Истории про историю и не только… Собранные от продажи книги средства идут на благотворительность

Сведения о их встрече противоречивые – кто говорит, что Дюпон принес Фурнье-Соловезу неприятные известия и тот выместил злобу на молодом офицере, кто говорит, что Дюпон по приказу своего генерала не пустил задиру на бал, но факт остается фактом – Фурнье вызвал Дюпона на схватку.

Пьер Дюпон отлично знал, что Фурнье превосходный стрелок, поэтому его выбор пал на шпаги. Дюпон был ранен в плечо и не мог продолжать бой, но попросил реванша. Во время второго поединка пострадал Фурнье-Сарловез, но сдаваться не собирался и тоже воспользовался правом на реванш. В третий раз уже оба дуэлянта были ранены – тут бы им примериться и пойти вместе выпить по рюмке в ближайшую таверну, но ни тут то было. Они заключили соглашение, что будут сражаться до тех пор, пока один тз них не погибнет или не попросит о пощаде. Причиной отказаться от немедленной схватки могло быть только задание по службе, ранение или болезнь. На том и порешили.

И вот, в течение следующих 19 лет, около раза в год их пути пересекались и происходили бои – на шпагах, на саблях, даже сидя на лошадях, но всегда все оканчивалось ранением одного или обоих.

Причем оба не забывали и о службе: постепенно обоим было присвоено звание генералов – а они все дрались и дрались. Наполеон покорял страну за страной – а неугомонные дуэлянты все продолжали сражаться. Было точно зафиксировано порядка тридцати их стычек.

Дюпон вел военные действия в Испании, где в 1808 году оказался в окружении 35-тысячной испанской армии Кастаньоса. Попытки соединиться с союзными армиями успеха не принесли, сам Дюпон был серьёзно ранен. После того, как дезертировала входившая в его колонну швейцарская бригада, Дюпон капитулировал практически без всяких условий, в обмен только на репатриацию во Францию. Единственным поставленным им условием было сохранение обоза, что дало повод в дальнейшем обвинить его в желании сохранить награбленное. Старшие офицеры были отпущены под честное слово, но прочие пленные были отправлены в Кадис, а оттуда, в нарушение условий капитуляции, на остров Кабреру. На протесты французов был получен ответ, что они не могут рассчитывать на снисхождение. Из всех сдавшихся солдат Дюпона за шесть последующих лет в живых остались только 3 тысячи человек. Те, кто выжил в тяжёлых условиях, вернулись во Францию лишь в июле 1814 года.

Наполеон, узнавший о капитуляции, был в ярости и отдал приказ о расстреле Дюпона, которому незадолго до этого пожаловал графский титул. Приказ был отменён, когда стало известно о том, что в обозе, на сохранении которого настаивал Дюпон, было не награбленное добро, а больные и раненые.

По возвращении во Францию он был 15 ноября 1808 года доставлен в Париж и предан военному суду, был признан виновным, лишен чинов, титула, мундира и пенсии, его имя было вычеркнуто из списков кавалеров ордена Почётного легиона, имущество конфисковано, а сам он заключён в тюрьму, где находился вплоть до отречения Наполеона. (Впоследствии, уже на острове Святой Елены, Наполеон признавал, что поражение Дюпона было скорее военной неудачей, нежели преступлением). На этот срок их с Фурнье дуэль пришлось отложить.

А что же наш бретёр Фурнье? А его судьба забросила с Великой армией в самую гущу войны с Россией и здесь он возглавил 31 бригаду лёгкой кавалерии, состоящую из баденских гусар, гессенских и вестфальских шеволежеров. Бригада входила в состав 9-го корпуса маршала Виктора. Он принял участие в Русской кампании, ранен в сражении при Смоленске и 11 ноября 1812 года был произведён в дивизионные генералы. Отличился при Березине, где с 800 баденцами и гессенцами прикрывал переправу армии, провёл три отчаянные атаки против 5000 русских кавалеристов, и в ходе боя потерял до 500 человек. А еще говорили, что однажды его карета была атакована отрядом казаков. Сопровождающие солдаты были убиты, но сам Фурнье, выхватив саблю из ножен убитого товарища взобрался на козлы и отбиваясь от скачущих за каретой казаков сумел оторваться от погони. Вот такой смельчак. Правда в 1813 году он не сдерживаясь высказал все, что думал о политике Наполеона в лицо императору, за что попал в опалу и был арестован.

