Наследство Алекса

– На сегодняшний момент сальдо на всех банковских счетах Лютаевой, предоставленных ответчиком суду для проверки, нулевое. Суммы, снятые после смерти Лютаевой, входят в наследственную массу, составляющую восемьсот пятьдесят тысяч рублей.

«Все правильно! Вот и все наследство! – подумал Алекс. – И оно было поделено поровну».

– Истец утверждает, что он получил от сестры четыреста тысяч рублей, но настаивает на том, что основную сумму наследства она от него утаила.

Алекс снова занервничал.

– Он считает, что денег у бабушки было гораздо больше, так как последние двадцать лет она была замужем за писателем Макаром Ивановичем Лютаевым, который вероятно получал внушительные гонорары, и после смерти мужа, кроме денежных средств, она унаследовала авторские права писателя, что дает право предполагать, что денег у бабушки было гораздо больше, чем найденные нотариусом восемьсот пятьдесят тысяч рублей…

«Вот откуда ветер дует! Они думают, что Макар Иванович писатель и получал гонорары! Ха-ха! – про себя усмехнулся Алекс. – Да какой он писатель этот Макар Иванович?! – Бумагомарака! Кто-нибудь читал его опусы?»

Алекс не знал, как заявить о том, что он не согласен.

– Истец считает, – продолжала доверительница, – что поскольку все банковские счета Лютаевой Евдокии Андреевны, оказались нулевыми, то значит, деньги с этих счетов были сняты его сестрой Соловьевой Верой Павловной до смерти их матери, гражданки Лютаевой по доверенности и переложены на ее счета. В связи с этим он ходатайствует о проверке банковских счетов его сестры, Соловьевой Веры Павловны.

Алекс отчаянно ждал, что весь этот балаган с несуществующим утаенным наследством развалится, но с каждой новой фразой юриста, он мрачнел, понимая, что дело принимает новый оборот, а вовсе не завершается.

Помощница истца требовала от его лица удовлетворить иск, уверенно ссылалась на какие-то статьи.

– К иску прилагаются документы… – она перечислила свидетельства и квитанции, которые сторона ответчика в копиях рассматривала на семейном совете еще до первого заседания.

Потом она передала документы судье.

Алекс снова заволновался, мельком глянул на дядю – тот сидел, опустив голову, скрестив руки и положив локти на колени. «Переживает, гад! Сестру оболгал, а она ему ответить не может, потому что ее нет на свете…». Его затошнило от напряжения. «Он одумается, обязательно одумается, еще будет переживать, что начал этот безумный судебный процесс!»

В это время судья дала слово ответчику.

Алекс встал, понял, что без подсказки говорить не сможет – забыл все слова напрочь. Хорошо, что теща вручила ему текст с его возражениями. Сейчас он был ей благодарен. Он посмотрел на бумагу и… ничего не увидел. Буквы расплывались перед глазами. Он нечаянно вспомнил о предупреждении судьи в самом начале заседания о гражданской ответственности за лжесвидетельствование, и ему стало совсем плохо.

Он попытался сказать своими словами – в конце концов, он не преступник! Вышло сбивчиво, отрывочно, он скакал с одного события на другое, вставлял свои мысли без всякой логики. Среди прочего он попытался объяснить, что Лютаев не был великим писателем и никаких больших гонораров не получал.

– Ответчик, есть ли у вас доказательства того, о чем вы только что оповестили суд?

– Нет, уважаемый суд.

Красный как спелый помидор он сел на стул, совершенно убитый и опустошенный.

Через некоторое время судья снова начала нудно перечислять исковые требования, Алекс уже ничего не слышал. Только герб России пестрел перед глазами, и удар молоточка как символ незыблемости правосудия напомнил ему о том, где он находится.

8. Виски под пиццу

Домой ехали молча. Алекс при выходе из зала процедил сквозь зубы:

– Отложено… из-за необходимости предоставления дополнительных доказательств…

Кнопка пыталась было что-то выпытать у мужа, но он стиснул зубы и не издал в ответ ни звука.

Дома уже ждала Бронислава Юрьевна. Она сидела в любимом кресле как желанная гостья, Кнопка пошла переодеваться, Алекс ушел в ванную комнату.

Когда Кнопка вернулась в гостиную, мама что-то зашептала ей.

– Подожди, мам. Сама ничего не поняла, кроме того, что ничего не решилось.

В комнате стало темно. За окном собиралась первая в этом году гроза.

Через несколько минут в комнату вошел хозяин дома. Он был свеж и бодр – просто магия какая-то!

– Ну что? Разбор полетов? – как ни в чем ни бывало начал он, присаживаясь на диван, рядом с женой.

– А я минут десять назад пиццу заказала, – торжественно провозгласила теща.

– Какую пиццу? – спросила Кнопка.

