скачать книгу бесплатно
Граймс впервые задумался над этим, когда начал замечать, что все без исключения его пациенты юного возраста записались в книгочеи. Оно неплохо, когда пацан читает книжки, но нормальный-то мальчишка должен время от времени беситься. Куда подевались вечный футбол под ногами у взрослых, игра в прятки и прочее, чего одежка не выдерживала в дни его собственного детства?
Черт возьми, ребенку не следует тратить все свое время на возню с коллекцией марок.
Уолдо шаг за шагом близился к ответу на эти недоумения старого врача.
Нервная система в целом представляет собой нечто похожее на приемную антенну. И как таковая способна улавливать электромагнитные волны и действительно делает это. Но результатом оказывается не наведенный электрический ток, а нервная пульсация – нечто до боли похожее, но в то же время решительно иное, чем электрический ток. Чтобы вызвать мышечную активность, можно вместо нервных импульсов приложить к живым тканям электродвижущую силу, но ЭДС – это не нервный импульс. При том же результате ток и импульс распространяются с очень уж разными скоростями. Электрический ток распространяется почти со скоростью света, а нервный импульс движется со скоростями порядка метров в секунду.
Именно в этом различии скоростей распространения Уолдо учуял ключ к пониманию проблемы.
Однако ему не позволили отложить проблему с фантастическим «помелом» Маклеода в долгий ящик. Позвонил доктор Рэмбо. Уолдо ответил на звонок, поскольку звонили из лабораторий НАПЭ. Увидел на экране незнакомого человека и спросил:
– Кто вы и что вам нужно?
Рэмбо пугливо огляделся по сторонам.
– Ш-ш-ш! Не так громко. Они могут подслушать, – прошептал он.
– Кто может подслушать? И кто вы такой?
– Да те же, что и обычно. На ночь всегда запирайте дверь. Я доктор Рэмбо.
– Какой такой доктор Рэмбо? Ах да. Послушайте, доктор, что означает это ваше вторжение?
Доктор так подался вперед, что чуть не выпал во «Фригольд» из стереоизображения.
– Я понял, как этого добиться, – свистящим шепотом произнес он.
– Чего добиться?
– Четкой работы декальбов. Наших распрекрасных декальбов.
Внезапно он выбросил вперед руки, судорожно шевеля пальцами:
– Вот как они действуют! Шевелятся, шевелятся, шевелятся!
Уолдо ощутил естественный порыв прервать собеседника, но ему было любопытно, что он скажет дальше. Рэмбо продолжал:
– И знаете почему? Знаете? Спросите меня почему.
– Так почему же?
Рэмбо приложил палец к носу и плутовато засмеялся:
– Так хотите знать? Это, думаю, дорогого стоит. Но вам я скажу!
– Так говорите.
И тут в глазах Рэмбо явился смертельный страх.
– Может, и не стоит говорить. Может, они подслушивают. Но я все равно скажу! Все равно! Слушайте внимательно: миром владеет неопределенность.
– Это все? – полюбопытствовал Уолдо, теперь уже решительно забавляясь скоморошеством собеседника.
– А вам мало? Куры закукарекают, петухи сядут на яйца. Вы здесь, а я там. А может быть, и нет. Нет ничего определенного. Ничего, ничего, НИ-ЧЕ-ГО определенного! Крутится-вертится шарик лото, чем обернется – не знает никто. Один я знаю.
– Что знаете?
– Как остановить его там, где я захочу. Глядите.
Рэмбо выхватил перочинный нож:
– Если порезаться, кровь потечет. Верно? Или неверно?
И полоснул по указательному пальцу левой руки:
– Глядите-глядите.
Он поднес палец к самому окуляру. Порез, хотя и глубокий, был едва различим и вообще не кровоточил.
«Замечательно! – подумал Уолдо. – Истерическое сжатие сосудов, образцовый клинический случай».
А вслух сказал:
– Ну, это любой может проделать. Покажите что-нибудь похлеще.
– Любой? Верно. Любой – если знает как. А теперь попробуем так.
Он воткнул нож себе в ладонь левой руки, так что острие вышло на запястье. Повернул лезвие в ране, выдернул нож и показал ладонь. Крови не было, порез мгновенно сомкнулся.
– А знаете, почему так выходит? Нож в руке – всего лишь вероятность, а я открыл невероятность!
Каким бы забавным он ни был, этот цирк начал Уолдо надоедать.
– Это все? – повторил он.
– Этому нет конца, ибо отныне нет ничего определенного, – торжественно объявил Рэмбо. – Полюбуйтесь.
Он положил нож плашмя на ладонь и перевернул ее.
Нож не упал, он как бы прилип к перевернутой ладони.
И тут Уолдо ощутил прилив интереса. Возможно, это был трюк, скорее всего, что трюк, но куда более впечатляющий, чем порезы без кровотечения. Порезы без кровотечения характерны при определенных психозах, но чтобы нож прилипал к ладони – такого случиться не могло. Уолдо включил второй видеофонный канал.
– Мне главного инженера Стивенса из «Норт-Америкэн пауэр-эйр», – потребовал он. – Немедленно!
Рэмбо не обратил на это внимания, он продолжал лекцию о ноже.
– Он просто не знает, где теперь низ, потому что отныне нет ничего определенного, – певуче мурлыкал Рэмбо. – Может, упадет, а может, и нет. По-моему, упадет. О! Упал. Хотите посмотреть, как я пройдусь по потолку?
– Вызывали, мистер Джонс?
На втором экране появился Стивенс.
Уолдо отключил звук на канале связи с Рэмбо.
– Да. Я по поводу этого дергунчика Рэмбо. Поймайте его и срочно доставьте ко мне. Я хочу его видеть.
– Но, мистер Дж…
– Шевелитесь!
