скачать книгу бесплатно
– То есть она потомственная б…дь, – заметил Краснов.
– Ты, аккуратнее… – начал Сергей Сергеевич, но Сюзи не дала ему договорить и сказала Николаю по-русски, правда, с диким акцентом:
– Я не б…дь, я проститутка. Не надо путать суть женщины с её профессией.
Поставив на столик недопитый стакан с чаем и отложив недоеденный бутерброд, Сюзанна поднялась со стула: её разные глаза горели злым возмущением.
Краснов тоже оторвался от еды, встал и, не скрывая смущения, извинился:
– Простите меня, мадемуазель. Я не хотел вас обидеть. Простите меня дурака! Голова ещё совсем тупая, не протрезвела.
Сергей Сергеевич коснулся руки женщины, она взглянула на него, кивнула Краснову, дескать, прощаю на первый раз, отошла к окну и закурила сигарету.
– Хоть бы предупредил! – недовольно прошептал Николай Алябьеву.
– Я говорил тебе ночью, что она знает два языка: итальянский и русский, – отозвался тот.
– Я себя-то кое-как помню, не то, что ты мне ночью говорил. Сказал бы сегодня…
– Откуда я знал, что ты в отношении неё свои выводы начнёшь делать?
Краснов подошёл к Сюзи, достал из кармана золотой портсигар и протянул ей:
– Ещё раз простите меня, мадемуазель. Прошу вас, возьмите в знак нашего примирения. Ей богу, я не хотел вас обидеть. Я сам-то курить бросил, а вам пригодится. Прошу вас!
Она не ответила. Краснов положил портсигар на подоконник и вернулся к столику. У него был такой виноватый вид, что Алябьев невольно подумал: «Зацепила она тебя, Коля!»
– Я не приму вашего подарка, мсье, – сказала Сюзи вслед Краснову. – Но и обижать вашу искренность я не хочу. Будем считать, что вы свой портсигар у меня забыли.
Таксист расцвёл: конечно же, он её понял! Конечно же, он за ним вернётся!
Мужчины позавтракали, попрощались с гостеприимной хозяйкой, и вышли на улицу.
– Я не её клиент, – заметил Сергей Сергеевич. – Просто иногда у неё ночую. Она русским языком интересуется. Учу её. А то, что Сюзанна проститутка – так мы с тобой теперь тоже не при погонах, разве что остались русскими офицерами. Кстати, Коля, ты женат или просто живёшь со своей Нелли? Что-то ты вчера на мой вопрос не ответил – увильнул.
– Живу… – не распространяясь, ответил Краснов и поделился:
– Я тут на неделе переспал с графиней Вер… В общем, в каком-нибудь 16-м году она бы на меня даже не взглянула ни за какие деньги. Так вот она – шлюха! Самая настоящая! А Сюзи – смотри-ка ты! Как она на меня посмотрела, а?! И портсигар не взяла, а он ведь золотой. Расскажи мне о ней, а?
– Что рассказывать, Коля? Будто сам не знаешь, на какую работу толкает нищета.
– Это да… – согласился Краснов. – Но, как я заметил, Сюзи живёт не бедно. И не похоже, чтобы она была с панели, – определённо эта женщина его заинтересовала, и Алябьев ответил:
– Сюзанна сама по себе. Она периодически находит богатых любовников.
– То есть из «свободных художников»? Понятно. Впрочем, оставим баб! Кажется, ты мне говорил, что мсье Мартен даёт тебе бесплатное жильё в обмен на работу вышибалой?
– Не так, чтобы вышибалой… Скорее, чтобы присматривать за его дочерью, чтобы её, не дай бог, не обидели, только и всего. Посмотрим…
– Ну-ну, посмотри. И подумай насчёт того, о чем я тебе говорил, о такси.
– Опять, кстати! Я вчера перед тем, как мы с тобой начали гулять, спрятал кое-что в твоей машине под сиденьем, – Алябьев показал короткими жестами, чего именно он спрятал и добавил: – Да и чемодан в ней остался.
Краснов засмеялся:
– Я всегда говорил, что в рассудительности тебе не откажешь. Ты как в воду глядел! Если бы не спрятал, так накрошили бы мы с тобой в том кабаке себе на горе по самое горло! Это точно! Не переживай! Ни шпалеры, ни ножи, не пропадут! Сегодня же верну твоё оружие и чемодан. Ты где нынче будешь, а?