– Любимую Алекса, – Бронислава Юрьевна явно хотела угодить зятю, – «Сицилию».

– Сегодня нужно было «Дьяволо» заказать – под настроение!

Он глянул в окно. Крупные капли дождя забарабанили по стеклу. Где-то вдалеке громыхал гром.

– Леля, у вас есть крепкие напитки? – спокойно спросила мама.

Кнопка вопросительно посмотрела на мать.

– Давай-давай! Сейчас надо.

– Может, пиццу дождемся? – засомневалась дочь в маминых намерениях.

– Нет, прямо сейчас… И включи свет. Что мы впотьмах сидим?

Кнопка убежала в кухню.

– А вы прекрасный психолог, Бронислава Юрьевна! – похвалил ее зять.

«Вот откуда она знает, что мне так хреново? – думал он про себя. – Наверное, плохо играю. Ай да теща! Просекла!»

– «… И опыт сын ошибок трудных…» – процитировала теща.

Настроение у Алекса было наигранно жизнерадостным, на самом деле он был на грани нервного срыва.

Кнопка принесла тарелочку с нарезанным сыром и бутылку колы и поставила все на низкий столик перед диваном. Потом вытащила из бара бутылку виски и три стакана. Алекс тут же принялся разливать напиток.

К ее удивлению мама отказалась от колы, а мужу она ее и не предлагала.

– Не чокаясь? – почему-то спросил Алекс.

– Чего это? – возмутилась Бронислава Юрьевна. – Никто не умер! Пьем за истину, которая рано или поздно победит!

Выпив первую порцию виски, Алекс сам начал расписывать, как все происходило, причем останавливался на мелочах, которые возможно женщинам за столом, были не нужны. Среди прочего он вспомнил о том, что всплыл Южноуральск, который не давал ему покоя.

– Почему же у бабушки наследные деньги лежали на южноуральском счете, она же жила в Казахстане, или я ошибаюсь? – удивилась Бронислава Юрьевна.

– Не ошибаетесь. Бабушка жила в Казахстане. А в Южноуральске… я вспомнил! Там жила, да и сейчас, наверное, живет дочь Макара Ивановича, как ее зовут.. – он на мгновение задумался. – Ирина! У меня только сейчас в башке сложилось. Я просто город забыл. Мама рассказывала, что бабушка с Макаром Ивановичем ездили как-то на праздник…на какой, неважно… к дочери Ирине. Там он, видать, открыл счет для бабушки – наверное, подумал, что с российским счетом ей будет легче. На этот счет она положила деньги, полученные от него в наследство. Она туда ездила! Точно!

– Но на этом счете, кроме тех денег, что твоя мама сняла и разделила с братом, больше же ничего не обнаружено?

– Ничегошеньки!

– Так что же дальше-то доказывать?

– Истец пришел у выводу, что если на счетах бабушки денег нет, значит, они на счетах мамы! Теперь будут мамины счета проверять.

Раскаты грома стали ближе, сверкнула молния, озарив комнату дополнительным светом. Гроза за окном вовсю бушевала.

– Лихо! – простонала Кнопка.

– Подожди, – Бронислава Юрьевна забеспокоилась. – Плескани-ка еще виски, зятек!

– Мама, я тебя не узнаю! – возмутилась Кнопка. – Тут не пить надо, а думать, что делать!

– Одно другому не мешает, – ответила мама и выпила вторую порцию разом.

– Вот это я понимаю! – поддержал ее Алекс и тоже выпил.

Звонок в дверь немного остудил горячие головы. Принесли заказ из пиццерии.

– Как там? – спросил Алекс у курьера, мотнув головой в сторону улицы.

– У-у-у! – протянул курьер, передавая хозяину коробку с пиццей.

Пицца пошла на ура, а главное – вовремя. Алекс, возбужденный парами алкоголя, забыл о провале в суде и уплетал пиццу за обе щеки. Теща заметно расслабилась, но не теряла контроля и нити разговора:

– Слушайте, а как же суд может искать миллионы, когда еще не доказано, что истец вступил в наследство? Он же не ходил к нотариусу и не вступал в наследство по закону!

– …и вообще не доказано, что эти миллионы существуют, – поддакнула Кнопка.

– Мне самому это странно, – Алекс откинулся на спинку дивана. – Эта тетенька-юрист со стороны истца…

– … судебный представитель, – подсказала теща.

– Вот! Судебная представительница сказала, что истец взял вещи матери у своей сестры, то есть моей мамы. И это считается по каким-то там статьям какого-то кодекса… фактическим вхождением в наследство.

– Это надо проверить!

– Вещи проверить? – спросила Кнопка.

– Нет! Проверить, есть ли такая статья, – по-деловому ответила ей мама. – И вообще, нужно проконсультироваться с юристом. Это я беру на себя.

