Друг мой Славка

Друг мой Славка

Вениамин Ханаев

© Вениамин Ханаев, 2025

ISBN 978-5-0065-4179-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моему близкому другу детства Вячеславу Толчину

Автор выражает искреннюю признательность своему близкому другу юности – Черноусову Александру Леонидовичу, оказавшему неоценимую помощь при подготовке и издании этой книги

Дру́жба – отношения между людьми, основанные на взаимной привязанности, духовной близости, общности интересов и т. д. Дружбе присущи: личностный характер (в противоположность, например, деловым отношениям); добровольность и индивидуальная избирательность (в отличие от родства или солидарности, обусловленной принадлежностью к одной и той же группе); внутренняя близость, интимность (в отличие от простого приятельства); устойчивость.

Большая советская энциклопедия

ПРЕДИСЛОВИЕ

Последнее время стало модным вспоминать, а как оно было во времена великой страны, объединившей под своим началом более шестидесяти национальностей и одну шестую обитаемой территории планеты. СССР – это и сейчас звучит гордо, и лишь при одном упоминании данной аббревиатуры на ум приходят такие выдающиеся достижения, как Индустриализация, Победа, Атомная энергетика и Энергетика в целом, Космонавтика, Покорение Арктики и Антарктиды и многое, многое другое, чем можно по праву гордиться и чем мы, наследники великой страны, пользуемся и по сей день.

Предоставим историкам и политикам ломать копья и разбираться в том, что было в то время истиной, а что заблуждением. История подтверждает, что на объективную оценку тех или иных событий требуются даже не годы, а десятилетия. Мы же попытаемся вспомнить и представить светлые страницы безоблачного советского детства – времени, когда не было Интернета и Вай-фая, игровых приставок и двух сотен каналов на телевизоре. Думаю, что многие из моих сверстников согласятся, с тем, что нисколько не чувствуют себя ущербными, а во многом даже могут дать фору нынешнему поколению, в совершенстве владеющему информационными технологиями и всевозможными новинками электроники.

Да, это было чудесное время – сбитых, густо намазанных зелёнкой коленок; «Олимпиады-80», напоминания о которой долгие годы пестрели на футболках, кепках и сумках; прекрасных кинофильмов, на премьеры которых срывались всем классом с уроков; дворовых хоккейных команд, устраивавших баталии «на валенках» и многого другого, что порою заставляет задуматься: «А как же мы вообще тогда выжили?».

Надеюсь, что эта книга будет интересна для многих мальчишек и девчонок, которым интересно познавать окружающий мир в живую, а не через стекло монитора и для которых понятие «общение» обозначает не вялотекущую переписку в социальных сетях, а возню во дворе.

Повествование здесь пойдёт несколько отрывочно – без чёткого хронологического порядка. Главной задачей для себя я видел передать читателям наиболее яркие события того времени и рассказать про своего друга Славку, непосредственного их участника.

Славка и автор в период обучения в старших классах 1990—1991 г.

Глава 1. Знакомство

Я родился и вырос в Иркутске, а точнее в Иркутском Академгородке. На сегодняшний день разменял вперёд уже шестой десяток своих лет, но картины из детства по-прежнему встают перед глазами яркими красками.

Да, теперь я тоже отношусь к разряду тех людей, которые считают, что раньше небо было чище, а трава зеленее и, поверьте мне, это не пустые слова. Память поочерёдно подбрасывает заснятые на неё «фильмы», продолжительность которых постепенно увеличивается по мере удаления от исходной точки воспоминаний.

Яркое, яркое солнце, весёлые улыбающиеся люди, море цветов вокруг – вот моё самое первое осмысленное воспоминание. И я гордо стою на четвереньках в коляске, которую катит моя бабушка. Коляска тоже яркая – небесно-голубого цвета, и одеялко в коляске весёлое – светло зелёное, как весенняя трава. Вся жизнь как весёлый калейдоскоп, переливающийся самыми яркими и сочными красками. Все тебя любят, улыбаются и желают только самого хорошего!

