скачать книгу бесплатно
Что такое «счастливки», трудно объяснить. Чем-то они похожи на абстрактные безделушки, которые покупают не только для того, чтобы рассматривать, но и для того, чтобы вертеть в руках. Моя была из чего-то вроде обсидиана, но теплая и не жесткая; доставшаяся Чибис походила на яшму. Она действует, когда прижмешь ее к голове. Я дал профессору Райсфельду попробовать, и на его лице отразилось благоговение, – кажется, что ты в объятиях Мамми, чувствуешь тепло, безопасность и понимание.
– Она тебя любит, – сказал профессор. – Не для меня эта штука…
– Она и вас любит.
– Да?
– Она любит все маленькое и беспомощное. Поэтому-то она и Мамми.
Я и сам не сообразил, что ляпнул. Но он не обиделся.
– Так ты говоришь, она полицейский?
– Ну, скорее, инспектор по делам несовершеннолетних – а мы живем в трущобном районе, на задворках и в ужасных условиях. Иногда Мамми приходится делать то, что ей не нравится. Но она хороший полицейский, а ведь кому-то надо делать и грязную работу. И своими обязанностями она не манкирует.
– Уверен, что так и есть.
– Хотите попробовать еще раз?
– Не возражаешь?
– Конечно нет – такие батарейки не садятся.
Он попробовал и вновь расплылся в улыбке. Он взглянул на Чибис – та успела заснуть, уткнувшись в пшеничные хлопья.
– Я не стал бы беспокоиться о своей дочери, если бы знал, что она под присмотром Мамми. И под твоим.
– Мы были одной командой, – объяснил я. – Без Чибис я бы не справился. Она очень волевая.
– Порой даже чересчур.
– Иногда без этого «чересчур» не обойтись. Вот шарики, на них все записано. У вас есть магнитофон, профессор?
– Конечно, сэр.
Мы включили магнитофон, и серебристый шарик выдал на него информацию. Пленка была необходима, потому что шарики оказались одноразовыми, потом молекулы теряли упорядоченность. Я показал профессору металлическую бумагу и попытался прочесть, но узнал лишь разрозненные символы. Профессор дошел до середины страницы и остановился.
– Позвоню-ка я лучше кое-кому.
Вечером показалась серебряная Луна, и я попытался разглядеть на ней станцию Томбо. Чибис, в отцовском купальном халате, спала на диване, сжимая в объятиях Мадам Помпадур. Отец хотел отнести ее в кровать, но она проснулась и начала скандалить, так что ее оставили в покое. Профессор Райсфельд жевал пустую трубку и слушал, как мой серебристый шарик мягко шепчет что-то магнитофону. Время от времени профессор задавал мне какой-нибудь вопрос, я кратко отвечал.
Профессор Джиоми и доктор Брук в другом углу кабинета записывали что-то на доске, стирали и снова писали, споря насчет металлической бумаги. В Институте перспективных исследований гении – не редкость, но этих двоих никто бы в гениальности не заподозрил: Брук был похож на мрачного водителя грузовика, а Джиоми – на перевозбужденного Юнио. Но мозгами они работали с такой же интенсивностью, как и профессор Райсфельд. У доктора Брука дергалась щека; отец Чибис объяснил, что это гарантия нервного срыва, но не у самого Брука, а у всех остальных физиков.
Два дня спустя мы все еще торчали там. Профессор Райсфельд побрился; другим было не до того. Я вздремнул и успел принять душ.
Папа Чибис слушал записи – теперь уже дочкины. Брук и Джиоми то и дело отрывали его – Джиоми чуть ли не истерично, а Брук бесстрастно. Профессор Райсфельд задавал им один-два вопроса, кивал и возвращался на свой стул. Вряд ли он мог разобраться во всей этой математике – зато мог оценить и упорядочить результаты.
Я хотел отправиться домой, раз уж они со мной закончили, но профессор Райсфельд очень просил остаться; должен был приехать генеральный секретарь Федерации Свободных Наций.
Я остался. Я не позвонил домой, ведь какой смысл расстраивать домашних? Я готов был встретиться с генеральным секретарем в Нью-Йорке, но профессор Райсфельд пригласил его к себе. До меня начало доходить, что приглашение профессора не может игнорировать ни один высокопоставленный деятель.
Мистер Ван Дювендюк оказался высоким и худым. Он пожал мне руку и произнес:
– Надо полагать, вы сын доктора Сэмюэла Рассела.
– Вы знаете моего отца, сэр?
– Встречался с ним много лет назад, в Гааге.
Доктор Брук, который на приветствие генерального секретаря едва кивнул, резко повернулся ко мне:
– Так ты сын Сэма Рассела?
– Вы тоже его знаете?
– Конечно. Его книга «О статистической обработке неполных данных» – блестящий труд.