– Как раз неподалёку от твоей вчерашней стоянки. Магазин «Маскарад» знаешь? Ровно в три часа дня я к нему подъеду. В это время мой фургон там единственный.
– Замётано, – обещал Краснов и вновь напомнил: – Так ты, Серёжа, подумай насчёт такси. Где меня найти – знаешь. И не пропадай!
На Севастопольском бульваре однополчане расстались. Каждый из них отправился своей тернистой дорогой. В таксисты Алябьев так и не пошёл. Не пошёл, и всё тут!
Сейчас, идя под дождём к Милане, Сергей Сергеевич вспомнил этот эпизод из своей жизни и улыбнулся: Краснов, конечно же, зашёл к Сюзанне за своим золотым портсигаром, и началась их сердечная история. Скоро они переехали в другой округ Парижа, где Сюзи не знали как проститутку. Она оставила своё ремесло и устроилась переводчицей в итальянское посольство. Николай по-прежнему работает таксистом. Они живут, душа в душу, у них уже была помолвка и через месяц будет свадьба. Да, такая вот она – жизнь.
Миновав площадь Этуаль, Алябьев вскоре подошёл к пятиэтажному дому, где находилась квартира господ де Маршаль. Дверь ему открыла не служанка Жанна, а сама Милана. Она словно стояла за ней в ожидании своего гостя.
– Серж, ты опоздал на четыре минуты, – с нарочитой сердитостью сказала она, подставила ему щёку для поцелуя, но тут же отстранилась и воскликнула, глядя на его ноги:
– Господи! Да какой же ты мокрый-то?! И с зонтом? Ты пешком шёл?! А твоё авто?
– Чуть-чуть сломалось. Решил прогуляться.
У Миланы дрогнула нижняя губа – она поняла: денег на такси у Алябьева не было. Она снова подставила ему щёку, и когда Сергей Сергеевич коснулся её губами, распорядилась:
– Иди в ванную. Я принесу тебе сухую одежду.
– Может, сначала рюмку водки?
– А может по сопатке? – по-матерински одёрнула она. – Марш в ванную! Водка подождёт. Я скажу – и они тебя тоже подождут, не засохнут.
Алябьев не стал задавать лишних вопросов. Ему и так было ясно: служанку отпустили раньше положенного, в квартире находятся какие-то «они», и супруг Миланы, вероятно, сейчас с ними, отчего и не вышел его встречать вместе с женой, как он обычно поступал. Значит, госпожа де Маршаль действительно вызвала его для какого-то серьёзного дела. Мужчина стянул с ног свои сырые «американки» и на носочках поспешил в ванную. Не успел он снять носки, как и Милана поспела. Она принесла ему полный мужской набор: новый чёрный костюм-тройку, новую рубашку, новый галстук, новые носки и туфли. И как было видно, последние были вынуты только что из коробки.
– Вот, купила вчера к твоему дню рождения, – сказала женщина. – Уж чего-чего, а твои-то размеры я знаю. Они ведь у вас с братом были одинаковыми.
Верно, одинаковыми. Старший брат Миланы – Андрей Игоревич Радеев был лучшим другом Алябьева. Да что там другом, – братом был. Даже роднее чем Краснов. Отсюда и сама Милана была Сергею Сергеевичу как родная сестра. Когда она родилась, ему и Дюше – так он называл Андрея – было уже по пять лет. А когда Миланка подросла, то как, бывало, они на пару нянчились с ней?! Причём, никто ведь их не заставлял. Сами водились, по своей инициативе. Андрей в Миланке души не чаял, отчего и Сергей не отставал чаять.
Эх, Дюша-Дюша! Не стоять бы сейчас Алябьеву перед его сестрой, если бы не он. Нет, не стоять, а лежать в сырой юшуньской земле.
Между тем Милана продолжала:
– Но уж если случилось так, как теперь, не дождались мои подарки твоего дня рождения, так сейчас одевайся и носи на здоровье. А то совсем ты, дружок мой, отрепался. Совсем я тебя, Серёженька, запустила, а к дню рождения я тебе что-нибудь другое придумаю.
Сергей Сергеевич стал смущенно говорить, что его одежда вовсе не старая, что буквально на той неделе он приводил её в надлежащий вид, но Милана отмахнулась:
– Оставь её, Серёжа. Жанна завтра утром ею займётся. В эту пятницу придёшь к нам на ужин и заберёшь: выстиранную, высушенную и выглаженную. – Наконец, она протянула ему деньги – тысячу франков, и сказала: – Как ты обязан Дюше, так и я тебе. И попробуй только отказаться! Через полчаса ждём тебя в гостиной.
