скачать книгу бесплатно
– Все! Хватит уже, Ада! – Кэрол отобрала у подруги пульт и выключила телевизор. – Черт с ними! Мы с тобой, наверно, месяц не виделись.
– Две недели, – сказала Ада.
– Ну все равно. Если бы не ты, я бы сейчас бездарно завалилась спать. А теперь у меня даже голова ясная.
– Может, лучше и правда тебе поспать? – озабоченно предложила Ада. – Нельзя так. Ты на себя в зеркало смотрела?
– А, ерунда! – отмахнулась Кэрол. – Сейчас выпьем с тобой кофе, и я буду в порядке. Завтра вечерняя смена, успею отоспаться. Пойдем, я тебе покажу, какую я птицу сделала…
* * *
Примерно через четверть часа они сидели на кухне, пили кофе, сваренный Адой, и закусывали сэндвичами из мини-маркета – Кэрол заявила, что раз она дожарила их на сковороде, то они теперь авторские.
– Тебе обязательно надо высыпаться, – наставительно говорила Ада. – Ты себя загонишь в могилу, и с кем мне тогда пить кофе?
– Надо, – радостно кивала Кэрол, уписывая сэндвич. – Высыпаться-то надо, это да. Честно, не думала, что будет так трудно. Какие же они все-таки, а… Ну непрошибаемые! Хоть бы одна что-нибудь уронила.
– И между прочим, роняют, – заметила Ада. – И еще как роняют. Только дома. Ты что, не знала?
– Нет! Что, правда?.. А почему?
– Это специально. Чтобы муж не чувствовал, что перед ним машина. Все что угодно могут уронить. Чашку, поднос… Суп разлить.
– Ой, да пусть что хотят делают, – в сердцах сказала Кэрол. – А мы вот не будем ничего разливать! Вот превосходство настоящей женщины над всякими там пластиковыми дурами, – она облизала палец, измазанный в кетчупе. – Беру чашку, так, внимание – барабанная дробь… – она подняла полную чашку на уровень губ. – Трибуны замерли… Алле… – Кэрол сделала глоток и поставила чашку на стол. – …Оп! Зрители ревут, кидают на сцену цветы и пончики, – она потянулась за вторым сэндвичем и опрокинула сахарницу.
Обе расхохотались и не могли успокоиться до тех пор, пока Кэрол не поперхнулась и, вся красная, кашляя, но все еще хохоча, не убежала в ванную.
– Подожди, я быстренько ополоснусь! – крикнула она оттуда. – А ты… Можешь пока еще кофе сделать. И открой окно, пожалуйста. Печка так жарит, дышать невозможно…
* * *
В ванной шумела вода, за окном шумел дождь… А паркет такой обшарпанный и протертый, прямо до ям, кто тут не жил, наверно, и сколько раз его мыли, терли, что на него не проливалось и не падало… Широкие доски, дубовые. Аде Ройзбах, стоявшей у плиты в фартуке с нашитой причудливой птицей из разноцветных лоскутов, представилось, что это корабельный пол, палуба, что ли? Нет, она же на кухне, а палуба наверху, а кухня называется… Как же… Качает не сильно, но качает все-таки. Они плывут, плывут, волны внизу, но их не видно, высокий, здоровенный корабль такой, с дом. Видно только дождь через иллюминатор, это слово, точно, окно на корабле такое. Дождь вокруг них, наверно, на тысячу миль. Птица выглядела мрачноватой и пожалуй, старой, глядела строго, но в принципе, наверно, была добродушной. Вряд ли Кэрол стала бы делать злобную птицу. Ада держала закипающую турку, готовясь снять ее с плиты, а птица внимательно следила, склонив голову чуть набок, она контролировала процесс, молчаливо подбадривая Аду, столько она уже на своем веку повидала обгоревших турок, загаженных плит, а еще горы запятнанных прожженных фартуков, вонючих тряпок для мытья посуды, и остальное – как начнешь вспоминать и представлять, это же слов нет, и все это отчистить, отдраить, отстирать вообще нереально, никаких птичьих сил не хватит, тем более человеческих сил, проще выкинуть и купить все новое… Так что ты, Адочка, не волнуйся, подумаешь, кофе сбежит, мало его сбежало, что ли… Но тем более хотелось сделать все максимально хорошо, у Кэрол удачная турка, ровно на две порции, две небольшие чашки, красная и белая, из сетевого магазина, дешевые, но приятные такие… Вода в ванной перестала шуметь, пол под ногами качнулся в последний раз и встал на место, оказавшись просто полом. Ада поставила турку на стол и поправила прическу.
