Сломленный рыцарь

И всё же мой разум отчаянно цеплялся за надежду, наивно пытаясь найти ему оправдание. Это гнев, временное помутнение. Микеле слишком долго носил в себе обиду на отца. Когда он успокоится, когда кошмар этого дня закончится, у нас всё получится. Мы сможем.

Как же жестоко я ошибалась…

[1] Дорогая (итал.)

[2] Мой маленький цветочек (итал.)

Глава 2. Микеле

Физическая боль, будто под рёбрами медленно проворачивали зазубренный камень, сменилась глухим гневом, из-за которого каждый вдох давался с трудом. Звуки праздника отдалились, превратившись в назойливый, неуместный шум. Смех резал слух, музыка казалась фальшивой. Кровь гулко стучала в ушах, заглушая всё, кроме яростного биения собственного сердца.

Всё это – из-за неё. Из-за того, что я увидел свою близняшку.

Желание уничтожить всё вокруг стало почти неконтролируемым. Сорвать с потолка гирлянды, раздавить под каблуком хрустальные бокалы, заставить замолчать проклятую музыку. А потом заняться Алессио Моррети.

В голове уже прокручивался каждый шаг. Не спеша. Сначала пальцы, которыми он её касался, – переломать их один за другим, наслаждаясь звуком хрустящих костей. Затем челюсть, чтобы он больше не смог произнести имя Марселы. И в конце откромсать его чёртов член, засунуть ему в глотку и смотреть, как он захлёбывается собственной кровью и плотью.

Но потом… я увидел то, что изменило моё решение.

Нет, по-прежнему хотел его смерти. Но взгляд Марси, обращённый к нему, остановил меня. В нём не было страха, только нежность, доверие. И грёбаная любовь.

Видеть это было подобно яду, который медленно проникал под кожу, отправляя душу. Но я понял, почему Марси осталась с ним. Почему предала нашу клятву, оставив на месте моего сердца зияющую дыру. Сестра выросла из-под моего крыла. Ей больше не нужен был просто защитник. Она нашла партнёра. Алессио видел в ней равную себе – королеву для короля, тьму для своей тьмы.

Единственным хорошим во мне была безусловная, всепоглощающая любовь к сестре. Она была светом для моей тьмы, в которую я погрузился в шестилетнем возрасте. В ту ночь, когда Марси увидела, как наш отец хладнокровно убил двух мужчин в своём кабинете. Тогда беззаботный ребёнок во мне умер. Я стал её щитом. Её рыцарем. Её бронёй от жестокости нашего мира. Последней преградой для любой угрозы.

С годами, после многочисленных «уроков» отца, я сломался. Перестал бороться с тем, что жило внутри, и позволил монстру взять верх. Это не метафора. Там действительно есть чудовище, и оно берёт контроль, когда всё становится слишком… много. Его присутствие рождается где-то в солнечном сплетении, а шёпот, похожий на скрежет ножа по кости, заглушает мои собственные мысли. А потом сознание просто гаснет.

Но я тщательно скрывал его от Марси. Она думала, что у меня просто внутренние демоны, которых я выплёскиваю в боях без правил. Отчасти, правда. Мне нравилось чувствовать хруст костей под кулаками, тепло чужой крови на коже и слышать предсмертный хрип противника.

Но настоящая причина, по которой я снова и снова выходил на ринг, – мой монстр. Я не мог позволить ему взять верх рядом с сестрой. Он бы её уничтожил, потому что Марси – моя единственная слабость, а он ненавидит уязвимости. Поэтому я кормил его. Часами избивал на ринге конченых отморозков или выбивал дерьмо из наших должников, ломая им кости в грязных переулках. Негласный договор между нами: я даю ему насилие и кровь, которых он жаждет, а взамен он не трогает Марселу.

Каждая слезинка сестры, когда она умоляла меня остановиться, когда пыталась достучаться до меня, была моим личным адом и, одновременно, пиршеством для монстра. Он упивался болью Марселы и жаждал разорвать Алессио на куски. Потому что он ненавидел предательство. А именно это сделала моя сестра из-за него. Она выбрала врага, вместо нас.

Я видел, как сильно Марсела любит своего мужа. Своего чёртового защитника Нежность и заботу в её взгляде, обращённом к нему. И, что не менее важно, видел, как он любит мою сестру. Как дышит ею, будто она единственный смысл его паршивой жизни. В его взгляде была одержимость. Поклонение. Алессио смотрел на Марселу так, будто она была единственным, что удерживало его собственную тьму в узде.