Наконец-то я уже могу ходить. Ну, как ходить? Топать. На мне синий болоньевый комбинезон с меховой подкладкой, но вокруг уже осень, листья практически облетели и вокруг всё серо. На деревьях краснеют грозди ягод – боярышника, ранетки и рябины. Просить бесполезно – не дадут, потому что кака! Бабушка с кем-то заболталась и я, выбравшись из песочницы, глубоко разочарованный из-за запретных кака-ягод, ковыляю в направлении карусели, на которой кружатся ребята постарше. Как интересно! Что они там делают, и почему меня нет на этом крутящемся празднике жизни? Подход, попытка с ходу залезть на карусель, сумасшедший удар поручнем в нос и по зубам… Изображение пропало, нокаут!

Детский сад. Нестерпимо пахнет хлоркой и подгоревшим молоком. В раздевалке холодно. Длинные, крашеные синей краской лавки вдоль стен, кабинки с картинками и шершавые, белёные извёсткой стены. Мы немного опоздали, поэтому все дети уже в группе и, кроме нас с мамой в раздевалке никого нет. Ремешок на сандалике никак не хочет застёгиваться, а маме пора на работу. Хлопает входная дверь. Плач, переходящий в вой, крики злобной воспитательницы, голова под краном в туалете с диким количеством посадочных мест, как «автономных» – в виде металлических горшков с крышками, так и стационарных – с поручнями и грушевидными «дёргалками», свешивающимися с находящихся под потолком и вечно текущих сливных бачков.

Снова детский сад, но уже не осень, а начало зимы. Асфальт и газоны за окнами припорошены снегом, поздно светает и рано темнеет. Всё тот же запах, к которому примешиваются сезонные нотки кислой капусты. Оживлённый спор – кто выпьет больше стаканов кипячёного молока, при этом пенки выплёвывать категорически нельзя, иначе участник будет автоматически дисквалифицирован! На кону суперприз – ковбоец с отломанным пистолетом и без шляпы, но с ногами и руками. Вся группа замерла в ожидании. Из четырёх претендентов осталось только двое – я и низкорослый мальчик в коричневых шортах и жёлтой футболке. Я лидирую. Шестой стакан молока – Боже, какая гадость! Проклятая пенка попадает в горло так, что ни проглотить, ни выплюнуть. Судорожные сглатывания, паника и бббууу-эээ-эээ! Все шесть стаканов фонтаном вылетают на пол и на собравшихся вокруг. Плач, переходящий в вой, крики злобной воспитательницы, пытающейся прорваться в туалет, куда пришлось поспешно ретироваться во избежание расправы, и расшатанный шпингалет на вылезших шурупах – хрупкая надежда на спасение от вполне заслуженного возмездия.

Опять детский сад, середина зимы. На улице пахнет морозом и угольным дымом от котельных и ТЭЦ. Внутри всё тот же, уже родной запах хлорки, квашеной капусты и подгоревшего молока. Сегодня я на высоте – утром меня доставили на санках, и на прогулке можно вволю накататься с небольшой горки. Очередь страждущих, клянущихся в вечной дружбе и обещающих за «покататься» завалить завтра подарками – машинками-модельками, солдатиками и фантиками от жвачки «Ну погоди». Кто-то уже подсуетился и сунул мне в руку яблоко. Как король во главе свиты шествую к навесу с санками и колясками во дворе детского сада. Где же, где же мои саночки? Алюминиевые, с продольными цветными реечками и привязанной спереди бельевой верёвкой? Спёрли! Плач, переходящий в вой, крики злобной воспитательницы, пытающейся высморкать мне сопли во всё том же, так же ставшим уже родным туалете. Сопли не хотят вылетать под кран, зато надуваются причудливыми пузырями под носом, сдуваются, снова заползают в нос и опять раздуваются в пузыри.

На следующий день сижу дома – всё из-за того, что доорался на улице, ирод, и сорвал глотку. Проклятые сопли, так настойчиво вчера не хотевшие меня покидать, теперь бегут из носа ручьём, растекаются по подбородку и мешают дышать. Простуда. Какой же долгий этот день! Встал, умылся, пошёл завтракать. Бабушка, как безнадёжно больному, с утра пораньше напекла оладьев. Спрашивает – вкусно ли? А кто его знает – горло обложило, от таблеток сухость во рту. С таким же успехом можно вату жевать, всё одно вкуса не чувствуется… Поиграл. Скучно. Обед, снова таблетки и спать. Дневной сон, будь он неладен! Какой может быть сон, если нос не дышит и, кажется, температура полезла! И горло болит… А, раз болит горло, надо пить кипячёное молоко. С топлёным салом и сахаром. Гадость! Я с недавних пор кипячёное молоко вообще ненавижу, уж лучше двойную дозу рыбьего жира, там хотя бы пенок нет… И ещё градусник тебе пихают. Подмышку. Холодный. Пихают, ты дёргаешься от его холода, а тебя пугают, что там ртуть – разобьёшь и все погибнут, дом расселят и даже вещи не разрешат забрать! Почему? Потому что ртуть!