После реставрации монархии обоих дуэлянтов выпустили из тюрем. Честно признаться, Дюпону уже довольно сильно надоела вся эта кутерьма с непрекращающимися схватками, к тому же он собрался жениться – но будущая супруга категорически отказалась сочетаться с человеком, который не может раз и навсегда прекратить эти глупые сражения.

Поэтому, встретившись в 1814 году с Фурнье, он наконец предложил тому стреляться. Генерал согласился, но условием Дюпона была свободная схватка в парке, так как это уравнивало их шансы. Войдя в парк с двух сторон, они наконец встретились и Дюпон, спрятавшись за деревом, пошел на хитрость – он снял сюртук и выставил его за преграду. Фурнье разрядил свой пистолет в приманку и остался безоружным.

Выйдя навстречу вечному противнику, он ждал неминуемой смерти, но Дюпон лишь отбросил пистолет, сказав, что их спор закончен и пора бы уже помириться двум старым воякам. Вот так. Чего тут было больше – пробудившегося разума одного из дуэлянтов или благодатного влияния женщины на мозг Дюпона, трудно сказать. Но, что можно сказать абсолютно точно – длиннее этой дуэли в истории человека ни до, ни после не было.

Эту историю взял за основу своей повести «Дуэль», вышедшую в 1908 году, Джозеф Конрад. А Ридли Скотт в 1977 году снял фильм «Дуэлянты». Интересно, а вы как думаете, стоило двум серьезным мужчинам 19 лет пытаться проткнуть друг друга из-за каких-то глупостей, причину которым они и сами уже забыли?

И врагу не пожелаешь

Что можно сказать о первом русском кругосветном плавании под командованием Крузенштерна и Лисянского – только то, что Ивану Федоровичу не позавидуешь.

И. Ф. Крузенштерн

Во-первых, ему пришлось делить свою каюту с господином Резановым (да-да, тем самым, с кого списан лирический герой «Юноны и Авось»), с которым он разругался до такой степени, что общение происходило только путем записок. Николай Петрович являлся по документам главой экспедиции, но впервые появившись на шлюпе «Надежда» всей широты своих полномочий Крузенштерну не описал. Испугался того, что тот откажется от плавания. А потом и вовсе уже не разговаривал с капитаном, когда после очередного скандала просто заперся в каюте и не выходил оттуда до Петропавловска.

А характер у Резанова был тот еще. В Петропавловске он написал жалобу правителю Камчатской области Павлу Ивановичу Кошелеву на взбунтовавшийся экипаж и потребовал, вы только подумайте, казни Крузенштерна! Крузенштерн согласился пойти под суд, но незамедлительно, до окончания экспедиции, срывая тем самым миссию Резанова в Японию. Генерал-губернатору с большим трудом удалось их помирить.

Н. П. Резанов

По версии самого Резанова, 8 августа 1804 года Крузенштерн и все офицеры пришли на квартиру Резанова в полной форме и извинились за свои проступки. Резанов согласился продолжить плавание в том же составе. Однако записки Резанова – единственный источник, который упоминает о покаянии Крузенштерна. Ни в дневниках и письмах других участников экспедиции, ни в записках служащих, сопровождавших Резанова, об этом нет ни слова. Из письма же Крузенштерна Президенту Академии наук Н. Н. Новосильцеву следует, что, возможно, не Крузенштерн и все офицеры публично извинялись перед Резановым, а Резанов публично извинялся перед Крузенштерном. Вот такой «лирический герой» был этот Резанов на самом деле.

Но вернемся к другим трудностям Крузенштерна. На корабль, видимо обманным путем, пробрался Федор Иванович Толстой (тот самый «ночной разбойник, дуэлист», из грибоедовского «Горе от ума»). Каким образом образом Толстой, никогда не служивший на флоте, попал на корабль, точно неизвестно. Марья Каменская, дочь его двоюродного брата, впоследствии известного художника и скульптора Фёдора Петровича Толстого, пишет в своих воспоминаниях, что Толстой таким образом ловко избежал очередного наказания в Преображенском полку (а он был известный задира и дуэлянт). По её словам, он выдал себя за своего двоюродного брата-тёзку, который числился в составе экипажа, но не желал плыть, так как страдал морской болезнью.

