Наследство любимой тещи

– Запугивал!

– Не иначе как он сумасшедший!

– Его на освидетельствование надо! А потом в психушку или в тюрьму! Чтобы неповадно с другими такие же шутки шутить.

Слава слушал эти обвинения, широко раскрыв глаза.

Потом не выдержал и воскликнул:

– Анка! Наталка! Вы чего такое говорите? Не было же этого! Вы все придумали!

– Скажешь, что и гипноз ты не изучал? Благодаря этому ты сумел нас в повиновении держать!

– Садюга!

– А еще родственник!

– Знать тебя больше не хотим!

– Тьфу на тебя!

И продолжали описывать свой плен дальше в таких леденящих душу подробностях, что следователь, невзирая на рыдания матери задержанного и многочисленные справки о плохом состоянии его здоровья, все-таки решил оставить Славу под стражей. Хотя бы на одну ночь.

Анка с Наталкой выглядели довольными:

– И всех полицейских предупредите, чтобы они ему в глаза не смотрели! Загипнотизирует!

Славу увели, Анка с Наталкой ретировались, а тетю Надю пришлось успокаивать Саше с Мариной.

Женщина уже забыла их размолвку возле двери в квартиру, теперь она люто ненавидела Анку с Наталкой, оговоривших ее сына. А на Сашу с Мариной сильных чувств уже не оставалось. Надежда даже стала видеть в них если не друзей, то союзников – это точно.

И Саша постарался закрепить этот успех:

– Мне тоже показания этих двух девушек кажутся весьма размытыми, – сказал он.

– Врут девки все! Оговаривают Славочку.

– Я бы хотел помочь вам.

Надежда порывисто схватила его за руку:

– Разберитесь! Саша, умоляю вас! Кроме Славки у меня никого на всем белом свете нет! Если с ним что-то случится… Я этого просто не переживу!

– Тогда объясните, кем вам приходятся Анка с Наталкой?

– Сестры они Славкины. Двоюродные.

– Разве вы с этими девицами родня?

– Да в том-то и дело! Их мать – это моя родная сестра, зовут ее Ирка. Это она через свою приятельницу Анку с Наталкой на работу к вам в «Электру» пристроила. А потом мне позвонила. Я чуть со стула не рухнула, когда услышала ее голос. Перед этим мы с ней, считай, лет двадцать не общались. А тут звонит собственной персоной, словно бы и не было этих лет молчания, и хвастается успехами своих дочек, и между делом спрашивает, не хочет ли и мой Слава пойти к ним в бухгалтерию работать. Как же не хочет! У него и образование подходящее, только на хороший оклад с его постоянными больничными рассчитывать не приходится. А Ирка меня и утешает, мол, ничего, в «Электре» всяких убогих и инвалидов привечают, потому что государство дает за их трудоустройство организации всякого разного рода бонусы и налоговые послабления. И твоего Славку возьмут с радостью. Говорит, я потому тебе и позвонила, что помню, Славочка с детства был очень слабеньким. Помнит она! Как же! Она и Славочку последний раз видела, когда ему пять годиков было!

– Отчего же так? Вы же родня.

– Такая вот мы родня! – с горечью отозвалась Надя. – Ни помощи, ни поддержки за все эти годы я от сестры не видела. Единственный раз, когда она мне позвонила, чтобы позвать Славку на работу в эту «Электру», где уже работали Анка с Наталкой.

– Ваши племянницы?

– Они самые! Мне бы сразу насторожиться, когда Славочка начал жаловаться, что не понимает таких отношений. Мол, Анка с Наталкой делают вид, будто бы они его знать не знают, а сами все время шифруются по разным углам, что-то друг с другом обсуждают и на него косятся.

– То есть они вашего сына обсуждали?

– Именно так он мне и сказал. А я, глупая, посоветовала ему поменьше обращать внимания на пустяки. Ну, шепчутся и пускай, они же девчонки. А ты в компанию пришел не для болтовни. И так половину времени на больничном проводишь, так хоть вторую половину покажи, на что ты способен. Мне кажется, Слава прислушался к моим словам. Во всяком случае, упоминать про обиды от кузин перестал.

– Так они его еще и обижали?

– Ну, общения-то у Славы с ними не получилось. Вроде бы на работу позвать позвали, а общаться не желали. Всем своим видом показывали: ты нам чужой. Но у меня и с сестрой та же петрушка. Точно так же она себя со мной вела. Очень четко дала мне понять, что родней меня не считает. У меня своя семья, у тебя своя. Ты в мои дела не суешься, я в твои. Может, оно и правильно, только как-то мне не по себе всякий раз делалось, когда она так говорила.