Встали, поиграли. Сегодня какие-то абсолютно скучные солдатики – не хотят играть и всё тут! И машинки ездить не хотят. А пистолеты стрелять отказываются! Книжку почитать? Тоже скучная книжка – не хочет читаться и картинки в ней неинтересные…

Вечер. Мама пришла с работы. О чём-то разговаривают с бабушкой:

– Ты сама это ему делай, я боюсь!

– А поможет?

– Себя вспомни, сколько раз лечили?

– Хорошо, ставь на плиту!

– А-а-а-а-а! Мамочки!

Последнее – это уже я. Дышать над картошкой! Для тех, кто «не в танке»: на плиту ставится кастрюля с картошкой, картошка с кожурой, т.е. «в мундире». Когда вода в кастрюле закипит, и картошка немного поварится, тебя наклоняют почти вплотную над кастрюлей, накрывают полотенцем и заставляют дышать картофельным паром.

Во время этой процедуры мне почему-то на ум всегда приходила старинная литография из большой книги по искусству, привезённой отцу в подарок из ГДР, где черти варят грешников в огромном котле. На литографии нарисован, видимо сильно накосячивший при жизни грешник, которого ярко красный чёрт с вилами толкает к котлу, чтобы через мгновение бросить в бурлящий кипяток. Чёрт хохочет, а грешник плачет.

Во время картофельных ингаляций я всегда ассоциировал себя именно с этим бедным грешником, который стоит на краю котла в какой-то грязной драной тряпке вместо трусов и от страха даже не может сопротивляться. А красный чёрт, ехидно улыбаясь, тыкает его в задницу огромными вилами. Но я ведь не грешник! Я ведь ещё совсем маленький! И грехов у меня ещё нет! Разве может считаться грехом то, что я неделю назад сломал у отца авторучку, которую ему откуда-то привезли в качестве презента и не сознался в этом? Или, разве это грех, что я слопал все конфеты из мешка, не дождавшись остальных? И уж точно не грех то, что отломал руки двум оловянным солдатикам – это была война, а она, как известно, без жертв не бывает… Но чёрт, в лице собственной мамы, настойчиво толкает меня в спину, наклоняет над бурлящей кастрюлей и, накрыв полотенцем заставляет дышать паром…

«Больничный» закончился. Дело движется к Новому году. Злобных воспитательниц теперь две – обе молодые, своих детей нет, а чужих просто ненавидят. Чуть что, вся группа сидит в раздевалке на всё тех же длинных синих лавках. Пятнадцать минут. Если кто-то заговорит или чихнёт, то таймер обнуляется и перезапускается на следующие пятнадцать минут. Нянечка, Нина Алексеевна, пытается за нас заступиться, но она не педагог, а всего лишь обслуживающий персонал, поэтому:

– Вы без образования, поэтому абсолютно незнакомы с современными методами воспитания!

и

– Вам слова никто не давал, мойте посуду молча!

Всё, что ей остаётся – это стоять в дверях, неодобрительно кивать головой в сторону двух «педагогов» и с жалостью смотреть на нас. Обед давно накрыт в группе на маленьких столиках. Вкусно пахнет свежим горячим какао, которое, остывая, покрывается пенками и, тем самым, превращается в ненавистное кипячёное молоко. Таймер переходит на последнюю минуту отсчёта. И в это время кто-то, не выдержав, что называется от души, раскатисто портит воздух. «Педагоги» как ошпаренные срываются со своих мест:

– Кто это сделал?

– Всем не двигаться! Ни с места!

– Будете сидеть ещё полчаса!

– Никакого обеда! Все наказаны!