Уолдо отключил связь со Стивенсом и опять включил звук на канале с Рэмбо.
– …неопределенность. Хаос царит, черная магия ходит по белу свету. Или, наоборот, белая по черну?
Рэмбо рассеянно посмотрел на Уолдо, внезапно просиял и выпалил:
– Добрый день, мистер Джонс. Спасибо, что позвонили.
Экран погас.
Уолдо нетерпеливо ждал. «Все это был розыгрыш, – твердил он себе. – Рэмбо устроил мне чудовищный розыгрыш». Розыгрышей Уолдо терпеть не мог. Он еще раз позвонил Стивенсу. Того не было на месте. Он попросил перезвонить.
Вскоре Стивенс перезвонил. Волосы у него были взлохмачены, лицо – красное.
– Это был какой-то кошмар, – сказал он.
– Вы его взяли?
– Рэмбо-то? Да, хоть и с трудом.
– Так давайте его сюда.
– Во «Фригольд»? Но это невозможно. Вы не поняли. У него крыша поехала. Сошел с ума. Его увезли в больницу.
– Много на себя взяли, – ледяным тоном сказал Уолдо. – Без вас знаю, что сошел, но мое распоряжение остается в силе. Устраивайте как хотите. Наймите санитаров. Дайте расписку. Суньте кому надо. Но доставьте ко мне срочно. Это необходимо.
– Вы не шутите?
– Не имею такого обыкновения.
– Для ваших исследований? Он не в форме и ничем не может быть вам полезен, это я вам могу сказать точно.
– А уж это мне предоставьте решать, – заявил Уолдо.
– Хорошо, – неуверенно сказал Стивенс. – Я попытаюсь.
– Смотрите не подведите.
Стивенс еще раз перезвонил спустя полчаса:
– Я не смогу привезти Рэмбо.
– Вы недотепа и зря едите свой хлеб.
Стивенс побагровел, но сдержался:
– Личности здесь ни при чем. Он исчез. Не довезли до больницы.
– Как это?
– В голове не умещается. Его везли пристегнутым к носилкам, он был зашнурован, как в корсет. Сам видел, как его пристегивали. Но когда прибыли в больницу, оказалось, что он исчез. Причем санитары твердят, что ремни даже не были расстегнуты.
«Чушь», – вертелось на языке у Уолдо, но он промолчал, и Стивенс продолжил:
– Это еще далеко не все. Верьте слову, я сам с удовольствием покалякал бы с ним. Я только что с осмотра его лаборатории. Помните те чокнутые декальбы? Ну те, заколдованные?
– Понял, о чем речь.
– У Рэмбо оказалась еще одна сборка, которая проделывает то же самое.
Уолдо на несколько секунд лишился дара речи, а потом тихо произнес:
– Доктор Стивенс…
– Да.
– Хочу поблагодарить вас за ваши усилия. И не будете ли вы так любезны, не доставите ли обе сборки приемников, я имею в виду те, что ведут себя неподобающе, во «Фригольд», причем незамедлительно?
Сомневаться не приходилось. Взглянув на доставленные декальбы собственными глазами, увидев необъяснимо змеящиеся антенны и проведя первые же пришедшие в голову опыты, Уолдо вынужден был прийти к заключению, что имеет дело с новым явлением, законы которого были ему совершенно неизвестны.
Если у этого явления вообще могли быть хоть какие-нибудь законы…
Уолдо всегда был честен перед собой. Если то, что он видел, он действительно видел, значит это новое явление противоречило всем законам, тем самым законам, которые он принимал как действующие, – законам, из которых он прежде ни разу не встречал исключений. И у него хватило духу признать, что первоначальные отказы декальбов – это такое же ошеломляющее нарушение всех физических законов, как и ни с чем не сравнимое поведение этих двух сборок. Разница только в одном: восстановление выглядело впечатляюще, а выход из строя – нет.
Совершенно очевидно, что доктор Рэмбо тоже обнаружил это; его, Уолдо, информировали: с первого же момента неприятностей с декальбами у доктора начали проявляться все более нарастающие признаки нервного перевозбуждения.
Потеря доктора Рэмбо заслуживала сожаления. Рэмбо безумный произвел на Уолдо гораздо большее впечатление, чем когда-либо смог бы произвести Рэмбо трезвомыслящий. Было ясно, что у этого человека какие-то способности были; он чего-то добился – причем большего, чем сам Уолдо, это надо было признать, – хотя это и свело Рэмбо с ума.
Уолдо не боялся, что опыт Рэмбо, каким бы он ни был, может поколебать и его собственный рассудок. Возможно, такая уверенность в своих силах была полностью оправданна. Для защиты от недружелюбного мира вполне хватало собственных параноидальных склонностей Уолдо. С его точки зрения, это была здоровая, необходимая адаптация организма к невыносимым условиям, не большая патология, чем, скажем, мозоль или благоприобретенный иммунитет.
В противном случае он, возможно, не смог бы воспринимать тревожные факты более хладнокровно, чем девяносто девять процентов его современников. Он был рожден для бед, столкнулся с ними и раз за разом преодолевал. Да самый дом, в котором он пребывал, свидетельствовал о спокойствии и бесстрашии, с которыми он отражал натиск мира, не будучи в состоянии к нему примениться.
Сами собой напрашивающиеся направления исследований причудливо извивающихся металлических стержней на какое-то время оказались исчерпаны. Рэмбо недоступен, у Рэмбо не спросишь. Что ж, остается еще один человек, которому известно больше, чем Уолдо. Этого человека и надо разыскать. И Уолдо еще раз позвонил Стивенсу.
– От доктора Рэмбо так и ни звука?
– Ни слуху ни духу. Прихожу к мысли, что бедняги нет в живых.