– Скажите, а гипнозом ваш сын когда увлекся?

– Это уже случилось, когда он в «Электру» перешел работать. Кто-то ему на работе книжку про гипноз подсунул. Славу это заинтересовало. Он все время читал и мне рассказывал, что с помощью самогипноза можно от многих болезней вылечиться. Я не очень-то верила во всю эту ерунду и особенно, что у Славы есть способности к этому гипнозу. Но он очень заинтересовался, предложил даже меня как-то раз загипнотизировать.

– И что? У него получилось?

Надя вздохнула.

– Не хотелось мне его разочаровывать. Сделала вид, что выполняю его команды. Что-то простенькое он мне командовал – сесть-встать. Ну, а мне разве трудно? Я для родного дитяти и не такие кульбиты за эти годы выделывала. Что уж там, села, встала, зато как Слава был рад! Я таким счастливым его и не видела. Сразу же побежал кому-то хвастаться. Обещал, что на другой день лично все покажет.

– Значит, с кем-то на работе у него все-таки завязались дружеские отношения?

– Нет, мальчишки там хорошие, они Славу сразу приняли. Только их там всего двое – Женя и Гриша. Как я понимаю, Гриша увлечен компьютерными играми, он наружу почти и не выныривает. А вот с Женей мой сын много времени проводил.

– Расскажите, а что случилось с вашим родительским домом?

– Ой, да не хочу даже вспоминать ту гадкую историю! – отмахнулась Надя.

– Но это может быть связано с тем, во что угодил ваш сын сейчас.

– Почему?

– Я не склонен думать, что похититель Анки с Наталкой – это ваш сын. Гипнотизер из него, как из меня балерина. К тому же гипноз нельзя вот так взять и сбросить, как это случилось у девушек. В одночасье взяли и все вспомнили. И похитителя своего назвали. И адрес дома, в котором он их держал, вспомнили. Но вот что занимательно, дом этот имеет прямое отношение не только к вам и вашему сыну, но и к похищенным им якобы девушкам.

– Да, конечно, моя сестра наравне со мной владеет частью дома. Крохотной его частью, но владеет. А через нее и племянницы.

– А вы с сыном?

– И мы тоже.

– Но у вас же есть еще братья?

– Были, – вздохнула Надя. – Пили сильно, от этого и умерли слишком рано.

– У них есть наследники?

– Какое там! Они и женаты никогда не были!

– Для появления наследника жена как раз не обязательна.

– Никого у них не было. Бутылка им была и вместо жены, и вместо семьи, и вместо нормальной жизни. А доли свои в наследстве отца они нам с сестрой еще при жизни отписали. Илья сестре за какие-то деньги продал, а мне Гриша просто так подарил. Так и получилось, что у дома сейчас трое собственников. Нинка – вторая жена моего отца – и мы с сестрой. Благодаря Гришке я на равных долях с Иркой стою. Доброе дело он мне сделал. Хоть и пил сильно, а все равно оказался единственный из всей семьи, кто подумал, каково мне одной с ребенком-инвалидом крутиться. Так и сказал, помру скоро, Надюха, так пусть твоему мальцу от его дядьки память будет. Глядишь, удастся вам когда-нибудь с Нинкой сговориться, разбогатеете. Да какое там! С ней разве сговоришься!

– Почему нет?

Надя помолчала, но потом призналась:

– Может, была бы я одна, так и двадцатой доли была бы рада, а тогда так еще и одной сороковой. Но Ирка и братья уперлись. Потребовали от Нины, чтобы деньги за дом и землю в равных долях бы поделили. На пять частей, одну часть Нине, четыре пятых нам. Ясное дело, Нина фигу скрутила и под нос им всем сунула. Ну, а Ирка с братьями тоже в позу встали. Мол, если не нам, то и не тебе. Сиди и жди, ты больше нашего теряешь.

– Давно это было?

– Да уж годков двадцать с тех пор прошло. Дом и тогда уже в плохом состоянии был, могу себе представить, что с ним сейчас.

– И эта Нина больше не делала вам предложений?