Ф. И. Толстой

И вот этот молодой повеса, не обременённый служебными обязанностями, творил на борту «Надежды» что ему только заблагорассудиться. Он часто провоцировал ссоры с другими членами команды, в том числе с самим капитаном. Помимо этого Толстой позволял себе злые шутки в адрес нелюбимых им членов команды: так, однажды он напоил сопровождавшего «Неву» священника, и когда тот лежал мертвецки пьяный на полу, приклеил его бороду к доскам палубы сургучом, запечатав казённой печатью. В итоге бороду пришлось отрезать, чтобы пришедший в себя священник смог освободиться – Толстой напугал его, что печать ломать нельзя. В другой раз Толстой в отсутствие Крузенштерна прокрался в его каюту с любимцем команды, ручным орангутаном, которого Толстой купил во время одной из остановок на островах в Тихом океане. Там он достал тетради с записями Крузенштерна, положил сверху лист чистой бумаги и стал показывать обезьяне, как заливать чернилами бумагу. Затем он оставил орангутана в каюте одного, а тот стал подражать Толстому на тетрадях капитана. Когда Крузенштерн вернулся, все его записи оказались уже уничтожены.

За такое поведение Толстого частенько сажали под арест. В конце концов, Крузенштерн потерял терпение и высадил нелюбимого пассажира во время остановки «Надежды» на Камчатке. Дальнейшие подробности путешествия Толстого известны лишь с его собственных, не всегда правдоподобных рассказов. С Камчатки Толстой добрался до одного из Алеутских островов или же на остров Ситка, где провёл несколько месяцев среди аборигенов Аляски. Во время пребывания Толстого на Ситке, а по другим данным – ещё в дни остановки «Надежды» на Маркизах, его тело украсили многочисленными татуировками, которые он позже с гордостью демонстрировал любопытствующим. Упомянутый орангутан, которого вместе с Толстым высадили на сушу и дальнейшая судьба которого неизвестна, дал впоследствии повод многочисленным сплетням в дворянских кругах. Согласно одним из них, Толстой во время своего пребывания на Камчатке с обезьяной сожительствовал, а согласно другим – съел её.

Вот такое веселое мореплавание в компании добрых и отзывчивых товарищей. И врагу не пожелаешь.

Сладкие случайности

А знаете, дорогие друзья, что общего у заменителей сахара? Ну, конечно, не считая того, что они сладкие. А общее у них то, что открывшие их химики были абсолютными невежами в технике безопасности по работе в лаборатории.

Итак, в 1879 году молодой ученый Константин Фальберг проводил опыты с окислением 2-толуолсульфонамида. После одного из напряженных рабочих дней он решил перекусить и конечно же перед этим забыл вымыть руки. Какое же было его удивление, когда он обнаружил, что еда стала сладкая и понял, что в нее попал реагент, оставшийся на его ладонях. Вместо того, чтобы побежать полоскать рот, он принялся облизывать свои руки и одежду, чтобы точно удостовериться в своей догадке. И точно – все они были сладкими. Оставалось дело за малым – попробовать вещество в лабораторных пробирках, что и было сделано – так был открыт сахарин.

Уже в 1965 году Джеймс Шлаттер, химик из компании Серл, работал над получением синтетического гастрина, необходимого для лечения язвенной болезни желудка. У Шлаттера была привычка облизывать пальцы при перелистывании страниц и вот, работая с промежуточными продуктами синтеза, он, отвлекшись, засунул грязную руку в рот. И сто бы вы думали, не отравился, а открыл еще один заменитель сахара – аспартам.

Однако еще более забавный случай произошел в 1969 году, когда химик Михаэль Сведа во время курения в лаборатории положил сигарету на чашку с химическими реактивами, а затем, как ни в чем не бывало засунул ее себе обратно в рот (видимо, никотиновая зависимость полностью затмила его разум). Однако и в этот раз никто не пострадал и был открыт – цикламат натрия.