На наше счастье в группу заглядывает заведующая детским садом. После короткого разбирательства «педагоги» посрамлены, а мы отправляемся обедать. Поскольку время упущено, то нам отменяют сончас и сразу же отправляют гулять на улицу, а потом отправляют в музыкальный зал хором разучивать новогодние песенки. На следующий день вместо двух молодых «педагогов» в группе появляется пожилая воспитательница и жизнь потихоньку начинает налаживаться.

Вот так я и начал ходить в детский сад. Схожу – поболею, снова схожу – снова поболею. А болел я в детстве часто, даже очень. Причём ещё и тяжело. Любая простуда сразу же переходила на лёгкие. Не вдохнуть, не выдохнуть. Сидеть сложно, лежать и вовсе невмоготу. Ещё и сопли, горло и температура. Беда, да и только.

За свои короткие выходы «в свет» мне даже не удалось познакомиться со всеми одногруппниками. Кого-то знал по имени, кого-то только в лицо, а с некоторыми и вовсе не был знаком.

Как-то утром, после зарядки и завтрака ко мне подошёл худенький мальчик. Шортики, футболка с медвежонком, тонкие как спички ножки, большие и почему-то грустные глаза:

– Здравствуй! Ты новенький?

– Нет, уже давно сюда хожу.

– А я тебя раньше не видел!

– Я болею часто, поэтому бывает, что меня оставляют дома.

– Я тоже часто болею…

Мальчик тяжело вздохнул и его глаза ещё больше погрустнели. Он стоял и молчал, но не уходил. Видимо что-то хотел сказать, но никак не решался.

– Меня Веня зовут, а тебя как?

– А я – Славка, Славка Толчин. Давай дружить!

– Давай!

– Ты что-нибудь знаешь про космос и космические корабли?

– Знаю. Про Гагарина знаю. Кино про космос видел и даже настоящих космонавтов, когда с мамой в Анапе были.

– Я тоже люблю космос, у меня дома много книжек с картинками про космические корабли и космонавтов. Давай построим космический корабль? Все отказываются, никто не соглашается. Мальчики девочкам домики для кукол строят, а со мной никто играть не хочет…

Славка снова тяжело вздохнул и с надеждой посмотрел на меня.

– Давай! Только ты показывай, как, а то я не умею.

– Ура! Пойдём скорее, пока все кубики не разобрали!

Он сразу встрепенулся и оживился, его грустные глаза как-то разом повеселели. Славка (теперь он был уже не просто худенький мальчик в шортиках, а Славка!) подвёл меня к стеллажу с игрушками. Возле стеллажа штабелем лежали большие деревянные кубики. Наверное, даже и не кубики, а кирпичи синего и красного цвета. Отдельно были сложены такие же деревянные пирамидки, конусы и шары.

Другие ребята уже деловито таскали «стройматериалы» в угол группы, где у девчонок был выгорожен кукольный уголок. Одна из них, кажется Настя, тощая, длинная, темноволосая и крикливая, руководила процессом строительства кукольного домика.

Мы выбрали место для будущего космического корабля и начали подносить материалы для его постройки.

– А ну сейчас же положите всё на место и идите помогать строить кукольный дом!

Это визгливо закричала на нас Настя. Вся остальная группа замерла и как-то недружелюбно посмотрела на нас. Я уже был готов сдаться, но тут Славка, выдержав паузу, сказал спокойным и уверенным голосом:

– А мы не хотим строить ваш дурацкий кукольный домик. Мы будем строить космический корабль. И вообще – кубики не ваши и не наши, они общие. Каждый может ими играть. Только отбирать их ни у кого нельзя и ломать.

Космический корабль мы всё-таки построили. Почти как настоящий, с креслами пилотов, блоком управления и ракетным двигателем. Корабль разместился напротив окна, в которое светило яркое солнце. Сидя в креслах мы смотрели прямо на него и представляли, что летим вперёд и только вперёд. В результате досмотрелись до того, что перед глазами поплыли тёмные пятна. Постепенно к нам с интересом стали подходить и проситься в игру другие мальчишки и даже девчонки. Из-за этого Настя несколько раз бегала жаловаться воспитательнице, что мы взяли её кубики и мешаем играть. Но никакой реакции на её ябедничество не последовало. А спустя несколько дней, когда Славка очередной раз заболел, она как-бы невзначай облила меня во время обеда супом. Женщина есть женщина, хоть и карликовая – ничего не поделаешь!