– Нет. Насколько я знаю, жизнь ее и так наказала за тот грех, что она по отношению к нам совершила. На чужой каравай рот не разевай. Если не твое, то и не трожь. Все равно пользы от этих денег тебе не будет. Она ведь этот дом у нас все равно что украла! Напела отцу что-то там, воспользовалась его старческим слабоумием, и заставила на себя завещание написать. А может, и так на подпись подсунула, не объясняя старику ничего. Отец под конец уже плох рассудком стал. Но воистину сказано, кто чем согрешает, тот тем и наказывается. Сама Нина тоже головушкой слаба стала. Слышала я, что дочь ее в психиатрическую клинику поместила, потому что сама с матерью уже не справлялась.

– А дочь Нины вы лично знали?

– Ну, как знала… Виделись, конечно. Звали ее Юлей. Красивая, но с характером. И с мужчинами ей не везло. Много их возле нее крутилось, а ни одного порядочного так и не нашлось. Нет, вру! Один все-таки нашелся! Последний ее муж очень даже неплохим человеком оказался. Какой-то ученый. Он и дочку Юлькину удочерил. И после смерти матери не отказался от ребенка, а себе взял. И женился он потом на хорошей женщине, они девчонку как свою родную дочь вырастили. Своих детей у них не было, так они на нее надышаться не могли. Они ей даже не рассказывали, что она им не родная.

– Вы так подробно знаете их жизнь. Общались?

– Чтобы специально общаться, такого не было. Но Юля, пока жива была, мне иногда позванивала, спрашивала, не сменили мои родственники настроение. Мол, она бы хотела от дома избавиться, одна обуза от него, а удовольствия никакого. Но отдавать нам четыре пятых от всех денег от продажи они с матерью тоже были не готовы. Ну, а после смерти Юли все разговоры о доме затихли. Нина-то в психушке, как с ней дела иметь, если до нее даже не достучишься. Я как-то к ней съездила, мама дорогая, это же чисто кабачок. Слов не понимает, никого не узнает, где находится, не знает. Нет, дела с ней иметь было нельзя.

– А откуда же вы узнали о дальнейшей судьбе дочери Юли?

– Совершенно случайно это получилось! Я их всех на улице встретила. Девочку я бы и не узнала, так она выросла. А вот его я узнала. Имя у этого последнего мужа такое примечательное было – Феликс. Захочешь, так не забудешь. Ну, а рядом с ним женщина, его вторая жена. И девочка… Как же ее звали? Юля, Феликс и… Ах, да! Ирочка! Они ее еще так ласково называли между собой! Ируся! Ируся хочет то, Ируся хочет это. Показалось мне, что Феликс с новой женой слишком уж разбаловали девочку. Мне она совсем не понравилась, отвечала родителям так резко. Один раз даже нахамила Феликсу. Знала бы, сучка неблагодарная, от какой страшной участи он ее спас, небось почтительней бы с ним держалась.

– Значит, девочку звали Ирусей? А фамилию ее помните?

– Да нет, – покачала головой Надя. – Откуда? Да и зачем мне ее фамилия? Вот фамилию Нины я хорошо помню, Одинцова. А Юлька столько раз замуж выскакивала, что там за ее фамилиями уследить никакой возможности не было. Да я и не пыталась. Своих дел невпроворот, чтобы еще чужими заниматься.

Дальше Надя снова начала рассказывать про Славу, каким хорошим мальчиком он был. Как она рада, что он у нее есть, а она есть у него. И как страшно ей становится при мысли, что кому-то удастся это их счастье порушить.

Закончилось все слезами и слезными просьбами помочь им с сыном.

На что Саша ответил, что сделает все, что в его силах, чтобы найти настоящего преступника. И на этом они с несчастной матерью и попрощались.

Надя отправилась в метро и домой, а Саша с Мариной выбрали симпатичное чистенькое кафе и засели в нем, чтобы обсудить свою дальнейшую стратегию.

Глава 6

Они оба чувствовали, что их мозг нуждается в серьезной подзарядке.

Впрочем, как выяснилось, оба они представляли ее себе по-разному. Саше она виделась в виде солидного куска мяса, а для Марины оказалось достаточно и легкого салатика.

– Столько всего узнали, а мысли разбегаются, – пожаловалась Марина. – И куда двигаться, пока что не представляю. А ты?

– Туда же, куда мы и собирались. Правда, Надя любезно избавила нас от сбора лишней информации, но сказанное ею все же будет лучше проверить. Память человеческая такая удивительная штука, что иной раз человек может сам обманываться и невольно вводить в заблуждение окружающих. Но наметки она нам дала, и за это ей огромное спасибо.

