скачать книгу бесплатно
А когда путешественники уставали глядеть на бледно-розовые цветы персиковых и абрикосовых деревьев, глаза их отдыхали, любуясь молодыми побегами винограда, пробивавшимися сквозь темно-коричневые лозы.
Но не только цветы и весенняя зелень делали путешествие Фаустины и ее свиты привлекательным; больше всего обращали на себя внимание многочисленные пестрые толпы людей, попадавшиеся в это утро всюду по пути в Иерусалим. Со всех дорог и тропинок, с одиноких вершин и из самых отдаленных уголков долины шли необычные странники. Достигнув большой дороги, ведущей в Иерусалим, отдельные путники соединялись в большие толпы и отсюда шли вместе в самом радостном настроении.
Вот едет почтенный старик, сидящий на верблюде, рядом идут его сыновья и дочери, зятья и невестки и все его внуки. Это такая огромная семья, что она составляет маленький отряд. Мать-старуху, слишком слабую, чтобы идти пешком, сыновья посадили на плечи. Гордая своими детьми, она так и продвигалась далее сквозь почтительно расступающуюся толпу.
Это было какое-то особенное утро, которое могло наполнить радостью даже самое удрученное сердце. Небо, правда, было не совсем ясным, а покрыто легкими серовато-белыми облаками. Но никому из путников не приходило в голову огорчаться, так как облака смягчали палящий, резкий свет солнца. Под этим затуманенным небом благоухание цветущих деревьев и молодой листвы не так быстро, как обыкновенно, уносилось высоко в пространство, а как бы ложилось в низине по пути следования путников. И этот дивный день, своим бледным приглушенным светом и неподвижным воздухом несколько напоминающий мирный покой ночи, казалось, придавал людям какое-то особенное настроение, так что все шли вперед радостные, торжественные, напевая вполголоса древние еврейские гимны и играя на старинных инструментах, звучавших в сопровождении мерного жужжания мух и стрекотания кузнечиков.
Старая Фаустина продвигалась вперед вместе со всеми этими людьми, заражаясь их бодростью и радостью, и то и дело подгоняла своего коня. Обращаясь к молодому римлянину, ехавшему рядом с ней, она произнесла:
– Сегодня ночью видела во сне Тиверия, и он просил меня не задерживаться в пути, а достигнуть Иерусалима непременно сегодня. Мне кажется, боги хотели этим напомнить мне, что надо приехать в Иерусалим в это прекрасное утро, именно сегодня.
В это время они достигли самого высокого места длинного горного хребта, и тут Фаустина невольно придержала коня. Перед ней лежала большая, глубокая котловина, окруженная живописными холмами, а из темной глубины ее выступали тенистые скалы, приютившие на своей вершине город Иерусалим.
Этот горный тесный городок, своими стенами и башнями окружавший вершину скалы словно драгоценной короной, в этот день бесконечно разросся: все окрестные холмы, поднимавшиеся из долины, покрылись цветными палатками, и улицы оживились людским шумом. Фаустина видела, как все население страны направляется в Иерусалим, чтобы праздновать какой-то великий Праздник. Жители более отдаленных местностей прибыли сюда заранее и разбили уже свои палатки, а живущие вблизи Иерусалима еще только подходили. Со всех сторон спускались они теперь с холмов непрерывным смешанным потоком, в основном в белых одеждах, с настроением праздничного, сверкающего веселья. Фаустина обратилась к ехавшему рядом с ней молодому римлянину:
– Должно быть, Сульпиций, весь народ пришел сегодня в Иерусалим.
– Это так и есть, – ответил римлянин, которого Тиверий назначил сопровождать Фаустину, так как тот несколько лет жил в Иудее. – Они празднуют теперь большой весенний Праздник. И в это время все – и стар и млад – направляются в Иерусалим.
Фаустина задумалась на мгновенье.
– Я рада, – сказала она, – что мы прибудем в город в день народного праздника. Это служит важным предзнаменованием, что боги благоприятствуют нашей поездке. Не думаешь ли ты, что и Тот, Которого мы ищем, Пророк из Назарета, тоже придет в Иерусалим, чтобы принять участие в празднестве?
