Сага о Ледорезе. Книга 1. Хозяйка Седых Холмов

– Или кто-то делает это за неё.

Марий глянул на него и лукаво улыбнулся.

– Продолжай, раз начал, – сказал он.

Вместо ответа Яр вытащил из кармана монету и придержал кобылу, чтобы мёртвый товарищ смог как следует разглядеть птицу на аверсе.

– Здесь такие не в ходу, – заметил Марий, сморщив лоб. – Золотой филин князей Перелесья… Где ты её взял?

– Угадай.

– Обокрал убитого врага? – тут же сообразил Марий. – Ай-яй-яй, как некрасиво! Наймиты не воруют, забыл? Мародерство – грех и позор! Будь здесь Мастер, тебе бы знатно досталось.

– Его здесь нет.

– Тонко подмечено, – ухмыльнулся призрак и тут же посерьёзнел. – Думаешь, правитель Перелесья причастен к нападению?

Ледорез пожал плечами. Ничего такого он не думал. Фальшивый волколак мог заполучить золотой тысячей разных способов: выиграть в кости, найти, украсть, в конце концов…

– Но зачем великому князю посылать в Предгорье шайку ряженых разбойников?

– Понятия не имею, – буркнул Яромир.

Сунув золотой обратно в карман, он дал каурой шенкеля, и кобыла лёгкой рысью понеслась к Рубежному лесу.

ГЛАВА 4.

Хутор лежал у самой опушки.

Смелый, однако, в Предгорьях народ! От одного взгляда на лес по коже бежали мурашки: высоченные сосны и островерхие ёлки стояли плотно, словно частокол, а меж ними плескалась зловещая гулкая мгла. Жуть, в общем. Хотя местные уверяли, будто жить тут спокойней, чем у ксендза за пазухой.

– Коли за Рубеж не соваться, ничего худого не станется, – длинноусый селянин протянул Ледорезу крынку молока. – У Хозяйки с холмов свои владения, у нас – свои.

– Не боитесь её? – удивился Яромир.

– А чего бояться-то? Господарка крепко слово держит. Покрепче иных бояричей.

Ледорез ополовинил крынку, крякнул и утёрся тыльной стороной ладони.

– Добре? – поинтересовался селянин. – Парное. Удой всем на зависть! А всё корова наша – Изольда. Кормилица!

– Поблагодари человека! – Марий возник так внезапно, что Яр непроизвольно дёрнулся и чуть не расплескал остатки угощения.

– Чего это с тобой, пане?

– Ничего, – буркнул Ледорез. – Славное молоко… А её видел кто-нибудь?

– Изольду?

Марий прыснул.

– Господарку. – уточнил Яр, жалея, что призраку нельзя дать под рёбра.

– Знамо дело, видали, – селянин принялся крутить ус. – Старая она, как холмы. И такая же седая. Бродит себе с клюкой, ногу подволакивает.

– Ой, дед! Сам сед и других старишь! – крепкая баба зим сорока втащила в сени два ведра воды. – Ты, пане, его не слушай. Сочиняет он. Всяк знает, господарка – редкая красавица. Хороша – глаз не отвести. Кто к ней только не сватался! Рыцари, князья, паны, лихие рубаки… Да только замуж она ни за кого не идёт. Так то!

– Хм-м-м… – протянул Ледорез и нахмурил брови. На соседнем хуторе ему поведали совершенно иное. Сказали, будто Хозяйка Седых холмов страшна как смертный грех: плешивая, горбатая, с заячьей губой и вся в бородавках. По другой версии ни горба, ни плеши у неё не имелось, зато тело с головы до ног покрывала жёсткая шерсть. Такая густая, что даже в самый лютый мороз господарка обходилась без одежды.

– Хоть молодая, хоть старая, хоть три сиськи у неё, одно известно точно: все, кто искал Хозяйку – сгинули! – изрёк старикан. – Так что, брось ты это дело, пане. Брось, и, ежели жизнь дорога, возвращайся восвояси. К жинке да деточкам. Ждут, небось.

