скачать книгу бесплатно
Старший паладин, как разъяренный бык, на бегу вонзил меч прямо в солнечное сплетение противника, тот завалился на идол Лжеординума, и уже вместе они приземлились на пол.
– Черная тень не исчезнет… – прошептал Седрик перед смертью.
Тобиас упал на колени.
– ААААРРРР! – закричал он истошно, подняв голову к потолку.
Старший паладин отбросил меч и обернулся к юношам.
Себастьян тяжело дышал. Он лежал, собравшись в комок, как в утробе матери, куда хотел вернуться. Лаитон всхлипывал и смотрел на отрубленную руку перед собой.
– Пора домой, пора домой, – медленно проговорил старший паладин. – Черная тень… Церковь Темных богов… Ординум…
Себастьян еле сдерживал слезы и эмоции, которые хотелось выплеснуть. В битве некогда плакать, но после нее слезы идут сами собой. Скорее льются, а не идут.
– Надо сообщить в орден о рассаднике сектантов… – с трудом сказал Лаитон, останавливая кровь, которая хлестала из кисти.
Тобиас оторвал от накидки кусок и протянул юноше.
– Перевяжи… – тяжело дыша произнес он.
Затем старший паладин подошел к телу Клайда. Осторожно закрыл его пустые глаза и поцеловал холодный лоб. Губы Тобиаса зашевелились. Слова, которые он произносил, были словами Смиренной молитвы, неоконченной молитвы.
Себастьян встал и посмотрел на тело Стевина. Теперь на его лице не было улыбки, в глазах больше не бегали озорные смешинки. Лоб, к которому Себастьян, следуя примеру, прикоснулся губами, все еще покрывали капельки пота. Теперь в одном глазе вместо смешинок находился короткий кинжал, а щеки и нос были залиты смесью из крови, пота и непонятной слизи, что вытекала из глазницы. Себастьян хотел вытащить кинжал, а после и болт из ладони, все еще держащей меч.
– Ардентэл, почему ты не сражался? – спросил Лаитон, вертя отсеченную длань в целой руке.
Себастьян молчал, заливаясь слезами… Все встало на свои места. Часовня была не просто насмешкой, это был богохульный плевок изо рта искаженного в истерическом хохоте. А он просто никчемный трус.
***
Зеленое пламя всколыхнулось и наклонилось в сторону, как при сильном ветре, которого не было. Темнота исходила из узенького коридорчика, таилась по заросшим паутиной углам зала, крылась под сводом остроконечной крыши.
Но вдруг она начала оживать. За спиной Тобиаса клубилась густая, даже не темнота, а абсолютная тьма, которая подобно полупрозрачной дымке выходила прямо из тела Седрика. Тьма сочилась из его глаз, она была практически прозрачна, но при этом черна. Тьма начала поглощать, вбирать в себя, жадно всасывать, как не назови, тени и приобретать слабо различимую форму, а от всей ее сущности тянуло ледяным ужасом, что заставил Себастьяна буквально оцепенеть. Тело пронзала дрожь и сильный, как при лихорадке, озноб, паладин ощущал, как тепло постепенно покидает его ослабший организм…. Вскоре начали отниматься конечности. Сердце перестало биться, оно трепыхалось.
– Сэр, оглянитесь! – безудержно взвыл, словно баньши (если бы они еще существовали), Лаитон, срывая голосовые связки. И его крик стал самым мощным из всех криков за сегодняшний день, пока не оборвался.
Ибо тьма вытянулась и внезапно метнула часть себя в сторону юноши. Себастьян увидел подобие когтистой, костлявой лапы, сотворенной из черной массы, отрывающей оторвала голову Лаитона, от чего та отлетела к стене и, отскочив от нее, упала рядом с ним, Себастьяном.
Лицо собрата исказилось в гримасе ужаса, рот и глаза были широко раскрыты. Рану на шее будто сразу прижгли, кровь выглядела уже запекшейся и почерневшей.
Тобиас повернулся к формировавшейся тьме и тут же отшатнулся назад. Она приобрела окончательную форму.
Косматая, рогатая голова….Два сияющий мертвым, синевато-бледным светом, огонька… Когтистые лапищи и змеиный хвост вместо ног.
Молодой паладин ее уже однажды видел.
Огоньки мертвенно-синего света были направлены в его сторону.
ТЫ ПОМНИШЬ… МЕНЯ… МАЛЬЧИШКА? Я ТВОЙ СТРАХ. Я ТВОЙ УЖАС. ЗАМОРРРРЫШ…
Себастьян помнил. Слишком хорошо, чтобы не бояться. Он видел ЭТО в старых книгах, манускриптах.