Но чемпионом нашего рассказа будут не эти химики. В 1976 году молодой ученый из Индии Шашикант Пхандис проводил опыты под руководством профессора Лесли Хью. И вот, во время работы профессор попросил Пхандиса протестировать полученные образцы. Но так как молодой человек был не силен в лондонском диалекте, вместо слова «test» он услышал «taste», то есть «попробуй». Что он незамедлительно и сделал, засунув содержимое пробирки себе в рот. Этот «сообразительный» паренек тоже не умер в ужасных мучениях, а открыл – сукралозу, один из самых современных заместителей сахара.

Тринадцатый

Вот скажите, верите ли вы в мистическую сущность цифры тринадцать? А вот я расскажу вам о человеке, для кого эта цифра стала не просто порядковым номером, а государственной наградой.

В 1872 году в Кронштадте в семье младшего офицера военно-морского флота Петра Иванова родился мальчик Костя. Судьба юноши была повторить путь отца и после окончания в 1895 году Морского кадетского корпуса он в звании мичмана вышел в Черное море на броненосце «Синоп». А нужно отметить, что по тогдашней морской традиции, дабы отличать офицеров-однофамильцев, им присваивали порядковые номера. И как вы уже наверное догадались, Константин Петрович Иванов стал по счету «тринадцатым».

Константин Петрович Иванов-Тринадцатый

И как бы в оправдание дурной славы «чертовой дюжины» служба молодого офицера с самого начала пошла трудно. Его перебрасывали с корабля на корабль, с флота на флот… За один девяносто пятый год ему пришлось сменить поочередно «Синоп» на «Двенадцать апостолов», «Двенадцать апостолов» на «Дунай». Так же кочевал он и в следующем году: снова «Двенадцать апостолов», затем номерной миноносец, затем крейсер «Казарский».

Офицер без связей и капитала, Иванов-Тринадцатый служил честно и скромно, не метя на высокие посты и не надеясь на благосклонность фортуны. И уж совсем было махнул он рукой на свою карьеру, женившись на дочери ростовского грека-купца Елене Кундоянаки. Однако же ему было уготовано нечто большее, чем обычная лямка корабельного офицера. Фортуна улыбнулась ему в 1904 году, но улыбка ее была очень недоброй…

К этому времени тринадцатый из флотских Ивановых, как и положено по выслуге лет произведенный в лейтенанты, находился во Владивостоке, где командовал батареей на крейсере «Рюрик», не ведая ни сном ни духом, что очень скоро станет последним командиром этого корабля.

В знаменитом бою близ острова Цусима «Рюрик» разделил печальную судьбу крейсера «Варяг». Расстрелянный в упор крейсер остался один на один с четырнадцатью японскими вымпелами. После гибели командира офицеры «Рюрика» по старшинству сменяли друг друга, поднимаясь как на эшафот в залитую кровью их предшественников рубку пылающего корабля. Это было действительно страшно. Капитану 1 ранга Трусову оторвало голову, и она перекатывалась в такт качке по скользкой палубе рубки; старший офицер кавторанг Хлодовский лежал в лазарете с перебитыми голенями. Заступивший на его место старший минный офицер лейтенант Зенилов простоял в боевой рубке недолго: сначала был ранен осколком в голову, а затем разорван снарядом, влетевшим под броневой колпак… И вот, настал черед лейтенанта Иванова-Тринадцатого. Оставив свою батарею левого борта, он поднялся в боевую рубку – броневой череп корабля. Мрачное зрелище открылось ему: исковерканные приборы, изуродованные трупы… Не действовал ни один компас.