Возвращаться восвояси Ледорез не планировал. Жинки и деточек у него отродясь не водилось. Никто его не ждал.

– Заночую на конюшне, – сказал он. – С рассветом уеду.

– С чего на конюшне-то, пане? – взбаламутилась хуторянка. – Постелю в хате, у самой печи – обогреешься. Ты нас с дедом не стеснишь: муж мой на выпасе, сыновья масло в город повезли. Так что места всем хватит.

– Нет, – отрезал Яр.

– Так оставайся здесь, в сенях, – встрял старикан. – Всяко лучше, чем на конюшне.

Ледорез не стал спорить. Дедова сноха постелила на лавке перину, принесла подушку. Улыбнулась, пожелала крепких снов.

В ответ он выразительно кивнул, а когда женщина удалилась, переместился с лавки на пол. Вцепился в ножны и закрыл глаза.

…Обжигающая боль и парализующий холод. Пальцы костенеют, в плоть будто иглы впиваются. Ни шевельнуться, ни вдохнуть, а вокруг – беспроглядная ледяная синь. Хочется кричать, орать, скулить от боли, но не выходит разлепить смёрзшиеся губы. Получается только бессвязно мычать. Паника накрывает сознание. Затапливает. Воздуха не хватает. Заклинание Новы – приговор. После него никто не выживал. Никогда.

И всё-таки…

Он стискивает зубы и, превозмогая боль, дёргается в ледяной могиле, с хрустом высвобождая примёрзшую руку. Пальцы ничего не чувствуют. Бешеным усилием Яр заставляет их сжаться вокруг рукояти кинжала. Пятерня будто чужая – на привычное движение уходит в десять раз больше времени. Он глухо рычит и рывком извлекает кинжал из обледеневших ножен. Сознание терять нельзя, иначе – смерть. Остраясталь впивается в бедро. Пробить ледяную корку получается только с третьей попытки. На лезвии остаются красные капли.

Кровь ещё не остыла. Это хорошо. Нова не добралась до внутренностей, а значит…

Несколько секунд. У него в запасе несколько драгоценных секунд.

Собрав остатки сил, Яр наносит ледяному саркофагу удар. Следом – ещё один. И ещё… Удары слабые – замахнуться как следует возможности нет, да и тело подчиняется с огромным трудом. Но он не останавливается. Продолжает. Удар, удар, удар, удар… По льду ползёт трещина. По бедру – струйка тёплой крови. Яр рычит уже в голос, орёт дурниной и продолжает остервенело кромсать лёд…

Яромир жадно втянул в себя воздух. На лбу выступила испарина, руки судорожно стиснули меч. Тьфу ты, погань! Опять кошмар. Хорошо, что удалось проснуться, иначе бы воплями весь хутор перепугал.

Он шумно выдохнул, однако расслабляться оказалось рано. Ледорез ощутил пристальный взгляд и резко вскинул голову. В темноте чётко различалась фигура. Маленькая. Хрупкая. В белом платьице…

Девочка с льняными косичками и ярко-голубыми глазами. Юная заклинательница, едва не отправившая его на тот свет.

Яромир вздрогнул. Как она здесь…

Девочка прижала палец к губам – тихо, мол – и, приоткрыв дверь, скользнула в кладовую.

Что чародейка забыла в тесной каморке, оставалось только догадываться. Но тяжёлая дверь так и осталась приоткрытой, а за ней…

Тихий шорох. Зловещий неразборчивый шёпот. Скрип половиц.

Там кто-то сидел. Определённо, там кто-то сидел. Кто-то опасный. Огромный. Он пришёл за ним, Яром.

Ледорез задышал тяжело и часто, не в силах сдвинуться с места. Не в силах оторвать глаз от мрака за дверью.

Мрак звал его. Мрак знал его имя.