Это, и только это, держало монстра на цепи. Осознание, что, убив Алессио, убью и её. Не физически. Я уничтожу свет и любовь, которые так отчаянно пытался защитить годами. Это и не дало мне устроить кровавую баню на собственной свадьбе. К огромному я уверен, разочарованию нашего отца.

Впрочем, мне было плевать на мнение ублюдка, который планомерно, год за годом, уничтожал собственного сына в угоду своим ебанутым амбициям. Годами он лепил из меня «идеального Капо», вбивая в голову жестокость как единственную добродетель и слабость как смертный грех. Годами я вынашивал план мести за сломанную жизнь и украденное детство.

И всё решилось в тот момент, когда тварь выгнала Марселу из семьи. Когда он разорвал эту связь, сам подписал себе смертный приговор. Моя сестра любила отца слепой, детской любовью и не подозревала, что именно он лишил её шанса быть счастливой гораздо раньше, много лет назад. Сломал её жизнь так же, как и мою, сделав это тихо, подло, чужими руками. Но судьба, на удивление, оказалась к ней благосклонна.

А теперь всё кончено. Анджело де Лука мёртв. Я новый Капо. Моя близняшка стала частью семьи Моррети. По всем правилам, на пепелище старой войны должен был вырасти мир. Но я… не был готов даже думать об этом. Слишком много боли и гнева ещё кипело под кожей, требуя выхода, и я не знал, куда направить разрушительную силу теперь, когда главная цель была уничтожена.

А ещё… у меня есть она. Моя чертовски красивая жена. Серафина.

Я повернул голову, скользнув по её профилю оценивающим взглядом. Изящные черты, длинные ресницы, отбрасывающие тени на высокие скулы, полные, чувственные губы. От неё исходил едва уловимый аромат гардении и… чистоты. Запах, которому не место в моей жизни.

Двадцать минут мы ехали в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом шин по асфальту. И это было к лучшему. Пусть привыкает. Пусть сразу поймёт, с кем связала свою жизнь. Что я жестокий ублюдок, и между нами никогда не будет ничего, кроме холодного расчёта.

Сегодня ночью я трахну её, чтобы консумировать брак. Потом ещё несколько раз, пока она не понесёт наследника для нашей проклятой семьи. Она выполнит свой долг, я – свой. Это всё, что она от меня получит. Ни капли тепла. Ни грамма нежности. Лишь механический, безразличный секс. Мысль о близости с ней не вызывала возбуждения – только тяжесть в груди и смутную тревогу.

«Если я подпущу её ближе, позволю себе почувствовать… однажды я могу проснуться с её мёртвым телом в своей постели».

И это непустые слова.

Я не всегда могу контролировать монстра. Иногда во сне, он вырывается на свободу. Я не вижу снов. У меня просто… провалы. Я просыпаюсь в чужой крови, а рядом… остывающее тело. И это ещё хорошо, если оно одно. Обычно ему нужно убить как минимум троих, чтобы насытиться на некоторое время.

Поэтому я не могу подвергать Серафину такому риску. Она хорошая девушка и не заслуживает подобной участи. Но это наш мир. Отец мог выдать её за какого-нибудь старого идиота, который избивал бы её и насиловал. Со мной такого не будет. Я позабочусь о ней. Серафина будет жить как королева. У неё будет всё: деньги, наряды, положение. И, что главное, – безопасность.

От всех. И в первую очередь – от меня. И от моего чудовища.

– Босс, мы на месте. – раздался голос Энцо с водительского сиденья, возвращая меня из мрачных мыслей.

Я моргнул осматриваясь. Мой пентхаус, где я живу последние несколько недель, с тех пор как отец окончательно перешёл черту, отказавшись от условий Доменико. Это место я купил давно. Оно было моим убежищем, куда я сбегал после боёв, чтобы Марси не видела, во что я превращаюсь.

Первое время мы с Серафиной поживём здесь. Родовое поместье предстоит очистить. Выжечь из него саму память об отце. Но этим я займусь завтра. Сейчас нужно снова надеть маску вежливости и сделать первую ночь для моей жены… терпимой.

– Останься, ты мне ещё понадобишься, – бросил я Энцо и вышел из машины.

Привычным движением окинув улицу взглядом на предмет угрозы, я обогнул багажник и остановился у пассажирской двери. Открыв её, я молча протянул руку. Серафина помедлила лишь мгновение, словно собираясь с духом, прежде чем вложить свою холодную ладонь в мою.