– Ты права, Фаустина, – ответил римлянин, – Он, вероятно, в Иерусалиме. Это действительно веление богов. Как ни крепка и сильна ты, можешь все же считать себя счастливой, что тебе не придется совершить далекое и утомительное путешествие в Галилею в поисках Пророка.
Затем он подъехал к проходившим мимо путникам и спросил, не знают ли они, находится ли Пророк из Назарета в Иерусалиме.
– Мы видели Его там каждый год в это время, – ответил один из них, – наверное, и в этом году Он пришел сюда, как богобоязненный и праведный Человек.
Какая-то иудейка подошла к Фаустине и, протянув руку, указала на холм, лежавший на восток от города.
– Видишь, – сказала она, – горный склон, поросший оливковыми деревьями? Там обыкновенно располагаются галилеяне со своими палатками, там ты и можешь получить верные сведения о Том, Кого ищешь.
Фаустина со спутником продолжали свой путь и спустились по извилистой тропинке в глубину долины. Затем начали подниматься на гору Сион[12 - Сион – юго-западная гора в Иерусалиме, на которой возвышается крепость Иерусалимская. Сион со всех четырех сторон окружен долинами. До времен Давида Сион находился во власти иевусеев (народ, проживавший в Ханаане еще до прихода израильтян), и они имели здесь свою крепость. Давид взял эту крепость, распространил, обстроил и украсил ее, и с этого времени Сион сделался городом Давидовым и столицею Иудеи (2 Цар. 5; 79. 6; 12, 16. 3 Цар. 8; 1). Давид воздвиг здесь новое укрепление. В скалах Сиона были гробницы Давида и других царей. Ныне стена города проходит по хребту Сиона, так что южная часть горы лежит вне города. В Священном Писании Сион называется просто Сионом, городом Давидовым, горою святою, жилищем и домом Божиим, царственным городом Божиим, принимается за самый Иерусалим, за колено Иудино и царство Иудейское, за всю Иудею и за весь народ иудейский. У пророков имя Сион часто означает Царство Божие во всей его полноте, на земле и на небе, до окончательного совершения всего в вечности. Наконец, в прообразовательном смысле Сион представляется как место жительства Божия на Небесах, как место высочайшего откровения славы.], чтобы на вершине ее войти в Иерусалим. Круто поднимающаяся дорога была ограждена здесь низкими стенами, на которых стояли и лежали без числа нищие и калеки, просившие милостыни у путешественников. Во время медленного подъема знакомая иудейка снова подошла к Фаустине.
– Смотри, – указала она ей на нищего, сидевшего на стене, – это житель Галилеи. Я вспоминаю, что видела его среди почитателей Пророка; он может сказать тебе, где Тот, Которого ты ищешь.
Фаустина с Сульпицием подъехали к этому человеку. То был бедный старик с длинной седой бородой. Лицо его загорело от знойного, яркого солнца, а руки были в мозолях. Он не просил милостыни и казался до того погруженным в печальные думы, что даже не взглянул на подъехавших всадников. Он не слышал, как Сульпиций заговорил с ним, и римлянин должен был несколько раз повторить свой вопрос:
– Друг мой, мне сказали, что ты галилеянин. Скажи мне, где я могу найти Пророка из Назарета.
Житель Галилеи, расслышав наконец вопрос, нервно вздрогнул и посмотрел на Сульпиция как обезумевший. Когда он понял, чего от него хотят, то пришел в какое-то гневное раздражение, смешанное одновременно со страхом и непонятным ужасом.
– О чем ты говоришь? – набросился он на римлянина. – Почему ты спрашиваешь меня об Этом Человеке? Я ничего не знаю о Нем. Я не галилеянин.
Тут иудейка вмешалась в разговор:
– Ведь я же сама видела тебя с Ним, не бойся и скажи этой знатной римлянке, к которой император Тиверий питает дружбу, где она может без проблем найти Пророка.
Но испуганный ученик Иисуса, а это был именно он, еще более раздражался.