– Ты – мой, – шипело невидимое чудовище. – Мой… Я-ро-ми-и-и-ир-р-р…

В темноте что-то забулькало, словно кипящая похлёбка, а спустя миг из кладовки выпросталась кошмарного вида лапища. Скользкая. Вязкая. Трёхпалая. Сотворённая из чёрной жижи. Жуткая рука принялась слепо шарить по стене, полу, притолоке. Вскоре к ней присоединилась вторая. Следом – третья и четвёртая. Лапы подёргивались, оставляя всюду грязевые кляксы. Они искали. Искали его…

– Где ты? Где ты?… Я-ро-ми-и-и-ир-р-р…

Ледорез вжался в угол. Затаил дыхание. Ладонь легла на рукоять. Ему ли бояться? Сколько на его счету чудовищ, мертвяков, полуволков и нелюдей? Сотни! И десятки тех, кто их сотворяет. Так что… К чёрту страхи!

С рёвом он выхватил меч и ринулся вперёд. Обрубил одну конечность, оставив уродливую культю, которая истошно запищала. Самая длинная лапа попыталась ухватить его за горло – не тут-то было: Ледорез рубанул по осклизлым пальцам кинжалом. Пальцы шлёпнулись на пол и расползлись жирными маслянистыми червяками. Он принялся яростно давить их.

Так тебе! Так! Тьфу ты, погань проклятая!

– Пане, ты что ж такое творишь-то, а? – заспанная хуторянка сунулась в сени, и морок мгновенно рассеялся.

Яромир заморгал, выдохнул… и обнаружил, что топчет репу. Самую обычную, ни в чём не повинную репу. Досталось ей знатно. Но хуже всего, что он искромсал припрятанный в кладовке овечий тулуп и перебил горшки с квашеной капустой…

Да, уж…

– Я всё возмещу, – хрипло выцедил он и, старательно избегая взгляда хозяйки, бросил на лавку кошель с серебром. – Вот. Должно хватить.

Ясное дело, ждать рассвета он не стал. Уехал сразу, прихватив краюху хлеба да пару мочёных яблок для каурой. Впереди лежал Рубежный лес. Местные шутили, мол, нагрянуть туда ночью решится только полоумный. Что ж. Видимо, так оно и есть.

ГЛАВА 5.

Грибы. Большие грибы. Целая роща гигантских, мать их, мухоморов!

В прошлый заход Ледорез поставил на шляпке одного засечку. Вот она. Никуда не делась. И разлапистая ёлка на месте, и бревно рядом с муравейником…

Вот же, погань!

Какой раз он здесь проезжает? Третий? Четвёртый? Кажется, всё-таки четвёртый. Треклятый лес водит кругами, и каждый новый – страннее предыдущего.

Сначала Яр просто мирно проехал через поляну. Каурая ступала осторожно – ни одной коряги не задела, за что получила яблоко и ласковое слово. Потом, спустя три часа и пару вёрст, Яромир заподозрил, что видит то же самое место, и хотел уже остановиться да призадуматься, но спикировавшая откуда-то сверху стая летучих мышей испугала кобылу. Лошадь нервно заржала, задёргалась, натягивая повод. Кое-как успокоив каурую, Яр пустил её вперёд, и на развилке у старого дуба, в дупле которого подозрительно светились красные точки, свернул налево. Взял к северу, переправился через ручей, обогнул бурелом, углубился в чащобу… и вот-те нате! Опять мухоморы!

Выплюнув пару смачных ругательств, Ледорез всадил в толстую шляпку кинжал, черканув сталью по губчатой красно-белой плоти.

– Хей, полегче! – Марий вскинул руку, словно хотел защитить гриб от расправы. – От отравления спорами давно не умирал?

Яр фыркнул, оставил мухомор в покое и двинул дальше. На этот раз отправился на восток… но в итоге всё равно вернулся к грибам.

– Чтоб вас! – рыкнул он и харкнул в сторону грибницы. Порубить бы мухоморы в труху, да только вряд ли это что-то изменит.

Ледорез спешился. Похлопал Каурую по шее.

Жуткое всё-таки место – Рубеж. Вековые сосны и ели укутаны туманом, как пологом, ветви дубов напоминают скрюченные узловатые пальцы, по шершавым стволам ползёт синеватый мох, пни и сваленные ветром брёвна сплошь покрыты поганками. Ни птиц, ни зверей – никого не слышно. Только деревья скрипят, да…

Яр напрягся. Каурая дёрнула ухом.