– Думаю, объяснять не нужно, но запомни: ты всегда ждёшь, пока я не открою дверь.

Моя жена коротко кивнула, и мы направились к подъезду. Я положил руку ей на талию, просто чтобы направлять, но почувствовал, как её тело мгновенно напряглось под моим прикосновением. Она не отстранилась, но спина стала идеально прямой.

В лифте я прижал свой палец к биометрическому сканеру, и мягкий зелёный свет подтвердил мою личность. Затем я взял жену за руку. Она вздрогнула, но позволила мне прижать её изящный палец к панели. Красный огонёк сменился зелёным.

– Здание принадлежит мне. Здесь несколько уровней безопасности. Три этажа занимают мои люди, остальные пустуют. К нашему пентхаусу доступ есть только у меня, у Рафаэле, пары самых доверенных солдат и теперь у тебя. Если что-то закажешь, звонишь вниз и предупреждаешь. Один из моих парней поднимет доставку. Сама не спускаешься. Никогда. Тебя будут охранять только те, в чьей преданности мне я уверен. Вопросы есть?

Серафина молчала несколько секунд, глядя на отражение в стальных дверях. Затем, так и не подняв на меня глаз, тихо спросила:

– Я заложница?

– Нет. Ты жена Капо. А это делает тебя главной мишенью для любого, кто захочет до меня добраться. Ты можешь выходить, когда захочешь. Но только со мной или с Рафаэле.

Она понимающе кивнула, всё ещё избегая моего взгляда. Двери лифта бесшумно разъехались в стороны, открывая доступ в залитый мягким светом холл.

Я провёл её в гостиную. Панорамные окна от пола до потолка открывали вид на город. В центре располагался огромный белый диван и журнальный столик из чёрного стекла. Стены были увешаны картинами, в которых я ни черта не смыслил.

Серафина застыла посреди комнаты оглядываясь. Её взор скользил по безликому интерьеру, задерживаясь на каждой детали. Я молча наблюдал, пытаясь прочитать Серафину. Страх? Любопытство? Смирение? Возможно, всё вместе.

– Нравится? – спросил я, нарушив молчание.

Она вздрогнула, словно застал её врасплох, и медленно повернулась.

– Да. Здесь очень красиво.

– Хорошо. Садись, – я кивнул на диван, а сам остался стоять, опираясь на спинку кресла, сохраняя дистанцию. – Выпьешь что-нибудь? Вино? Виски?

– Воды, пожалуйста.

Я подошёл к бару, налил стакан холодной воды и протянул ей. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и где-то в глубине души я почувствовал лёгкий трепет.

«Проклятье».

Тут же отдёрнул руку, сжимая кулак, чтобы унять фантомное покалывание. Монстр внутри зашевелился, учуяв трещину.

«Контроль, Микеле, контроль».

Серафина сделала небольшой глоток и поставила стакан на столик.

– Я понимаю, что наш брак… всего лишь сделка. – начала она, не поднимая глаз. Пальцы нервно сжимали край платья. – Но я ценю то, что ты делаешь для моей безопасности.

– Это моя обязанность, как твоего мужа.

Она, наконец, подняла на меня взгляд, и в её тёмных глазах я увидел нечто большее, чем страх. Достоинство. Гордость. Серафина не сломлена.

И это… заинтриговало меня. Впервые за вечер в голове мелькнула мысль, не имеющая отношения к долгу, или мести.

«Может, не так уж и плохо, что такая девушка стала моей женой».

Глава 3. Микеле

Монстр внутри заворочался, недовольный. Ему нужны были крики, солёный вкус слёз на губах, сладкий запах паники. А Серафина… сидела с идеально прямой спиной и смотрела на меня своими бездонными тёмными глазами. В них не было мольбы. Не было ужаса. Только достоинство, которое бесило и притягивало одновременно.

– Я знаю, что ты не любишь меня, но не позволю обращаться с собой, как с вещью.

– Серафина, ты можешь быть уверена, что к тебе будут относиться с должным уважением, – произнёс я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Мои пальцы сомкнулись на её подбородке, чуть сильнее, чем следовало, заставляя поднять голову. – Но давай проясним всё с самого начала. Наш брак – деловая сделка.

Её кожа под моими пальцами была тёплой, живой. И монстр внутри одобрительно заурчал предвкушая. Именно такими он любил их – тёплых, дышащих, полных жизни. До того, как сломает их, оставляя после себя лишь холодную плоть и привкус крови на зубах. Самое извращённое, что некоторым подобное нравилось. Но я был не таким. Моя жёсткость рождалась не из садизма, а из потребности во власти, из желания вернуть контроль, который у меня когда-то отняли.