– Не сошли ли сегодня все с ума, – наигранно и испуганно воскликнул он, – или в вас вселился злой дух, что все вы один за другим приходите ко мне и спрашиваете о Пророке? Отчего никто не хочет мне верить, когда я говорю, что не знаю Его и даже никогда не видел?
Возбуждение говорившего привлекло к себе внимание, и несколько нищих, сидевших на стене рядом с ним, тоже начали спорить со странным стариком.
– Конечно, ты принадлежал к Его последователям, – сказали они, – мы все знаем, что ты пришел с Ним из Галилеи.
Но человек поднял обе руки к небу и отчаянно воскликнул:
– Я сегодня не мог остаться в Иерусалиме из-за Него, и теперь меня не хотят оставить в покое и здесь, среди нищих. Почему не хотите вы мне верить, когда я говорю, что никогда не видел Его?
Фаустина отвернулась и пожала плечами.
– Поедем дальше, – сказала она, – этот человек безумный, от него мы ничего не добьемся.
И они продолжали взбираться на гору. Фаустина была уже в двух шагах от городских ворот, когда иудейка, желавшая помочь им найти Пророка, крикнула старухе, чтобы она придержала коня. Фаустина остановилась и увидела, что прямо у ног лошади на земле лежит человек; он распростерся в пыли дороги как раз там, где была страшная толчея, и надо было считать чудом, что его еще не раздавили животные и люди.
Человек лежал на земле с устремленным вперед потухшим, ничего не видящим взором. Он почти не двигался, когда верблюды ступали подле него своими тяжелыми ногами. Одет он был бедно и к тому же перепачкался в дорожной пыли и грязи, но как будто не замечал этого. Более того, медленными движениями он осыпал себя песком, так что казалось, будто он хочет от кого-то спрятаться или закопаться.
– Что это значит? Почему этот странный человек лежит на дороге?
В это время лежавший с горьким отчаянием начал окликать путешественников:
– Братия и сестры, будьте милостивы, наступите на меня вместе с вашими вьючными животными и лошадьми! Растопчите меня в пыль! Я предал Невинную Кровь!
Сульпиций взял лошадь Фаустины за повод и отвел ее в сторону.
– Это кающийся грешник, – сказал он, – не задерживайся из-за него. Это люди особенные, не обращай на него внимания.
Человек же на дороге продолжал кричать:
– Ступайте ногами на сердце мое… Пусть верблюд проломит мне грудь, а осел выдавит копытами мои глаза!
Но Фаустина не в силах была пройти мимо несчастного, не попытавшись заглянуть в его глаза; она все еще стояла около него.
Иудейка, которая уже раз хотела ей услужить, снова протиснулась к Фаустине:
– И этот человек принадлежит к ученикам Пророка, – сказала она. – Хочешь ли, чтобы я спросила его об Учителе?
Фаустина утвердительно кивнула головой, и женщина наклонилась над лежащим.
– Что сделали вы, галилеяне, с вашим Учителем сегодня? Я вижу вас рассеянными по всем дорогам и тропинкам, а Его не вижу нигде.
Когда женщина произнесла эти слова, лежащий привстал на колени.
– Какой злой дух внушил тебе спрашивать меня о Нем? – спросил он голосом, полным отчаяния. – Ты видишь, что я бросился на землю, чтобы быть растоптанным? Разве этого мало тебе? Зачем же ты приходишь еще спрашивать меня, что сделал я с Ним?
– Не понимаю, в чем упрекаешь ты меня? – ответила женщина. – Я хотела только узнать, где твой Учитель.
При повторении этого вопроса галилеянин вскочил и заткнул уши пальцами.
– Горе тебе, что не даешь мне спокойно умереть! – крикнул он.
Он кинулся сквозь толпу, теснившуюся перед воротами, и побежал, рыдая от отчаяния и размахивая отрепьями своей одежды, как черными крыльями.
– Мне кажется, – сказала Фаустина, что мы пришли к безумному народу.
Вид учеников Пророка привел ее в отчаяние.
– Разве сможет Человек, за Которым следуют такие безумцы, сделать что-нибудь для императора? – произнесла она.