– А вот, кстати, про эти проценты, – дверь ванной раскрылась, в облаке пара появилась Кэрол, размашисто вытирая голову полотенцем. – Тут этажом ниже живет один парень – он, я думаю, из этих… Которые не адаптировались. У него нет био, это точно. И он их, по-моему, просто ненавидит… Он, когда встречает меня, у него такой вид, как будто я помесь гремучей змеи с куском дерьма. Как будто он меня бы задушил, но боится вляпаться. Я один раз прямо так хотела ему сказать… Что-нибудь такое… Чтобы знал… – она мельком глянула на подругу, которая молча разливала кофе. – Нет-нет, я молчу, конечно, это я так… Вообще лицо приятное. Пьет только много. Может, и неплохой парень… А? Как ты думаешь?..
Кэрол на ходу подхватила чашку и блюдце с сэндвичем, забралась в кресло и устроилась по-турецки, подобрав халат и скрестив ноги.
– Может… – Ада пожала плечами, но без особого энтузиазма. Она присела к столу, не снимая фартука, и подперла подбородок ладонями. – Хорошо здесь, тихо. Очень тихо. И от дождя еще тише…
– Ну да, у вас же там все бурлит в вашем Кенсингтоне.
– В Бейзуотере. Бурлит, – Ада задумчиво помешивала ложечкой. – Там везде все бурлит…
– Вот-вот. А у нас… Я название вспоминала, маргинальный район у нас, вот. Рабочая окраина.
– Маргинальный – это когда преступность, – сказала Ада, нахмурившись. – Что, неужели все так плохо?
– А, значит не маргинальный, – Кэрол с беспечным видом откусила кусок и захрустела. – Я думала, маргинальный… – продолжала она с набитым ртом, – это пограничный. Между миром супермоделей и такими как я. Молчаливыми труженицами. Нет, представляешь, вечером трудного дня, это же фильм ужасов. Идут такие красотки, как на подбор, чуть ли не строем, глазищами хлопают и молчат, как рыбы…
– Зомби, – усмехнулась Ада.
– Вот-вот. Но зато я… – Кэрол подняла палец, – научилась так же ходить. Делаю лицо, хлоп-хлоп, и молча иду. Знаешь, работает! Не то что приставать, вообще хоть бы кто посмотрел. Кстати, от работы до дома всегда хожу, не пропускаю. Полчаса, таким хорошим шагом. Сегодня, правда, дождь был какой-то злобный. Но все равно приятно. Всегда хожу. И обруч крутить не надо. Вроде бы, – прибавила она с некоторым сомнением.
– Тебе не надо крутить обруч, – согласилась Ада. – Это мне надо. А когда мне его крутить, непонятно. На работе сижу, в машине сижу. Ройзбах, мне кажется, уже косо посматривает на мою нижнюю часть.
– Да брось ты! Все у тебя в порядке с нижней частью. Если бы я была мужиком, я бы очень даже оценила… Это я тощая.
Ада возразила, что Кэрол вовсе не тощая, и некоторое время они спорили, пока не пришли к соглашению в том, что обе – красавицы и умницы, а мужчины ни черта не понимают ни в женщинах, ни в женской красоте, ни в какой бы то ни было красоте вообще. Потом Ада спросила:
– Ты ни разу не прокалывалась?
– Пару раз чуть не заговорила, – беспечно сказала Кэрол. – С недосыпа. Вовремя спохватилась.
– Смотри, будь осторожней.
– Да помню, помню. Слушай, в конце концов, если даже вычислят – ну и что? Ну выгонят, карточку отберут… Ты, вроде, говорила, ее несложно сделать?
Ада покачала головой.
– Ее несложно сделать. Еще нужно заявление от хозяина. Заявление мы тоже напишем, если надо, это все пустяки. Были. Если они примут этот закон, может все поменяться… – Ада неподвижно смотрела на дождь. – В законопроекте написано, что «женщина» – это официальный статус. Вроде почетной должности. Он дает право на пособие и остальную ерунду. Чтобы считаться женщиной, надо легализоваться и сдать геноматериал.
– Это еще что за дрянь?
Ада выразительно посмотрела на подругу.
– Слышала такое название – «Национальный генофонд»?
– Звучит не очень-то, – Кэрол в первый раз за всю беседу посерьезнела.
– Не очень-то, – кивнула Ада. – Не хочу тебя пугать раньше времени. К следующему разу постараюсь узнать детали.
– Ладно, расскажешь. А может, и ничего страшного, – Кэрол не так легко было обескуражить. – Может, они правда нас так ценят. Дадут мне дом… Что?.. – под укоризненным взглядом подруги девушка преувеличенно подняла брови. – Маленький домик, нам же много не надо, правда?.. Ну ладно. Я так понимаю, теперь получается – выходи замуж, а иначе с голоду подыхай, так, что ли?