«И попробуй только отказаться!» – это были последние слова Андрея Радеева, сказанные им перед смертью Сергею Алябьеву. Тогда Корниловская ударная дивизия с наступлением темноты, оставив Перекопский вал, отошла на Юшуньские позиции, надо сказать, плоховато приспособленные для обороны. На рассвете красные большими силами при поддержке артиллерии пошли в атаку. Корниловцы сдержали яростный натиск. Отступив, противник залёг в какой-нибудь сотне метров и, похоже, что ненадолго – готовился к новому штурму.
Алябьев и Радеев, привалившись спинами к стене окопа – фактически канаве, закурили.
– Если ещё раз так атакуют, то, пожалуй, выжмут нас, – предположил Дюша.
– Сначала кишки надорвут, – позлился Алябьев, прислушавшись к доносившейся стрельбе на правом фланге, и вдруг разом стихнувшей. – Мне кажется, что красные там прорвались.
Бросив окурки папирос, оба офицера приподнялись над бруствером, оценивая обстановку на своём участке. Перед окопом на «колючке» неподвижными чёрными мешками висели трупы. Они валялись вповалку и отдельно, как перед самой проволокой, так и за ней. За «колючку», найдя свою смерть, прорвались лишь единицы. Один из них – большой грузный матрос, лежал буквально в двадцати шагах от окопа, и его поза Алябьеву не понравилась. Он лежал на животе, уронив голову в бескозырке на согнутую в локте левую руку и вытянув вперёд правую, с зажатым в кулаке большим длинноствольным «маузером», как будто вот-вот готовый вскинуться и тот час выстрелить. «Добить бы надо», – решил Сергей Сергеевич, передёрнув затвор «трёхлинейки». И тут появился штабс-капитан Краснов. Он бежал вдоль окопа, пригибаясь и отстраняя «наганом» солдат.
– Господа!.. – судорожно дыша, крикнул он Радееву и Алябьеву. – Красные со стороны Дроздовской дивизии выбили 1-й полк из первой линии! 3-му полку угрожает удар с тыла!
– Это точно?
– Сообщили по телефону. Меня к вам полковник Невелев прислал. Нам помочь надо! А?!
– Больше прислать некого? – съязвил Алябьев, хотя понимая, почему Невелев прислал к нему именно Краснова – старого друга, а не какого-нибудь там солдата.
– Ты у полковника спроси! – рыкнул обер-офицер. – Так с помощью, как? А?
Сергей Сергеевич уверенно сказал:
– Помяните моё слово: сейчас нас в контратаку поднимут. Какая помощь нужна, Николай?
– У нас большие потери, мать бы их! – тот выругался. – И патронов с гулькин нос осталось!
– Евсеев! – распорядился Алябьев. – Бери отсюда пулемёт и тащи его на правый фланг.
Солдаты по команде фельдфебеля сняли с бруствера тяжёлый «максим», понесли…
– Быстрее, миленькие мои!! Быстрее!! – торопил их Краснов. – Серёжа, а гранат нет? Хоть пяток штук, а? Хоть парочку, а? У нас ведь там совсем «караул»!
– Кузьмин! Бери своих богатырей и гранаты! Пойдёте со штабс-капитаном! Живее!
– Ох, спасибо, Серёжа! Ой, спасибо! – обрадовался Краснов, вновь поторапливая воинов: – Быстрее, р?дненькие! Быстрее! Вытопчем их сейчас! Вытопчем!
Солдаты протискивались мимо офицеров – суровые, решительные, в громоздких серых шинелях, и те были вынуждены прижаться к стенке окопа, выпрямиться. И вот тогда это случилось.
Лежащий на животе матрос поднял голову и вскинул «маузер», целясь в Алябьева. Сергей Сергеевич увидел это слишком поздно, зато не прозевал Радеев. Он толкнул друга в сторону и принял пулю Алябьева своей грудью. Краснов тут же несколько раз выстрелил в матроса из «нагана» и выругался так громко, что, наверное, в Симферополе было слышно.
– Дюша… – замирая сердцем, Сергей склонился над Андреем.
– Дюша! Дюшенька! Ты живой? Санитаров сюда! Живо!! Живо!!
– Серёжа… – прошептал Радеев. – Там сейчас их законопатим, а тут дырка… Прорвутся… Отходить надо…
– Молчи! Молчи! Нельзя тебе говорить! Где санитары, мать вашу так?!
