скачать книгу бесплатно
– Путаешь, не произвели, – улыбнулся тот.
– Как же так, а?.. – Краснов пожал плечом. – У меня в памяти осталось, что произвели.
– Нет, сия награда обошла меня стороной. Это тебя тогда из поручиков произвели в штабс-капитаны.
– Да, в то время, за большим выбытием из строя офицеров, наши главкомы и прапорщикам присваивали титул цезарей. Лишь бы хоть кто-то более-менее мог грамотно командовать. Ну, их к чёрту! Главкомов наших!.. – отмахнулся Краснов. – Таких капитанов, как ты, и среди генералов не найдёшь! Капитан – это самая надёжная и твёрдая косточка армии! Капитан знает и умеет всё! Да! Я имею в виду таких капитанов как ты, не иных!
– Перехвалил, – улыбнулся Алябьев. – Войну-то эти надёжные и твёрдые косточки армии как раз и проиграли.
– Нет! – возмущенно перебил Краснов. – Проиграли потому, что большинство офицеров в боях повыбили! Помнишь, как наши офицерские полки лупили красных в том же 19-м году, и что от них осталось в 20-м? И какая армия тогда у нас была, а? А?! На треть состоявшая из пленных красноармейцев и разного сброда. Они сдавались при первом же удобном случае. Разве нет? А ты не задавался вопросом, друг мой, почему тебе подполковника не дали, а? Я отвечу: потому что ты капитаном в окопе всегда нужнее был, чем в любом штабе. И солдат понимал, и они уважали тебя, и шли за тобой.
– Что теперь говорить, Коля? Дело прошлое…
Красный автомобиль направился в сторону площади Пигаль. Здесь Краснов притормозил, подозвал какого-то мальчишку, шепнул ему пару слов и сунул денег. Потом было то самое укромное местечко, спиртное, закуска и душевные разговоры.
– Сначала Турция, затем Болгария, затем уж и Франция… – отвечал на вопросы Николая Алексеевича Сергей Сергеевич. – Пришлось помыкаться и с жильём и с работой…
– И грузчиком в Сен-Дени тоже, поди, пришлось… – знающе вставлял Краснов.
– И грузчиком тоже работал… – соглашался Алябьев. – И всем тем, на что я сгодился.
– Я тоже от тебя не отстал, – отзывался Краснов. – И сигареты набивал, и абажуры клеил, и гробы строгал. Теперь вот в такси. А Милана? Милана Радеева теперь где, не знаешь?
– Здесь, в Париже. Замуж вышла за одного «лягушатника». Удачно. Теперь она госпожа де Маршаль. Каждую пятницу приглашает меня на ужин. В январе деньгами мне помогла, благодаря чему я себе автомобиль купил, хоть и старенький, но служит пока исправно. Да и так… Если что – помогает! Молодец она!
– А ты, Серёжа?
– Работаю на одного шустрого пройдоху… Развожу разную всячину.
– Так уж коли ты из шоферов, да тем более из наших, так давай к нам в такси, а?! Я дам тебе рекомендацию, а? Полковника Невелева помнишь?
– Как же! Помню!
– Вот! – Краснов стал загибать пальцы и перечислять: – Невелев, я, Миша Царёв, Алёшка Астафьев! Петька Русаков, чуть не забыл его, прости господи! С одного нашего полка целых пять человек! Все за тебя слово замолвим! Давай к нам, а?!
– Однако, Николай, я слышал, что в апреле прошлого года министр Дюрафруа, учитывая ходатайства французских таксистов, весьма подгадил нашим соотечественникам.
– Было дело, Серёжа, было. После его постановления больше чем полтысячи наших ребят были не допущены до экзаменов и отсюда не получили «розовых карт»
. Но, разрешили же этот вопрос! – Краснов гулко бухнул себя кулаком в крутую грудь: – Я сам в «Союзе русских шоферов»!
«розовых карт»
– разрешение на управление автомобилем на территории Франции
– Слово «союз», Коля, мне как шашкой по шее… – Алябьев поморщился.
– А ты, Серёжа, не ассоциируй его со словом «советский», наплюй! – посоветовал Краснов и задорно крикнул: – Эй, гарсон! Нам ещё выпить!
Едва выпили, как из пропитанного табачным дымом воздуха выплыл мужчина в тугом кожаном пальто с безобразными шрамами на лице. Они тянулись ото лба до левой щеки и от правого виска до подбородка, отчего его худая некрасивая физиономия выглядела ещё более исковерканной и ассиметричной, можно даже сказать, зверской.
– Здравствуй, Сергей Сергеевич! – сказал он.
– Поручик?! – радостно удивился Алябьев, крепко обнимая его. – А мне сейчас Николай упоминает тебя, дескать, Миша Царёв… А я ещё думаю: как же так?.. А ты, вот!..
