скачать книгу бесплатно
Назидиен стоял убитый, напуганный.
– О, благородный патриций! Не губи меня. У меня свои дети. Во имя наших богов, будь ко мне снисходителен. Этого больше не повторится. Завтра же я всех заставлю принести жертвы богам. И клянусь тебе: буду, насколько возможно, осмотрительным. О, позор мне! Мог ли я подумать, что Люций – христианин! Он всегда был такой внимательный, скромный и вдруг – христианин. Твой сын, Альбин, недаром был с ним так дружен. О, если бы Альбин не защитил Люция, то, поверь, негодный христианин теперь бы уже сидел в темнице.
– Оставь моего сына в стороне! – резко ответил Магнус. – Он еще мальчик, ему естественно ошибаться и врага принимать за друга. Но что свойственно Альбину, то непозволительно тебе.
Назидиен опять начал причитать и умолять Магнуса, чтобы он не доводил этого дела до сведения властей:
– Во имя богов и всех твоих предков умоляю тебя, благородный патриций, будь ко мне снисходителен.
В конце концов Магнус махнул на него рукой:
– Иди и благодари богов, если я умолчу. Мой сын больше учиться у тебя, конечно, не будет. Сколько я тебе должен?
– О, стоит ли об этом говорить! Я счастлив, что сын такого благородного патриция, как ты, посещал мою школу.
– Я не нищий! – гордо заявил Магнус. – И не хочу пользоваться услугами бесплатно.
Магнус отдал учителю две тысячи сестерций[28 - Сестерций – древнеримская серебряная, а затем из сплава цветных металлов мелкая монета, чеканилась с 3 в. до н. э.]. Назидиен рассыпался в благодарностях, схватил кошелек с серебром и быстро исчез.
– От одного я отделался пока благополучно, – вслух проговорил он, выходя на улицу. – Хвала богам!
А Магнус, вернувшись в свой таблинум[29 - Таблинум – в древнеримском доме помещение за атриумом.], долго ходил из угла в угол в глубокой думе: «Как, однако, распространяется христианство. Оно проникает всюду. Не помогли все предыдущие гонения; но будем надеяться, что наш мудрый император сумеет вырвать эту заразу с корнем. Да поможет ему в этом Юпитер!». И Магнус снова улегся на свое ложе, достав предварительно из шкафа пергаментный сверток[30 - Пергаментный свёрток. Пергамент – материал для письма из недублёной сыромятной кожи животных (до изобретения бумаги). Также древняя рукопись на таком материале.] с учением Пифагора[31 - Пифагор – один из первых древнегреческих философов (6 в. до н. э.), основатель легендарного Пифагорейского товарищества.].
3
Дом Кассия Магнуса, расположенный у Эсквилинского[32 - Эсквилин – один из 7 холмов, на которых возник Древний Рим.] холма, был обширный и своей архитектурой походил на прочие дома римской аристократии. Не выделяясь ничем особенным снаружи, если не считать мраморного портика с изящными колоннами, он внутри был отделан необыкновенно изящно, с тонким вкусом. Роскошь и богатство были видны на каждом шагу. Всякий посетитель из прихожей попадал сначала в атриум[33 - Атриум – существенная часть римского дома, представлявшая собою род крытого портика в передней части здания.]. Это была большая, просторная комната, играющая роль нашей гостиной. Всюду в доме виднелись изделия из золота и серебра, бронзы и дорогих сортов деревьев.
У Альбина была своя комната, выходившая в перистиль. Рядом с ней было помещение для его сестры Домициллы, которая была на два года моложе его. Стройная, изящная, с необыкновенно красивыми глазами, вьющимися волосами, она обещала быть впоследствии настоящей красавицей.
Брат и сестра жили, как говорят, душа в душу. Дружба их началась с самых юных лет. Они вместе играли, вместе мечтали, читали произведения различных поэтов и писателей. Оба они были характера мягкого, общительного, что всегда радовало как самого Магнуса, так и их мать Агриппину. Всеми своими новостями, радостными и печальными, Альбин делился с сестрой. Так было и теперь. Выйдя от отца, он первым делом спросил подвернувшуюся рабыню:
– Где сестра?
– Я видела ее в саду, господин.
В перистиле он столкнулся с матерью.
– Альбин, обед уже готов. Иди в триклиниум[34 - Триклиниум – у древних римлян – обеденный стол с тремя ложами для возлежания. У них же – столовая.].
– Я сейчас приду. А Домицилла обедала?
Мать ответила с улыбкой:
– Разве Домицилла обедает без тебя? Идите вместе с ней и не медлите.
– Хорошо.
– Не заставляй посылать за тобой Торания! – крикнула она уже вслед сыну.
Альбин выбежал в небольшой, но красиво устроенный сад. Целые аллеи платанов, кипарисов, магнолий чередовались с фигурными клумбами, на которых цвели всевозможные цветы. Журчали фонтаны и ласково улыбались холодным мрамором нимфы. В укромных уголках среди зелени приютились беседки.
– Домицилла, где ты? – звонко крикнул Альбин.
– Я здесь, – отозвалась девочка, появляясь в одной из беседок.
– Я скажу тебе одну новость, и она очень удивит тебя.
– Что такое, скажи скорее!
Домицилла была одета в шерстяную розовую тунику, подпоясанную шелковым поясом. Девочка очень походила на брата, чем всегда и гордилась.
– Ты не поверишь тому, что я скажу.
– Отчего же, поверю.
Альбин с любовью посмотрел на сестру.
– Люций оказался христианином! – выпалил он.
Девочка даже всплеснула руками и сделала округлые глаза от удивления:
– Может ли это быть?
– Увы, это правда.
– Но как же ты узнал, откуда?