Этого он боялся увидеть в своей детской комнате. Но сейчас всего в пяти футах от юноши образовалось нечто реальное и отчасти материальное. И самое ужасное – вполне себе живущее.
Себастьян видел, как старший паладин стоит перед этой сущностью и не атакует ее. Он даже не поднимает меча. Просто смотрит широко раскрытыми глазами и вслух произносит молитву за молитвой.
Новопосвященный паладин, осторожно присев, подобрал свой меч и медленно начал двигаться поближе к Тобиасу.
Сущность не приближалась к ним. Молитва, раздавалась эхом по всему залу. Тобиас читал ее мертвым голосом. Он четко произносил каждое слово, стараясь не сбивать дыхание, отчего тьма немного удалялась назад, но и не думала уходить полностью.
– Себастьян! – громко обратился к юноше старший, не отрывая взгляда от сущности.
– С-с-эр? – отозвался Себастьян.
– Там лестница, в коридоре. Поднимись по ней.
– Я…Я.. х-х-очу вам п-п-омочь… – пролепетал юноша.
– Живо! Это приказ! Пошел! – закричал на него Тобиас и тут же ринулся на тьму.
Когда Себастьян выбегал из зала, он видел, как меч мастера проходит сквозь тело этой твари. Он видел, как тварь в ответ бьет когтями, царапает пол, но не может дотронуться до Тобиаса, будто вокруг него образовался некий невидимый щит, что не пропускает сущность. Старший паладин во весь голос произносил молитвы, что приходили ему на ум, и бил, бил, хоть это было бесполезно!
Тварь взлетала к потолку, металась по стенам, рывками нападала на Тобиаса, но невидимый щит, прочный щит продолжал сдерживать ее.
Новопосвященный паладин, покинул зал и начал беспокойно бегать глазами по стенам темного коридора, стараясь увидеть проем, ведущий на второй этаж. От безнадежности юноша начал прощупывать руками стены. Как только глаза привыкли к темноте, Себастьяну удалось увидеть, как из правой стены недвижимым потоком льется лунное сияние. Он направился прямо к нему, как вдруг что-то резко схватило юношу паладина за ногу и он почувствовал боль, практически нестерпимую боль в голени, так, словно десяток кинжалов разом пронзают его плоть и начинают усиленно пробивать кость.
Себастьян упал на живот, стукнулся носом об пол, и все та же сила потащила его назад, в зал.
Молодой паладин повернул голову и с ужасом заметил, что это Тьма тянет его к себе. Он мог, следуя примеру Тобиасу, взмолиться, но губы не разжимались.
Тобиас моментально среагировал и бросился на помощь. Старший вонзил клинок в безобразную лапу твари. Тьма в том месте, куда пришелся удар, немного растворилась. Хватка сущности ослабла, и Себастьян, недолго думая, поднялся на ноги и, превозмогая боль, ковыляя, побежал к лестнице.
Что произошло дальше, Себастьян уже не видел.
Он быстро поднимался по крутой хлипкой лестнице, несколько раз чуть не скатился с нее, и всякий раз напрягал глаза, стараясь различить в темноте ступеньки. Темнота была не слишком сильной… не демонической Тьмой, там, внизу.
Дойдя, наконец, до второго этажа, юноша сразу понял, что находится в колокольне. А недалеко от него висел массивный колокол, на внешней стороне которого были выгравированы крылья.
Из-за него резко и неожиданно для молодого паладина выскочила темная фигура. Она обнажила меч и приготовилась нападать. Себастьян был слишком измотан, чтобы разбираться, в чем дело. Эта усталость, безысходность даже сумела притупить чувство страха, что всегда, с самого рождения, не давало покоя юноше.
Сам не помня себя, новопосвященный паладин пошел навстречу фигуре и, сделав выпад, вложив в него всю свою ненависть и жажду мести, проткнул ее, не вытаскивая меч назад. От фигуры послышалось сипение, похожее на хрюканье и, судя по звону, оружие выпало из руки. Однако она сама не упала.
Тогда Себастьян предался не свойственной ему свирепости и со всей сей силы, что только была, толкнул фигуру от себя, в результате чего она, не успевая вытащить из себя меч, выпала из колокольни.
Молодой паладин словно пришел в себя. Вырвался из лап забвения, лап, без сомнения, таких же, как костлявые лапы Тьмы, сущности, мерзостной твари. Теперь он пытался понять, зачем мастер сюда его послал. Времени на раздумье не было – старший паладин был еще жив, но надолго ли?
