Полная версия:
Громов: Хозяин теней – 3
– Нам одолжили денег. И Романовы ссуду выписали на десять лет, но всё одно её возвращать надобно. Охотников в роду не стало. Дед один пытался, но один при всей своей силе не сумеет добыть столько, сколько получалось… пару заводов пришлось продать, тех, которые переработкой занимались. Всё одно загрузить их было нечем. Добыча вся уходила на погашение долгов. Ну и так-то… с нашими обычными заводами стали расторгать контракты. Был у нас суконный, пара красильных и так ещё, по мелочи. Снова слухи, что будто мы проклятые и, стало быть, всё, что наше, тоже проклятое. Что как зараза. А заразы люди боятся.
Вот интересно, эти слухи сами собой пошли или как?
– Толковые управляющие ушли… побоялись, что где один прорыв, там и второй. С ними – и работники. Хороший работник себе место с лёгкостью найдёт. Остались те, кому уходить особо некуда.
А это контингент, весьма далёкий от идеалов потенциального работодателя.
– Дед пытался управиться. А тут ещё мама замуж выходит, а стало быть, надо ей приданое обеспечить. Нет, она не требовала, но его бы просто не поняли, если бы он отказал. Так что… одно, другое… третье…
Тимоха поднялся на четвереньки.
– Так вот, к разговору об отце. В какой-то момент я получил деньги. Просто в конверте. Посыльным. Тот не знает, от кого и за что. Десять тысяч. Потом ещё раз. И записку, что не стоит озвучивать деду… в общем, раз в пару месяцев конверт приходил.
Алименты от папеньки?
Несколько запоздалые.
– Деду я выставил всё, как пару удачных контрактов. Он не слишком хотел, чтобы я брался за частные, но… нищим выбирать не приходится.
Это мой братец реальной нищеты не видел. Хотя, наверное, с точки зрения отпрыска благородного семейства она вокруг и была.
– Не стану врать, эти деньги весьма пригодились. Закрыли кое-какие долги. Дом вот доправили. Его содержать весьма недёшево. Слуги. Гвардия… налоги опять же. На первые пять лет после несчастья нам дали послабление, но после уж… – Тимоха развёл руками. – Большая часть добытого и уходила в погашение обязательств. Правда, если дед узнает, откуда они…
– Не узнает, – ответил я.
Он прав. Дед наш – человек хороший, но порой чересчур принципиальный.
– Тимоха… а вот ты не думал, что отец… что он не просто так ушёл тогда? Что он… хотел защитить род. Что… он знал или, скорее уж, догадывался, что тут произошло.
– Знал и промолчал?
– Ну… тут как раз понятно.
– Чего тебе понятно, мелкий?
Может, и мелкий, но это ещё не повод обзываться.
– Смотри, у него наверняка были какие-то дела в обход деда. В столице… может, с теми же Воротынцевыми… допустим, они попытались прямо действовать, но дед воспротивился. Сделали вид, что отступили, но вовсе от отца не отстали. Сыграли там… сочувствие. Я не знаю. Дружбу по переписке.
Тимоха слушает.
Внимательно так.
– Он с ними и делился там… мыслями или что. А может, работал по их наводке. Они ж не за красивые глаза в него вцепились. Надо было что-то. И если как охотник он был не особо, то как артефактор… – я ёрзаю. Всё же одно дело самому в пустой голове мысли гонять, и другое – кому-то пересказывать. – Скорее всего они ему и помогли. С книгой там. С университетом… у них, как понял, власть есть. Протекцию составить смогли. А он им в благодарность что-то…
«Туман»?
Или нечто подобное?
Мало ли чего знающий человек сотворить способен при наличии времени, ресурсов и желания.
– Чем дальше, тем прочнее становились связи. Потом это приглашение. Не удивлюсь, если его и выдернули-то, чтобы из-под удара вывести.
– Это серьёзное обвинение.