– А вот слушай, – и он рассказал ей все происшедшее в школе.
– И ты защитил его от избиения?
– Да, он мой друг, и я защитил его.
– Это хорошо. Пусть он и христианин, но ты поступил, как и следовало поступить римскому гражданину. Но мне жаль его. Он был такой хороший. Ведь его теперь убьют?
В глазах девочки блеснула тревога.
– Если схватят, то, несомненно, казнят, но я думаю, что он и его родные успеют скрыться. Я велел Торанию известить их.
– Ах, бедный Люций! И зачем он сделался христианином? А ведь говорят, что христиане кланяются ослиной голове и убивают маленьких детей. О, как ужасно!
Альбин задумчиво смотрел на клумбу с цветами.
– Да, ужасно, если это правда. Соглашаюсь с тобой. Но правда ли? Не лгут ли на них? Мог ли Люций убивать маленьких детей? Он такой хороший, добрый – и вдруг стал бы убивать? Что-то плохо верится. Но вот идет Маспеция. О христианах поговорим потом.
Подошедшая старая няня Маспеция, покачав головой, обратилась к ним:
– А об обеде и забыли? Ох, дети, дети! Идите скорее! Благородная госпожа гневается.
– Сейчас идем, няня!
Альбин с Домициллой направились в маленький триклиниум, предназначенный только для самих хозяев. Альбин бросился на ложе и с удовольствием потянулся.
– Ах, Домицилла, этот Назидиен сегодня положительно с ума сошел от злости. Половина класса ревела.
– Это все из-за Люция?
– Да. Отец хочет послать меня к другому учителю.
– Значит, ты больше к Назидиену не пойдешь? А мне все-таки жаль Люция: неужели его поймают и убьют?
Дети всякий раз умолкали, когда рабыня подавала новое кушанье. Закончив с обедом, они снова ушли в сад и забрались в глухую, уединенную беседку. Здесь они снова жалели Люция и оба заинтересованно размышляли о христианах и их учении.
– Вот наш император теперь гонит христиан, – говорил Альбин, – а быть может, они и хорошие люди, и вовсе не кланяются ослиной голове.
– Очень бы мне хотелось, Альбин, узнать, что это за народ – христиане.
– Тораний их немного знает.
– Как, где он их узнал? – заинтересовалась девочка.
Альбин рассказал, чтj слышал от раба.
– Это удивительно, – задумчиво ответила Домицилла, – а ведь о христианах говорят такие ужасы. Где же правда?
Альбин только развел руками:
– Остается только одно: узнать поподробнее у самого Люция. Но где теперь его увидишь? Вся надежда на Торания. Он все устроит.
4
Тораний, согласно желанию Альбина, быстро направился к дому Люция, который находился от них квартала через три. Отец Люция, Секст, был искусный башмачник. Ему помогали старший сын, Марк, и младший, Люций. Жена у него умерла несколько лет назад.
Тораний не застал дома ни Секста, ни его сыновей.
– Где же Секст? – спросил он у хозяина дома.
– Они перебрались на другую квартиру, взяв с собой все имущество.
– Но ты не знаешь, куда именно?
– Не знаю, но собирались они так, как будто солдаты хотели их арестовать. Но со мной они рассчитались добросовестно.
Хозяин знал Торания – раб был здесь несколько раз с Альбином, – а потому счел за нужное спросить:
– А как живет твой молодой господин?
– Прекрасно.
– Хвала богам, это прекрасный мальчик. Он, вероятно, скоро уже снимет буллу?
– Месяца через три.
– И, значит, будет гражданином Римской империи?..
Тораний был рад, что Секст с сыновьями скрылся так скоро, но в то же время его заботила мысль: куда они скрылись и в благонадежное ли место?
Вероятно, хозяин прочел на лице Торания некоторую озабоченность и поэтому спросил:
– А тебе очень нужно было видеть Секста?
– Да, нужно, – ответил Тораний.
Простившись с хозяином, он ушел.
– Ну что, видел Люция? – взволнованно спросил Альбин Торания, когда тот вошел в сад.
– Нет. Люций с братом и отцом быстро собрались и ушли неизвестно куда.
– Значит, они скрылись и их теперь не поймают, – радостно проговорил Альбин.
– Думаю, что скрылись.
– И я очень рада, – сказала Домицилла. – Но нельзя ли, Тораний, как-нибудь узнать, где Люций? Я вовсе не хочу, чтобы их схватили и замучили.
В глазах раба сверкнуло какое-то восторженное, но не замеченное детьми выражение.
– А скажи мне, Тораний, – вдруг спросил Альбин, – ты веришь, что христиане поклоняются ослиной голове?
И Альбин так зорко посмотрел на раба, что тот невольно смутился.
– Если ты спрашиваешь меня об этом, то скажу тебе прямо: я не верю этому. Я знал нескольких таких хороших христиан, которые не способны были ни на какие преступления. Я уже тебе говорил, что в царствование императора Антонина[35 - Император Антонин, Антонин Пий – римский император, царствовавший между 138-161 гг. от Рождества Христова, преемник Адриана, который усыновил его.] я познакомился случайно с христианами.
– И теперь у тебя есть знакомые христиане? – спросила Домицилла.
– Люций и его отец были христианами, – уклончиво ответил Тораний.
Альбин задумался.
– Как жаль, что я не могу увидеть Люция, – тихо заметил Альбин.
– А если я узнаю, где он живет, то сказать тебе?
– Непременно.
– Ты желал бы его увидеть? Очень? Но ведь он христианин, а христиан теперь гонят, – как-то загадочно произнес Тораний.
– А я разве не могу видеться со своим другом? – горделиво вскричал Альбин.