– Ты думаешь, что Слава ни при чем?

– В том доме пленниц держал не он.

– Ты так уверен?

– Помнишь, сколько там в доме пыли? Слава бы обчихался.

– Так ведь для жилья он оборудовал себе сарайчик.

– Вижу, ты уже забыла ту рыжую шерсть, которой был буквально усыпан пол в той хибарке? Аллергик не смог бы провести там и пяти минут.

– Да, Надя говорила, что у ее сына сильнейшая аллергия на шерсть животных.

– А там шерсти было хоть завались. Нет, я уверен, что Слава там на этой Озерной, десять, и не появлялся. Под бородой и очками там находился другой человек.

– Тоже Слава?

– Не факт, что его так зовут. Он мог назваться чужим именем, чтобы подставить настоящего Славу.

– Кто же тогда держал в плену Анку с Наталкой? И Ирусю?

– Насчет Анки с Наталкой я вообще не уверен, что их кто-нибудь похищал.

– Но в подвале мы нашли их вещи. Открытку и пудреницу.

– Да, любезно снабженные именными подписями, чтобы уж никаких сомнений бы не возникло.

– Ты считаешь, что наши находки – это вовсе не улики?

– Вещи в подвал дома могли подкинуть. Точно так же, как могли подкинуть книжку про гипноз, якобы изобличающую Славу в причастности к похищению своих кузин.

– Как интересно получается, двоюродный брат похищает двух своих кузин. С какой целью? Ясно, что с недоброй.

– А ведь страху-то какого нагнали на весь ваш коллектив. Ты вот прямо боялась, что станешь следующей жертвой похитителя.

– Я и до сих пор боюсь, – призналась Марина. – Особенно после того, как ты сказал, что похититель – это не Слава и, значит, настоящий злодей по-прежнему разгуливает на свободе.

– Не было никаких похищений. Никто Анку с Наталкой не похищал. Они зачем-то разыграли эти похищения.

– И поспешили обвинить в них Славу? Но зачем?

– Кто их знает. Возможно, пытаются избавиться от конкурентов на наследство. Об их мотивах подумаем потом, а сейчас меня куда больше интересует личность Ируси. Ее-то как раз похитили, как мне кажется, по-настоящему.

– Думаешь, она может оказаться внучкой Нины Одинцовой?

– Что значит может? Она и есть внучка!

– Ты уже навел справки! – восхитилась Марина. – Когда ты только все успеваешь!

Саша был польщен, но постарался виду не показывать.

– Будто бы много времени на это нужно. Дочь Нины Одинцовой звали Юлия Кочергина, по фамилии первого мужа Нины, а ее внучку сначала записали на фамилию Степанова, потом девочку удочерил отчим, она стала Скрябина, а в замужестве в третий раз сменила фамилию, став Звенигородцевой.

– Последняя фамилия мне нравится больше всего. Очень благозвучная.

Ты не о том думаешь, – попенял ей Саша. – Я сделал запрос по оценке земельного участка на Озерной, десять. И мне назвали его примерную стоимость. Хочешь ее услышать?

– Разумеется.

– Шестьдесят миллионов!

– Сколько?

Глаза у Марины широко распахнулись.

– Может быть, и больше, – заверил ее Саша. – Участок огромный, место престижное, сотка стоит не меньше миллиона. Нина Одинцова скончалась чуть больше трех месяцев назад. Ее дочь Юлия умерла много лет назад. Из близких родственников у покойницы оставалась лишь одна-единственная внучка – всем нам знакомая и, увы, пропавшая, Ирина.

– И ты считаешь, что ее исчезновение как-то связано с этим наследством?

– В шестьдесят миллионов? Ты шутишь? Конечно, оно связано! Любой злодей пошел бы на все, что угодно, лишь бы присвоить себе этот куш.

– Но кто это мог быть?

– Любой из близких родственников Ирины. Ее муж, ее родители, ее дети.

– Ну, детей у Ирины нет. А ее муж… Ты говорил, что он как-то подозрительно суетился возле машины Ируси, которая наутро оказалась сломана?

– Вот именно!

И Саша многозначительно уставился на отбивную, словно она должна была ответить за поведение Валеры.

– Так ты меня понимаешь?

Отбивная молчала, а вот Марина ответила:

– Прекрасно понимаю.