Массивный и в тоже время маленький колокол, по сравнению с колоколом в Эйджгейте, сейчас не звонил. Он молчал. Наверное, ему вообще не приходилось звонить, судя потому, что творилось в этой часовне.
Себастьян взглянул на него и, неожиданно, разум пронзило старое воспоминание: «Голос крылатого колокола несет в себе великую силу. Это не просто звон, в нем заключена божественная энергия самого Ординума!».
Вот он, ответ! Себастьян не стал ждать ни секунды, просто на ощупь отыскал веревку и подобно звонарю, забил в бронзовый колокол, как можно сильнее натягивая на себя медный язык.
Колокольный звон хлынул сотнями волн, освобождаясь от пережимающих оков молчания, распространяясь по всей округе, оглушая юношу и сотрясая старое здание часовни!
Божественный могучий звук лился во все стороны, и даже казалось, что тихий холодный ветер усиливается, становится ураганом.
Но только не смерчем, ведь смерч – это спираль.
Новопосвященный паладин не давал затихать колоколу, он бил в него не переставая, не жалея сил, с каждым ударом чувствуя, как наплывают трагичные воспоминания, что перетягивали сердце стальными канатами, выдавливали из него кровь.
Я паладин и мой долг сражаться со злом, да не убоюсь я его!
Себастьян продолжал звонить, стиснув зубы от злости и от боли. Он бы и дальше долбил в колокол, но его плечо сжала чья-то рука, и юноша обернулся.
– Достаточно. Пойдем… – это сказал мастер Тобиас…
***
– Вы убили тварь? Убили? Что? Что это было? – яростно спрашивал Себастьян, брызжа слюной.
– Теневой демон… Соглядатай Небытия, – сказал в ответ Тобиас, – А сейчас уходим! Хватай собратьев!
Он подошел к телу Клайда и, взяв его на руки, понес к выходу. Пламя только начало разгораться, оно постепенно поднималось все выше, под свод, превращая опорные балки в уголь.
– И Ему было очень больно от песни колокола Ординума, – рассказал мастер о битве, его голос доносился с крыльца, откуда веяло свежим воздухом проклятущей ночи. – А я читал молитву и бил его мечом.
Новопосвященный паладин ничего не ответил. Он взял мертвое тело Стевина под подмышки и поволок к выходу. Затем сделал то же самое с телом и головой Лаитона.
Старший паладин стаскивал трупы по лестнице с крыльца и, протаптывая высокую траву, тащил собратьев к трапезной, одного за другим.
Юноша выскочил из горящей часовни, его лицо покрылось копотью. Но Себастьян плевал на это.
Первое, на что он обратил внимание, когда оказался на улице, это то, что у трапезной не было никакого шума. Ни храпа, ни ржанья лошадей. Как и везде. Одинокая могильная тишина. Лишь внутри часовни грохотали падающие доски, и рычало пламя.
Отныне это место стало настоящей могилой. Впрочем, ничего не изменилось.
Тобиас между тем приблизился к трапезной. А через короткое мгновение после этого огонь распространился наружу. Его горячие языки вырвались из окон, выползли сквозь двери. Пламя пожирало часовню.
Оно осветило весь двор. И Себастьян увидел. И Тобиас увидел.
И то, что они увидели, стало последней каплей.
Смертное существо может сколько угодно долго держать в себе чувства и эмоции, пока не найдется капля, которая переполнит сосуд. Возле трапезной лежали обезглавленные туши лошадей. Сами же головы были насажены на колья забора.
И жеребец Тобиаса, и любимица Себастьяна Робена, и остальные, все были мертвы. Головы будто отсекли одним мощным ударом. Тобиас походил вокруг и сделал вывод, что никаких следов борьбы нет. А лошадь слишком умное существо, чтобы не понимать, кто с какими намерениями к ней подходит. Значит, лошадей убили внезапно, при этом безжалостно затемняя их сознание.
Вид этих пока еще не гниющих, но жутко выглядящих туш, вид крови, забрызгавшей всю траву вблизи трапезной и, собственно, сама трапезная, вернули и пробудили все эмоции, что тщетно пытался погасить в себе новопосвященный паладин.
Он уперся взглядом в мертвую голову Робены, с оголенными зубами и жуткими глазами, в которых еще сегодня вечером читалась доброта. Посмотрел на трупы собратьев, лежащие неподалеку, и упал на колени.
Душевная боль, что терзала все тело, не хуже лап теневого демона, заставила забыть о физической боли в ноге. Он начинал всхлипывать, а затем и совсем разрыдался, закрывая глаза руками.