А по глазам вижу – не удивлён. И если так-то, значит, сам думал. Явно думал. Он ведь сообразительный, мой здешний старший брат. И киваю, соглашаясь с его мыслями, а сам продолжаю:
– Ну… да… скорее всего он и сам не понимал, к чему всё идёт. Я… я его не помню совершенно.
Правда, к слову.
– Он в доме появлялся редко… и так-то… не было там особой любви к маме. Да и ко мне. Может вот… просто тосковал. Хотел какую-никакую семью. Нет, заботиться заботился… содержал вон… дом был. Учителя… какие-то.
– Оно и заметно, что какие-то, – проворчал Тимоха. – У тебя в одном месте густо, в другом – пусто.
Это он про моё незнание местной истории с литературой, которые давались ну очень тяжко. А вот с математикой у меня весьма даже неплохо дела обстоят.
– Не об этом речь, – я тряхнул головой, а то сейчас опять не туда уйдём. – Смотри… деда он позвал в последний момент. Какие-то разговоры-переговоры, реестр… и ехать тот тоже не собирался. Но потом решил пойти навстречу сыну и поехал. Тогда как вы совершенно точно ехать собирались.
Выдыхаю.
А Тимоха молчит.
– Прорыв этот убил всех в доме. И деда, думаю, тоже убил бы. И главой рода остался бы отец. Возможно, там рассчитывали, что он скушает эту сказку про несчастный случай. Воротынцевы бы пришли на помощь… не факт, что они…
Но уж больно часто эта фамилия звучала.
– Главное, что рядом бы оказались нужные люди. Помогли бы. Поддержали. И финансовый вопрос решили бы…
– А потом заставили бы принести вассальную клятву?
Ага, про неё мы с Татьяной говорили… ладно. Татьяна говорила, но большею частью этак, вскользь. Мол, что если род ослабевает, то может искать заступничества под крылом другого, более могучего и успешного, обменявши свою свободу на экономические, политические и прочие важные выгоды.
– Вот скажи, что не думал об этом?
И Тимоха усмехается:
– Думал…
– Вот. И тогда сходится. Отец… может, охотник был и не самый сильный…
Хотя Она как раз говорила, что на него возлагала большие надежды.
– Но мозги у него имелись. И сумел сопоставить одно с другим. И понял, что если останется, то деда тоже уберут. Террористы там… несчастный случай очередной. Или ещё что. И сделал так, чтобы нужды в том не было.
– Сбежал.
– Именно. Вышел из рода. И теперь, если бы деда убрали, то главой стал бы ты, но…
– Под присмотром Синода и Романовых.
– Именно. А это им было не надо… так что по сути этим побегом он выбил передышку.
И судя по тому, что Громовы до недавнего времени жили вполне себе спокойно, манёвр удался.
– А сам… сам, думаю, решил выяснить, что да как…
– Мог бы… сказать.
– Кому? Деду? Как? Вот как сказать, что ты вляпался в какое-то дерьмо, из-за которого почти всю семью вырезали? – я смотрю в Тимохины глаза и вижу понимание. – И сам ты не думал, не гадал… что бы дед сделал?
– Не знаю, – Тимоха глаза прикрывает. – Он бы…
– Не вынес? Сердце там? Инсульт, инфаркт… и полная задница. Нет, отец не рискнул. Да и доказательств, я думаю, не было… без доказательств эти обвинения – так, сотрясание воздуха. Вот он и полез их искать.
– И нашёл, – это Тимоха произнёс с полной уверенностью. – Нашёл… поэтому его и убрали.
Его.
Потом Тимоху…
– Оружия бы сюда ещё, – осматриваю домик. – Какого вот… только незаметно.
Потому как лучше сейфа только сейф, из которого можно отстреливаться.
– А ты… – я понял, что ещё мучило. – Не ездил? К дому, где я жил?