Еврейка имела очень опечаленный вид и весьма серьезно сказала Фаустине:
– Госпожа, не медли отыскать Того, Кого ты хочешь видеть. Я боюсь, не случилось ли с Ним чего-нибудь дурного, раз все Его ученики как будто лишились разума и не могут вынести ни одного вопроса о Нем.
Фаустина и ее свита миновали наконец ворота города и вступили в узкие, темные улицы, кишевшие людьми. Казалось почти невозможным пройти через город. Шаг за шагом верховые должны были останавливаться. Напрасно рабы-солдаты пытались очистить дорогу. Люди не переставали то и дело собираться в густые, непрерывные стихийные потоки. Толпа заполонила все свободные островки улиц и переулков.
– Да, широкие улицы Рима – это тихие парки в сравнении с этими улочками, – сказала Фаустина.
Сульпиций вскоре убедился, что дальше их ожидают еще более непреодолимые препятствия.
– В этих переполненных улицах, пожалуй, легче идти пешком, чем ехать, – сказал он, обращаясь к Фаустине. – Если ты не слишком устала, я бы советовал тебе дойти пешком до дворца наместника[13 - Наместник – царский представитель в покоренной области. Здесь титул «наместник» относится к прокуратору, верховному чиновнику администрации имперской провинции, в которой не было легата (легат – в Древнем Риме назначавшийся сенатом посол или уполномоченный), к Понтию Пилату (Лк. 3; 1). Понтий Пилат – римский наместник (прокуратор) Иудеи, Самарии и Идумеи с 26 г. до 36 г.]. Правда, это далеко отсюда, но на лошади ты едва ли доберешься раньше полуночи.
Фаустина тотчас согласилась на это предложение. Она сошла с коня и отдала его на попечение рабу. Затем они продолжали путь по городу пешком и довольно скоро добрались до центра Иерусалима. Сульпиций указал на тянувшуюся прямо перед ними узкую улицу, в которую они должны были сейчас вступить.
– Видишь, Фаустина, – сказал он, – когда мы доберемся до этой улицы, то уже недалеки будем от нашей цели. Улица ведет прямо ко дворцу наместника.
Но тут они встретили неожиданное препятствие, задержавшее надолго их путь. Едва Фаустина и ее свита достигли улицы, тянувшейся ко дворам наместника, к «Вратам справедливости»[14 - Судные Врата – врата в древнем Иерусалиме, через которые, выйдя из города, проходил на Голгофу осужденный на казнь. Перед вратами приговоренному в последний раз зачитывали смертный приговор. Эта была последняя возможность подать апелляцию. После прохождения Судных Врат приговор не подлежал обжалованию.] и на Голгофу[15 - Голгофа (череп), иначе краниево лобное место – горная возвышенность на северо-запад от Иерусалима, на которой был распят Господь. Голгофа находилась недалеко от города (Ин. 19; 20), ныне же находится в самом городе, близ западной его оконечности и вся обстроена священными зданиями, в ознаменование священных мест и событий распятия, крестных страданий, погребения и воскресения Спасителя. Название Голгофы дано этому священному месту, вероятно, по сходству означенной местности с формою черепа или потому, что здесь часто были видимы черепа казненных преступников.], дорогу им преградило скорбное шествие с преступниками, приговоренными к распятию на крестах.
Впереди римских легионеров, ведущих осужденных на казнь, бесновались кучки молодых дикарей, спешивших насладиться зрелищем казни. Хищно кружились они на улице, потрясая и наполняя ее диким ревом, в восторге, что удастся поглазеть на нечто такое, что случается видеть не каждый день.
За осужденными шли толпы людей в длинных одеждах, которые, по-видимому, принадлежали к самым знатным лицам в городе. Позади них скорбно брели женщины в черных покрывалах, среди которых большинство было с заплаканными лицами. Сзади примыкали нищие и калеки, издававшие дикие и оглушительные вопли.
– О, Господи, – кричали они, – спаси Его, пошли Ему Твоего Ангела в эти последние минуты!