– Слышал? – взвился Марий. – Кто-то поёт! Странно…

Яромир угрюмо зыркнул на него. Конечно, странно. После многочасового нарезания кругов вокруг грибной поляны вообще всё странно.

Ничтоже сумняшеся, Ярпошёл на звук. Поначалу голоса казались наваждением, порождением тумана, рассеянным эхо давно забытого прошлого и прошлого, которого не забыть никогда, но, чем дальше Яр отходил от тропинки, тем чётче различал слова.

…Заплету я косы, заплету медовы

Заплету… заплету…

Да водицы студёной колодезной

Зачерпну… зачерпну…

Ты испей, испей до донышка, господарь.

Разгони, развей тоску да болотную хмарь…

Яромир следовал за песней, как за путеводной звездой. Не замечал ни коряг, ни пней, ни высокой – до пояса – острой осоки. Под ногами чавкало. Басовито квакали лупоглазые бурые жабы. Пахло серой и гнилью. Но это не волновало. Волновал лишь голос. Нежный, ласковый, он манил и околдовывал…

Зацелуй, заласкай меня, сокол ясный,

Уложи на шелка.

Слаще мёда, краше лета твои уста.

– Стой! – рявкнул Марий, и Яр мгновенно застыл на месте. – Назад, дубина! Засосёт!

Ледорез выругался. Вот же, погань! Холодная тёмная жижа дошла до щиколоток. Посреди болота одиноко торчала длинная жердь, на которой, точно флаг на древке, моталась грязная изорванная тряпица. Яр прищурился. Не тряпица это вовсе, а рубаха. Мужская рубаха из грубого льна. А вот хозяин её наверное уже…

Совсем рядом надулся огромный, с бычью голову, тёмный пузырь и, звонко булькнув, лопнул. Яромир машинально дёрнулся в сторону, но тут же вскинул голову: послышался тихий всплеск, и кто-то невидимый рассмеялся звонким мелодичным смехом.

– Не бойся, милый. Это болотный дух выходит. Он не причинит вреда.

На позеленевшем от ряски валуне сидела девица невиданной красоты: тонкие черты, угольные косы, раскосые глаза цвета топаза. Красавица! Длинноногая, стройная, полногрудая… Портило её только одно: сквозь прозрачную плоть виднелись серо-бурые внутренности и жёлтые кости.

В том, кто она, сомнений не оставалось.

– Мавка… – прошептал Марий.

Ледорез молча взирал на русалку, обдумывая пути отхода. Мавки – твари хитрые: могут так заморочить, себя не вспомнишь. А потом…

– Говорил я тебе, купи девку! – сердито шикнул призрак. – Когда с девкой натешишься, чары мавок не страшны. А тебе два года никто постель не грел. Сейчас похоть взыграет, и – пиши пропало: сам в трясину полезешь, радостно яйцами звеня!

– Заткнись! – тихо, но гневно огрызнулся Яромир.

– С кем это ты говоришь, милый? – вторая красавица вынырнула из мутной воды, опёрлась о валун руками и, отбросив со лба медный локон, лукаво улыбнулась. – Поговори лучше с нами!

– Да! С нами куда интереснее! – рядом возникла ещё одна полупрозрачная душегубка. На этот раз – голубоглазая блондинка. – Расскажи о своих подвигах, а мы тебе споём.

– Споём и разомнём ступни – ты ведь прошёл много миль и устал!

– А какие у тебя плечи! Подойди, дай коснуться. Ты, видать, силён как бык!

– И умён.

– И красив!

– А целоваться умеешь? Научишь меня, нецелованную?

Мавки заливались искристым смехом, брызгались, касались друг друга так, что в паху тяжелело, однако ни одна не рискнула приблизиться.

Ясное дело: трясина – их тюрьма. За её пределами тела душегубок растают, как морская пена под солнцем.

– Ну, иди же к нам, милый, чего же ты ждёшь? – блондинка обиженно надула губки, а рыжая обняла её сзади, накрыв ладонями аппетитные груди.

– Ты же видишь, нам тебя не хватает! – тонкая рука скользнула вниз, к тёмному треугольнику между ног.

– Обещаю, тебе понравится… – черноволосая красавица зазывно раздвинула бёдра. – Я тебя утешу, как никто не утешал. Иди же ко мне. Будет сладко.

Ледорез шагнул назад. В голове шумело, в чреслах ныло, но он нашёл силы отступить, хоть и пришлось стиснуть зубы чуть ли не до хруста. Отворачиваться от мавок нельзя – проклянут, поэтому двигался Яромир спиной, а рука тем временем нащупала в потайном кармане метательный нож.

Мало ли.

Блондинка рванулась вперёд, заливаясь слезами.

– Разве ты не узнал меня, сердечный друг? – рыдала она, заламывая руки. – Не узнал? Это же я! Твоя суженая! Неужто ты забыл меня? Разлюбил? А ведь клялся, клялся в вечной любви! Как же так?

Ещё один шаг назад.

– Неужели…

И ещё один…

– Тварь! – зашипела брюнетка, когда Ледорез выбрался на топкий берег, где его было уже не достать. – Сволочь!

– Подлец! Подонок! – рыжая оскалила острые зубы. – Гнида паскудная!

– Мерзавец! – блондинка потянула к нему покрывшиеся коростой руки. – Ты сдохнешь! Сдохнешь, как собака!

– Сдохнешь и сгниёшь! Сдохнешь и сгниёшь!

– Сёстры! – возопила чернявая, воспаряя над валуном. Волосы её разметались. Чешуя блестела на обнажённом теле, точно доспехи. Глаза вспыхнули красным. Голос стал низким, рокочущим, словно камнепад в ущелье. – Берите его! Он. Весь. Ваш!

– Он весь ваш! Он весь ваш! – подхватили подруженьки, шипя и скалясь, а тёмные кроны зашумели, откликаясь на призыв разобиженных мавок. – Жрите его! Потрошите его!

Яр обнажил меч…

ГЛАВА 6.

Яр обнажил меч, но тварь оказалась проворнее.

Шелестя крыльями, она спикировала прямо на него, и чёрные когти едва не впились в плечо. Ледорез упал на колено и перекатом ушёл от атаки. Что за погань? Голова совы на теле бабы. Неужели стрикса? Похоже. Руки женские, ноги птичьи, клюв полон острых зубов, а глаза круглые, точно блюдца и… голодные.

Яромир вскочил, развернулся и встретил новый удар, скрестив меч и кинжал. Полуптица взмыла к тёмным ветвям и, истошно заверещав, напала снова. Яр метнулся в сторону, рубанул сбоку. Промазал: меч со свистом рассёк пустоту, а стрикса кинулась на него коршуном. Мощный удар сбил с ног, и Ледорез пропахал носом землю, попутно испробовав на вкус местный перегной. Клинок отлетел куда-то в заросли. Вот же…! Сильна, тварюга! Сильна и опасна. Повалила и не даёт подняться. Наседает. Выставила вперёд когтистые лапищи, раззявила зубастый клюв…

Яромир резко перевернулся, ухватил полуптицу за ногу и, рывком притянув к себе, всадил в пернатое брюхо кинжал по самую рукоять.

Крови не было. Только чёрная жижа…

Ледорез выбрался из-под обмякшего тела, поднялся и, чуть пошатываясь, отправился на поиски меча. Когда клинок вернулся в ножны, за правым плечом возник Марий.

– Яр… – шепнул призрак. – Надо уходить.

Яромир вскинул голову и, проследив за взглядом покойного товарища, беззвучно выругался.

Они были везде. На мохнатых еловых лапах, на иссохших корявых сучьях и колючих сосновых ветвях. Повсюду. Стриксы смотрели на него, и от голодных цепких взглядов становилось не по себе. Так филин наблюдает за добычей, когда понимает, что жертве не уйти. Полуптицы не двигались. Не издавали звуков. Просто сидели и смотрели. Жёлтые глаза слабо мерцали в темноте.

Тьфу ты, погань!

Ледорез замер. Застыл истуканом. Одно неосторожное движение, и твари устроят кровавые пир с его кишками в качестве основного блюда. Нехорошо. Но и дальше торчать бельмом не вариант: он только что зарезал одну из них. Стайные стриксы такого не прощают. Они нападут. Обязательно нападут. Когда – вопрос времени. Точнее – нескольких секунд.

Не поворачивая головы и стараясь не дышать, Яр скосил глаза влево. За иссохшими вётлами чернел зёв оврага. Крутой, усыпанный жухлой травой склон резко уходил вниз, туда, где, мягко ударяясь о камни, бежал лесной ручей.

– Далеко падать, – присвистнул Марий. Хорошо, что полуптицы не могли его слышать. – Но в целом мысль затейная. Одобряю.

Ледорез выдохнул, досчитал до трёх и, прикрыв голову руками, сиганул с обрыва. Сухостой затрещал, стриксы с яростным криком взмыли в тёмное небо, однако в узкую, поросшую колючей лозой и закутанную туманом ложбину твари не сунулись: размах крыльев не позволял. На это Яр и рассчитывал. Сгруппировавшись, он летел вниз, собирая камни, колючки, пни, коряги и все известные ругательства…

Замедлить падение помог валун: о него Ледорез приложился особенно знатно. Так, что очухался только на дне оврага, у кромки ручья. Мокрый, изломанный, грязный… но живой. Пока ещё живой.

Яромир попытался встать, но застонал от боли. Вот же… погань! На четвереньках он подполз к берегу и принялся жадно пить, черпая ладонями холодную чистую воду. Утолив жажду, кое-как смыл с лица кровь и грязь и уселся, привалившись спиной к кривому стволу ольхи. Закрыл глаза. Выдохнул. Надо бы заняться бедром: когти хищной полуптицы оставили на память три борозды. Глубокие, с рваными краями, раны могли воспалиться в любой момент. Да, определённо, надо заняться бедром…

Да вот только все целительские приблуды остались в седельной сумке! А ещё там осталась еда. По ней Яр тосковал особенно сильно. Как, впрочем, и по кобыле, к седлу которой всё добро было присобачено.

Проклятый лес. Проклятые мухоморы! Как теперь найти каурую? Да и стоит ли искать – наверняка несчастную уже сожрали местные обитатели. Стриксы, мавки, кикиморы, лешие, волколаки, плотоядные деревья… или ещё невесть кто.

– Да, чудовищ здесь хватает, – изрёк Марий в унисон его мыслям. Он сидел на корточках у самой воды и рассматривал камешки. – Одно страшней другого.

– М-м-м… – промычал Яромир в ответ. Задрыхнуть бы сейчас хоть на полминуты!

– Хей, не вздумай уснуть! – призрак явно хотел его пнуть, да не вышло. – Не то от тебя даже костей не останется.

"Где ты, где, краса моя, девица? Куда прячет тебя метелица? За горами, за долами, да за снежными полями…" – раздалось тихое, под стать журчанию ручья, пение.

Ледорез резко выпрямился. Что это? Неужели опять мавки?

Вооружившись кинжалом, он беззвучно подобрался к кустам можжевельника. Марий добрался туда раньше и теперь пялился на источник звука. Яр проследил за его взглядом.

На противоположной стороне, по тропинке вдоль берега шла девушка. Совершенно обычная: невысокая, хрупкая, в простом дорожном платье цвета графита и карминово-красном шерстяном плаще с капюшоном. В одной руке она несла фонарик, в другой – плетёную корзинку.

Девушка шла и пела. Яромир напрягся. Нахмурился.

– Похоже, это самое страшное чудовище из всех, – хмыкнул Марий, но Ледорезу было не до шуток.

Девушка могла оказаться волчицей, колдуньей, русалкой, привидением – кем угодно. Но хуже всего, что она могла быть самой…

– Да брось, – отмахнулся мёртвый товарищ. – Слышал же, Хозяйка Седых холмов – писаная красавица. Такая, что глаз не отвести. А эта… Ну, что в ней особенного? Серая мышка, только и всего.

Однако безоглядно соглашаться с порождением больного рассудка Яр не торопился: слишком уж всё подозрительно. Что девчонка здесь забыла? Одна, глубокой ночью, среди всех этих монстров… И зачем она поёт?

Затаившись в колючем укрытии, Яромир наблюдал за незнакомкой. Вот она подняла руку, сорвала что-то с куста, положила в корзину. Потом опять, и опять… Подобрала подол и, осторожно ступая по валунам, перебралась через ручей, оказавшись в опасной близости от Ледореза. Не переставая мурлыкать песенку, склонилась к какой-то былинке, и…

Он выскочил из кустов, как дикий кот, скрутил жертву и приставил нож к горлу. Несчастная даже пикнуть не успела. Корзинка выпала из тонких рук, и по земле рассыпались белые бутоны. Цветы переливались, точно перламутр на внутренней стороне речной раковины. Фонарик откатился в сторону и потух…

ГЛАВА 7.

Девушка дрожала. Она вцепилась в руку с ножом, но высвободиться шансов не было: Яр держал крепко – не рыпнуться.

– Ты ведьма? – прорычал он.

– Нет!

– Мавка?

– Нет! – девчонка дёрнулась в стальных объятиях. – Пусти!

– Говори, кто ты.

– Снеженика.

– Кто? – Ледорез убрал нож и грубо развернул девушку к себе. Да, Марий прав – сногсшибательной красавицей её не назвать: серые глаза, русые волосы, бледная кожа. Действительно, мышонок.

– Снеженика. Из замка.

– Из замка? – Яромир сморщил лоб. – Ты служишь в замке?

Девчонка испуганно закивала.

– Твоя Хозяйка – господарка Седых Холмов?

Снова кивок.

Яр чуть ослабил хватку. Какое, однако, везение. На ловца и зверь бежит: девчонка приведёт его туда, куда нужно, и больше никаких заколдованных грибных полян!

– Я отпущу тебя, если не будешь орать. Поняла?

– Сначала клянись! – заявила чудачка.

Яромир вопросительно уставился на свою жертву. Уж не блаженная ли?

– Клянись, что не причинишь вреда! Обещай, что не обидишь!

– Обещаю, – серьёзно заявил Ледорез. Он не лгал. – Я не причиню вреда.

– Клянись глазами!

Что за бред?

– Ладно, клянусь глазами. Довольна?

– Что, даже не снасильничаешь? – девчонка удивлённо вскинула тёмную бровь.

Яромир выругался и разжал руки так резко, что она шлёпнулась на землю.

Однако чудачку это ничуть не смутило: встав на колени, девушка принялась деловито собирать обратно в корзину рассыпавшиеся бутоны.

– Зачем бродишь по лесу ночью? – Ледорез поднял один цветок. Странные лепестки. Переливаются, будто хрусталь под солнцем. И мороза совсем не боятся…

– Сегодня полнолуние – время, когда цветёт яснолист. – Она встала и отряхнула подол.

– А пела зачем?

– Цветы не покажутся, пока им не споёшь, – девчонка как-то странно глянула на него. – А ещё они увядают и рассыпаются прахом в руках подлых и злых людей.

Яромир нахмурился и бросил невредимый бутон в корзину. Бабьи сказки!

– За цветами послала хозяйка?

Чудачка кивнула. Как там она назвалась? Снеженика, кажется. И, похоже, она действительно слегка не от мира сего: страха в ней ни на йоту.

– А чудовища? – спросил он.

– А что с ними?

Вот же блаженная!

– Не боишься их?

– А чего их бояться? – она пожала плечами. – Они не причинят вреда тому, кто пришёл с миром.

Девушка выразительно посмотрела на его ногу.

– Это ведь следы от когтей стриксы, верно?

Отвечать Ледорез не счёл нужным и решил сменить тему.

– До замка далеко?

– Пешком? – уточнила девчонка. Ну и чудна! Глупее вопроса не придумать: не полетят же они, в самом деле.