Как вспоминал впоследствии сам мужественный офицер: «Несомненно, крейсер был обречен на гибель или пленение. Только одна мысль, что окруживший нас противник из четырнадцати вымпелов постарается овладеть нами (как ценным моральным призом), заставляла возможно быстрей принять какое-то решение. Наше действительное положение было такое, что достаточно было прислать с неприятельских судов четыре баркаса с вооруженной командой, и они с легким и полным успехом могли бы подойти к крейсеру и овладеть им, так как при том разгроме, который царил на „Рюрике“, не было никакой возможности оказать им должное сопротивление: артиллерия была вся испорчена и молчала, абордажное оружие было также перепорчено, а живая сила команды, обескровленная пережитым боем, сделалась непригодной к серьезному сопротивлению. Не теряя времени, я отдал приказание мичману барону Шиллингу взорвать минное отделение крейсера с боевыми зарядными отделениями мин Уайтхеда. Боясь за неудачу или задержку отданного приказания, а времени уже терять было нельзя, так как кольцо неприятельских судов без единого выстрела все суживалось вокруг „Рюрика“, тут же я отдал приказание старшему механику капитану 2 ранга Иванову открыть кингстоны затопления крейсера и об исполнении мне доложить. Выбежав на верхнюю палубу, я объявил о принятом решении и отдал распоряжение о спасении раненых из недр корабля. Но не насмешкой ли звучало мое приказание? Какое же спасение раненым и оставшемуся экипажу я мог предоставить? На этот раз только тихие и глубокие воды Японского моря в 40—50 милях от берега и те плавучие средства, кои представляют пробковые матрацы коек и спасательные нагрудники. Ни одной шлюпки не было в целости, все гребные и паровые суда были побиты в щепки. Часть команды начала доставать и расшнуровывать койки, другие начали выносить раненых из нутра судна на верхнюю палубу, прилаживать к ним спасательные средства и прямо спускать за борт. Надо было посмотреть на матросов и вестовых „своих благородий“, которые с полным самоотвержением в ожидании ежеминутно могущего произойти взрыва проявляли заботы о раненых офицерах, устраивая то одного, то другого к спуску на воду.»

Я опущу подробности кровавой агонии героического судна, но именно благодаря мужеству и выдержке Константина Петровича Иванова были спасены оставшиеся в живых моряки, а корабль так и не достался противнику.

За бой на «Рюрике» его последний командир был удостоен ордена Св. Георгия IV степени, но вместо золотого оружия, какое получили другие уцелевшие офицеры, лейтенанту Иванову-Тринадцатому «высочайше был упразднен цифровой номер среди Ивановых и повелено впредь именоваться «Ивановым-Тржнадцатым». Эта странная награда навечно сплела его простую фамилию с «чертовой дюжиной», проклятой моряками всех стран.

И все бы на этом закончилось, но уже в 1916 году давилось уже полноправному капитану Иванову-Тринадцатому стать командиром выкупленного у японцев крейсера «Пересвет». И вот, на пути в Англию, где должен был быть проведен ремонт поврежденного за годы пленения судна, оно взрывается в Средиземном море сразу на двух немецких минах, при этом была сорвана крыша носовой башни, что и привело к быстрому затоплению корабля. Спустить успели лишь один паровой катер. Через 15 минут «Пересвет» опрокинулся и затонул в 10 милях на норд-ост 24° от Порт-Саида на глубине около 45 м. Английский эсминец и подошедшие французские траулеры в течение четырёх часов подняли из воды 557 человек из состава русского экипажа, однако девять из них скончались от ран и переохлаждения. С кораблём погибли 252 человека.

Вот такая была судьба у Иванова-Тринадцатого, проводить в последний путь на морское дно два корабля. В 1917 году он эмигрировал во Францию, где был председателем кружка бывших воспитанников морского училища и отдельных гардемаринских классов в городе Лион. Скончался смелый моряк в 1933 году в городе Лион во Франции и нашел последнее упокоение на кладбище местечка Десин, департамент Изер.

Одеколон Наполеона

Я думаю ни для кого не секрет, что слово «одеколон» в переводе с французского означает «вода из Кельна». Придумали её монахи-картезианцы как средство от болей в сердце и понятное дело, принимать одеколон предписывалось внутрь. Так вот, Наполеон Бонапарт был большим любителем этого средства и когда французские войска вошли в Кельн, то император потребовал опубликовать рецептуру всех лекарственных средств. Тогда хитроумные производители «кельнской воды», дабы не разглашать свою коммерческую тайну, решили объявить ее парфюмерией, а не лекарством. Удивительно, но рецепт оригинального одеколона до сих пор является тайной. Листок с ним хранится в надежном сейфе под круглосуточной охраной на одной из парфюмерных фабрик Кельна. Так что употребление внутрь одеколона – это не «ноу хау» отечественных алкоголиков (как там у Венедикта Ерофеева: «Смешать водку с одеколоном – в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса»), а оказывается – историческая традиция!