В том моём видении искали чёрную книгу, а не папенькин дневник. То ли искавший о записях не знал, то ли…
– Я – нет. Как видишь, я из дома дальше Городни стараюсь не уезжать. Но… Варфоломей ездил.
Варфоломея я пока не видел. Знал, что дедов ближник и правая рука, а потому и отправили его в Петербург, в Канцелярию государеву с прошением от деда да прочими документами, меня, сиротинушку, к роду приписывать.
– И?
– Сгорел ваш дом. Через неделю после отъезда твоей матушки.
Надо же… как до хрена неожиданно.
Вот только…
Отец был артефактором. И все твердят, что хорошим. А значит записи, которые полагал ценными, сумел бы защитить.
– Надо будет… – говорю, глядя на Тимоху. – Самим наведаться.
Глава 8
Бедный обиженный судьбою молодой человек некрасивой наружности просит знакомства с женщиной с целью брака. Москва. Главный почтамт. Предъявителю квитанции «Брачной газеты»
«Брачная газета»Красные глаза Татьяны говорили сами за себя.
Узнала.
И плакала. И теперь отчаянно пыталась выглядеть равнодушной, но обида её ощущалась даже на расстоянии. А виноватым почему-то опять сочла меня. Вон, взглядом полоснула, губы поджала…
– Сволочь, – сказал я раньше, чем Танька открыла рот. – И вообще, можно сказать, тебе повезло.
– П-повезло?! – глазища полыхнули.
Красивая она.
Не сказать, что прямо глаз не отвесть – странно было бы, потому как всё же сестра – но красивая. Личико аккуратное. Глазища огромные, ресницы пушистые.
Губы пухлые.
И сама такая стройная, хрупкая, но в хрупкости этой сила ощущается.
– Ещё как, – киваю старательно. – Вот сама подумай. Он бросил тебя сейчас, когда всё тихо и спокойно.
Хотя бы с виду.
– Он не бросал, – она всё же шмыгнула носом и платок достала. – Род… настоял…
– А он не устоял, – отвечаю небрежно. – Откуда узнала-то?
– Письмо написал. Просит… подарки вернуть.
– Ещё и жлоб, – говорю это совершенно искренне. А Тимоха кривится, явно, сдерживая слова более крепкие и точные.
– Да что ты понимаешь!
– Ничего, – соглашаюсь. Пусть лучше злится на меня, такого лишнего и не понимающего, чем слёзы льёт. – Я вообще тупеньким уродился, но глядишь, твоими стараниями, чего-то да соображать начну…
– Савелий, – произнёс Тимоха с укоризной. – Тань… на самом деле он прав. Лучше, что до свадьбы всё выяснилось и прояснилось, а так бы… зачем тебе муж, который вот так готов взять и бросить?
– После свадьбы он бы не посмел, – произнесла Татьяна, правда, не слишком уверенно. – Клятвы…
– Любую клятву можно обойти. К тому же брак не в церкви заключали бы, а в дела охотников Синод принципиально не вмешивается. И да, пусть о разводе и не объявил бы, но что бы помешало отослать тебя куда подальше?
По поджатым губам, которые всё-таки подрагивают, вижу, что прав Тимоха.
И да, прав.
Отослать. А там, глядишь, ещё один несчастный случай. Грибов там объелась или утопла от тоски душевной. При общесемейном анамнезе никто б и не удивился.
– Или ты его так любила? – уточняю на всякий случай и получаю возмущённый взгляд.
– Я его видела два раза!
– Ну… порой и того хватает…
– Я приличная девушка!
– Не сомневаюсь.
– Тимоха, скажи ему, что…
– В общем, ты его не любишь, – снова перебиваю сестрицу. – Он тебя тоже. На подвиги ради твоих прекрасных глаз он не готов, а подставить вполне может. Кроме того, жадный и мелочный, раз уж подарки назад требует. Вот и чего огорчаться-то?
Татьяна чуть нахмурилась.
А потом буркнула:
– Обидно… все ведь скажут, что это я виновата.
