхан отдал своему младшему брату Хасару улус к западу от Хингана в пределах Аргуни, Джанайлора и Хайлара. В начале тринадцатого века по повелению Хасара у устья реки Хирхира была возведена укрепленная ставка. Археологи обнаружили, что Хирхиринское городище протянулось на два с половиной километра. В городе когда-то возвышалась цитадель, окруженная рвом и валом, были богатые усадьбы, дома ремесленников, искусственное озеро и сады. В цитадели находился дворец. Возле города была найдена стела – так называемый «Чингисов камень» с древнемонгольской надписью. В дословном переводе сообщается: «Когда Чингисхан после нашествия на народ сартагул возвратился и люди всех монгольских поколений собрались в Буга-Сучигае, то Исунке получил в удел триста тридцать пять воинов хондогорских». Очевидно, Чингисхан передал племяннику хошутов – отборных богатырей из особого полка, входящего в корпус тургак-кешиктенов.
– Ничего не понял, — признался Анатолийский.
– Расшифрую, — вздохнул Цырендаши. – «Когда Чингисхан после нашествия на хорезмийский народ вернулся в Монголию, то собрал родственников и отдал в удел Исунке, сыну брата Хасара, триста тридцать пять отборных воинов». Запомните этот текст, Меркурий Сократович.
Вернемся к Кондуйскому дворцу. Он будет третьим звеном цепочки фактов.
Представьте одинокий каменный дворец в степи в окружении нескольких построек, похожих на военные казармы и дома для начальников. Вообразите красивую террасу с изваяниями черепах по углам и гранитными драконами с интервалом два метра на балюстраде. Балясины, покрытые красным лаком, изогнутую черепичную крышу, изящные фрески на стенах… Дворец, построенный пленными китайскими строителями, был, несомненно, прекрасен. А возведен он был в шестидесяти километрах от ставки хана Хасара – Хирхиринского городища.
Рассмотрим четвертое звено: собрание в Буга-Сучигае. Можно смело предположить, что это место находится недалеко от родового гнезда Чингисхана в ареале его кочевий и знакомо всем поколениям его семьи. Поэтому родственники правителя знали, куда съехаться из разных концов огромной империи.
А собрал свою родню Чингисхан с одной целью: огласить завещание. Ведь ему было за шестьдесят лет, и он вернулся из тяжелого и кровавого похода на Среднюю Азию, в котором не мог не задуматься о своей смерти.
Рассмотрим пятое звено исторических фактов. Достоверно известно, что Темучжин родился в урочище Делиун-балдах на Ононе, а его предки кочевали на этой реке в районе горы Бурхан-Халдун. Но неизвестно, где эта гора расположена, есть только предположения. Монголы утверждают, что Бурхан-Халдун находится на территории Монголии на нагорье Хэнтэй, откуда берут начало реки Онон, Керулен, Менза и Тола. Но многое в этом утверждении не сходится.
Во-первых, Бурхан-Халдун переводится с древнемонгольского как «Священный пик» или «Скала богов». То есть, гора, имеющая вершину в виде обрывистой скалы. Но вершина горы, на которую указывают монголы, относительно плоская и не соответствует названию: «пик», «скала».
Во-вторых, в «Сокровенном сказании монголов» сказано, что предки Чингисхана кочевали у истоков Онон-реки, на Бурхан-Халдуне. Это значит, что и урочище Делиун-Балдах должно находиться там же, в родовом кочевье. Но в древней летописи есть следующая строка из жизни семьи Темучжина: «Онон-река волновалась…». Как может волноваться мелкая речушка у ее истоков? К тому же местность в верховьях Онона гористая и лесистая, а монголы любят степь, где привольно пасти скот. Маловероятно, что стоянка племени Темучжина, когда он родился, располагалась в густом лесу. В тайге степняки могли только охотиться или скрываться от врагов.
В-третьих, по сведениям персидского ученого Рашид-ад-Дина, родившегося через двадцать лет после кончины Чингисхана, гора Бурхан-Халдун находится в шести днях пути от места рождения Темучжина. Расстояние слишком большое для ареала кочевья небольшого племени борджигинов. Можете представить охотников, которые тащат тушу сохатого весом шестьсот килограмм шесть суток? Через горы, лес и реки?
– Около двухсот пятидесяти километров пешком. Пол Швейцарии, – ухмыльнулся Меркурий.
