banner banner banner
«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории
«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

«Уолдо», «Неприятная профессия Джонатана Хога» и другие истории

скачать книгу бесплатно

– О, я… простите, дедушка. Я пришлю вам другую.

– Не тревожься. Я починю.

Шнайдер тщательно собрал осколки и положил на стол.

– Ты устал, – продолжил он. – Это нехорошо. Из-за этого теряешь, что приобрел. Возвращайся домой, отдохни, а потом можешь поупражняться, как силу возвратить.

Мысль показалась Уолдо здравой; он очень устал, и сделалось очевидно, что у старого обаятельного пройдохи никаких особых секретов не вызнать. Он с чувством и глубоко неискренно поклялся, что будет упражняться, «как силу возвратить», и попросил Шнайдера оказать любезность и кликнуть носильщиков.

На обратном пути обошлось без приключений. У Уолдо не хватило духу даже на то, чтобы пререкаться с пилотом.

Полный тупик. Одни машины не работают, хотя должны, а другие работают, но невозможным образом. И никто не знает, что делать, кроме старикашки, у которого помутилось в голове. Несколько дней Уолдо трудился апатично, по большей части повторяя опыты, которые уже проделывал, лишь бы не признаваться себе, что застрял, что не знает, как быть дальше, что по-настоящему-то он потерпел поражение и пора бы позвонить Глисону и признаться в этом.

Два «заколдованных» комплекта декальбов продолжали работать, стоило их включить, но все тем же диковинным и невероятным образом, с извивающимися антеннами. Другие неожиданно вышедшие из строя и присланные ему на обследование декальбы по-прежнему отказывались работать. А третьи, годные, действовали великолепным образом, без нелепых верчений и подергиваний.

В невесть какой раз он достал нарисованный Шнайдером эскизик и внимательно изучил его. «Остается только одна возможность, – подумал он. – Еще раз вернуться на Землю и настоять, чтобы Шнайдер в моем присутствии действительно проделал все, что им было сделано с целью вернуть декальбы в рабочее состояние». Теперь он понимал, что на этом следовало бы настоять с самого начала, но тогда его настолько сбила с толку борьба с этим до чертиков сильным гравитационным полем, что недостало воли продолжать встречу.

Возможно, в этом его заменит Стивенс и притом изготовит стереофотоснимки процесса для дальнейшего изучения? Нет, старик суеверно предубежден против искусственных изображений.

Уолдо плавно подплыл туда, где стоял один из неработающих декальбов. Проделанное Шнайдером было, судя по его словам, до нелепости просто. Он нарисовал мелом на антеннах черточки, вот так, чтобы сосредоточиться. А потом уставился на антенны и представил себе, как они «черпают силу», устремляясь в Иномир, тянутся…

Бальдур неистово залаял.

– Да замолчи, дурак! – огрызнулся Уолдо, не сводя глаз с антенн.

Каждый металлический патрубочек по отдельности начал извиваться, вытягиваться. Послышался тихий ровный звук нормально работающего аппарата.

Уолдо все еще обдумывал происшедшее, когда внимания потребовал телевизор. Нет, ему ни капельки не грозила опасность повредиться в уме, как это произошло с Рэмбо; и все же думал он так напряженно, что голова заболела. И все еще не пришел в себя, когда пришлось включить видеофон.

– Да.

Звонил Стивенс:

– Привет, мистер Джонс. Это… Мы тут думали… То есть…

– Говорите яснее!

– Ну-у-у, насколько вы близки к результату? – выпалил Стивенс. – Дело становится очень срочным.

– В каком смысле?

– Частично обесточило Большой Нью-Йорк прошлой ночью. К счастью, не на максимуме нагрузки, и аварийщики сумели кинуть времянки, прежде чем исчерпался резерв, но вы же представляете себе, что было бы, случись это в час пик. По моему собственному отделу число отказов за последние недели удвоилось, и страховщики почуяли неладное. Так что мы срочно нуждаемся в результатах.

– Получите вы свои результаты, – свысока сказал Уолдо. – Я на завершающем этапе исследования.

Не то чтобы он уж так был в этом уверен, но Стивенс злил его даже больше, чем большинство безволосых обезьян.

На лице Стивенса боролись сомнение и надежда.

– Полагаю, вы откажетесь хотя бы намекнуть нам, в каком плане они ожидаются?

Разумеется. Но невозможно было не позабавиться, не подшутить над Стивенсом:

– Ближе к объективу, доктор Стивенс. Я скажу вам.

И сам подался вперед, так что в некотором смысле они оказались нос к носу.

– Черная магия ходит по белу свету! – зловеще сказал Уолдо и тут же отключил связь.

