скачать книгу бесплатно
– Ты кто? – спросил большеголовый и кудрявый, со шрамом на виске перед правым ухом.
– Посылка.
– Пошёл вон, а не то вылетишь в окно, – предупредил Мишель.
– Даже присесть не предложите, господа? – с тем же спокойствием спросил Алябьев. Он взял свободный четвёртый стул от стола, отставил его на два метра и сел, положив на колени зонт, данный ему Лилиан, создав, таким образом, свободное пространство между собой и своими оппонентами. Не давая им опомниться, он добавил: – Не хотелось бы мне жаловаться Тибо-Колотушке на вашу грубость. Но я забуду о вашем неласковом приёме, если мы сыграем в русскую рулетку.
Услышав «Тибо-Колотушка», мужчины переглянулись, и затем большеголовый кудрявый Мишель со шрамом на виске сказал:
– Тибо? Хм? Ты от Тибо? Но я тебя не знаю!
– Да и незачем – себе дороже. – Алябьев вынул «Смит и Вессон» и крутанул барабан: – Так как насчёт рулетки?
Однозначно: его неожиданное появление, его спокойствие и наглость их обескуражили. И даже если бы у Мишеля и его подручных тоже нашлись револьверы, Алябьев всё равно был бы первым и вряд ли бы дал ими воспользоваться.
– Хорошо… – помедлив, сказал Мишель. – И сколько же ставим?
– Пятьсот! – Алябьев привстал и бросил на стол купюры: что, мол, мелочиться?
С высоты своего роста он увидел: у каждого за поясом было по длинному ножу.
Мишель запустил руку в брюки и тоже выложил деньгу: – Кто начнёт?
– Никто, – ответил офицер. – Вы проиграли, – и взвёл курок.
Напарники Мишеля дёрнулись на стульях, но тот взмахом руки остановил их.
– Разумно, – подтвердил Алябьев, собрал весь куш и сложил его в карман.
– Я не привык, когда со мной так обращаются, – Мишель побледнел.
– Я тоже, – ответил Сергей Сергеевич и передразнил: – Пошёл вон! Вылетишь в окно!
– Однако ты тоже вышиб двери, – напомнил сутенёр.
– У меня нет времени скрестись под ней как бездомная кошка. Наше дело с Тибо не терпит отлагательства.
Фраза «наше дело с Тибо» опять попала в цель, и Мишель перешел на «вы».
– Что вам нужно, мсье?
– Завтра в девять утра я жду Тибо в кафе «У друзей» на Муфтар. Передай ему: «Напарник хочет вернуть ему то, что забрал, и просит взять на себя его обязательства». И ещё – это уже от себя лично: не надо бить женщин по лицу, пусть даже они того и заслуживают. Их, собственно, вообще нельзя бить, разве что любовно хлопнуть по круглой попке. Если ещё раз тронешь хоть одну девчонку, я отрежу тебе голову на уровне твоего шрама. Не веришь – спроси у Тибо. И не вздумай прицепить ко мне «хвост». Теперь уж я буду точно недоволен.
– Я понял вас, мсье.
– Вот и славно, Мишель. Надеюсь, что ты не намерен нарываться на неприятности.
Не убирая револьвера, Сергей Сергеевич покинул квартиру. Афёра удалась, и за Люси он тоже отомстил. Теперь он был точно уверен: Тибо обязательно придёт на встречу с ним.