– К тому же, по традиции всех народов покойников хоронят вблизи родового гнезда.
– Персиянину намеренно подбросили неверную информацию, что гора Бурхан-Халдун находится у черта на куличках, — убежденно произнес Анатолийский, – также, как и летописцу Чингисхана.
– И последнее шестое звено. Среди старых бурят ходили слухи, что в Даурских степях вдали от дорог находится неприметная долина, усеянная когда-то человеческими костями. Ни мечей, ни наконечников стрел, ни другого оружия там не находили, следовательно, битвы в долине не было. Эта местность до того, как её распахали под поля, называлась долиной Смерти. А теперь, Меркурий Сократович, соедините звенья цепи, крепящейся к эпохальной усыпальнице Чингисхана.
Анатолийский закурил сигарету, обдумывая услышанное. Кузьмич недовольно приоткрыл форточку.
– Получается, что Чингисхан отдал распоряжение о своем захоронении за несколько лет до смерти, — сказал директор «Гранд-тура». – Хасару он поручил построить усыпальницу, потому что его ставка была ближе всего к Онону.
– Хасар умер раньше собрания монгольских поколений, – поправил Цырендаши. – Погребальная миссия была возложена на Исунке, сына Хасара. Ему Чингисхан доверял больше всех. Не зря Исунке командовал хошутами – личными телохранителями Великого хана и выполнял его секретные задания. Но мавзолей в скале не успели построить до кончины Повелителя Мира. Тогда хан Толуй, младший сын Чингисхана, ставший временным правителем Монгольской империи, приказал Исунке срочно возвести дворец, достойный для временного упокоения величайшего человека. Исунке не мог возвести дворец возле строящейся усыпальницы, потому что само его присутствие могло подсказать расхитителям могил местонахождение тайной гробницы Чингисхана. Поэтому он выбрал уединенное место в степи для возведения Кондуйского дворца недалеко от своей ставки.
Анатолийский закончил версию:
– И тогда отборные воины Исунке охраняли тело Чингисхана в Кондуйском дворце, являющимся временным мавзолеем. А когда была готова гробница в горе Бурхан-Халдун, перевезли покойника на Онон, похоронили его и уничтожили рабов и строителей.
– Не только рабов и строителей, но и всех, кто попадался на пути к Онону от временного мавзолея. А на обратном пути в ставку Исунке его хошуты вырезали стражников, убивших рабов. Думаю, что резня произошла в долине Смерти ночью, когда стражники спали, а Кондуйский дворец и Хирхиринский город были разрушены грабителями в поисках величайших сокровищ после ослабления Монгольской империи.
Аюров замолчал, глядя на мелькающие вдоль трассы деревья, и после паузы произнес:
– В детстве я слышал, что на одной из прибрежных ононских скал обнаружена надпись на неизвестном языке, – продолжил Аюров. – Ни ученые, ни буряты не смогли прочитать, что там написано. Вероятно, этот знак каким-то образом связан с последним приютом Повелителя Мира.
– Выходит, надо найти загадочную надпись на скале, – в возбуждении сжал локоть бурята Меркурий. – Чувствую, что это ключ к великой тайне.
Однахо, никто не мог прочесть надпись на петроглифе. Даже текст на Чингисовом камне, который тщательно изучался в Эрмитаже, ученые трактовали по-разному.
– Прочь сомнения, амиго! – вскричал директор, хлопнув рассказчика по плечу.
Кузьмич вздрогнул от крика и чуть не съехал в кювет. Пассажиров мотнуло на сиденье. Анатолийский схватился за Аюрова и прошептал:
– Мы сами расшифруем надпись, если найдем её. Цырендаши, я назначаю тебя экспертом по восточным секретам.
На километровых столбах нарастали числа. Через два часа желтый «Москвич» с тремя путниками проехал мимо стелы, отметившую границу Агинского Бурятского автономного округа. На вершине следующего подъема Цырендаши попросил пенсионера остановиться.
Кузьмич съехал с асфальта на широкую обочину, расплескав лужу растаявшего снега.
Цырендаши подошел к березе, увешанной разноцветными лоскутами, и бросил на обнажившиеся корни три медных монеты.
– Надо сбрызнуть, однахо, – крикнул он Меркурию.
– Шаманизм — шарлатанство народа, – недовольно пробурчал Анатолийский, но из машины вышел.