Глубоко в подземном лабиринте собственной станции «Норт-Америкэн» Стивенс молча смотрел на темный экран.

– В чем дело, шеф? – поинтересовался Маклеод.

– Не понял. Не совсем понял. Но у меня появилась мысль, что у нашего толстячка крыша поехала, совсем как у доктора Рэмбо.

На лице Маклеода явилась счастливая улыбка:

– Какая прелесть! Всегда был уверен, что он тот еще придурок.

Но Стивенс не намерен был шутить:

– Лучше бы тебе молиться, что она не поехала, мы ведь от этого зависим. Дай-ка мне нынешнюю сводочку глянуть.

* * *

Черная магия ходит по белу свету. Объясненьице ничем не хуже других, размышлял Уолдо. Причинность дает сбой за сбоем, священные законы физики больше не действуют. Магия. Как утверждает Грэмпс Шнайдер, все зависит от того, с какой стороны посмотреть.

Дело ясное, Шнайдер знал, о чем говорит, хотя, разумеется, понятия не имел о физической теории, положенной в основу декальбов.

Подождите минутку! Подождите. Вероятно, он сам, Уолдо, подходил к этой проблеме не с того боку. Он занялся ею с некой собственной точки зрения, с точки зрения, которая настроила его критически по отношению к словам старика. Исходил из предположения, что уж он-то, Уолдо, понимает в этом деле больше, чем Шнайдер. Да, спору нет, он выбрался из дому, чтобы навестить Шнайдера, но считал-то его знахарем из захолустья, человеком, который, возможно, располагает некой долей полезной информации, но в основе своей невежественным и суеверным.

Предположим, он рассмотрит ситуацию с иной точки зрения. Примет, что все сказанное Шнайдером – это никакие не суеверия и не аллегории, а сугубый факт и высокая наука…

Уолдо отвел себе несколько часов на обдумывание ситуации.

Прежде всего, Шнайдер то и дело употреблял слово «Иномир». Что оно означает буквально? «Мир» – это пространственно-временной энергетический континуум, следовательно, Иномир – это континуум, но отличный от того, в котором пребывает сам Шнайдер. Теоретическая физика не отвергает таких представлений, возможность существования бесконечного числа континуумов заложена во многие знакомые и вполне ортодоксальные суждения. Это предположение даже используется в некоторых выкладках.

Неужели именно это и имел в виду Грэмпс Шнайдер? Реально физически существующий Иномир? Поразмыслив, Уолдо убедился, что, должно быть, так оно и есть, хотя старик не пользовался общепринятой физической терминологией. «Иномир» – это звучит как поэзия, но термин «дополнительный континуум» имеет тот же физический смысл. Стало быть, Уолдо заблудился в двух терминах.

Шнайдер утверждает, что этот Иномир повсеместен: он тут, там и везде. А разве это не прекрасное описание взаимно однозначного наложения двух пространств? Некое дополнительное пространство может располагаться относительно данного таким образом, что расстояние между ними представляет собой бесконечно малую величину, однако существует. Точно так же можно представить себе две плоскости, которые не пересекаются, которые разделены непредставимо малым промежутком, но тем не менее существуют по отдельности одна от другой.

Иномир не является полностью недостижимым; Шнайдер говорит о возможности проникновения в этот континуум. Звучит как фантастика, но для целей данного исследования утверждение должно быть принято. И Шнайдер подразумевал – нет, прямо утверждал, – что такое проникновение совершается мысленным усилием.

Уж так ли это фантастично? Если некий континуум располагается неизмеримо близко, но в то же время вне прямой физической досягаемости, так ли странно будет обнаружить, что он легче всего достижим с помощью некоего трудноуловимого и, вероятно, подсознательного усилия мозга? Когда речь о мозге, все трудноуловимо, и небеса порукой в том, что никто не знает, как именно работает мозг. Ни малейшего понятия не имеет. Смехотворна и безнадежна попытка описать, например, процесс создания симфонии в рамках коллоидной химии. А поскольку никто не знает, как работает мозг, приписать ему еще одно необъяснимое свойство – в этом нет ничего неприемлемого.

Если подумать, сами понятия сознания и мышления выглядят фантастически невероятными.

Итак, значит, Маклеод сам вывел из строя свою машину неправильной мыслью, а Шнайдер отремонтировал ее правильной. И что из этого следует?

Он тут же получил предварительный вывод: в выходе из строя всех остальных декальбов, вероятно, повинны те, кто с ними работал. Операторы, очевидно, находились в состоянии упадка сил, утомления, неясной тревоги и поэтому заразили – нет, поразили – декальбы, которыми управляли, собственными проблемами. Каким именно образом – это пока неясно. В первом приближении скажем так: в Иномире все эти декальбы замкнулись накоротко. Неряшливая терминология, но на данном этапе помогает прояснить картину.