Слезы текли по его пальцам, капали на накидку и на землю. Плач переходил в истерику, внутренности просились наружу, а бока сдавливало так, что создавалось впечатление, будто это уничтоженный ныне теневой демон вернулся и решил начать пытки заново. Но эта пытка не была сравнима с другой, внутри. В самом сердце.
Тобиас подобрел, шаркая сапогами, к Себастьяну.
– Мужчины могут плакать. Поплачь, мальчик, поплачь, – с жалостью и как-то по-отцовски сказал он. – Это освобождает. Не бойся этого никогда. Плакать также нормально, как питаться. Тем более после того, что ты пережил. Да еще в таком возрасте. Я впервые увидел смерть собрата в двадцать три. Но не в семнадцать. Это ты всадил меч тому, что валяется возле часовни?
Новопосвященный паладин ничего не отвечал, он продолжал истерически реветь, сжимая кулаки и иногда откидывая голову назад, стремясь жадно заглотнуть ночной воздух, пропитанный черным дымом.
– Знаю, что ты. Не жалей об этом. Иногда приходится убивать. Так уж получилось. Я не плачу, потому что нечем…. Слишком многого я повидал за эти годы. То, что случилось сейчас… трагично, но плакать мне нечем, – объяснил Тобиас.
Сказав это, он отошел ближе к полыхающей часовне, сел на колени, начал громогласно, но неразборчиво, молиться.
Себастьян остался один на один со своим горем, со своими слезами. Ему было сложно остановить поток эмоций. Из него ушла вся энергии, не было желания обдумывать произошедшее. Хотелось убедить себя, что это просто сон, что на самом деле ничего подобно в мире вообще не существует…
Однако перед глазами все время вставали мертвые собратья. Истинные собратья.
Сейчас их тела лежали неподалеку, но молодой паладин старался смотреть в другую сторону. Хотя какая-то неведомая сила все время подбивала глянуть на трупы. Посмотреть, уничтожая тем самым себя изнутри. Может, все дело было в этом гадком месте? В теневом демоне, невидимые ошметки чьей сущности все еще витали воздухе? Молодого паладина это не волновало. Собратьев уже ничто не вернет.
Себастьян ревел так отчаянно и так долго, что все-таки не смог дальше сдерживать свой желудок. Новопосвященного паладина согнуло пополам, и почти переваренная еда вместе со слюной и слизью вырвалась и забрызгала всю траву перед юношей. Он откашлялся и вытер рукой рот.
Себастьяну всегда сложно давалось сдерживать себя. Орден сумел поменять некоторые особенности характера, но ведь не весь характер в целом. Раньше юноша мог подолгу переживать любой пустяк, обижался на несправедливое отношение к себе, не мог видеть жестокости. Но все это – просто пылинка, попавшая в глаз, по сравнению с тем, что случилось сейчас. Когда рядом лежат мертвые собратья, когда в первый раз приходится убивать, когда рушатся все надежды, только тогда смертный осознает свои прошлые ошибки и начинает смотреть на всю свою жизнь иначе.
Себастьяна настолько засосали и вобрали в себя эмоции, что он не заметил и не услышал, как Тобиас прекратил молитву. Снова почувствовал на своем плече его руку.
– Хватит, Себастьян. Я понимаю, сейчас очень тяжело. Но нужно сохранить силы. Нам еще нужно на чем-то, на ком-то вернуться в Эйджгейт. Вставай, – Тобиас подал руку молодому паладину и тот, опираясь на нее, медленно поднялся на ноги.
Юноша впервые за несколько минут снова ощутил резкую боль в ноге и снова присел.
– Что такое? – спохватился старший. – Ранен?
– Д-д-да, – всхлипывая, невнятно ответил Себастьян, – Тот демон, тогда, когда я бежал в колокольню…
– Сейчас. Не бойся, – мастер напрягся, и сосредоточился. – Ляг на землю.
Себастьян осторожно прилег на траву, совершенно не обращая внимания на тот факт, что она им же испачкана.
– Только лежи смирно, – Тобиас снял с юноши сапог и наголенник и положил руку на рану.
Ладонь засияла синеватым, ярким светом. Живым светом. Светом Ординума. Он, как разгорающийся рассвет, бежал по опухающим венам левой руки мастера, вырывался из пальцев. Зрачки мастера расширялись, а из носа текла капля густой крови.
Юноша почувствовал приятное тепло, что пробегает по его ноге, затем движется через все тело. Это тепло, как и божественный свет, умиротворяло и вместе с тем придавало сил. Уже через несколько секунд Себастьян не чувствовал боли в ноге.
– Это то самое? – спросил он, когда уже поднялся с земли и надел сапог с наголенником.
– Да, – обессиленно ответил Тобиас. – Исцеление. Свет Ординума.