К слову сказать, месяца два назад он случайно разговорился с одним старым лавочником, с детства лично знавшим этого ушлого грабителя, и лавочник совсем неплохо о нём отозвался. Тибо был с самого «дна» Парижских трущоб, но отнюдь не быдло – голова у него варила. С детства он тянулся к любым знаниям и легко их усваивал. Например, в шестилетнем возрасте по брошенной газете выучил алфавит и научился читать, доняв своей настойчивостью всех ему известных грамотных людей. «Помню, он мне говорит, – рассказывал о Тибо лавочник, тепло улыбаясь, – «Мсье Дюкре! Научи, как из букв получаются слова!» Стоит передо мной такой грозный: босой, в пятнадцать раз залатанных широких штанах: одна рука в бок, в другой замусленная газета. Брови нахмурены, губа оттопырена: Гаврош-гаврошем. «А не научу, так что?» – смеясь, спрашиваю его. Он ткнул в меня газетой: «Все стёкла тебе побью!» Как тут не научить? Ведь точно – побьёт! Тот ещё хулиган был, хотя и от земли не видно». Тибо рос не по возрасту сильным мальчишкой. С тринадцати лет он работал грузчиком, в пятнадцать стал участвовать в нелегальных драках за деньги. Говорили, что драться его учил какой-то старый марсельский моряк, из тех, кто в совершенстве знал сават
, кому в своё время в нём, да и на кулаках не было равных. За своё преуспевание в драках Тибо и получил прозвище «Колотушка» – валил наповал одним ударом. Уже тогда вокруг него роились крепкие бойкие парни с суровыми лицами. Но они открыто закона не нарушали, честно свою трудную деньгу кулаками зарабатывали. А потом началась война, и Тибо, как все честные французские мужчины, ушёл воевать. Вернулся он через год, после ранения, хромая на левую ногу. Те, кто его ещё помнили, говорили: «Кончился Тибо-Колотушка…» Однако, невзирая на это «кончился», он снова стал тренироваться, скоро избавился от своей хромоты – на нём словно на собаке зажило – и не прошло трех-четырёх месяцев, как знающие люди опять о нём в голос заговорили, пророча ему знаменитую спортивную карьеру. Но…
…но, что толкнуло Тибо однажды на преступный путь – неизвестно: только он сам о том знает, да Господь. Он бросил драться и сколотил надёжную банду с крепкой дисциплиной, где весь барыш делился поровну, без обмана. Он грабил только богатых, никого не калечил и не убивал, но тем не менее «работал» жёстко, быстро и тихо, и, как тогда понял Алябьев, слушая лавочника Дюкре, то что он изловил Тибо в прошлый раз в подворотне при грабеже мсье Мартена, было из ряда вон выходящим случаем. С другими бандами Тибо всегда умел договариваться. Если человека из его шайки вдруг несправедливо задевали, всегда стоял за него горой. С полицией он тоже умудрялся держать нейтралитет. Ещё грабитель не любил,
сават
– боевое искусство марсельских моряков драться ногами в грубых ботинках без каких-либо правил (руки в бою занимают второстепенное положение).
Когда обижают женщин, и особенно детей, и тут его ярости не было предела, тут он мог и изменить своим принципам «не калечить и не убивать». Много ли, мало ли времени прошло, и слава о неком Тибо-Колотушке потихоньку расползлась по всему Парижу. Его при определённых условиях поминали, однако спроси такого упоминающего: «Как этот Тибо выглядит?» – никто толком описать не мог, а те, кто знал Колотушку – держали язык за зубами, даже дети. Поговаривали, что однажды некий комиссар с Монмартра взял некого мальчишку за густые вихры и тряхнул как следует: «Кто такой Тибо-Колотушка? Укажи! Знаю, что он тут где-то рядом!» Испуганный пацан прокусил губу до крови, но могильно молчал, а стоявший рядом с комиссаром полицейский, рискуя своей карьерой, тихо ответил начальнику: «Ради бога! Отпустите ребёнка, мсье! Тибо-Колотушка наверняка обидится. Вам это нужно?» «Что ты сказал?!» – взъярился комиссар, но, взглянув в глаза своего коллеги, выругался и отпустил мальчика.
В общем, по словам лавочника Дюкре Тибо был из тех, кого в народе называют «Робином Гудом», и кого простой народ любит. А может быть, лавочник что-то и приукрасил.
Люси ждала Алябьева там, где и обещала, за углом ближнего дома.
– Всё нормально, – сказал ей Сергей Сергеевич. – Больше Мишель тебя не тронет. А если тронет – пусть пеняет на себя. Иди домой. Спасибо за помощь.
– Пойдём ко мне… – предложила она и смутилась, как не целованная ни разу девица.
– Как-нибудь в следующий раз, – пообещал он.
– Не придёшь ведь… – со слабым вопросом в голосе, но уверенно бросила она.
– Нет, – согласился он, думая о той девушке, которая его сейчас наверняка ждала.
А если не ждала, то он плохо знал женщин…
Действительно, свежий воздух ночного Парижа был лёгким и возбуждающим. После дождя фонари стали гореть как будто ярче, автомобили по улицам засуетились, людей стало больше – город истосковался от мокрого безделья и ожил. Точнее сказать, ожил в тех местах, где обычно: у ресторанов, синемы, кафе и у прочих публичных заведений. Где-то свистнули, где-то крикнули, где-то бабахнули, полицейские туда на велосипедах помчались…
Ожил великолепный Париж, ожил!