– В чём?
– В чём-нибудь… придумают… – она обняла себя и тихо спросила: – Кто теперь с нами вообще захочет связываться.
– Анчутковы?
– Если ты про своего приятеля, то он слишком молод. Я столько ждать не смогу. Я и так почти перестарок уже…
По местным меркам. И рассказывать, что в тридцать лет женская жизнь только начинается, смысла нет.
– Ну… если сильно замуж охота, – я бочком отодвигаюсь к лестнице. – Можно за Еремея сосватать.
– Чего?!
Остатки слёз высыхают мгновенно.
– А что? Человек он взрослый. Степенный. И в курсе твоих особенностей. К тому же сам говорил, что хочет невесту подыскать. Какую-нибудь не сильно притязательную девицу из благородных…
Гогот Тимохи заглушает возмущённый писк. И в меня летит клочок темноты, который Тень подхватывает в прыжке. А вот от атаки клокочущего сокола уклоняется, ныряя под комод.
Оттуда уже и до лестницы.
И вниз.
И в гимнастический зал вваливаюсь, задыхаясь от смеха.
– Чего? – Метелька уже тут и вон, руками машет. – Случилось чего?
– Ага… случилось.
– Чего? – теперь в голосе любопытство, а я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиною. Не знаю, спасёт ли… хотя… спасёт. Сейчас Татьяна вспомнит, что в отличие от некоторых, она – девица благородная и хорошо воспитаная, а потому не подобает ей носиться за младшими братьями.
Даже если очень хочется.
– Сватал… Еремея за Татьяну.
– Чего?! – надо же, одно слово, а сколько разных интонаций.
– Очень обрадовалась.
– А дверь ты держишь, чтоб радость сюда не добралась? – уточнил Метелька и гыгыкнул, так, громко.
– Явился… – не знаю, слышал ли Еремей наш разговор, но затрещину я получил увесистую. Если б Татьяна видела, сочла бы себя полностью отомщённой. – Что-то вы, барин, ныне разленились…
В общем, лень из меня в этот раз выбивали с особым усердием. Метелька и тот сочувственно поглядывал, но не вмешивался.
Усвоил, что себе дороже.
– Еремей… – к концу тренировки я держался на ногах исключительно благодаря упрямству и стене, в которую упирался обеими руками. Руки дрожали. И не руки. И всё-то тело ныло, предупреждая, что надо бы его поберечь.
Поберегу.
Вот… разгребусь со всем как-нибудь… когда-нибудь… и сразу начну себя беречь со страшной силой.
– Еще говорить можешь? – Еремей глянул с насмешкой.
– С трудом… другое… тут… ты можешь оружие достать? Так, чтоб тут… ну… никто…
Сейчас вокруг зала кружит тень. И людей поблизости она не чует. Вот только это ещё не гарантия. Артефакты же бывают. Разные. Всякие. А я не настолько самоуверен, чтобы полагать, будто она или вот я все найдём.
– Тишком?
Еремей глянул на Метельку, который усевшись на полу, прислонился к стене.
– Тишком, – подтверждаю.
А можно ли самому Еремею верить?
Хотя… пожалуй, что ему я поверю больше, чем кому бы то ни было, кроме родни.
– Что-то затевается?
– Скорее чуется, – я потёр шею. Кажись, потянул и завтра ныть будет. – Неладное… Тимоха согласен. Помолвка эта… многим будет не в радость. Тут есть одно место…
– Схрон?
Улавливает на лету.
– Да. Там… Тимоха кое-какой еды притащил. Одеяла, чтоб пересидеть, если вдруг…
– Гвардия, конечно, маловата, но прямо лезть – это так себе, – Еремей, к счастью, понимает с полуслова. Да и разубеждать меня не спешит. Скорее застывает, задумавшись ненадолго. – Метелька… ходь сюда.