Наконец, показалось несколько римских солдат на больших лошадях. Они следили за тем, чтобы никто не осмелился приблизиться к главному Осужденному и попытаться освободить Его. Вслед за солдатами шли палачи, которые должны были вести Человека, приговоренного к распятию. Они взвалили Ему на плечи большой, тяжелый деревянный крест. Несчастный был слишком слаб для этой ноши. Изнемогая под тяжестью креста, Он почти всем телом пригнулся к земле, а голову склонил так низко, что никто не мог видеть Его лица.
Фаустина стояла на углу маленького поперечного переулка и смотрела на мучительное шествие приговоренного к смерти.
С удивлением заметила она, что на Нем был пурпурный плащ, а на голову надвинут был терновый венец.
– Кто Этот Человек? – спросила она.
Кто-то из толпившихся тут сказал:
– Это Тот, Который хотел стать царем.
– Тогда по еврейским законам Он должен претерпеть смерть… – грустно сказала Фаустина.
Осужденный спотыкался под тяжестью креста. Все медленнее продвигался Он вперед. Палачи обвили Его тело веревками и теперь начали тянуть за них, чтобы заставить Его идти скорее. Но, когда они натянули веревки, Осужденный упал и остался лежать, придавленный сверху крестом. Тут в толпе произошло большое смятение, римляне-всадники с большим трудом сдерживали народ. Они мечами загородили дорогу нескольким женщинам, спешившим помочь упавшему. Палачи пытались ударами и пинками заставить подняться Страдальца. Но тяжесть навалившегося креста не позволяла Ему встать. Наконец палачи сами сняли с Него крест. Тогда Он поднял голову, и тут только старая Фаустина смогла разглядеть Его лицо. На щеках Его горели красно-багровые пятна от ударов, а со лба, израненного тернием венка, струились капли Крови. Волосы сбились в беспорядочные пряди, слипшиеся от пота и Крови. Рот был крепко сомкнут, губы дрожали, как бы борясь с готовым вырваться из запекшихся уст криком. Глаза, полные страдания, остановились и почти потухли от невыносимой боли и изнеможения. Но за устрашающим видом Этого полумертвого Человека старухе представилось, как бы в видении, прекрасное, утонченное лицо с дивными, благородными чертами, освященное величаво-проникновенным взором царственных очей, – и все существо Фаустины внезапно охватили глубокая скорбь и проникновенное сочувствие к мукам и унижениям Этого совершенно чужого ей Человека.
– О Ты, несчастный, что они сделали с Тобой?.. – воскликнула она и рванулась к Иисусу в порыве невыразимого сострадания. Глаза ее наполнились слезами, она забыла о своих собственных заботах и печалях при виде страданий Этого замученного Человека. Ей казалось, что сердце ее разорвется на части; подобно другим женщинам, она готова была поспешить выхватить Его из рук негодяев.
Осужденный видел, что она бежит к Нему, и подался всем немощным телом ей навстречу. Казалось, Он хотел найти у нее защиту от мучителей, которые преследовали и истязали Его. На какой-то миг, как дитя, которое ищет пристанища около матери, Он приклонил к ней Свою голову. Слезы полились из глаз старой кормилицы, и она вдруг почувствовала блаженную радость оттого, что Приговоренный нашел у нее сострадание. Она наклонилась к Нему и как мать, которая раньше других осушает слезы на глазах своего дитяти, приложила к Его лицу свой платок из холодящего тонкого полотна, чтобы стереть с Его Божественного Лика слезы, пот и Кровь…
Но в это мгновение палачи наконец подняли крест. Они подошли к Назарянину и поволокли Его за собой. Обозленные промедлением, они со зверской грубостью тащили Страдальца по земле. Он застонал, но не оказал никакого сопротивления. Фаустина же обхватила Его, чтобы удержать, и, когда ее слабые, старые руки оказались бессильны что-либо сделать, ей показалось, будто у нее отняли ее собственное дитя… И она закричала:
– Нет, не берите Его… Он не должен умереть… Не должен!..