– Выжил, Серёжа! Выжил! Собрали по кусочкам. Страшен, да? За глаза зовут «Уродом»… Но моя жена говорит, что я ей даже нравлюсь! Не знаю… Жалеет меня, наверное…
– Внешность мужчины – это не самое главное, Миша! Спроси о том у любой настоящей женщины!
– Ну тебя, Сергей Сергеевич! Знаю я этих настоящих! И не будем о них! Однако моя годовалая дочурка моего лица отнюдь не пугается!
– Как же тебя может испугаться любимый тобой ребёнок, Михаил Викторович?! – воскликнул Алябьев, понимая, что тот появился в этом укромном местечке, где они засели с Красновым, совсем не зря, что Краснов тут же и подтвердил:
– Мишенька!.. – Он прижался пьяной щекой к кожаной груди Царёва. – Я чего мальчишку-то за тобой послал, а? Тут недалеко «коробушка» моя стоит, а я это… как бы уже слегка не трезвенький… Нельзя мне нынче за «баранку», друг ты мой…
– Нельзя! – с улыбкой соглашался поручик. – А то ведь вы на пару с Серёжей весь Париж разгромите. Всё сделаю, Николай Алексеевич! Не беспокойтесь за авто.
Царёв ушёл. Алябьев и Краснов остались с разговорами и вином.
Потом они куда-то шли по тёмным улицам… Пели «Варяга»…
– Врагу не сдаё-ётся наш гордый «Варяг»!
Пощады никто не жела-ает!
… а потом на тот же мотив пели белогвардейскую песню:
– Как ныне сбирается Вещий Олег
Отмстить неразумным хаза-а-рам!
… орали под фонарём, отпугнув каких-то стоявших неподалёку четырёх тёмных мужчин, наверняка вышедших в эту ночь заняться своим криминальным ремеслом:
– Так громче музыка! Играй побе-еду!
Мы победили! И враг бежит, бежит, бежит!!
Так за царя, за Родину, за ве-еру!..
– Похоже, что это русские офицеры, – сказал один из тех тёмных мужчин, видимо, главный и, видимо, умудрённый конкретным опытом общения с русскими военными. Потом он с откровенной долей недовольства добавил: – Они ещё и пьяные, и как раз в том состоянии, когда русские ходят в штыковую атаку. Пойдём, ребята, в другое место. Ну их к бесу! Эти парни нам сегодня точно поработать тут не дадут.
– Дикари! – презрительно сплюнул второй мужчина из тёмного квартета.
– Дурак, ты! – отозвался главный. – Русские – великий народ!
… и уже, стоя посреди той улицы, где можно было найти только одних дешёвых жриц любви за пять франков, великий народ в лице Алябьева и Краснова, обняв друг друга железными пальцами за железные шеи, воодушевлённо полушепотом пел:
– Я встре-е-етил вас – и всё былое
В отжи-и-и-вшем сердце о-о-ожило.
Я вспомнил время зо-о-олотое,
И се-е-ердцу стало так тепло…
И звучали в голосах офицеров воистину тёплые ноты, ибо каждый из них пел о своём личном, утерянном безвозвратно.
…два полицейских на велосипедах остановились напротив них.
– Господа, у нас нет к вам никаких претензий, – вежливо ответил им Алябьев, закрывая ладонью рот Краснову и достоверно зная – ещё с кадетского корпуса, какие слова в этом случае может сказать его друг блюстителям порядка.
– Это таксист? Иностранец? – ближайший полицейский ткнул острым пальцем в Краснова, и этот палец был чем-то похож на нож, направленный в грудь.
Полицейский либо уже где-то встречался с Николаем, либо просто был особо бдительным к таксистам и иностранцам, поскольку спросил уверенно и жёстко, с намерением непременно наказать.
– Иностранец? – удивился Алябьев. – Нет! Мы не водим дружбу с иностранцами. Мой друг просто немного перепил, и его всё время тошнит.
– От вас, сук! – по-русски рыкнул в ладонь Алябьеву Краснов, с ненавистью глядя на ажанов. Прозвучало, как «О…вы-ы-с-к!..»
– Вот видите, господа? – сокрушённо кивнул Сергей Сергеевич. Снова его выворачивает наизнанку. Простите моего бедного друга. Блюёт…
Полицейские помялись, потом тактично пожелали:
– Счастливо вам добраться до дома! – и уехали.
Больше французские законники русским однополчанам не попадались.
Полагаю, что и тем и этим в ту ночь повезло…
Алябьев и Краснов опять где-то пили, их опять куда-то несло…
В общем, погуляли, завершив свой ночной славный поход «прорывом Южного фронта красных конным корпусом генерала Мамонтова», о котором товарищ Лев Троцкий в своей телеграмме товарищу Владимиру Ленину отозвался так: «Белая конница прорвалась в тыл Красной армии, неся с собою расстройство, панику и опустошение».