– Милану поцелуй за меня, и живи, Серёжа… И попробуй только отказаться… – прошептал Андрей, закрывая глаза.
– Дюша! Дюша!..
Подбежали два санитара с носилками и остановились.
– Что встали?! – закричал Алябьев. – Живо в лазарет офицера! Живо!
Краснов обхватил его руками, потащил в сторону:
– Всё, Серёжа! Умер он…
Сколько смертей видел Алябьев за годы гражданской, а после этой душа выгорела в нём окончательно. Даже пепла от неё не осталось. Только одна пустая боль.
– Умер, ваш бродь… – подтвердил санитар, пощупав пульс Радеева. – Умер он…
Алябьев оттолкнул Краснова, взял винтовку и полез на бруствер.
– Куда?! Куда?! – Краснов и солдаты бесполезно пытались удержать его.
Едва Сергей Сергеевич поднялся в полный рост, как со стороны красных донеслось: бах-бах-бах-бах! Пули просвистели совсем близко у уха и над ним, но Алябьев не заметил их. Он подошёл к матросу, выбил из его руки ногой «маузер» и перевернул тяжёлое тело на спину. Орёл-балтиец был ещё жив, дышал судорожно и смотрел на него с обречённой классовой ненавистью. Алябьев вонзил ему штык в сердце – матрос дёрнулся и вытянулся. Потом так же спокойно под градом выстрелов он вернулся в свой окоп. Санитары уже положили Радеева на носилки и понесли. Алябьев на секунду остановил их и поцеловал друга в лоб.
– Ты с ума сошёл?! – зашипел ему Краснов. – Ещё бы в контратаку всех нас поднял?!
– Все мы тут сумасшедшие, – отозвался Сергей Сергеевич. – А в контратаку нас сейчас поднимут, – и зло спросил Краснова, считая, что если бы он не появился, то Радеев наверняка был бы жив: – Собственно, что ты здесь до сих пор?
– Я… – начал говорить Краснов, но махнул рукой и побежал вдоль окопа на свою позицию, теперь уже не пригибаясь.
Потом, действительно, корниловцев подняли в контратаку, увы, бесполезную, и они опять отошли в свои окопы. На рассвете красные опять сильно нажали, и белые отошли к Юшуни, а Андрей Радеев так и остался лежать в крымской земле.
Теперь, после того, как Милана вспомнила последние слова своего брата, сказанные ему перед смертью, Сергей Сергеевич ответил:
– Отказываться не стану. Буду в гостиной через полчаса.
Без семнадцати дней сорокалетний красавец-мужчина – г-н Алябьев, одетый с иголочки, появился в гостиной ровно через тридцать минут. Тут находились двое господ, сидящих друг напротив друга в глубоких креслах. Один из них, супруг Миланы, – Этьен де Маршаль, в меру симпатичный, в меру упитанный, по своей натуре весьма жизнерадостный человек, о чём-то тихо беседовал с седовласым худым старичком, с лица и фигуры похожим на голодного грифа, с одежды – на сытого торговца чёрной икрой. Было в его костюме богатое, добротное, и даже как будто деньгами от него пахло, а, судя по массивному перстню с синим бриллиантом, так в крупных купюрах.
– Простите, господа. Задержался, – повинился Алябьев.
Де Маршаль вскочил, подошёл, пожал другу жены руку:
– Ничего, Серж! Ничего! Всякое случается. Собственно, в том наша вина: мы с Миланой думали, что ты приедешь на автомобиле. – И затем представил Алябьеву своего визави, тоже поднявшегося из кресла и подошедшего к ним: – Господин Тетерин, твой соотечественник.
Соответственно, Тетерину он представил и Алябьева. Старичок-гриф чуть-чуть поклонился и протянул Сергею Сергеевичу сухую ладонь:
– Дмитрий Иванович – тёзка Менделеева, но не Менделеев.
Глазки у старичка были колючие и какие-то плоские, как острия двузубой вилки. Пока Тетерин пожимал руку Алябьева, он медлил и очень-очень пристально всматривался в его лицо, а потом, разорвав рукопожатие, словно оставшись довольным от увиденного, он также сухо улыбнулся, и глаза его будто отупели и стали оловянными.
Мсье де Маршаль дал понять, что выполнил свою миссию:
– Не стану вам мешать, господа, – сказал он и ушёл в соседнюю комнату.
– Приступим к делу? – предложил «но не Менделеев», и теперь он явно торопился.