Саша, кажется, удивился, но потом взял нож и решительно вонзил его в отбивную. Та брызнула соком, но Саша лишь еще сильнее надавил.

– Сейчас покончу с этим и едем!

– Куда?

– В пансионат «Тихие зори»!

И Саша начал так свирепо кромсать ни в чем не повинную отбивную, что Марина примолкла и лишь скромно подъедала из мисочки свой капустный салатик. Потом вбила в поисковике название «Тихие зори», изучила расположение и перечень предоставляемых услуг и поняла, что вопросов осталось еще много. Но у Саши был такой зверский вид, когда он расправлялся с куском мяса, что Марина решила благоразумно повременить с расспросами.

И, лишь когда от отбивной осталось одно воспоминание, девушка рискнула спросить:

– А что мы будем там делать? В этих «Тихих зорях»?

– Поговорим с ухаживающими за Ниной людьми. Если за наследством старушки охотились, то преступник должен был так или иначе проявить себя.

– Он должен был держать руку на пульсе старушки.

– В точку! Он должен был быть уверен, что не прошляпит момент, когда старушка откинет тапки и можно будет приступить к операции по устранению единственной прямой наследницы.

Пансионат «Тихие зори» находился в черте города, что выгодно отличало его от многих других заведений похожего толка. Расположен он был на территории старинной усадьбы, что было уже несколько хуже. Потому что хоть места для прогулок по тенистым берегам протекающей рядом речки Охты было предостаточно, но гуляющих старичков и старушек что-то на этих берегах не было видно. Зато помещения внутри здания отличались огромными размерами и высоченными потолками, что само по себе было и неплохо, но зато позволяло поселить в каждом помещении от полутора до двух десятков постояльцев, что создавало некоторую скученность и в то же время сплоченность.

Друзья назвались потенциальными клиентами, которые подыскивают для своего впавшего в детство дедушки уютное и комфортное место обитания, и их без лишних преград пропустили внутрь. Заставили лишь нацепить маски и продезинфицировать на входе руки. А вот про бахилы даже и не заикнулись, так друзья и протопали вместе со всеми своими вирусами и бактериями, принесенными на подошвах своей обуви. Это не вызвало ни у кого ни малейшего нарекания, главное, что предписанные и вывешенные на стене правила были в точности соблюдены.

Ребята шли и с любопытством оглядывались по сторонам. Ни Саше, ни Марине еще не приходилось бывать в таких местах, и они представляли их себе немного иначе.

– Как тебе тут? – спросила Марина, которая была вынуждена вжаться в стену, потому что как раз в этот момент мимо нее пронеслись два деда, которые устроили забег на своих инвалидных колясках.

Один дедок был абсолютно лыс и гладко выбрит, зато другой был хоть и плешив, но зато мог похвастаться изумительно длинной и густой бородой, которая развевалась у него за спиной, словно у летящего старика Хоттабыча. Лысый забег выиграл, и Хоттабыч немедленно предложил повторить. Очень уж не хотелось ему отправляться спать голодным, поскольку спорили эти гонщики между собой на сегодняшний ужин.

– Бородатый, – многозначительно заметила Марина. – Нацепить ему очки и будет сторож с Озерной, десять.

– Не будем же мы подозревать всех бородатых.

– А как тебе тут вообще?

– Не знаю, что и сказать, – пробормотал Саша, – как-то это очень уж похоже на какой-то пионерский лагерь. Шумно, оживленно, совсем не кажется, что все эти люди одной ногой уже в могиле.

Возможно, это было и хорошо, что о тишине и уединении можно было в этих просторных стенах только мечтать. Но при этом в большом и дружном коллективе все эти одинокие пожилые люди чувствовали себя нужными друг другу. Все выглядели ухоженными и веселыми. Шутки и прибаутки сопровождали действия обслуживающего персонала.

Вот эти тетеньки выглядели изрядно замотанными и появлению посетителей совсем не обрадовались.

– Одинцова? Нина? Не помню такой.

– Она умерла всего месяц назад.

– Ребята, вы очень не ко времени! У нас сейчас ужин, потом раздача таблеток, затем отход ко сну.

– Вы нам только скажите, приходил к ней кто-нибудь?

– К кому?

– К Нине Одинцовой! Она прожила у вас много лет.

– Это не та ли безумная бабушка, которая никого не узнавала?

– По всей видимости.