– Чего? – Метелька вскакивает – к этому времени мы оба усвоили, что такие приказы надо исполнять быстро и со всем возможным рвением. Желательно ещё и радость демонстрируя.
– Того… на кухне бывал?
– Ну…
– И не только. Да не бойся… слышал чего?
– Чего?
Эти их «чегоканья» крепко на нервы действуют. Никак крупицы приличных манер, сестрицей брошенные, прорастают.
– Не знаю… о чём болтают?
– Ну… так… о всяком… что вороны кружились третьего дня. И ещё молоко прокисло. Стало быть, тварь какая-то добралась. Собираются на молебен…
– Все?
– Ну… так-то… кухарка точно, ещё помощницы её две. Горничные… – Метелька загибал пальцы. – Их экономка повезет. Из лакеев будет… там же ж не просто, там же ж праздничная служба, перед началом малой четыредесятницы[6], будет.
Чего?
Твою ж… прилипчивое какое.
– Пост это, который перед Рождеством, – Еремей оглаживает усы. – Стало быть…
– Ага! Там ещё вроде или архидиакон прибыть должен, или даже сам патриарх! Но думаю, патриарх не поедет. Чего ему в Городне делать-то? А вот кого послать – это могёт. Тётка Устинья говорила, что служба будет красивая. И в прошлым годе хозяин всех не только отпустил, но и машины дал…
А в этом?
Мы с Еремеем переглянулись.
– Я так понял, что их каждый год отпускают. Ну, грехи замаливать. И на Рождество ещё. И перед Пасхой. На Пасху…
Понятно.
Мы-то иной веры, но люди в доме большей частью христиане. А здесь к вере относятся совсем не так, как в старом моём мире. Что и понятно. Тут она куда более… близка? Материальна?
Не в этом суть.
Главное, что время-то больно удобное. Дом опустеет… нет, гвардию в полном составе, конечно, никто не отпустит. Но количество охраны уменьшится. Посторонние… если и есть чужие шпионы, а они есть, в этом я с Тимохой полностью согласен, то самое время их из-под удара вывести. Если кто-то свалит перед нападением, это будет заметно. А вот когда все и по очень вескому поводу.
– Чтоб вас… – матерится Еремей с душой, а главное, очень тянет присоединиться. Но молчу. Детям здесь ругаться не стоит, во всяком случае в непосредственной близости от тяжкой руки наставника.
Когда ж я уже вырасту-то?
– А может… в гости? – Метелька потёр затылок. – Тоже в город… вон, к твоей невесте. Серега ж приглашал? Бал там…
– Рождественский, – я пытаюсь сложить в голове. – Бал – рождественский. А до него – пост. И перед постом этим служба? Так?
Кивают оба.
– До Рождества, подозреваю, нам дотянуть не позволят. Чем больше времени, тем сильнее мы можем стать. Вдруг да Анчутков ещё людей даст или чего другого придумает. Нет, до Рождества ждать не будут. А ехать? Без приглашения?
Не принято.
Да и как-то… не уверен я, что это остановит. Дед говорил, что в доме нас достать тяжко, а вот вне его… и не вышло бы так, что этой поездкой в гости мы подставим Анчутковых. Ладно, взрослые, но дети же… нет, не выход.
– Надо с дедом говорить.
– И в город съездить, – соглашается Еремей презадумчиво. – Видел я тут одного старого знакомого… торговлей пробивается. Думаю, поможет…
С чем?
Лучше не уточнять.
Еремей зверь битый, знает. А дед… с дедом говорить придётся. И про домыслы наши, и про дом, и про тот, другой, сгоревший, в который бы наведаться.
Или про этот пока не стоит?
– Время и вправду удобное, – как ни странно, дед меня выслушал со всем вниманием, пусть и хмурился, и пощипывал седую бровь. Привычка эта выдавала, что вовсе не так уж он невозмутим, каким хочет казаться. – Если ты прав…
– Прав, – согласился Тимоха, которого я тоже попросил присутствовать.