– Не так, – отрезала Ада. – Выйти замуж – редкая удача. И без легализации брак, скорее всего, будет недействителен. Даже наверняка.
– Хорошо, а если я не легализуюсь? Получается, я не женщина?
– Нет.
– Вот еще, так, а кто же тогда?
– Еще не совсем понятно. Они не придумали название. Может, Таблбот придумает, у него целый институт. Если они захотят тратить время на непонятно кого.
– Непонятно кто – это я. Очень здорово. Работать нельзя, замуж нельзя. Я-то думала в крайнем случае, как это называлось… пойти на панель. Значит, тоже ничего не выйдет, раз я не женщина.
– Ты хотела стать?.. – ошеломленно проговорила Ада.
Кэрол захохотала. Отсмеявшись и вытирая слезы, она обняла подругу.
– Какая же ты у меня хорошая, Адочка! Вот кому точно надо бы отдохнуть, это тебе. Совсем уже шуток не понимаешь.
– Какие шутки, Кэрол! – Ада умоляюще сложила руки. – Кто знает, что им взбредет в голову! Я тебя прошу, будь осторожна!
* * *
«Мадам Ройзбах, вы обвиняете мужчин в предательстве?»
«Нет. Мы обращаемся к тем, в ком сохранилась капля сострадания…»
«Мадам Ройзбах!..»
«…и порядочности…»
«Мадам Ройзбах, вы обвиняете…»
«Мадам Ройзбах!..»
Председатель женского центра «Подруги» Ада Ройзбах.
Она стоит прямо и смотрит перед собой. В глазах мутится. Многие скамьи пусты, но сколько – не разобрать, полутьма скрывает дальние ряды, колеблются огни на стенах, гулкие своды нависают, серые рясы… «Значит, вы обвиняете…» У нее начало колотиться сердце, нестерпимо засосало в животе… Как будто она стоит совершенно голая, а все эти чопорные мужчины на скамьях ее рассматривают, нагло… Нет, не нагло. Они вообще не рассматривают, просто смотрят сквозь нее. Они устали. Давно устали, у них без того полно всего, от чего можно устать… а тут какое-то насекомое с сиськами, и ему еще надо что-то там вынести, скорее бы уж, ну сколько можно… Пора обедать, в конце концов. Один, как бы невзначай, с полным достоинством и не торопясь, сунул руку во внутренний карман превосходно сшитого темно-серого твидового пиджака, достал узкую, тускло блеснувшую фляжку, отвинтил крышечку и глотнул.
Потом ей было очень плохо. Она долго не могла выйти из ванной комнаты, а когда смогла, сразу поехала к Кэрол. Не только потому, что хотела предупредить. С Кэрол она как-то всегда успокаивалась. Но в этот раз ничего не вышло. Аде и правда стало полегче, – на какое-то время, пока они пили кофе и смеялись, – и двое в студии стали казаться двумя глупыми клоунами, незлобными и нестрашными. Она даже почти перестала думать про Данкрофта.
Но когда леди председатель, наконец, попрощалась со своей юной подругой и села в машину, тревога вернулась. Ада ехала в Бейзуотер, где Ройзбахи жили вдвоем, занимая четвертый этаж белоснежного, превосходно отреставрированного викторианского особняка. Директор «Вандер Банка» Самуэль Ройзбах был хорошим мужем. Ада ехала очень медленно, так медленно, насколько позволял поток, она физически чувствовала недовольство водителей сзади, кто-то гудел, обгоняя ее, – она не только не ускорялась, она мучительно боролась с желанием ползти как улитка, чтобы ехать бесконечно, бесконечно, бесконечно…
Чем ближе Ада подъезжала к дому, тем сильнее ее поглощало отвращение и ужас. Как будто сейчас она встретится лицом к лицу с одним из тех мужчин, которые разглядывали ее в зале заседаний Парламента.
Глава 8. Дэвид Барнет у себя дома
Дэвид Барнет медленно шел от остановки вперед по улице. Автобус, светясь теплым желтым светом из окон, обогнал его и уехал в ночь, мелькая среди деревьев. Дэвид завернул направо и стал спускаться вглубь зеленого квартала к своему небольшому, но добротному, отлично спроектированному и отделанному двухэтажному особняку. За спиной горело зарево огней, а впереди была темнота, изредка прерываемая бледным светом фонаря, старые вязы и молодые липы по сторонам улицы. Небо по-прежнему затягивали облака, но дождь перестал – можно подумать, только он и держал всех в тонусе целый день, подстегивал, как мог, а теперь все, работе конец, и он ушел спать. На обочине блестели лужи, большие и маленькие, спокойные, как шотландские озера, то там, то тут вылезая на дорогу; Дэвид обходил их по краю, выписывая замысловатую кривую. Машин не было.