– Надо сбрызнуть, — повторил Аюров. – Попросить у духа удачной дороги.
– За удачу можно и сбрызнуть немного, – согласился директор.
Бурят достал из портфеля бутылку «Московской», два граненых стаканчика, газету и пару бутербродов с копченым сыром. Разложил газету на капоте «Москвича», сдернул с горлышка металлическую пробку и разлил водку в стаканчики. Меркурий нехотя взял стаканчик и бутерброд. Аюров подошел к дереву и, что-то шепча по-бурятски, трижды обмакнул безымянный палец в водке и сбрызнул капли на березу. Со смаком выпил водку как компот. Анатолийский повторил обряд и выпил водку, словно употребил одеколон «Шипр», перекосив лицо от отвращения.
– Теперь дорога, однахо, счастливая будет, – сказал довольный Аюров и закрыл горлышко бутылки свернутой бумажной трубочкой.
После спуска закончился лес, дорога уходила в степную местность. На склоне небольшой сопки Меркурий увидел парочку животных.
– Это что за рогатые? – показал пальцем Анатолийский.
– Дзерены. Их ещё называют зобастыми антилопами. Входят в Красную книгу. Живут в основном в Монголии, а сюда редко заходят. Хороший знак, однахо.
– Знак древних богов, – возбужденно произнес Меркурий. – Друзья мои, нам дважды подфартило! Кузьмич, разгоняйте аппарат хотя бы до семидесяти.
В полдень «Москвич» въехал в поселок Агинское.
– Столица автономного края. Круче, чем каталонская Барселона, – съязвил Меркурий.
– Надо бы в дацан заехать, – сказал Аюров, неодобрительно взглянув на директора.
– Опять сбрызнуть?
– Подношение пожертвовать.
– Жертвоприношение? Кто пойдет на заклание? Барашек, или, может, Кузьмич подойдет?
– Не святотатствуйте, – попросил Аюров. – Нельзя это делать.
– Шучу, шучу. Извини богохульника Цырендаши, я – атеист с пионеров.
Буддийский храм, несмотря на облупившийся фасад, смотрелся величаво. Изогнутая резная крыша, пурпурные деревянные колонны и массивные двери с восточным орнаментом придавали таинство зданию.
– Еще недавно здесь лечили алкоголиков, – тихо сказал Аюров. – Советская власть жестоко боролась с религией, порушила не только дацаны, но и церкви, мечети… Но не победила веру.
– Не победила, – согласился Меркурий.
Цырендаши вошел в дацан. Кузьмич и Анатолийский молча смотрели на старинный храм. Блики весеннего солнца играли яркими красками на непонятных фигурах крыши дацана.
Аюров вышел из храма просветленный.
– Куда теперь едем, штурман? – спросил Меркурий.
– В Нижний Цасучей. В поселке свернем на развилке, потом…
– Я знаю дорогу, – перебил Кузьмич, – в семьдесят девятом ездил на Онон, на рыбалку, таких хариусов там наловил, – он умиленно улыбнулся, – полена с лопату!
– Хариус повкуснее селедки. Что-то я проголодался. А не перекусить ли нам в райцентре? – предложил Анатолийский. – Как здесь с общепитом, Цырендаши? Есть ли антрекоты в ресторанах?
– Однахо, вкуснее позы* в кафе.
– Веди, амиго, в кафешантан.
«Москвич» пересек окружной центр, свернул направо на мост и подъехал к вагончику с вывеской: «Кафе «Дулма».
– Оригинально! – воскликнул Меркурий. – Напоминает столыпинский вагон. Посетителей обслуживают метрдотель в форме жандарма и официанты в кандалах. Иностранцы были бы в восторге. Как переводится «Дулма»?
– Это женское бурятское имя, означает: «Мать-спасительница».
– Вот это название, я понимаю! Не то что какая-то там «Ромашка» или «Березка».
Горячие позы оказались действительно вкусные. Меркурий, обжигаясь, быстро умял четыре штуки. Цырендаши и Кузьмич ели медленно: сначала надкусывали позы, выпивали сок и только потом добирались до мяса.
– А нет ли здесь жульена? – спросил не насытившийся Анатолийский, прихлебнув чай с молоком.
– Жулья сейчас везде хватает – ответил Кузьмич с полным ртом.
Меркурий захохотал, расплескав чай на клеенку.