Я заставил себя сфокусироваться на её глазах, подавляя желание сжать пальцы крепче и оставить свой след.

– Не питай иллюзий, что я когда-нибудь полюблю тебя. Дело не в тебе. Но ты получишь всё, что положено жене Капо, кроме меня самого.

Резко отпустив её подбородок, я выпрямился, делая шаг назад. На её нежной коже на мгновение проступили отпечатки моих пальцев. Монстр внутри одобрительно мурлыкнул, но я проигнорировал его низменное чувство удовлетворения.

– Самое большее на что ты можешь рассчитывать – быть… партнёрами. Друзьями, если угодно. Если ты достаточно умна, то примешь условия сейчас. И мы избежим ненужных слёз и истерик в будущем.

– Друзья… – повторила Серафина, в голосе послышалась горечь, смешанная с принятием. – Звучит неплохо. Лучше, чем ничего.

Она сглотнула. Я увидел, как в глубине её глаз мелькнула тень страха, но она погасила её и выдержала мой взгляд.

Чёрт, какая же упрямая.

– Я понимаю.

– Рад, что мы поняли друг друга. – Я едва заметно кивнул, намеренно возвращаясь к отстранённому тону, чтобы возвести между нами стену. Вот только её тихое согласие не принесло облегчения. Наоборот, взбесило. Хотелось додавить, сломать выдержку, и убедиться, что она поняла всю безвыходность своего положения.

– Есть ещё кое-что, – добавил я, и мышцы на челюсти невольно сжались. – Я не потерплю в своём доме истерик. Никаких скандалов. Никаких криков и битой посуды. Слишком хорошо знаю, во что это превращает жизнь. – Голос невольно огрубел при воспоминании о собственном изуродованном детстве. – Когда у нас появятся дети, я буду для них хорошим отцом. Лучшим, каким только смогу. Они будут расти в нормальной, спокойной обстановке. Без криков и насилия. И если ты захочешь больше одного ребёнка – я не против.

Я резко откашлялся в кулак, чувствуя необъяснимую неловкость. Изложил ей программу, как будто мы обсуждали производственный план. Говорить о детях, о будущем, которое я строил на фундаменте холодного расчёта, было странно. Непривычно. И делало меня уязвимым.

Чтобы сбить это ощущение, я переключился на бытовые детали, возвращая нас в рамки делового разговора.

– Через пару дней мы переедем в поместье. А пока остановимся здесь. Повара нет, так что, если проголодаешься, готовь сама или заказывай доставку. Уборщица приходит по утрам.

Я ожидал увидеть на её лице тень недовольства. Она выросла в роскоши, окружённая прислугой. Но Серафина лишь слегка склонила голову набок.

– Не проблема. Я неизбалованная принцесса, которая не знает, с какой стороны браться за нож, и люблю готовить.

– Отлично, – кивнул я, чувствуя укол нежелательного уважения. Она опять рушила мои ожидания. – Мы будем делить одну постель. Если это неприемлемо, я распоряжусь, чтобы подготовили отдельную комнату.

– В этом нет необходимости, – ответила она без колебаний, глядя мне прямо в глаза.

– Хорошо. Ты, наверное, устала и голодна? Заказать что-нибудь? – спросил я, и сам удивился проблеску заботы.

Часть меня, которую я показывал только одному человеку, хотела, чтобы Серафина чувствовала себя… в безопасности. Не из доброты. Из чистого прагматизма. Если она будет меня постоянно бояться, то ничего хорошего из нашего союза не выйдет. Но и полный комфорт тоже опасен. Он рождает иллюзии, а за ними – ожидания и требования. Важно держать баланс. Достаточно спокойствия, чтобы она могла выполнять свою роль. И достаточно напряжения, чтобы она никогда не забывала, кто я такой.

– Да, спасибо. И я бы хотела принять душ.

– Конечно. Пойдём, покажу тебе комнату.

Я направился в коридор, и только тихий шелест платья Серафины подтвердил, что она следует за мной. Мы прошли по длинному коридору, мимо нескольких плотно закрытых дверей. За каждой из них была заперта часть моей жизни, к которой у неё никогда не будет доступа. Поравнявшись с последней дверью, я остановился и жестом пригласил её войти, намеренно сохраняя между нами дистанцию в пару шагов.