У калитки Дэвид остановился и оглянулся. Улица была пустынна. Дэвид стоял неподвижно, опираясь левой рукой на каменный столб ограды, и чувствовал, как холод камня проникает сквозь ладонь и движется вверх по руке. Как будто он – один на свете, и эти фонари зажжены только для него, для того, чтобы он нашел дорогу в свой дом и укрылся там от холода и пустоты. Только он войдет – и фонари погаснут все до единого. Высокие колючие кусты темной чащей обступали дом, нависали с двух сторон, расступаясь только над калиткой. Дэвид медлил, не решаясь оторвать застывшую руку от шершавой поверхности.
– Ну? Что стоишь, не заходишь?
На пороге стояла мать. Свет, идущий изнутри дома, выхватывал небольшую уютную полянку перед крыльцом. По полянке катилась к Дэвиду на коротеньких лапках черная блестящая такса, отчаянно крутя хвостом.
– Привет, ма, – Дэвид отпустил столб и погладил собаку. – Привет, Дипс, – пес важно затрусил рядом, всем видом говоря: «Вот, я привел его!»
Дэвид поднялся по ступенькам.
– Явился наконец, – Джулия Барнет поцеловала сына. – Не знаю уж, есть хоть у одной старухи такой работящий сын? Приходится с молодыми мужчинами время коротать…
– Мам, – вяло улыбнулся Дэвид. – У тебя сегодня не очень получается. И сколько раз говорить – ты не старуха. Что еще за мужчины?
– Нет, серьезно! Мужчины высокие, видные. Банкиры, между прочим! На красных машинах ездят.
– Эдисон… – вздохнул Дэвид.
– Дипс, как его только услышал, полез под диван. А мистер Штаммер сразу комплименты говорить. Знает, что женщине нужно! Настоящий джентльмен.
– Только очень шумный джентльмен, – поморщился Дэвид. Одна только мысль об Эдисоне Штаммере вызывала у него сейчас акустический удар. – Я бы на месте Дипса тоже под диван прятался.
– Не особенно-то и шумел, – возразила миссис Барнет. – Не как обычно. Что-то у него случилось. Долго тебя ждал. Потом говорит – не могу больше, перенервничал… Обещал завтра заехать.
– Обещал, значит, – хмыкнул Дэвид. – Предупредил… И что же у него там?
– Не сказал. Правда, на себя не похож… А все потому что, – добавила она в сердцах, – нечего таскаться где ни попадя. Думаете, выросли в банкиров, так все?
– Мам, не ворчи, – усмехнулся Дэвид. – Завтра разберемся.
– Разберемся, – миссис Барнет обняла сына и потрепала по макушке. – Пойдем, поешь.
* * *
Сытый Дипс лежал под столом в ногах у Дэвида и подремывал. Дэвид смотрел на прямую, как струна, спину матери, на ее серебристые волосы. Почти не изменилась с того дня, как разбился отец. Только поседела потом… А фигура до сих пор, как у выпускницы гимназии, и походка упругая, стремительная. Как она это все выносит. Хватило бы отца, а тут еще Кейси. Она ведь вообще не плачет. Мать потихоньку взялась за посуду, а Дэвид сидел, доедал не торопясь и смотрел то в тарелку, на нее, то в окно – но в нем отражалась кухня и они двое, а что снаружи – не было видно.
– Я ездила в Мейденс Грин, – сказала Джулия.
– Зачем? – спросил Дэвид.
– Ходила в старый дом. Просто ходила. Что?
– Я ничего не говорю, – сын пожал плечами. – Ходила и ходила.
Он хотел спросить «И что там?», но не спросил.
– Там все в порядке. Немножко прибралась.
– Ты вроде уже прибиралась.
– Ну, я повесила шторы, которые постирала, потом…
– Ты их тащила с собой? Они же тяжелые.
– Только до автобуса. И от автобуса. Ничего особенного, я же не старуха какая-нибудь… Повесила шторы, расставила все в шкафах, подмела, вытерла везде, еще что-то сделала… Да, подмела.
– Подмела – это хорошо, – кивнул Дэвид, тщательно прожевывая суховатую жареную треску и запивая чаем.
– Проверила аварийный аккумулятор. Все работает.
– Это ты молодец. Проверять надо.
– А какой у него ресурс?
– Двадцать лет, – равнодушно ответил Дэвид. – От двадцати, по крайней мере. Он же у нас не расходуется, просто стоит. Так что ты особенно не переживай.
– А я переживаю, – возразила Джулия.