В седьмом часу утра следующего дня Алябьев проснулся в постели Сюзанны. Её самой в ней не было. На полу у кровати, откинув подушку и подложив под голову сильную руку, на мохнатом одеяле лежал Краснов, накрытый ярким покрывалом.
Едва Алябьев зашевелился, штабс-капитан полусонным голосом произнёс:
– Серёжа, помнишь, как под Перекопом драпали, а? И вчера почти так же…
– И зачем ты, Коля, с той шпаной сцепился? – в ответ посетовал Алябьев. – Их куча, а нас всего двое… Где Сюзи, не знаешь?
– Убежала полчаса назад. Сказала, что принесёт нам рассолу… Сказала, что капустного… На худой конец огуречного… Хотя, если по мне, так хрен редьки не слаще… – Краснов сел, интенсивно потёр ладонью крепкий затылок, помассировал пальцами лицо, больше опухшее от ночной драки, чем от алкоголя, и проинформировал Алябьева: – Серёга, вон на тумбочке стоит вино… Красное… Хочешь? Я не хочу… Чаю хочу!
В комнату ворвалась смугловатая блондинка лет 22-х с сияющими глазами. В руке у неё была полуторалитровая «Магнум» от шампанского, запечатанная пробкой из газеты.
– Вот! Достала! – победно воскликнула она.
Прикрываясь покрывалом, Краснов поднялся, взял у Сюзанны бутылку, вытянул зубами пробку, выплюнул её в ладонь и глотнул из горлышка, словно проверяя, можно ли ему и его другу пить это пойло.
Попробовав его, и даже, как будто пожевав, он обернулся к капитану:
– Серёжа! А ведь она нам настоящий капустный принесла! На-ка, держи! Самый смак!
Сделав несколько больших глотков, Сергей Сергеевич с удовольствием выдохнул из себя пожароопасную смесь жгучего перегара с капустным духом и попросил хозяйку:
– Сюзи, не сочти за трудность, угости нас горячим чаем.
– Я сейчас, Серж! Сейчас! – заторопилась она и убежала.
Сергей Сергеевич сделал ещё пару глотков и передал Краснову посудину:
– Допивай, Коля. Больше не буду…
– Всё у них через ж… – буркнул тот. – Рассол-то, и тот в бутылке.
Осушив её, он печально вздохнул: – Эх… Как там у твоёго тёзки? У Есенина? Я покинул родимый дом, голубую оставил Русь… – и ещё печальнее вздохнул: – Эх…
– Да, из банки оно привычнее… – согласился Алябьев и подсказал товарищу. – Коля, там за шторкой есть умывальник… Клозет, где и везде – у лестницы.
Приведя себя в порядок, мужчины сели за столик, ожидая обещанного Сюзанной чая.
– Славная у тебя женщина, Серёжа, – сказал штабс. – Постелила мне одеяло, подушку и покрывало дала… Обошлась не как с собакой, бросив коврик у двери… И она верная тебе… Так и порхает над тобой бабочкой.
– Она не моя женщина, Коля. Она проститутка.
– Да?? – удивился Николай. – Однако ты не относишься к ней как к шлюхе.
– У неё сложная судьба.
– У нас с тобой больно простая… – усмехнулся Краснов. – Он ещё что-то хотел сказать, но махнул рукой и потрогал щёку под левым глазом, с разливавшимся под ним синяком: – Н-да! Нормально погуляли! И опять ведь я тебе обязан, Сергей Сергеевич! Вовремя ты нож-то у того горбоносого выбил! Что хи-хи, а?
– Прости, Коля, за резкость, но ты вчера был полный дурак. Хотя, какое вчера? Уже было сегодня – 00.52. Во всяком случае, те настенные часы, стулом расколоченные, показывали такое время.
– Пусть даже и сегодня… Каждое сегодня вселяет надежду на завтра.
В комнату вошла Сюзанна. Она принесла на подносе горячий чай в стаканах и тарелки с нарезанной колбасой и багетом. Поставив еду на столик, женщина встала у стены покорной мусульманкой, готовой исполнить любые мужские желания.
– Сюзи! Ты что? – недовольно сказал Алябьев по-французски.
– Я больше к тебе не приду.
Она поняла, взяла стакан с чаем, бутерброд, и села на стул рядом с Алябьевым.
Краснов затеял разговор по-русски.
– Серёжа! Честное слово, Сюзи мне нравится всё больше и больше, – признался он, сложив вместе сразу же три бутерброда и откусив от этой пачки добрую половину. Прожевав кусок и запив его чаем, он добавил: – Я впервые вижу такую смуглую блондинку с разными глазами: тёмно-серым и карим. Что она такая? А волосы у неё крашеные?
– Нет, она натуральная блондинка, – пояснил Алябьев. – В ней по женской линии течёт французская кровь, а по мужской – турецкая, итальянская и русская.