– Жюльен – это тушенные в майонезе грибы и мясо, – пояснил Цырендаши Кузьмичу. – Французское блюдо, подают маленькими порциями.
– Да ты настоящий гурман, амиго, – удивился Меркурий.
Сытые путники вышли из кафе и уселись в «Москвич». Кузьмич завел машину и привычно посмотрел в боковое зеркало. Зеркала не было.
– Сперли зеркало! – запричитал пенсионер. – Я говорил, что жулья везде хватает. Вот сволочи!
– Издержки экспедиции, – произнес Меркурий. – Цырендаши, запиши десять рублей в непредвиденные расходы.
– Каких десять? – возмутился Кузьмич. – Зеркало одиннадцать рублей стоит.
– Штурман, добавь рубль в пенсионный фонд Кузьмича.
Желтый автомобиль выехал из поселка и затрясся на асфальтированном шоссе, ведущем в гору. Выбоины чередовались со вздутиями в асфальте. «Москвич» трясло, словно больного в приступе эпилепсии.
– Прекрасная трасса для ралли Париж – Дакар! – воскликнул Анатолийский. – До финиша доедут единицы.
– Дальше, однахо, будет похуже, – сказал Аюров.
– Кузьмич, вы слышали? Сейчас у вас отвалится второе зеркало, а заодно и глушитель с бампером.
– Это у иностранных финтифлюшек отвалится. «Москвич» – машина крепкая. Нашенская.
После пологого подъема дорога пошла на спуск. Кочек стало больше. Автомобиль петлял по шоссе, словно заяц. Меркурий и Цырендаши болтались в салоне, как сосиски в кипящей кастрюле. Асфальт закончился внизу, и «Москвич» плюхнулась на грунтовое покрытие. За автомобилем потянулся шлейф пыли. Через пару километров показалось село Цокто-Хангил.
– Здесь у меня племянник двоюродного брата живет, – сказал Аюров. – Надо, однахо, навестить.
– Ну уж нет. В плане фольклорно-географической экспедиции племянник двоюродного брата не значится. Только вперед!
«Москвич» медленно протащился через длинное бурятское село и опять набрал крейсерскую скорость – 50 километров в час. Грунтовая дорога прорезала широкую степь. Слева появилось большое озеро, дальний берег которого окаймляли невысокие скалы.
– Озеро Ножий, – пояснил Цырендаши. – Я вам рассказывал, что на берегу этого степного водоема обнаружена древняя стоянка.
– Помню. Там еще есть древняя мастерская, где изготавливали глиняную посуду, а на горе плиточные могилы. Кстати, а не из-за ножей, извлечённых из могил, так назвали озеро? – поинтересовался Меркурий.
– Нет, берег усеян камнями, похожими на лезвия ножей, отсюда и название.
– Интересное место. Не сомневаюсь, что монгольские нукеры поили здесь коней.
Проехали озеро. Унылый пейзаж степи, ещё не ожившей после суровой зимы, располагал к сонливости. Среди бледно-коричневого покрова равнины белел смёрзшийся снег в низинках. Вблизи небольшого соленого озера высокими пучками раскинулся чиевник, придающий неповторимый облик степного ландшафта. Цырендаши задремал на заднем сиденье, подложив под голову портфель, Кузьмич тёр глаза кулаком. Один Анатолийский зорко смотрел по сторонам, словно сокол, высматривающий добычу.
Четыреста двенадцатый перевалил пологую сопку и Меркурий увидел серебристую ленту реки. Ледяной панцирь реки охватывал несколько плоских островков с оголенным кустарником.
– Онон, – оживился Кузьмич.
– Седой Онон! – торжественно произнес Анатолийский. – Великая река, оберегающая величайшую тайну на Земле.
– Ох, какие тут ленки и таймени водятся! – с умилением вспомнил пенсионер.
Цырендаши заворочался и сонно попросил свернуть к скалам.
Кузьмич осторожно съехал в пологий кювет и медленно повел машину по песчаной дороге. Остановился возле невысоких необычных скал, на которых зацепились корнями стволы кривых березок. Казалось, кто-то выложил в древние времена примитивные пирамиды из огромных камней и плит. Возле чуда природы в землю был воткнут колышек с табличкой, на которой выцветшими буквами было написано:
Меркурий обошел выветренный останец и забрался по плитам на вершину. Зорко осмотрел окрестности, спустился и сказал:
– Место красивое, но не более. Едем к реке.