С моим новым товарищем мы оказались поразительно похожи друг на друга. Оба не любили, когда нам что-то навязывали. Имели схожие интересы и одинаковые увлечения. Даже болели, как я уже говорил, часто и одинаково. Постоянные простуды, кашель, сопли. Основная болезнь у нас была одна и та же – бронхиальная астма. Очень коварная болячка. Приходит ниоткуда, вцепляется в тебя и очень долго не отпускает. И, самое противное, не знаешь от чего она может к тебе заявиться попроведовать – побегал на улице, побыл в душном помещении или простыл. Всё. Гарантированно будет кризис. Сначала становится тяжело дышать. Потом появляется хрип. И венец всему – лёгкие надуваются при вдохе, а выдохнуть уже не можешь. Грудь рвёт на части, начинается удушье от нехватки кислорода, голова кружится до потери сознания. Ни лежать, ни сидеть, только стоять и пытаться продохнуть. И так, и днём, и ночью. Врагу не пожелаешь! Меня лечили парафином – снимали кризис. Мама закладывала в кастрюлю парафин, завёрнутый в марлю и ставила его на водяную баню. Потом, почти расплавленный – прикладывала мне на грудь и спину и туго перевязывала шерстяным шарфом. Горячо! Больно! А ничего не поделаешь, приходится терпеть, потому что уже никаких сил нет как дышать хочется.

Славкина мама работала в поликлинике, была медиком. У неё в плане лечения были свои ноу-хау, в основном лекарственного характера. Как-то отболев, Славка радостно подбежал ко мне и гордо доложил:

– А я болел!

– Знаю, я тоже!

– Ты любишь свекольный сок?

– Не знаю, я не пробовал. Вкусный?

– Ха-ха-ха, вкусный! Вообще не вкусный! Мама меня заставляла его пить каждый день, чтобы поправиться. Берёт свёклу и выжимает, а потом даёт мне в кружке, пить. А меня с него рвёт! Перестала давать только тогда, когда меня на кухне на обои вырвало!

А ещё у нас была аллергия, которая всегда переходила в ту же астму. Аллергия на всё: на пыль и пыльцу, на разворачивающиеся и опавшие листья, на лекарства, на яблоки, на шерсть и домашних животных. Сначала начинали чесаться глаза, потом отекали суставы, начинался насморк и чих, голова ехала, как на карусели. Короче, все «прелести» жизни в одном месте и в одно время.

Из-за аллергии Славке запрещали заводит домашних животных. Он мечтал о кошке или собаке, но было нельзя. У меня как раз ситуация была обратная – с нами постоянно жили и сейчас живут кошки и собаки. Правда, один раз родители всё-таки сжалились над Славкой, и отец принёс ему с работы настоящего живого ёжика. По дороге из детского сада мы заходили на него посмотреть. Ёжик смешно топал, с фырканьем пил молоко из блюдца, но трогать себя не давал, сразу же растопыривал все свои иголки и сворачивался клубком. Вскоре ёжик залёг в спячку на всю зиму, а весной Славкин отец отнёс его обратно на работу, в зооуголок.

Воспитательница, к которой бегала жаловаться Настя, по достоинству оценила наши со Славкой строительные способности. К седьмому ноября, для проведения утренника нам было поручено построить из кубиков крейсер «Аврора». Это был наш звёздный час. Слава богу, никто из нас не заболел, и мы проявили себя по максимуму. Все материалы были в нашем распоряжении. На столе лежала картинка с «Авророй», по которой воспитательница отслеживала сходство со строящимся кораблём. Остальные детсадовцы были заняты на вспомогательных работах и подносе материалов. В результате получилось очень похоже и достойно – большой трёхтрубный крейсер с высокими бортами, мачтами из швабр и даже пушкой на носу. К борту был приколот листок бумаги с надписью «Аврора». Вся группа репетировала песню «Что тебе снится крейсер „Аврора“»1:

Дремлет притихший северный город,

Низкое небо над головой.

Что тебе снится крейсер Аврора

В час, когда утро встает над Невой?

Что тебе снится крейсер Аврора

В час, когда утро встает над Невой?

Может ты снова в тучах мохнатых

Вспышки орудий видишь вдали?

Или, как прежде, в черных бушлатах

Грозно шагают твои патрули?

Или, как прежде, в черных бушлатах

Грозно шагают твои патрули?..