Но ведь отсюда всего один шаг до гипотезы Граймса! «Упадок сил, утомление, неясная тревога» – это то, о чем толкует док. Окончательных доказательств пока нет, но правота дока для Уолдо очевидна. Реально нарастающая эпидемия аварий – это просто аспект всеобщей myasthenia, вызванной коротковолновым облучением.

Но если это верно…

Он включил видеофонный канал на Землю и вызвал на разговор Стивенса.

– Доктор Стивенс, – с ходу же приступил он к делу, – имеется одна предварительная мера предосторожности, которую следовало бы принять уже сейчас.

– Да?

– Но прежде позвольте задать вопрос. Много ли было случаев отказа декальбов на машинах в личном пользовании? В каком соотношении?

– Сию секунду не могу привести вам точные цифры, – немного озадаченно ответил Стивенс, – но на транспорте личного пользования аварий практически не было. Пострадали в основном коммерческие линии.

– Так я и думал. Частник не полетит, когда нет настроения, а платному водителю приходится. Вне зависимости от того, как он себя чувствует. Примите меры к особому психофизическому обследованию всех коммерческих пилотов кораблей, где используются декальбы. Отстраняйте от полетов всех, кто хоть немного не в форме. Позвоните доктору Граймсу. Он скажет вам, на что обратить внимание.

– Это сложная задача, мистер Джонс. И вдобавок большинство таких пилотов, практически все, – это не наши служащие. Они нам неподконтрольны.

– Это ваша проблема, – пожал плечами Уолдо. – Моя забота – подсказать вам, как временно уменьшить число отказов, пока я не представлю вам окончательное решение проблемы.

– Но…

Уолдо не дослушал окончания фразы – он сам сказал все, что хотел, и прекратил разговор. Он уже звонил по другому, не знающему отдыха арендованному каналу, которым был связан со своей наземной конторой, со своими «гномами». И дал более чем странный приказ – достать книги, очень старые, очень редкие. Книги, посвященные магии.

Прежде чем что-то предпринять для исполнения требования Уолдо, Стивенс посоветовался с Глисоном. Глисон засомневался:

– Он объяснил, почему дает такой совет?

– Ни слова не сказал. Рекомендовал связаться с доктором Граймсом и получить у него более подробные указания.

– С каким еще доктором Граймсом?

– С врачом, который свел меня с Уолдо, с нашим общим знакомым.

– A-а-а, припоминаю. Н-да-а-а. Трудновато будет брать за ворот людей, которые работают не у нас. Однако полагаю, некоторые из наших крупных клиентов пошли бы нам навстречу, если бы мы к ним обратились и привели некие резоны. А почему вы так странно смотрите?

Стивенс рассказал Глисону о последнем необъяснимом заявлении Уолдо.

– Как думаете, это могло подействовать на него точно так же, как на доктора Рэмбо?

– Мм… Полагаю, могло. А в этом случае следование его советам к добру не приведет. Есть ли у вас еще какие-нибудь предложения?

– Откровенно говоря, нет.

– Тогда не вижу альтернативы. Придется последовать его совету. Он наша последняя надежда. Возможно, напрасная, но единственная.

Стивенс несколько приободрился:

– Можно бы поговорить об этом деле с доктором Граймсом. Уж он-то знает Уолдо, как никто на свете.

– Вы ведь все равно должны с ним проконсультироваться? Очень хорошо – сделайте это.

* * *

Рассказ Стивенса Граймс выслушал молча. Когда Стивенс закончил, врач сказал:

– Скорее всего, Уолдо имеет в виду симптомы, которые я наблюдал, занимаясь коротковолновым облучением. Дело несложное. Можешь взять гранки монографии, которую я подготовил. Прочти, и все поймешь.

Эта информация Стивенса не порадовала, а только усилила подозрения насчет того, что Уолдо маленько того. Но он ничего не сказал Граймсу, и тот продолжал:

– А что касаемо второго твоего вопроса, Джим, трудно мне себе представить, чтобы Уолдо свихнулся таким манером.

– Мне-то он никогда не казался особо уравновешенным.

– Понимаю, о чем ты говоришь. Но его параноидальные наклонности не в большей мере напоминают случай с Рэмбо, чем ветрянка свинку. На деле-то один психоз защищает от другого. Но я побываю у него, погляжу.

– Правда? Вот и славно.

– Но не нынче. Нынче мне надо присмотреть кое за кем. Несколько детишек простыли, перелом ноги со смещением, и, похоже, полиомиелит в округе прорезался. Так что раньше конца недели мне никак.