Она почувствовала вдруг нестерпимую сердечную боль и праведный гнев оттого, что солдаты грубо оттолкнули Его от нее и снова потащили ко кресту. Его увели, она же беспомощно протягивала вслед Ему руки. Фаустина хотела броситься вслед палачам и отнять Его. Но едва она сделала шаг, как почувствовала головокружение и стала медленно оседать вниз. Сульпиций поспешил обнять и поддержать ее, чтобы предупредить падение. На одной стороне улицы он увидел маленькую темную лавчонку и внес туда Фаустину на руках. Там не было ни стула, ни скамейки, но купец был сострадательным человеком, он достал подстилку и приготовил Фаустине ложе на каменном полу. Она не потеряла сознание, но головокружение ее было так сильно, что она не в силах была держаться на ногах и должна была лечь.
– Эта женщина проделала сегодня длинное путешествие, и шум и толкотня в городе оказались ей не под силу, – сказал Сульпиций купцу. – Она очень стара, никто не бывает настолько крепок, чтобы старость наконец не одолела его.
– Да и для того, кто даже не особенно стар, сегодня тяжкий день, – ответил, вздохнув, купец. – Воздух так удушлив, что нечем дышать в городе. Я не удивлюсь, если разразится гроза.
Сульпиций склонился над старухой и прислушался к ее дыханию; она, казалось, успокоилась и заснула после утомления и перенесенных волнений. Слуга отошел к двери и оттуда наблюдал далее за движением уличной толпы, ожидая пробуждения Фаустины.
***
Римский наместник в Иерусалиме имел молодую жену, и накануне того дня, когда Фаустина пришла в Иерусалим, она ночью видела необыкновенный сон.
Снилось ей, что стоит она на крыше своего дома и смотрит на большой красивый двор, который, по восточному обычаю, выложен мрамором и обсажен благородными растениями.
И видится ей, что на дворе мелькают какие-то безумные люди – чумные с распухшими телами, прокаженные с изъеденными лицами, параличные, со всего света, которые не могут двинуться и лежат беспомощно на земле, а также – бесконечная вереница других несчастных, пораженных страшными страданиями и болезнями. Все они стремятся ко входу во дворец, а некоторые из близко стоящих резкими ударами стучатся в двери. Наконец она увидела, что раб открыл дверь и вышел на порог, и слышала, как он спросил, чего они хотят.
Они ответили:
– Мы ищем Великого Пророка, посланного Господом на землю. Где Пророк из Назарета, где Тот, Который может избавить нас от наших мучений?
Тогда раб ответил равнодушно-презрительным тоном, как это делают барские слуги, прогоняя бедных просителей:
– Вы напрасно будете искать своего Пророка. Пилат умертвил Его.
Тогда между больными поднялись такой плач, рыдания и скрежет зубов, что молодая женщина не в силах была слышать это. Сердце ее разрывалось от страдания, и слезы лились из ее глаз. От этих рыданий она проснулась.
Она снова задремала, и снова ей приснилось, что она на крыше своего дома и глядит оттуда на двор, огромный, как базарная площадь.
И снова видела она: двор наполнился людьми, которые лишились рассудка, безумствовали и одержимы были злыми духами. И видела таких, которые разделись догола; и таких, которые запутались в свои длинные волосы; и таких, которые сплели себе короны из соломы и мантии из зелени и считали себя царями; и таких, которые ползали на полу и считали себя зверями; и таких, которые неудержимо плакали от горя, которого она не могла даже назвать. Еще таких, которые таскали тяжелые камни, принимая их за золотые слитки, и таких, которые думали, что устами их говорят бесы. Она видела, как все эти люди теснились к воротам дворца, и передние стучали и шумели, требуя, чтобы всех их впустили.
Наконец дверь раскрылась и раб вышел на порог и спросил, что им нужно.
Тогда они все начали шуметь и говорить:
– Где Великий Пророк из Назарета? Тот, Который послан Богом и должен вернуть нам наши души и наш разум?
Она слышала, как раб равнодушно ответил:
– Поздно спохватились вы спрашивать о Великом Пророке – Пилат умертвил Его.