Эту песню надо было исполнить на утреннике перед родителями, которым, бедным, накануне ещё и пришлось мастерить для нас матросские бескозырки. Помню, как отец сидел пол ночи – что-то вырезал из картона, клеил, чертил, рисовал, без конца курил и чертыхался. Ну, как помню – я в это время спал, но имею представление о происходившем по началу процесса, которое мне удалось застать. Зато утром у меня была почти как настоящая бескозырка! Белая, с чёрной ленточкой, опоясывавшей тулью и спускавшейся двумя своими концами до плеч. Спереди золотистой краской было крупно написано «Аврора», а на концах ленточки также золотисто переливались два якоря. Мама приготовила мне в садик матроску – с отложным полосатым воротником, неожиданно пригодившийся как нельзя кстати подарок тётки из Ленинграда.

Славка тоже был в бескозырке. Только с тюнингом – у него снизу дополнительно была приделана резинка от трусов, цеплявшаяся за подбородок, чтобы бескозырка не сваливалась с головы. Все остальные тоже были похожи на моряков, правда кто-то был в пилотке, кто-то ещё в каких-то военных головных уборах, но это видимо было неважно. Нас построили возле «крейсера». Нескольким человекам, в том числе и нам позволили подняться на его борт. Родители уселись на маленькие стульчики, которые были в группе. Смотрелось всё конечно смешно, особенно отцы. Огромные взрослые люди и – маленькие, детские, почти кукольные стульчики. Тем не менее мы все по очереди зачитали выученные стихи, а потом хором спели песню про «Аврору». Это был наш первый совместный успех, ещё на этапе только-только начавшегося знакомства.

С той поры мы проводили много времени вместе. Что-то мастерили, рисовали. На улице ковырялись в песочнице или строили снежные крепости.

В нашей группе не было отдельного помещения под спальню. К сон-часу стулья и столики сдвигались к стене, игрушки убирались. Затем все мыли руки и лицо и выстраивались в очередь к кладовке. Воспитатель или нянечка выдавали нам раскладушки и мешки с постелью. У каждого на мешке был отличительный знак – нашивка с каким-нибудь солнцем, котом или яблоком. У меня, к примеру, был снеговик. Такой же снеговик был нарисован на дверце кабинки для переодевания и на полке для всяких поделок, чтобы не перепутать с остальными. Честно говоря, не помню, что за картинка была у Славки, но, если раскладушки мы могли ставить рядом, то очень переживали, что его кабинка находится в другом ряду.

Сон час был самым нелюбимым мероприятием – возня с раскладушками, которые надо было выставить ровно, чтобы между рядами остались проходы. Вдобавок почему-то практически все откидные подголовники или задние опоры на раскладушках были неисправны. Только всё поставишь, застелешь, ляжешь, а тебя хлоп по лицу внезапно сложившимся подголовником или бац, и твои ноги на полу под дружный хохот окружающих. Да и как вообще можно спать, вернее не спать, а делать вид, что спишь при том, как много осталось недоделанных дел – что-то недолеплено, недособрано, недорисовано. Эх, знать бы тогда, как этого послеобеденного сон часа не будет хватать в дальнейшем, во взрослой жизни!

Ещё мы ненавидели колготки. Идиотская мода, когда на парней напяливают этот женский предмет одежды. Стандартный набор – колготки со спущенными носками, поверх шорты, на ногах сандалии с дубовыми застёжками и футболка. Но колготки – это что-то! Надевать их сплошное мучение. Пока одну ногу просунешь, пока другую, ещё натянуть надо равномерно. Резинка растягивается или лопается в самый неподходящий момент – то, что с таким трудом натягивалось, тут же сваливается до колен, следом и ты валяешься, запутавшись во всём этом и споткнувшись. А сколько из-за них было подмоченных репутаций и не сосчитать! Вот припёрло тебя, надо бежать в туалет. Добежал. Всего-то дел – спустить шорты, так нет же! Там ещё колготки… Ещё с ними надо путаться. Вот порою и не успевали. В кабинке, правда, всегда лежала запасная пара, как правило другого цвета, чтобы не перепутать при переодевании. Позднее через пытку колготками прошёл и мой сын. Он тоже ненавидел их всей душою. А вот у дочери они отторжения не вызывали. Видимо девчонки уже с детства на это запрограммированы.