Just do it

Думаю, что нет такого человека, что хоть раз не слышал бы рекламный слоган компании Nike – «Just do it». Для множества людей эти слова ассоциируются со спортом, победой, преодолением себя. Думаю, что и для вас этот слоган звучит именно так, однако сейчас я расскажу вам историю этих слов и ваше восприятие их навсегда изменится.

Жил в 60—70-е годы XX века в США человек по имени Гарри Гилмор и был он закоренелым негодяем. Угонял машины, участвовал вооруженных налетах, неоднократно сидел в тюрьме. Врачи единогласно находили у него расстройства психики связанные с антисоциальный поведением, короче говоря, это был практически неисправимый преступник.

И вот, в 1976 году он окончательно переступил черту и в течении двух дней последовательно убил и ограбил двух человек, заправщика на бензоколонке и менеджера отеля. Однако, удача в этот раз оставила психопата-грабителя и, пряча свой револьвер, он случайно прострелил себе руку. Это и стало основной уликой, которая вскоре вывела полицейских на след убийцы.

После ареста Гарри Гилмора судили и приговорили к смертной казни. Случай этот стал тем более широко известен потому, что это была первая смертная казнь за около десятилетний период их отсутствия в США. И вот, 17 января 1977 года, для убийцы настало его последнее утро. На заднем дворе тюрьмы его привязали к стулу, посадив напротив стены из мешков с песком, а за стеной напротив выстроились пять шерифов с ружьями, которые через маленькие отверстия в ней должны были поразить приговоренного к смерте. Шериф спросил у Гилмора его последнее слово и он ответил: Let’s do it! (Давайте сделаем это!). Прозвучали выстрелы и все было кончено.

Описание казни заняло первые полосы американской прессы и именно эти последние слова Гилмора попались на глаза сооснователю рекламной компании «Wieden+Kennedy» Дану Вайдену, который получил заказ на рекламную компанию для Nike. Немного переделав их, он и создал знаменитый слоган «Just do it», принесший компании мировую славу и позволивший за десять лет с 1988 года поднять долю в мировых продажах спортинвентаря с 18% до 43%. Вот такая история, дорогие мои друзья, хорошего вам вечера!

Ящик Пандоры

Всем нам знакомо выражение «открыть ящик Пандоры», что значит неосторожно стать причиной многих бед. Как известно из древнегреческого мифа, любопытная Пандора открыла подаренный ей «ящик» и выпустила на свободу демонов страданий и несчастий, под конец все же успев захлопнуть крышку, оставив внутри только «Надежду».

Однако, не думайте, что госпожа Пандора пыталась закрыть деревянную шкатулку, как это изображено на знаменитой картине прерафаэлита Данте Габриэля Россетти, или вообще прыгала на крышке сундука, как на картине Фредерика Стюарта Черча. На самом деле в греческом оригинале ей подарили «пифос». А пифос – это такой чаще глиняный, реже медный сосуд на подобие большого горшка с крышкой.

В пифосах греки хранили вино, масло и другие пищевые продукты, зарывая их частично в землю. А также могли хоронить в них своих умерших. Да, и тот самый знаменитый Диоген из Синопа жил вовсе не в «бочке» как мы привыкли думать, а как раз в таком глиняном горшке-пифосе (греки вообще не умели делать деревянных бочек в нашем понимании этого слова).

Откуда же пошло укоренившееся словосочетание «ящик Пандоры»? А виноват в этом Эразм Роттердамский, который при переводе истории о Пандоре под авторством Гесиода с греческого на латынь принял слово пифос (πίθος) за греческое – пиксиз, то есть «коробка». И это выражение прижилось. Ну и вообще, современному человеку понятнее то, как можно заглянуть в подаренную коробку, нежели чем в какой-то большой глиняный горшок для продуктов.

Знак свыше