Глава II
Мадемуазель
Лиля действительно ждала Алябьева в вестибюле первого этажа своего доходного дома. Она была нарядно одета: чёрныё туфельки, чёрные чулки в сеточку, тёмно-красное платье, контрастно отторченное белыми полосками, и чёрная шляпка-клош. На руках – чёрные тонюсенькие перчатки и под мышкой сумочка под цвет платья. В общем, в три цвета: со вкусом и дорого. Косметикой она тоже пользовалась умело: ничего лишнего на её лице не было: чуть-чуть туши и чуть-чуть помады. Да и нужна ли была вообще косметика этому молодому девичьему лицу?
– У неё были, мсье? – спросила она с обидой в голосе, по-женски придирчиво оценивая его новую одежду, задерживая ревнивый взгляд на ослепительно белом воротнике сорочки, словно искала не нём предательскую помаду. Потом она прошлась этим ревнивым взглядом по его отливающим глянцем чёрным ботинкам и будто помои на них вылила.
А как же иначе? Он ушёл как дебитор, а пришёл как кредитор.
И в глазах Лилиан стояло: «Если ты с ней – убью!»
– Лиля, я уже тебе говорил, что Милана мне как родная сестра, – улыбнулся Алябьев.
Он протянул Лилиан зонт, но она не взяла его – раздражительно дернула плечом, и тогда Сергей Сергеевич вынужден был положить его на подоконник.
– Однако вы с ней спали, – девушка не верила ему, и это недоверие так в ней и клокотало.
– Спал один раз, – признался Алябьев. – Это было в 20-м году. У Миланы погиб родной брат и умер от ран любимый человек. Ей было очень плохо. Я лёг рядом с ней на кровать и обнял её, и она всю ночь проплакала в моих объятьях.
– И всё?
– А что ты ещё хотела услышать? Или я похож на человека, который по-другому относится к своей родной сестре?
Лиля так обрадовалась и засветилась, что Алябьев невольно залюбовался девушкой.
– Пойдёмте куда-нибудь, мсье! – воскликнула она. – Куда хотите!
– Лилечка, я устал, – ответил мужчина, увиливая от согласия «С тобой – куда хочешь».
– Не беспокойтесь, мсье, у меня есть деньги.
– Кстати, они у меня тоже сегодня есть. И, кстати, вот – возьми за квартиру, – он полез в карман пиджака.
– Я не мой папа, и ваших денег не возьму! – Она пронзительно взглянула на него карими глазами. – И тоже, кстати: он ваши деньги складывает в сейф и никогда не тратит, откуда я делаю вывод, что он берёт их от вас лишь потому, что вы ему их даёте, и он не хочет вас обидеть своим отказом.
– Вот как?
– Да, вот так!
– И всё же я устал. И мне надо подумать кое о чём.
– Я вам совсем не нравлюсь как женщина, мсье?
– М-м-м… Отчего же? Ты мне как раз очень нравишься. Но…
– Опять скажете, что старше меня почти на 23 года?
– Скажу, мадемуазель.
– Мсье, тогда тоже мне скажите: почему вы вступились за моего отца, когда на него напали грабители?
– Так получилось, Лиля.
– Вас так воспитали?
Он пожал плечами.
– Две недели назад, – сказала Лилиан, – на бакалейщика Жака Бастьена, живущего на соседней улице, тоже напали. И никто за него не вступился.
– Видимо, этого никто не увидел.
– Видимо! – явно возмутилась она и с полицейской сухостью перечислила: – Пизо, Любен, Дюли, Ривель… Все почему-то вдруг взяли и ослепли! Видимо, потому что это случилось среди белого дня, сразу же после обеда. А на папу напали, когда уже темно было, и лишь вы один это увидели. Видимо, у вас хорошее зрение, мсье!
– Видимо, мадемуазель.
– Так мы идём?
Её настойчивость заслуживала внимания. Недаром Лилиан сказа ему: «Вы хоть и русский, но я – француженка!» И так нарядно она оделась, конечно же, тоже для него одного, и поэтому отказать девушке мужчина более не осмелился.
– Хорошо, – согласился Алябьев. – Куда мы отправимся?
– Только не в кабаре! – запрещающе ответила она. – Там слишком много голых женских ног, и вы забудете обращать на меня внимание.