Ну а Татьяна просто вошла в кабинет и осталась.
И теперь глядела на меня так… как на сумасшедшего.
– Бред, – она покачала головой. – Тим, ну… в самом деле… это же…
– И виновный, если так, готов, – я указал на Тимоху. – Есть же свидетельства, что ты… ну… не совсем в себе.
– Он нормальный! – возмутилась Татьяна.
– Тихо, – рявкнул дед и сестрица замолчала. – Прав младший. Дело не в том, что он нормальный. Дело в том, что все уже считают его не совсем нормальным. А значит, и срыву не удивятся.
Он сцепил пальцы и откинулся в кресле, о чём-то раздумывая. И мысли были недобрыми.
– Я могу уехать… – Тимоха поглядел на свою руку, которая мелко подёргивалась. – В клинику лечь…
– И подтвердить слухи? – возмутился я. – Извините.
Здесь не принято, чтобы младшие перебивали.
– Да и не поможет, – раз уж мне позволено говорить, то надо пользоваться моментом. – Если тебе определили роль, то ты её сыграешь. В той же клинике… тебя могут выкрасть, усыпить, привезти сюда.
Звучит бредовенько, но меня слушают.
– Или просто устранят, там… сыпанут чего в вечерний бульон. Или целителя подкупят, чтоб устроил скоропостижную кончину. Тело прикопают, а всем скажут, что ты всех убил и сбежал. Нет. Нельзя разделяться.
– Таня, а ты не хочешь маму проведать? И вот их взять с собой…
– Нет, – я опять позволил себе перебить Тимоху. И повторил. – Говорю же, нельзя разделяться. Не факт, что в гостях… безопасно. И что по дороге никто не выкрадет её вот… нас…
Нас, конечно, попробуй выкради, но Таньку могут. Она, конечно, и драться умеет, и тень у неё есть, но одно дело противостоять деду или гвардейцам в тишине гимнастического зала, и совсем другое – взаправду бороться.
К этому она не готова.
– Ты так говоришь, будто они… их там много и все против нас… – Тимоха махнул.
– Много, – вот тут у меня было время подумать. – Это точно не дело одного человека. Да, стоять во главе может и один… и скорее всего. Власть обычно не делят.
Я-то знаю.
– Но исполнители у него имеются. И возможности обширные. Убрать мою маму. Организовать покушение на меня. На Громовых. На тех же Моровских… помочь купцу… даже элементарно на почте кого-то подбить, чтобы письма перехватывал. И на телефонной станции.
– Воротынцевы? – предположил Тимоха.
– Не уверен. Я… не знаю.
– Хоть чего-то ты не знаешь, – проворчал дед. – А то прям умный, что спасу нет.
И вот пойми, это похвала или наоборот.
А может, просто намёк. Вон, взгляд какой превнимательный. И чуется, что спалился я с этими теориями крепко. Ладно, если вдруг, буду врать, что там, на той стороне, мне мозгов отсыпали, вроде как нематериальным вкладом в светлое будущее рода.
– Но кое в чём ты прав… – продолжил дед, глаз не отводя. – Если что и есть, то мимо такой оказии не пройдут.
А я вот начинаю думать, случайно ли этот самый архидиакон прибывает или тоже частью тайного плана. Нет, этак вовсе на почве конспирологии свихнуться недолго, но… раньше-то не приезжал. А теперь вдруг раз и собрался?
Но тогда… Синод тоже замешан?
Спокойно.
Этак я и батюшку-царя заподозрю в недобром. Так что будем потихоньку…
– И что делать станем? – задаю вопрос, который интересует больше прочих.
А дед, сцепивши руки на животе, окидывает нас взглядом, вздыхает и отвечает:
– Готовиться… там… скоро Варфоломей вернётся. Напишу ему, чтоб нанял кого, но тишком… а вы… учитесь.