Комната была просторной и светлой, в спокойных, безликих тонах. Огромная кровать с балдахином в центре. На стенах висели картины с изображением Италии. На туалетном столике стояла ваза со свежими лилиями. Их приторно-сладкий аромат наполнял воздух, смешиваясь с запахом дорогой кожи и полированного дерева.

Серафина вошла в комнату. Она не ахнула от восторга, не остановилась в восхищении. Её взгляд медленно скользил по деталям – от шёлковых простыней до хрустальных флаконов на столике.

– Я распорядился, чтобы комнату подготовили к твоему приезду, – произнёс я, исполняя роль гостеприимного хозяина. – Здесь есть всё, что может понадобиться на ближайшие несколько дней. Твои вещи привезут завтра, но дорожная сумка уже в гардеробной. Ванная и гардеробная – там, – махнул рукой в сторону двух других дверей.

– Хорошо. Спасибо, Микеле. – то, как моё имя прозвучало с её губ, было слишком интимно для меня. – Меня мало волнуют материальные блага. Этого более чем достаточно.

Серафина замолчала, словно подбирая слова, и повернулась ко мне.

– У меня… есть один вопрос.

Я внутренне подобрался, плечи сами собой напряглись. Вот оно. Началось. Каприз. Просьбы. Требования. Того, что всегда следует за женским «у меня есть вопрос».

– Ты сказал, что мы можем быть друзьями. Но у нас будут дети. Я не совсем понимаю, чего мне ждать.

Я не мог говорить об этом, глядя ей в глаза. Отвернувшись, подошёл к окну и посмотрел на вечерний город.

– Можешь не волноваться, я не собираюсь брать тебя силой. Но как бы я ни презирал эту отвратительную традицию… сегодня ночью мы исполним и займёмся сексом. Но ты девственница, – я сделал паузу, прислушиваясь к её дыханию за спиной. – И зачатие может потребовать времени. Но наша близость всегда будет иметь лишь одну цель – рождение детей. Я не буду прикасаться к тебе из желания или прихоти. Только по делу.

– Что? – в её голосе прозвучало искреннее недоумение. – То есть… мы будем жить как… соседи по спальне?

Я медленно повернулся к ней и вздохнул, устало проведя рукой по лицу.

– Называй как хочешь. Мне нужен наследник, Серафина. Не любовница. В этом весь смысл нашего брака для меня. И я обеспечу ему или ей всё самое лучшее, что можно купить за деньги. Статус, безопасность, образование.

– Дети нуждаются не только в деньгах… Им нужна любовь, забота, семья… – её голос дрогнул на последнем слове, а на ресницах блеснула влага.

– Любовь им дашь ты. Уверен, ты будешь прекрасной матерью, – жёстко отрезал я, заставляя себя игнорировать укол в груди при виде её слёз. – А я дам им всё остальное. Слишком хорошо знаю, что такое расти без любви, и не стану своим отцом. Мои дети получат всё, кроме лжи. Я не буду играть в любящего мужа и строить фальшивую идиллию перед ними. Это честнее.

Серафина молчала, опустив голову. Её плечи едва заметно подрагивали. Одна слеза, потом другая скатились по щеке и упали на белоснежную ткань свадебного платья, оставляя крошечные тёмные пятна. Монстр внутри подозрительно затих. Его не интересовала такая боль – тихая, настоящая, человеческая. Он питался криками и страхом, а не беззвучной скорбью. А вот внутри меня всё сжалось от боли, которую я ей причинял.

Чёрт возьми!

В один миг мне захотелось перечеркнуть всё сказанное. Подойти, прижать её к себе и защитить от безумия, которое называется моей жизнью. Стереть чёртовы слёзы с лица и солгать, что всё будет хорошо. Но я лишь до хруста в костяшках сжал руки, подавляя ненужный порыв.

Резко развернувшись, я снова отошёл к окну, упираясь ладонями в холодный подоконник. Мне нужен был холод стекла и вид безразличного города, чтобы прийти в себя. Чтобы не сорваться. Один неверный шаг, одно мягкое слово – и всё полетит к чертям. Монстр вырвется наружу, и тогда он её сломает.

– Цветочек… – слово сорвалось с губ против воли, а голос предательски смягчился. Я мысленно выругался. Слабость. Серафина и вправду была как хрупкий цветок, и сейчас хотелось её не сломать, а запереть от всего мира. – Я понимаю, что это жестоко. И у тебя тоже есть свои потребности. Но поверь, так будет лучше. Со временем… мы найдём компромисс, который устроит нас двоих.