– Вот это не надо! – осмелел Алекс. – Я сам. Все буду делать сам! А вам буду рассказывать.

Бронислава Юрьевна с удивлением посмотрела на зятя. «Расстроен и подшофе, – прикинула она. – Потом, надо будет, подхвачу!»

– А миллионы-то где? – снова оживилась Кнопка.

– Да нет никаких миллионов, Кнопка, – просто ответил Алекс.

– Не скажи… Дыма без огня…не бывает, – как-то неуверенно предположила Кнопка.

– Может, все же небеспочвенны притязания Виталия, просто ты об этом не знаешь? – неожиданно поддержала дочь Бронислава Юрьевна.

Алекс встал. Неужели даже в своем стане есть сомнения в честности его матери. Он не смог сразу ответить, не нагрубив, поэтому пошел на кухню. Вернулся через пару минут со стаканом воды в руке.

– Я точно знаю, что у меня ни маминых, ни бабушкиных денег нет! – на ходу отвечал он. – От мамы я получил пятьдесят тысяч рублей. Чего я могу не знать?

Голос его был уверенным и твердым.

– А ты давно был в маминой квартире?

Квартиру, где жили мама и бабушка, Алекс не продал, потому что в ней был прописан и временами проживал отец Алекса. Работал он тоже время от времени то в городе, то в деревне, то сторожем, то охранником, длинные периоды его жизни и вовсе были отмечены безработицей. В целом он вел непонятный и нездоровый образ жизни, Алексом почти не интересовался, лишь номинально оставаясь отцом. Алекс с ним почти не общался.

– Давно, – ответил Алекс, слегка успокоившись и не видя угрозы в вопросе тещи.

– Может тебе стоит сходить туда и… – теща не договорила, потупив взгляд под модными очками в тонкой золотистой оправе.

– Бронислава Юрьевна! – вспылил Алекс.

– Хорошо, хорошо! – сдалась та и мельком глянула на дочь.

Кнопка поняла, что значит этот взгляд. Она знала, что им с мамой нужно переговорить вдвоем.

9. Опять шахматы

Еще несколько дней Алекс отходил от потрясения. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что судебному делу, высосанному из пальца, дали ход. Он надолго уходил в себя, хмурился, был несколько рассеянным, но потом примирился со своим новым статусом, то есть со статусом ответчика и перестал волноваться. Он-то знал, что ни он, ни его мама, которую обвиняют в обмане, не имеют отношения к выдуманным миллионам.

Информация о том, что он является участником судебного разбирательства, на работе скоро стало известно всем. Сначала коллеги шептались по углам, потом их осведомленность вылезла наружу. Однажды сменщик Алекса, заступавший на работу, впрямую спросил его:

– Говорят, что ты наследник миллионов. А ты скрываешь!

– В теленовостях говорят? – в свою очередь спросил Алекс и насупился: – Я похож на миллионера?

– Да так посмотришь – вроде, нет, – ответил сменщик. – Но…

Алекс смерил товарища взглядом:

– И что «но»?

– Ты с некоторых пор стал по заграницам ездить, машину купил… А не говорил, что в лотерею выиграл.

– На машину накопил, а в Турцию и ты можешь съездить – отдых по деньгам! – отрезал Алекс.

Настроение упало, он никак не думал, что кто-то следит за его покупками и поездками. Зависть? Сам он никогда никому не завидовал. По крайней мере, богатству. Деньги никогда не были его целью. Материальное благополучие – слишком утилитарная цель. Ему хотелось стать художником. Ему снились картины необычайной красоты – его картины! Но времени на творчество совершенно не оставалось, разве что на карандашные рисунки и редкие этюды на улице. Даже из Турции он привез всего три этюда, а рассчитывал писать каждый день.

Весь в думах о том, как бы поскорее решить вопрос с несуществующим наследством, он шел домой. При этом он понимал, что сам ускорить процесс он никак не может. Следующее заседание, третье по счету, назначено на первое июня.

Кнопка позвонила ему на работу и сообщила, что вечером придет ее мама.

– Прости, она сама позвонила и напросилась в гости. Она сказала, что была в юридической консультации и кое-что она узнала.

– Зачем она ходила к юристу? – вспыхнул Алекс. – Я ведь сказал, что сам схожу. У меня на руках документ, юрист составил.

– Вот и рассмотрим твою бумагу, обсудим. Один юрист хорошо, а два – лучше.

В общем, Алекс шел домой в пренеприятном настроении. На улице было холодно, зацветала сирень. На душе тоже холодок. Он злился на ситуацию, на своенравие тещи, граничащее с самодурством. Была бы она сторонним человеком, он бы уже послал ее далеко… Но она мать любимой женщины.

Дома до прихода неродной родственницы он успел поужинать, вернее, забросить в желудок наспех приготовленные женой макароны по-флотски.