Глава 9
«Новый скандал в среде английской аристократии. Женится герцог Ноксбург, один из пэров Шотландии, 27 лет, на дочери нью-йоркского миллионера мисс Мари Вильсон Геле, или, как зовут ее обыкновенно, Май Геле. Невеста приходится родственницей двум миллиардерам Астору и Вандербильду; отец оставил ей приданное в 40 миллионов долларов».
Газета-КопейкаПодъем.
Тренировка.
Завтрак.
И учёба. Будто ничего-то и не было. Всё вокруг следует своему распорядку, разве что дед дважды выезжает в город, но возвращается один. И о поездках своих рассказывать не спешит. Он и вовсе занят, семейные обеды вон пропускать начал. А нам нельзя.
Но я эти обеды почти полюбил. Какая-никакая передышка.
После обеда – снова тренировка. Тени, которые пытаются догнать друг друга, а я – не утратит связь и чётко контролировать энергетический поток. Большего нельзя.
Структура ещё восстанавливается. А магический перегруз – это не шутки. И если физически тело мое находилось в более-менее нормальном состоянии, то вот энергетические каналы пострадали сильно.
Мне ещё повезло, что вовсе не выгорел.
И окружающим тоже повезло, как я понимаю. И не только я.
А значит, из всей магии мне остаётся лишь теория, медитации и игры с тенью, но такие, которые не вызывают напряжения.
– Как только ты научишься не только чётко видеть связь, но и ощущать потоки исходящей и входящей энергии, станет легче, – Тимоха любил устраиваться на полу в библиотеке. Он подсовывал под задницу бархатную подушку и прислонялся к стене. – Связь двухсторонняя. Смотри, твоя сила идёт к тени и даёт ей фактическую защиту от нашего мира. Она как бы делает тень частью этого мира.
Тени тоже устраивались.
Буча вытягивалась поперек прохода, разворачивая и длинный хвост свой, и шею. Моя же пряталась за спиной, делая вид, что вообще просто так сидит.
– Но в то же время она сама поглощает силу с той стороны и отдаёт тебе. Когда поток входящий более-менее равен исходящему, то и ты, и она чувствуете себя неплохо. Также ты можешь управлять потоками. К примеру, поделиться силой с ней, что увеличит её возможности…
– А я тогда?
– Ты, как она, поглощаешь силу своего мира. Это исконное свойство всех людей. И не только людей. Все живые и неживые существа, возникшие в этом мире, являются его частью. Соответственно, связаны с миром.
Я не особо любил учиться.
Раньше.
Теория так вообще доходила туго, но Тимоху слушал. И старался.
– Способность пропускать или накапливать внешнюю энергию у разных существ или веществ отличается. Именно поэтому одни камни годятся для нужд артефакторов, а другие – нет. С золотом они работать любят, серебро тоже принимают, а вот медь или бронза – уже не то. Рубины, топазы и иные благородные камни из первой дюжины – это одно, а вот нефрит и яшма – совсем иное. Опять же, на свойства влияют огранка, окрас, целостность. У крупных камней вовсе свой характер имеется. В этом, отчасти, и сложность, что, допустим, александрит в одной огранке усиливает потоки, а в другой, напротив, гасит. Розовый алмаз отлично накапливает, а прозрачный – идеально проводит и уравновешивает разные потоки, потому их используют в сложных артефактах с ядром из многих камней. В общем, нюансов много. С растениями тоже непросто. Свойства их во многом зависят от места, в котором они росли. Да и в целом условий. Важно не просто собрать, а вовремя. Ясно?
Киваем, причём и я, и Тени.
– В живых созданиях сила накапливается, и вот в людях – куда больше, чем в животных. Тут я… не особо скажу, почему. Одни уверяют, что это будто бы свойство души, другие – что разума, который и создаёт тонкое тело. Но как по мне всё сомнительно. Есть же весьма умные неодарённые и тупые, уж извини за прямоту, дарники.