Я пытался предложить ей логичное, как мне казалось, решение. Но ошибся.

– Компромисс? – её голос прозвучал неожиданно твёрдо. – Скажи мне прямо, Микеле. Я буду твоей женой только по расписанию овуляции? А в остальные дни месяца я кто?

– Что ты хочешь услышать от меня? – рыкнул я, теряя остатки самообладания.

– Ясности! – выкрикнула Серафина в ответ. Она сделала шаг вперёд, и теперь её голос звучал прямо за моей спиной. – Хочу знать, по каким правилам мне жить! Если я твой инкубатор для наследника, то кто будет «удовлетворять мои потребности», как ты великодушно выразился? Или я могу завести любовника? Раз уж ты, великой Капо де Лука, брезгуешь спать со своей женой и наверняка заведёшь себе гарем? Ничего не упустила?

Последние слова она произнесла почти шёпотом, но они ударили прямо в моё эго босс, мужа, мужчины. Ситуация была до абсурда нелепой. Новоиспечённая жена по расчёту ставила мне ультиматум, обвиняя в лицемерии и мужской несостоятельности. Реальность, как всегда, превосходила самые больные фантазии.

Челюсти сжались так сильно, что заскрипели зубы. Резко развернулся, в два шага оказался перед ней. В её глазах мелькнул страх, но она не отступила. Не сделала ни шагу назад. Лишь вскинула подбородок выше, встречая мой взгляд, хотя тонкая жилка, бешено пульсирующая на её шее, кричала об обратном. Серафина боялась. Но не сдавалась.

Решение пришло само собой: дать ей то, чего она так саркастично просила. Просто чтобы посмотреть, как сломается под тяжестью разрешения. Нависнув над ней, я невольно вдохнул запах её волос и проклятых лилий.

– Да, – процедил, чувствуя во рту привкус желчи. Внутри всё кипело от раздражения.

Серафина вздрогнула, а зрачки расширились в шоке, поглощая радужки. Она явно не ожидала такого ответа.

– Я не планирую прикасаться к тебе больше, чем того требуют обстоятельства, – продолжил, голос был ровным и безжизненным. – Но не собираюсь выставлять напоказ свои связи. Видел, как открытая неверность разрушает женщин. Поэтому, если ты будешь… осторожна, закрою глаза. Но…

Сделав паузу, наклонился так близко, что мои губы почти коснулись её уха.

– …если ты меня опозоришь, если до меня дойдёт хотя бы один слух… Я заставлю тебя смотреть, как буду ломать ему кости, и слушать, как он молит о смерти, зная, что это твоя вина.

Отстранился, ожидая увидеть её раздавленной. Но Серафина резко подняла голову. Быстрым, почти злым движением вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Когда её глаза встретились с моими, в них больше не было ни боли, ни страха. Там была решимость и… вызов.

– Меня это не устраивает, – отчеканила она. Голос, хоть и дрожал от эмоций, звучал твёрдо. – Может, я и выгляжу как покорная овечка, но не собираюсь делить своего мужа с другими женщинами. Либо я – либо никто, Микеле. А теперь извини, мне нужно принять душ.

С этими словами моя жена развернулась и, не оглядываясь, прошла в ванную, с гордо поднятой головой. Её движения были плавными, грациозными, полными скрытой силы. Дверь за ней захлопнулась с громким щелчком.

Я остался стоять посреди комнаты, ошеломлённый её дерзостью. Не ожидал от неё такой силы духа. Серафина оказалась не обычной принцессой мафии, какой я её себе представлял, а женщиной со стержнем внутри, готовой бороться за своё счастье на своих условиях.

Усмешка сама собой тронула мои губы.

Очень интересно.

Серафина, конечно, заблуждается, если думает, что сможет изменить моё решение. Я не собирался трахать свою жену из чего-то, кроме необходимости, и уж точно не собирался играть в счастливую семью.

Но… маленькая бунтарка, цветок с ядовитыми шипами, зажгла во мне то, что я считал давно потухшим. Не похоть. Не нежность. Азарт. Первобытное желание… принять её вызов.

Глава 4. Серафина

С самого детства меня учили быть незаметной и покладистой. Подстраиваться, угождать, следовать жёстким правилам нашего мира, где власть измеряется в количестве верных людей и свинца в обойме. А теперь ещё и под мужа прогибаться? Нет уж, спасибо. Мне до смерти надоело быть «хорошей девочкой», удобной всем, кроме себя самой. Хватит.