– Док, почему вы не откажетесь от общей практики? Ведь скучное же дело.

– И я так думал, когда был помоложе. Но примерно сорок лет назад перестал лечить болячки и начал лечить людей. И это доставляет мне радость.

* * *

Уолдо погрузился в оргию чтения, глотая трактаты по магии и близким темам с неимоверной быстротой. Раньше этими предметами он вообще не интересовался. Но теперь, когда велик оказался шанс, что в них можно почерпнуть что-то полезное, он, читая не просто так, а под определенным углом, нашел там очень много чего.

О некоем ином мире там упоминалось часто. Иногда его называли Иномиром, иногда малым миром. Будучи теперь убежден, что этим термином обозначается реально существующий, материальный континуум, отличный от нашего, Уолдо отчетливо видел, что многие мастера запретных искусств придерживались буквально той же точки зрения. И указывали, как можно использовать этот Иномир. Временами фантазировали, временами давали чисто практические советы.

Было совершенно очевидно, что по крайней мере девяносто процентов всей магии, а вероятно, и больше – это галиматья и чистой воды мистификация. Чувствовалось, что на мистификацию ловились даже профессионалы – им недоставало научного метода; они применяли однозначную логику так же неверно, как и двузначную логику устаревшего Спенсерова детерминизма, и речи не было о современной расширенной, многозначной логике.

Тем не менее там, где дело касалось рассуждений о концепции иного, отличного, но доступного мира, в законах контактозной, симпатической и гомеопатической магии[10 - «Контакозная магия» – магические приемы, результаты которых наблюдаются сразу же после непосредственного прикосновения мага к человеку или предмету, над которым совершается обряд; «симпатическая магия» – магия, основанная на знании истинного имени человека или предмета или обладании их частицами (портретами, волосами, обрезками ногтей); «гомеопатическая магия», или «имитационная», – магические обряды состоят из имитации желаемых результатов (прокалывание фигурок иглами с целью вызвать смерть или болезнь, прысканье водой с целью вызвать дождь).] чувствовалась некая извращенная правота. Человек, имеющий доступ в иное пространство, вполне мог бы исповедовать логику, в которой объект способен «быть», «не быть» или «быть чем угодно иным» с одинаковой легкостью.

Какими бы бессмысленными или путаными ни представлялись магические обряды, восходящие к поре, когда это искусство находилось в общем пользовании, перечень его достижений выглядел впечатляюще. Это маги обнаружили кураре, дигиталис, хинин, гипноз и телепатию. Это маги Древнего Египта разработали гидравлические машины. Собственно, химия развилась из алхимии. Если уж на то пошло, многие современные науки своим происхождением обязаны колдунам. Наука отбросила все лишнее, пропустила сырой материал сквозь пресс двузначной логики и привела знание к формам, в которых оно стало доступно любому желающему.

К несчастью, та часть магии, которая оказалась несовместима с категориями, введенными методологией девятнадцатого века, была отброшена и отлучена от науки. Она приобрела дурную славу, была забыта и сохранилась лишь в виде басен и суеверий.

Поневоле закрадывалась мысль, что колдовство есть недоразвитое научное знание, отброшенное до того, как с ним удалось разобраться.

И все же проявления неопределенности, которыми характеризуются некоторые аспекты магии, те самые проявления, которые Уолдо начал теперь связывать с представлениями о гипотетическом дополнительном континууме, наблюдались достаточно часто и даже в наши времена. Свидетельства на эту тему оказывались поразительны для любого, кто подходил к ним без предубеждения: полтергейсты, камни, падающие с неба, явление материальных предметов из ничего во время спиритических сеансов, люди с дурным глазом, то есть, как теперь делается понятно, люди, по некоторым неясным причинам оказавшиеся средоточием неопределенности, дома с привидениями, странные возгорания, из тех, что когда-то связывали с саламандрами. Имелись сотни подобных случаев, записи о них были составлены тщательно и заверены, однако отвергнуты ортодоксальной наукой, объявлены «невозможными». С точки зрения известных закономерностей они и впрямь были невозможны; однако, если расценивать их с позиции наличия внешнего дополнительного континуума, они делались чем-то само собой разумеющимся, естественным.

Уолдо остерегался рассматривать свою предварительную гипотезу Иномира как доказанную; тем не менее это была приемлемая гипотеза даже в том случае, если некоторые непонятные случаи не удастся объяснить и с ее помощью.

В Иномире могли действовать иные физические законы – а почему бы и нет? И все-таки он решил исходить из того, что это место во многом похоже на известный мир.

Иномир мог оказаться обитаем. Интереснейшая мысль! В этом случае через «магию» оказывалось осуществимо что угодно. Что угодно!