Он взмахнул рукой, еще сильнее испачкав рукав мелом. Я и не ведал, что папа такое написал, и не подозревал даже, что он знаком с генеральным секретарем. Иногда все-таки кажется, что папа несколько эксцентричен.
Мистер Ван Дювендюк подождал, пока яйцеголовые решат передохнуть, и сказал:
– Итак, у вас что-то есть, джентльмены?
– Пожалуй, – сказал Брук.
– Супер! – добавил Джиоми.
– Например?
– Ну… – Доктор Брук ткнул в строчки, написанные мелом. – Судя по этим уравнениям, можно погасить на расстоянии ядерную реакцию.
– На каком расстоянии?
– Скажем, десять тысяч миль. Или вам нужно с Луны?
– Гм… Думаю, десяти тысяч миль хватит…
– Можно и с Луны, – перебил Джиоми, – если хватит энергии. Шикарно!
– Действительно, – согласился Ван Дювендюк. – Что-нибудь еще?
– Вам мало? – набычился Брук. – Может, еще птичьего молока?
– И все-таки?
– Видите семнадцатую строчку? Возможно, это антигравитация, обещать не могу. А если повернуть на девяносто градусов, то получится, как считает этот неуравновешенный латинянин, что-то вроде путешествия во времени.
– Не «что-то вроде», а именно оно!
– Ну-ну… Если он прав, то потребуется запас энергии, как у звезды приличных размеров. Так что забудьте об этом. – Брук уставился на каракули. – Впрочем… Возможно, это новый подход к преобразованию массы в энергию. Хотите карманную силовую установку мощнее, чем реактор в Брисбене?
– А такое возможно?
– Спросите своих внуков, – проворчал Брук. – Быстро только кошки родятся.
– Что вас не устраивает, доктор? – поинтересовался генеральный секретарь.
Брук еще больше нахмурился:
– Так вы же наверняка хотите все это засекретить. Я не терплю, когда прячут математику. Это постыдно.
Я навострил уши. Я объяснял Мамми, что такое государственная тайна, и думаю, она была шокирована. Я говорил, что наше государство не может обойтись без оборонных секретов, точно так же не могут без них обойтись Три Галактики. Она со мной не согласилась и сказала, что на будущем это никак не скажется. Но мне было неспокойно.
– Я тоже не люблю секретность, – ответил мистер Ван Дювендюк, – однако считаюсь с ней.
– Знал, что вы так скажете.
– Послушайте, эти сведения принадлежат правительству США?
– Конечно нет.
– И не имеют отношения к научным проектам Федерации. Прекрасно. Вы показали мне несколько уравнений. Я не могу запретить их публикацию.
Брук покачал головой:
– Не наши. – Он показал на меня. – Его.
– Понятно. – Генеральный секретарь повернулся ко мне. – Молодой человек, я как юрист могу сказать вам следующее. Если вы хотите опубликовать эти материалы, я не вижу способа вам помешать.
– Я? Но это не мое… Я просто… ну, посланник.
– Все равно. Желаете, чтобы эти сведения были оглашены? Может быть, согласитесь подписаться под ними вместе с этими джентльменами?
Мне показалось, что именно этого он и хочет.
– Ну конечно. Только третьим должен стоять не я. – Я замешкался: птичью песенку не вставишь в статью. – Пусть будет доктор Мам Ми.
– Кто это?
– Она с Веги. Но имя можно выдать за китайское.
Генеральный секретарь провел в гостях у профессора Райсфельда еще некоторое время – задавал вопросы, слушал пленки. Потом позвонил по телефону. На Луну. Я знал, что такое возможно, но никогда не думал, что стану этому свидетелем.
– Это Ван Дювендюк… Да, генеральный секретарь. Соедините с командующим базой… Джим? Связь ужасная… Джим, ты иногда проводишь учения… Я обращаюсь неофициально, но не мог бы ты проверить долину… – он повернулся ко мне, я быстро подсказал, – …долину сразу за горами к западу от станции Томбо. С Советом Безопасности я не консультировался; это разговор между друзьями. Но если ты все же согласишься, я настоятельно советую послать сильное, полностью вооруженное подразделение. Там могут быть змеи, причем маскирующиеся. Назовем это предчувствием. Да, дети в порядке, и Беатрис тоже. Я позвоню Мэри и скажу, что говорил с тобой.
Генеральному секретарю понадобился мой адрес. Я не знал, когда попаду домой, потому что понятия не имел, как добираться, – я собирался ехать автостопом, хоть об этом и помалкивал. Мистер Ван Дювендюк поднял брови:
– Думаю, мы должны доставить вас домой. Что скажете, профессор?
– Это будет нелишнее.
– Рассел, прослушивая ваши записи, я понял, что вы собираетесь стать инженером – космическим инженером?
– Да, сэр. То есть да, господин генеральный секретарь.