– Куда же тогда? – улыбнулся Алябьев: голыми женскими ногами его было не удивить. Если его и интересовали чьи-то, то это были… Но он тут же одёрнул свои мысли и запретил себе думать о Лилиан с этой кобелиной стороны.
– Можно в «Белый шар» или же в «Купол». Я там никогда не была, – предложила девушка и задала вопрос: – Почему вы столь оценивающе посмотрели на меня? Я выгляжу как несовершеннолетняя?
– Отнюдь нет, мадемуазель. С косметикой вам вполне можно дать восемнадцать.
– То есть, она меня старит?
Алябьев вздохнул: да чего же она хочет-то? То ли старше быть, то ли моложе?!
– Нет, Лиля, она тебя не старит. Просто ты выглядишь более взрослой.
– Значит, идём?
– Пойдём, только я на минуточку поднимусь к себе.
Лилиан в его комнатушке похозяйничала: пол был вымыт, кровать натянута в струнку, у окна, высунув трубу в маленькую форточку, стояла переносная чугунная печка, называемая в России «буржуйкой». Она была уже капитально протоплена, отчего в комнатке было уже не влажно и холодно, а достаточно сухо и тепло. Бумажного пакета с провизией, принесённого Лилей, на круглом столике не было, но зато на нём стояла бутылка красного вина и высокий стакан. Алябьев убрал на верхнюю полку платяного шкафа Миланин «Смит и Вессон», взял оттуда свой стальной кастет – в Париже в это время суток всякое могло произойти, и вновь спустился в вестибюль.
– Подождём чуть-чуть, – сказала Лиля. – Пока вы отсутствовали, я послала Мари за такси. Вашу еду из комнаты я тоже убрала, а то она за ночь испортится. Ведь вы сегодня уже ужинали у своей Миланы, так? И сейчас тоже перекусим. Завтра утром я вам всё верну.
Алябьев покосился: в хозяйственности Лилиан было не отказать.
Минут через десять к дому подкатил синий автомобиль.
– Пожалуйста, в «Ротонду» – сказал Алябьев таксисту, решив, что в такие заведения, как «Ля Буль Бланш» или «Ле Дёмма» его спутнице ещё пока рано, и она тот час заметила это: по-кошачьи мягко стукнула его ладошкой по локтю, но более не возразила.
И что она в нём нашла? Ведь он ей в отцы годится!
Алябьев вспомнил их первую встречу, когда он с подачи мсье Мартена впервые пришёл в его доходный дом на улице Лепик. Войдя в вестибюль, он увидел с левой стороны открытую настежь дверь. За ней в крохотном кабинете за маленьким столом, со стоявшим на нём телефонным аппаратом, сидела молодая девушка, подперев ладонью щёку. Увидев Сергея Сергеевича, она встала и вышла ему навстречу. Он поздоровался и назвался.
– Здравствуйте, мсье, – ответила она. – Значит, это вы спасли моего отца от грабителей?
– Да, мадемуазель.
– Папа рассказал мне об этом, а поэтому вы будете жить здесь бесплатно. Жильцы этого дома, в общем-то, вполне спокойные люди, однако скрывать не стану: порой некоторые из них устраивали скандалы. Если опять кто-нибудь станет нарушать надлежащий порядок, и вы будете оказывать мне помощь в его восстановлении, то 10-го числа каждого месяца папа будет выплачивать вам по двести пятьдесят франков или же больше, в зависимости от того, что произойдёт. Вы согласны на эти условия?
– Согласен, – кивнул Алябьев.
– Хорошо, – в ответ кивнула дочка домовладельца. – На третьем этаже есть две свободные комнаты. Выбирайте любую. Пойдёмте!
Девушка Алябьеву сразу же приглянулась. Он любил таких худеньких и стройных, ростом ему по переносицу. Особенной красоты в её лице не было: тонкие губы, тонкий носик с чуть горбинкой, и треугольные карие глаза, но всё это было сложено в такой привлекательный рисунок, какой сразу же привлекал к себе внимание мужчин и привораживал взгляд. Идя следом за Лилиан по лестнице, смотря ей в спину и на то, что ниже её, он тогда честно подумал: «Встретилась бы она мне лет двадцать назад – не упустил бы ни за что!»
Алябьев выбрал маленькую угловую комнатушку и пояснил:
