Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

– Этот костюм еще тут?

– «Призрак оперы»? Нет, эту коллекцию Мария Дмитриевна забрала, когда уходила из дома, – спокойно сообщила девушка.

– Заберу? – Феликс захватил всю папку.

– Ну пожалуйста, только…

– Спасибо вам большое!

И тут же выбежал в коридор, помчавшись назад, чтобы показать листы Киприану и выдвинуть свою версию случившегося.

Глава 13

Глава 8

– Феликс, как же я хочу, чтобы ты ошибался.

– Но сам подумай: костюм, который сшила Мария и который я точно видел в видении, машина на вредном бензине, а такой применяют и на фабриках для станков, а помимо этого – варенье в доме Шелоховых. Да господи, Марии не составило бы труда туда проникнуть, оставить подставную улику с тела Тани – и улизнуть. А представиться именем Сержа, чтобы подставить Сергея – это просто подлость, но вполне оправданный шаг, чтобы ее не заподозрили.

– То есть, ты хочешь сказать, что Мария, решив отомстить Анастасии за сломанную жизнь, таким образом отыгралась? Но мы уже выяснили, что дерево подсунула Анастасии Аглая Шелохова. Это была ее инициатива, она призналась.

– Но внучку она не убивала! – возразил Феликс. – А кому мешала Таня? Кому была, как бельмо в глазу?

– Марии…

– Вот и я о чем! Плюс, она – балерина, как и Смолова. То бишь, забираться по карнизам и ходить бесшумно – в ее стиле. Она это умеет. Она могла легко проникнуть ночью в дом к брату, задушить девочку – и уйти.

– Но тогда причем тут твой лес? – уточнил Киприан, помня о видениях Феликса. – Таню ведь нашли в шкафу… в ее собственной спальне.

– А скажи мне, в чем она была?

– В ночной рубашке. А что?

– Мятая была?

– Относительно…

– А волосы? А тело? Она была в грязи?

– Да… была…

– Ну и?! – уже взрывался Феликс, отчего схватился за плечо. – Давай, думай!

– Ты хочешь сказать, что ее убили где – то в лесу, а потом притащили?

– Думаю, Таню убили в саду. Просто она мне так показывает. А потом перенесли в комнату, чтобы сбить с толку полицию.

– Все равно чего – то не хватает…

Машина неслась по заснеженным дорогам, которые уже были знакомы Феликсу, так быстро, что позади вздымались комья снега вместе с землей. Киприан заправил полный бак, чтобы добраться до Лизовых гор, подогнать автомобиль сначала к фабрике, а потом, узнав адрес Томилиных, направить машину к двухэтажному особняку, который был разделен на квартиры с общей кухней, а где – то и ванной.

Феликс и Киприан бросились к ступенькам, которые бы привели их к квартире Томилиных, но стоило им вбежать в подъезд, который представлял собой своего рода ротонду с высокими белыми колоннами и единственной лестницей, идущей вверх по принципу спирали, как со второго этажа донесся женский крик.

Киприан, выхватив револьвер, рванул наверх, и Феликс последовал его примеру.

Красная дверь с номером квартиры Томилиных оказалась достаточно легкой для удара ногой Драгоновского, который уже много лет работал и на выезде, и на спецоперациях.

Дверь рухнула в темный коридор с таким грохотом, что на полке в прихожей подпрыгнул телефон, а вместе с ним и маленькая девочка, которая сидела в самом конце квартиры в ногах у лежавшей неподвижно матери.

Феликс сразу бросился к Марии, чтобы осмотреть, как вдруг снова чуть не получил пулю из комнаты по пути. Но он успел – и отскочил, в один прыжок оказавшись около тела Шелоховой. Но какова же была его досада, когда он увидел проломленную кость черепа, разрастающееся пятно крови – и плачущую над матерью дочь.

Киприан же, тихо подобравшись к дверям зала, где и прятался Томилин, кивнул Феликсу, чтобы не высовывался, но доктор, немного выпавший из реальности, так как его гипотеза разрушилась, не сразу понял, что хочет сделать Драгоновский.

А канцелярский служащий тем временем резко вынырнул из тьмы в зал и крикнул:

– Именем Канцелярии!..

– Стой, где стоишь! Или я убью его…

– Папа!.. Не надо!..

Последний крик буквально вырвал Феликса из сумрака его раздумий, и он, приготовив револьвер, осторожно приблизился к дверному косяку и выглянул.

Томилин стоял у балконных дверей и готов был выходить на улицу, держа дуло своего пистолета у виска собственного сына, чье лицо было красным от крови и синяков. Феликс невольно оскалился, желая придушить Сергея, но не стал вмешиваться, дав работать Киприану, державшему Томилина на мушке.

– Отпусти ребенка, – приказал Драгоновский. – Стреляй по мне, но не по нему.

– Нет уж, – протянул кровожадно Томилин. – Ты быстрый, я знаю. Ну схватишь ты пулю в бок, но успеешь же пристрелить меня, верно? Верно… А я еще пожить хочу. А они, – Томилин тряхнул сына, – мои хлебные карточки и пропуски в Дельбург!

– Ты что несешь, кретин? – изумился Киприан.

– А ты думал что, я просто так взял эту дуру в жены? Да как бы не так… На что там смотреть? Ни груди, ни задницы, ни мозга… Единственное, что статус. И кровь. Вот они, живые доказательства нашей связи и теперь – единственные наследники состояния Шелоховых!

– Так это ты, гнида, убил Таню?

– Ну разумеется – да. А ты что думал, я позволю какому – то приблудному плоду мешать мне становиться богатым? Нет уж…Эта Смолова еще тогда, пять лет назад, слыла куртизанкой в балетной школе, а уж когда понесла свое отродье – все и вскрылось!

– Ты узнал, что Смолова скончалась, но тебе мешал ребенок, ведь Шелохов его признал. Значит, дети Маши уже не могли никак претендовать на состояние. А с ними и ты остался бы в проигрыше. И ты, подонок, решил убить ребенка?!

– А выбора особо не было, – Томилин сильнее надавил дулом сыну в висок и сделал шаг к балкону. – И тогда мне Маша сама показала свои костюмы эти дурацкие. А мне и понравился ее Призрак. И красочно, и роскошно, а самое главное – торжественно. Видели бы вы глаза этого недоумка Александра, который узрел меня вчера ночью в саду. Во у него, наверное, перед смертью картинка была.

– Он жив.

Феликс больше не смог терпеть.

Он вышел из коридора и, не направляя ни на кого револьвер, сыграл на психологическом состоянии Томилина. И не прогадал: Сергей был шокирован, увидев доктора рядом с Киприаном снова.

– А вы тут откуда?

– Это так важно?

– Вы правы… нет…

Томилин, казалось, как – то странно поник, а потом вдруг молниеносно стукнул сына прикладом в висок, выстрелил несколько раз в сторону Киприана. Однако уже через минуту сам заорал от боли, когда пуля Драгоновского вошла под ребра и, судя по крови, попала в желудок.

– Кир!

Драгоновский, схватившись за бок, осел около дивана на колени и, шипя от боли, смотрел на Томилина, как на шакала, которого он, как охотник, наконец – то пристрелил.

Томилин же, пытаясь держаться в сознании, попытался поднять руку с оружием, чтобы выстрелить и в Феликса, но ему не дал сам Ланской. Он приблизился к Сергею, вырвал из рук револьвер и заметил:

– Вы умрете через сорок шесть часов. Ваша агония будет хорошим подарком Тане, чьей жизнью вы не погнушались расплатиться за богатство.

– Ты же… ты же врач… помоги…

– У меня в приоритете служители Фемиды.

Феликс подошел к Киприану и, осмотрев рану, выдохнул. Пуля прошлась по касательной, разрезав кожу. Но все – таки Феликс, приложив платок Киприана к ране, заметил:

– Нужно зашить.

– Не умру, не волнуйся, – Драгоновский подошёл к Томилину и, посмотрев на него как на таракана, прошел дальше на балкон, откуда дал три выстрела.

Во всем Трелунье это означало призыв жандармов.

Феликс же, стараясь не слушать проклятия и угрозы Томилина, взял на руки мальчика и, уложив на диван, осмотрел висок. Гематома уже появилась, однако череп оказался целым, что не могло не порадовать доктора.

Киприан вернулся в комнату и, уже слыша, как к дому подбегают полицейские и свистят о своем прибытии «вызвавшему», схватил Томилина за грудки, поднял на ноги и уточнил:

– Как ты убил Таню. Живо! Иначе я прямо тут тебя прикончу. Не доживешь ты до суда, паскуда! Ну?!

– Ночью… когда она… когда она приехала в Дельбург… она играла в саду… она часто сбегала… по ночам… чтобы погулять… И там я… медальоном…

– Ты задушил Таню ее же кулоном?! – глаза Киприана запылали золотым светом, а в помещении сгустился воздух. – Зачем?! Ну мог же просто угрожать Александру… мог похитить, спрятать, отправить в другую страну… Но зачем убивать?!

– Я бы… всю их семейку убил… идиоты, а сидят на местах… которые мои… мои по праву!..

– Ах ты!..

– Стой, убьешь! – рявкнул Феликс.

Но Киприан уже ударил кулаком в челюсть Томилина, и тот, крякнув, повалился на ковер и начал сжиматься от боли в животе. Но Драгоновскому было плевать. Тело духа запылало, как и волосы, которые засияли золотом. Киприан готов был спалить всю квартиру, чтобы погрести под обломками эту гниль, но Феликс, прикоснувшись пальцами к точкам на шее, заблокировал силу.

Киприан почти сразу обмяк в руках доктора, потеряв на несколько секунд сознание, и в этот момент в помещение ворвались жандармы.

***

Ночью началась сильная метель. Крупные хлопья снега били по стеклам, создавая ощущение, что призраки всех тех, кто погиб за эти дни, пытались добраться до единственного, кто мог бы их выслушать и помочь.

Тени от фонарей плясали по темному потолку, создавая причудливые узоры, а огонь в камине колыхался от малейшего сквозняка, словно тоже чего – то пугаясь. Феликс периодически подкидывал в зев клочки бумажек, подкармливая пламя, но чувствовал: еще немного – и он начнет сходить с ума.

Он не любил такие вечера, когда оставался один, наедине со своими мыслями, к которым теперь присовокупились гости из потустороннего мира. И ладно бы только Таня, которая приходила к Феликсу раз в час, так к ней теперь присоединилась и Мария.

Хоть Ланской и попытался оказать первую помощь и даже попросил присутствовать на операции, в чем ему было отказано, Шелохова умерла прямо на операционном столе, когда ей вскрывали рану, чтобы осмотреть висок.

Зато Томилин смог выкарабкаться, дать показания и даже поиздеваться на очной ставке над Шелоховой – старшей, которую к нему привели по личной просьбе старухи.

И Феликс, насмотревшись на их ругань, наслушавшись взаимных оскорблений и посылов, покинул Дельбургскую Канцелярию – и вернулся в апартаменты, где засел у себя в комнате и ожидал возвращения Лидии с позднего ужина у Шелохова.

Но она все не приходила.

Уже и заказанный в номер ужин остыл, и чай не источал травяного аромата, и часы пробили десять раз, возвещая, что пора отходить ко сну.

Но Феликс не мог успокоиться. Его трясло.

Он каждый раз вспоминал, как кричала Таня, когда Томилин ее душил, как мучилась Мария, сначала убежав из дома по собственной глупости, а затем попав в лапы Томилина, и как обошлась со всем своим семейством Аглая Тимофеевна – и Феликсу от этого всего становилось дурно.

Настолько, что плечо, даже под обезболивающим, заныло с новой силой.

Метания по комнате, а до этого многочисленные допросы и очная ставка, вымотали Феликса до конца. Он не дождался Лидии – и рухнул в кровать, попытавшись уснуть, однако спокойствие к нему так и не пришло.

То Таня пришла, прикоснулась к руке и, кивнув, простилась, то Мария ходила около окна, смотря вдаль, на Дельбург, словно пыталась увидеть не город, а дом брата… Призрак Шелоховой молчал, Мария ничего не говорила, не подходила к Феликсу, однако в какой – то момент доктор почувствовал прикосновение к своей ладони – и резко вскочил.

Ощущение было неприятным, однако мимолетным и, как оказалось, последним. Обе Шелоховы обрели покой, уйдя кто на небо, кто в ад, но Феликсу не понравилась такая резкость. Их явно что – то освободило. Словно кто – то держал их на этом свете…

Часы внезапно ударили одиннадцать раз, и Феликс, обернувшись на дверь комнаты, с радостью увидел, как та осторожно открылась – и в сумрак проскользнула фигурка Лидии.

На лице девушки было умиротворение, но глаза Лидия старалась не поднимать, словно чего – то стыдясь. Она молча прошествовала к столу, где ее ждал остывший ужин, посмотрела на траты доктора и, обернувшись к самому Ланскому, улыбнулась, кивнув.

– Как вы себя чувствуете? – уточнила Лидия, скидывая плащ. – И почему опять не ели?

– Тебя ждал, – не стал скрывать Ланской, сев на кровати. – Но ты, я вижу, сыта.

– Знаете, – ее ресницы вдруг дрогнули, – я не откажусь от жаркого. Но только… в вашей компании.

– Есть что рассказать? – улыбнулся Феликс, подойдя к помощнице и отодвинув для нее стул.

– Да. Александр мне о многом рассказал.

Они сели ужинать, не взирая ни на время, ни на режим.

И Лидия, тронув жаркое и даже проглотив кусочки говядины, начала рассказывать:

– Александр очень любил свою супругу, Анастасию. И знал, что она беременна, когда вел под венец. Но он, как сам выразился, решил обмануться. Думал, может, врачи ошиблись по срокам – и ребенок его.

– Он настолько ее любил? – удивился Феликс, ковыряя вилкой в салате. – Странно…

– Я тоже этого не поняла, – честно протянула Лидия, смотря на кусочки мяса у себя в тарелке. – Когда Таня родилась, Александр сразу понял, чье дите пригрел у себя в доме. А потому, когда перехватил письмо от Разуминина, сразу пошел стреляться. Он желал отомстить князю, так как был уверен, что это он, а не Анастасия, виноват в появлении Тани на свет.

– Жаль, мы не узнаем, при каких обстоятельствах состоялась роковая встреча балерины и князя.

– Александр грешит на встречу перед помолвкой. Тогда Анастасия ушла куда – то на три дня, а вернулась – под утро, счастливая и довольная. Это с его слов. Он подумал тогда, что невеста была в доме родителей или устраивала девичник, а она… по срокам именно тогда Смолова и забеременела.

– От этого все и пошло, – подытожил Феликс. – И дай угадаю, мать Александра была не в восторге от такого выбора сына?

– Да. Шелохова сказал, что мать приезжала к нему перед венчанием, утверждала, что из дома князя ее человек принес подтверждение, что Смолова беременна его плодом. И что сам князь не против признать малыша. И даже готов был жениться.

– Но Александр не поверил – и пошел против воли матушки, – продолжил Феликс, разорвав лист салата напополам. – И тем самым случился в семье первый и главный раскол.

– Да. Мария сбежала из – за несправедливости, как выразился Александр, а через полгода явилась к Аглае Тимофеевне в дом сообщить, что беременна и выходит замуж за Томилина.

– Там ей дали от ворот поворот, тем самым окончательно исключив из семьи.

– Это стало для Марии ударом, – Лидия на секунду помрачнела, явно вспоминая себя саму в такой ситуации, но быстро вернула лицу умиротворенное выражение. – Но она нашла отдушину в Томилине и родившейся двойне. Так считает Александр, – дополнила Лида.

– А ты? – вдруг спросил Феликс, запив собственный вопрос чаем. – Что ты думаешь?

– Если честно… Мне немного жаль Марию, – выдала девушка, – но лишь в том моменте, когда ей не удалось получить себе человека, которого она очень любила. В остальном – нет, она не жертва. Точнее, она сама виновата во всех своих бедах. Ведь необязательно было бежать из дома. Можно было бы поговорить с братом и матерью, рассказать о чувствах к князю – и, я уверена, они были нашли способ свести ее с этим стариком.

– Пятьдесят лет – это старик? – Феликс улыбнулся снисходительной улыбкой. – То есть я вообще – уже в гробу должен лежать?

– Вы – немного другое. – Лидия подняла на него глаза, – Вы – редкое исключение. Плюс, ваш дар… думаю, ваша молодость – это подарок за страдания.

– Такая себе компенсация, – улыбнулся доктор, но принял лесть Лидии за комплимент. – Лида, скажи, как девушка… Чего не хватало Марии? Зачем она это все закрутила? Почему не пошла вашими хитрыми уловками, женскими интригами, чтобы добиться своего?

Лидия молчала.

Она резала очередной кусочек говядины и думала, как сказать.

Феликс не торопил: ему действительно было интересно, отчего Марии вдруг захотелось поиграть в самодостаточную личность, когда за душой у нее был лишь статус и деньги семейства, но не ее собственные. Зачем ей было бежать из дома, где она была обласкана жизнью и окружена всем, чем пожелает?

– Любви.

– Что?

– Марии не хватало любви, – выдала, наконец, девушка. – Она любила, но была отвергнута. Она принесла в жертву ноги и тело, так как у балерин строгие диеты и жесткие тренировки, на которых пальцы ног и даже сами ноги деформируются. Это боль, – Лидия закончила резать мясо, но не спешила его пробовать. – И эту боль ей не компенсировали. Ее раны не исцелили любовью и заботой. И это заставило ее убежать. Чтобы забыть. Или забыться… я не знаю.

– Но разве ей кто – либо что – то должен был? – уточнил Феликс как можно более нежным голосом. – Не всегда наши желания совпадают с реальностью.

– Вы правы тысячу раз. Но тем не менее, – она вдруг пронзила взглядом своих зеленых глаз душу Феликса, заставив ее сжаться в комок где – то между сердцем и позвоночником. – Когда – то вы мне отдали долг – спасли от смерти и взяли под свое крыло. Вы не исцелили мои раны, но дали место и время, чтобы я сама с этим справилась. Это тоже дань моим жертвам.

– Жаль, что этими жертвами пользуются такие, как Томилин, – заметил Феликс, чувствуя, как сжимается душа. – Надеюсь, он будет гореть в аду.

– Не надо так говорить, – попросила Лидия.

– Лида, он отправил на тот свет ребенка. Ни в чем невиновного. И ему за это талон на усиленное питание?

– Нет.

– Вот тогда и нечего жалеть преступников.

Ужин закончился в тишине, но не в обидах.

Лидия захватила в свою комнату печенье с шоколадной начинкой, а Феликс, оставшись наедине с собой, присел вместе с подогретыми остатками чая на подоконник и, наблюдая за занесенным пургой Дельбургом, невольно восхитился красотой.

Старинная стать, сохранившаяся еще с девятнадцатого века, выкованные еще при его предках шпили крыш, а также доносящиеся с центра и окраин мелодии церковных колоколов, которые раскачивали ветер и снежные хлопья.

Было в этом готическом великолепии что – то от тихого апокалипсиса, как считал Феликс. Но потом его мысли переключились на звон часов, отбивших час ночи.

***

Как и предсказывал Феликс, Томилин не дожил даже до суда. Через тридцать часов после ареста и дачи показаний, несмотря на попытки врачей удержать душу преступника на этом свете, мужчина впал в горячку, а потом и в агонию.

В отчетах была зафиксирована двенадцатичасовая лихорадка, за которой последовала мучительная смерть, путь к которой у Томилина занял еще три часа. Убийца, отнявший жизнь, бредил, метался как уж на сковородке в постели, а затем кричал что – то в пустоту, произнося всего одно слово: «прости».

А стоило часам на здании суда пробить два часа дня по полудни, как врачи зафиксировали смерть Томилина.

Феликса пригласили на освидетельствование трупа, чтобы зафиксировал смерть. И Ланской, пожаловав в прозекторскую при Канцелярии, удивился, как сильно изменился Томилин всего за двое суток.

Изможденный, исхудавший, бледный, с обтянувшей кости кожей, Томилин лежал на металлическом столе и ждал своей очереди на вскрытие.

Киприан уже ждал, чтобы внести остаточные данные в отчет – и Феликс, хоть и не любил работать с трупами, совершил свой долг врача, который от начала и до конца вел данное дело бок о бок с Канцелярией. И с удивлением обнаружил, что пулю извлекли из тела небрежно, не стараясь даже сохранить жизнь обвиняемому.

– Собаке собачья смерть, – заметил Киприан, когда поймал вопросительный взгляд доктора на себе. – Причина смерти?

– Разрыв сердца, вызванный шоковым состоянием.

– Прекрасно, – Киприан записал в графу документов слова Ланского, после чего дал на подпись доктору. – Что ж, господин Ланской, остается только поблагодарить вас за содействие в нашей работе. И попросить прощение за неудобства.

– Принимается, – тихо сказал Феликс, закончив зашивать труп и накрыв тело Томилина белой простыней.

– И все – таки, как он проник в сад? Неужели охрана Шелохова не увидела его? – недоумевал Феликс, пока переодевался после вскрытия.

Киприан стоял за ширмой, ожидая, когда доктор закончит приводить себя в порядок, и параллельно слушал Феликса.

– Томилин сообщил, что в молодости занимался мелкими кражами, и мы проверили списки в участках Лизовых гор и Огарева. Действительно, младший Томилин был поставлен на учет, но потом снят по ходатайству отца.

– И как ему дали должность на фабрике? Да еще такую высокую?

– Опять же, отец пристроил. И сын исправился. – заметил Киприан. – Во всяком случае, Томилин – старший так думал.

– А Сергей, тем временем, планировал и ждал.

– Да. Его интересовали лишь деньги и статус. И Мария ему подвернулась прямо на беду, – Киприан вздохнул, сжав папку с бумагами до скрипа перчаток. – Он ее уговаривал выставить ультиматум в суде, чтобы их брак признали и причислили детей к семье Шелоховых. Но она наотрез отказывалась. И тогда он решился: узнав, что Смолова почила, но оставила после себя мужа и дочь, он решил методично избавиться от обоих.

– Но с ребенком оказалось легко, ему даже лезть никуда не пришлось, так как он выследил, что Таня часто выходит на улицу ночью, то просто дождался часа, схватил девочку – и увез.

– Все – таки не в саду он ее убил? – уточнил Киприан, явно зная ответ.

– Да. Я ошибся. Он сначала ее увез из дома, а потом, видимо, по дороге в Огарев или даже в Лизовы горы задушил. И теперь мне понятно, почему черный ход в доме Шелоховых был чистым.

– Чтобы малышке было удобно выходить? – Киприан выдохнул, подавляя гнев. – Ну да, наверняка служанка попросила слуг расчистить путь, чтобы девочка не свалила ничего и не разбудила никого в доме.

– Лучше бы разбудила, – не выдержал Феликс, застегивая жилет и расправляя ворот рубахи. – Как Шелохов… когда подозвал дворецкого.

– Да уж, – Киприан вновь потеребил папку, понимая, что скоро ему придется предстать перед судом на слушании заочного приговора. – Яблоки он, кстати, отправил из Огарева. Помнишь ночь, когда мы услышали машину?

– Его? – уточнил Феликс, натягивая жилетку и морщась от боли в раненом плече.

– Да. Он как раз в ту ночь отправлял из Огарева банки с яблоками. Представляешь, Мария сама ему их отдала, сказав, что хочет помириться с братом.

– А это подонок сыпанул туда яда, – подытожил Феликс. – Все продумал, подлец. И главное – почти всегда ему сопутствовала удача…

– Удача? – Киприан удивился, но потом усмехнулся. – Скорее, он себе набирал галочки для путевки в ад. Причем – пожизненной.

Феликс причесал волосы, посмотрел на себя в овальное зеркало с трещиной у правого нижнего края и, обнаружив, что стал похож на себя двадцатилетнего, когда еще служил при медицинском корпусе аспирантом, помотал головой.

Вскрытие тела Томилина невольно напомнило ему Седьмую войну. Но только и его, и Лидию это событие многому научило и даже уберегло, а вот таких, как Томилин, наоборот – наплодило.

Последний раз осмотрев свой внешний вид и поправив нашейный платок, Феликс вышел из – за ширмы, и Киприан, критически осмотрев наряд Ланского, вынес вердикт:

– Знаешь, ты бы хорошо вписался в высший свет.

– Спасибо, я только из него выписался.

Они оба улыбнулись и покинули прозекторскую, оставив позади аромат смерти, крови, хирургических инструментов и грязи, которую одна семья вынесла на всеобщее обозрение своими интригами.

(спустя неделю)

Приглашения в дом Шелоховых пришли достаточно неожиданно, да еще и сразу на адрес апартаментов, где проживали Феликс и Лидия. И если одно письмо было адресовано конкретно девушке, то вот второе призвало по доброй воле доктора заглянуть в дом Александра Шелохова, дабы проверить состояние двух малышей, уцелевших в войне взрослых.

– Поедем? – уточнила Лидия, спрятав свое письмо от Феликса.

– Конечно. Тем более, раз дело касается детей.

– Неужели Александр все – таки не отправит их в приют?

– Думаю, сейчас он руководствуется инстинктом. – Феликс сбросил халат, в котором расхаживал по комнате, и начал собираться. – Ему нужен кто – то близкий, а кто остался? Только племянники.

– Благородства ему не занимать, – как – то елейно сказал Лидия, и убежала к себе одеваться.

Феликс услышал этот тон и, сразу выдохнув, обрадовался. Может, Шелохов положил глаз на миловидную ассистентку доктора? И тогда Ланскому не будет в тягость держать рядом с собой Лидию, мучая и ее, и себя?

Лидия оделась как на праздник, распаковав одно из прикупленных в дом году платье, а Феликс, наконец – то освободившись от перевязи, на которой держал руку неделю, смог втиснуться купленное Лидией новое пальто и надеть шляпу с большими полами, какая и была положена ему по статусу.

Белоснежные перчатки с крестами он предпочел заткнуть за пояс, чтобы лишний раз не привлекать внимания, а Лидии, вместо ее черных перчаток, вручил заказанную на деньги от Канцелярии, белую песцовую муфту.