– Вы не думали заняться юриспруденцией? В космосе предостаточно молодых инженеров – и очень мало молодых юристов. Однако закон действует везде. Человек, знающий космические законы и подзаконные акты, всегда будет в выгодном положении.
– Может, обе профессии? – спросил папа Чибис. – Терпеть не могу эту современную узкую специализацию.
– Толковая мысль, – согласился мистер Ван Дювендюк. – Тогда он сможет сам диктовать условия.
Я хотел было сказать, что собираюсь заниматься электроникой, и вдруг понял, к чему меня действительно влечет.
– Не думаю, что я потяну и то и другое.
– Чепуха! – сурово заявил профессор Райсфельд.
– Но, сэр, мне бы хотелось делать более совершенные скафандры. У меня есть мысли насчет того, как их усовершенствовать.
– Хм, инженерная механика… а также многое другое, полагаю. Но в первую очередь – степень магистра техники… – Профессор Райсфельд нахмурился. – Помнится, ты говорил, что колледжи не приняли твоих документов. – Он побарабанил по столу. – Ну не глупо ли, господин секретарь? Парень сумел слетать в Магеллановы Облака, но не может попасть в вуз, который ему приглянулся!
– Э-э-э, профессор! Вы ломитесь в открытую дверь!
– В самом деле? Подождите-ка. – Профессор Райсфельд поднял телефонную трубку. – Сьюзи, соедините меня с ректором МТИ. Я знаю, что сегодня выходной… Мне плевать, в Бомбее он или в постели… Вот так-то лучше.
Он положил трубку.
– Сьюзи работает у нас пять лет, а до этого сидела на коммутаторе института. Она найдет ректора.
Я был смущен и обрадован. Поступить в Массачусетский технологический – любой бы ухватился за такой шанс! Но ведь это удовольствие не из дешевых. Я попытался объяснить, что у меня нет денег.
– Этот год поработаю и к следующему лету накоплю…
Зазвонил телефон.
– Райсфельд слушает. Привет, Оппи![22 - По-видимому, намек на Роберта Оппенгеймера (1904–1967), «отца атомной бомбы».] Помнится, на встрече группы ты вырвал у меня обещание позвонить, если Брука замучает тик. Держись за стул, я засекал время – двадцать одно подергивание в минуту. Это рекорд… Полегче; никого ты не пришлешь, пока я не получу свой фунт мяса[23 - В комедии У. Шекспира «Венецианский купец» ростовщик Шейлок требует, чтобы ему выдали предложенный в заклад «фунт мяса с живого тела», но не получает, поскольку мясо обещано, а кровь – нет и нельзя извлечь из живого тела мясо, не пролив крови.]. Вздумаешь читать лекцию об академических свободах и праве на информацию – я положу трубку и позвоню в Беркли… Впрочем, думаю, и ты мне не откажешь… Немного, всего лишь четырехлетний курс, с полной оплатой обучения и проживания… Не кричи на меня; у тебя есть дискреционный фонд… Ну или подправь там что-нибудь в своей бухгалтерии. Ты ведь уже совершеннолетний, арифметику знаешь… Нет, никаких намеков. Либо ты берешь кота в мешке, либо твоя радиационная лаборатория останется на бобах. Я что, сказал «радиационная лаборатория»? Я имел в виду весь физический отдел… Ты же всегда можешь сбежать в Южную Америку, так что не заставляй давить… Что? От афериста слышу. Записывай…
Профессор Райсфельд обернулся ко мне:
– Ты подавал документы в МТИ?
– Да, сэр, но…
– Он в списках абитуриентов. Клиффорд Рассел. Пошлешь вызов ему на дом, а начальник вашей команды пусть привезет мне копию… Да, пусть это будет большая команда, а во главе поставь кого-нибудь из матфизиков, например Фарли; у него есть воображение… О-о-о, ничего более важного не происходило с тех времен, когда яблоко стукнуло сэра Исаака… Да, я шантажист, а ты протиратель штанов и демагог. Когда вернешься в научную жизнь? Привет Бьюле. Пока. – Он положил трубку. – Все в порядке. Кип, единственное, что меня смущает: зачем я понадобился этим самым черверотым монстрам?
Я не знал, что ему ответить. Только вчера он рассказывал мне, что обобщает непонятные наблюдения, неожиданные помехи на космических трассах – все, что выходит за рамки обыденного. У такого человека наверняка есть что сказать – и к нему наверняка прислушиваются. Если у него и имеется какая-нибудь слабость, так это скромность. Чего, кстати, не унаследовала Чибис. Сообщи я, что космические захватчики занервничали из-за его любознательности, он бы только фыркнул. Так что я ответил:
– Об этом мне никто не говорил, сэр. Видимо, пираты сочли вас достаточно важной персоной, чтобы захватить.