– Одна она у нас такая была. Вообще-то у нас не специализированное заведение, все наши старички более или менее в своем уме. Вполне активные и жизнелюбивые, как вы видите.

У них над головой как раз спланировал чей-то бумажный самолетик. Это все те же неугомонные Лысый с Хоттабычем занялись аэросостязаниями. В последнем заезде на колясках Хоттабычу удалось обойти своего приятеля, после чего коляски им пришлось вернуть их владельцам. Каждый из старичков в итоге победил в двух заездах и в трех проиграл. Победитель между ними так и не был определен, и чтобы окончательно его установить и определить судьбу ужина, стариканам пришла в голову идея с самолетиками.

Одна из медсестер попросила их вести себя потише, на что стариканы посоветовали ей выйти замуж и, наконец, уже отвязаться от них. Потом выразили сожаление, что такую красу никто до сих пор не берет, и сделали осторожное замечание, что с годами товар выглядит все более залежалым.

– Видите? – со вздохом произнесла бедная женщина. – С кем приходится дело иметь! И ведь никаких надбавок за вредность, голый оклад! Лучше уж в психушке, там хоть деньги платят.

– Но все-таки что с нашей бабушкой?

– Приходил к ней кто-то, – вздохнула женщина устало.

– Кто?

– Мужчина какой-то. Я не приглядывалась.

– Молодой или в возрасте?

– Говорю же, я не приглядывалась. На что он мне? У меня муж ревнивый. Если узнает, что я на других мужиков смотрю, мигом меня на ленточки порежет.

Лысый с Хоттабычем вроде бы отвлеклись от своего занятия и прислушивались к разговору.

– Если вы про того парня, что к Нинке захаживал, то это внучок ее!

– Он ее и прикончил! Гад!

Саша оторопел:

– Внук? Вы хотите сказать, внучка?

– Уж парня от девки я как-нибудь отличу, – фыркнул Хоттабыч. – Хотя про нынешних парней зарекаться нельзя. Но этот был точно парень. Щетина на щеках, кадык на шее, все при нем, одним словом, гад!

– Но у Нины не было никакого внука.

– Ну, может, это он нам так представился, чтобы мы от него отстали.

– А имя?

– Сказал, что звать его Валерой.

– Как? – ахнули Саша с Мариной в один голос. – К Нине приходил Валера?

Саша поспешно достал смартфон с фотографией Валеры.

– Вот этот?

– Вроде бы сходство есть, – невозмутимо произнес Лысый, не глядя на фотографию, пока Хоттабыч с любопытством изучал лица самих сыщиков и на фотографию Валеры тоже не смотрел. – Только тот с бородой был, а этот бритый.

– С бородой! Как у вас?

– Где ему до моей красоты! Такую бороду годами растить надо. У него накладная была.

Внезапно на морщинистой физиономии Хоттабыча появилась загадочная ухмылка, словно бы веселый старикан задумал очередную каверзу.

– А еще врал Валера насчет своего имени. Уж не знаю, как его звать-величать на самом деле, а только не Валера – это точно.

– Почему?

– Да сколько раз мы его окликали, а он и ухом не вел. Мы ему в спину: «Валера, Валера!», а он молчок.

– А должен был отвечать?

– Вот тебя как звать?

– Саша.

– Ну, если вон в том углу сейчас кто-нибудь крикнет: «Сашок, подь сюды!» – ты же оглянешься?

– Конечно, я подумаю, что меня зовут.

– Вот, о чем и речь. Ты оглянешься, потому что ты Саша и есть, а этот «Валера» никакой он не Валера был, потому что внимания на свое имя не обращал. Конечно, если лицом к лицу с ним стоять и Валерой его назвать, то он отзовется. А иначе – нет.

– И часто он приходил?

– Почитай, каждый месяц заглядывал.

Сам Хоттабыч заглядывался на Марину, а она была серьезно настроена на диалог с Лысым и кокетничать со старичками, как тем очень хотелось, вовсе не собиралась.

– Вы упомянули, что псевдо-Валера мог быть причастен к смерти Одинцовой?

– Он Ниночку прикончил! До его прихода она в тот день очень хорошо себя чувствовала. А как он ушел, так она – брык! Упала, задергалась и конец! Пена только на губах выступила.

– И что? Было расследование?

– Какое там! Никто ничего не предпринял. Даже полицию не звали. Померла старуха, и ладно. Баба с возу, кобыле легче. Мигом другую бабку на ее место взяли.