Теща с порога начала вещать о том, что в любом деле нужен профессиональный подход и каждый человек, попавший в суд, виновный или невиновный, должен иметь юридическую поддержку в виде судебного представителя.

Язык у тещи был выверенный и четкий, поскольку она сама не раз составляла юридические документы и даже участвовала в суде. Она привыкла быть правой и выигрывать, а на правое дело ничего не жалко.

Алекс устало слушал речь домашнего прокурора, который всегда прав. Вместо того, чтобы сосредоточиться на судебном деле, в которое он был поневоле втянут, он разрабатывал планы борьбы со cвоеволием тещи.

– Во-первых, я кое-что узнала про нашу мадам судью, – начала Бронислава Юрьевна, усевшись в кресло. – Она только что вышла из декрета, и наше дело ее первое дело, поэтому… Лель, принеси водички. В горле пересохло.

Кнопка нехотя поплелась в кухню за водой.

– … поэтому, – продолжила ораторша, – она будет рыть землю, чтобы до завершения дела собрать максимум доказательств. Чтобы противная сторона, то есть мы, не дай бог, не подала апелляцию на судебное решение. В общем, мадам не хочет упасть лицом в грязь.

– С этим надо смириться? – выдавил Алекс.

– Это надо принять.

Кнопка принесла маме воды. Та сделала несколько глотков, поставила стакан на журнальный столик и вытащила из сумочки очередной файл с какой-то бумагой.

– Вы как факир, Бронислава Юрьевна, – несмешно пошутил Алекс, – из сумки всегда вытягиваете «кролика».

– Читай, кролик!

Перед лицом Алекса появился документ из двух листов, на первом в самом верху было написано: Возражение.

Алекс не стал брать листок в руки. Он лениво встал, подошел к секретеру, достал из него синюю папку и торжественно протянул ее теще.

– Что это? – Бронислава Юрьевна подняла брови, которые тут же показались над дужками очков.

– Возражение, – ответил Алекс, довольный собственным ходом. – Я зря времени не терял. Был у юриста, он сочинил вот этот документ, который я преподнесу уважаемому суду в следующий раз!

– Шах! – озвучила Кнопка.

Бронислава Юрьевна никогда не теряла лица. Сдержалась она и сейчас. Она взяла из синей папки файл с возражением от юриста Алекса, молча пробежала глазами по строчкам.

Алекс молча торжествовал. Он был уверен, что прорвал «бронь», по крайней мере, попытался отразить натиск тещи.

Но не тут-то было. Теща отложила листок Алекса в сторону и вынесла вердикт:

– Галиматья!

Она как великая актриса сделала паузу, потом взяла свой листок и снова сунула его в руки зятю:

– Читай! Шапку не надо, вот здесь! – она ткнула пальцем в строчку. – По пунктам разнесено.

– «Отсутствуют правовые основания для признания истца фактически принявшим наследство…», – прочитал Алекс первый пункт.

– … в связи с тем, что истец не представил доказательства принятия наследства, – добавила теща. – Это основной пункт! Истец осознанно не пришел к нотариусу в положенный срок, чтобы вступить в наследство. А вот момент с вещами матери, которые истец якобы забрал… и т.д. – не катит совсем!

– Мам, ну ты даешь! – усмехнулась Кнопка маминому выражению. – Я вообще никогда не слышала, чтобы ты употребляла в речи сленг. – Это ход королевы!

– Не ход, а рокировка, – поправил ее Алекс, – юристы поменялись местами, защитив королеву.

Бронислава Юрьевна расцвела от шахматной терминологии, которую употребили дети.

Алекс читал документ другого юриста: красивым юридическим языком на тещиной бумаге было написано по пунктам, с чем не согласен ответчик.

– Объясните, Бронислава Юрьевна, этот пункт еще раз, пожалуйста. Почему не катят доводы истца?

Теща вошла в раж, объясняя зятю суть возражений, практически не заглядывая в бумагу.

– Мам, ты что – наизусть этот текст выучила? – за зятя выступила дочь.

Бронислава Юрьевна договорила до конца и выдохнула.

– Мой юрист что-то похожее, вроде, выразил, – попытался оправдать свой документ Алекс, – только сформулировал по-другому…

– Что-то, вроде, где-то… Невнятно он сформулировал, твой юрист, – подытожила Бронислава Юрьевна. – Да и мой тоже плохо поработал – расплывчатые и неупорядоченные фразы. Только ссылки на нужные статьи закона оказались ценными. Я все переписала. Это мой вариант возражения.

– Шах и мат! – объявила Кнопка результат игры.

Бронислава Юрьевна выпрямила спину и с гордостью посмотрела на зятя, потом на дочь.

– Я думаю, отца позвать, если он в кондиции, – не сдавался Алекс. – Он же тогда редко уезжал, в основном, был дома – уж всяко видел и знает, что дома делалось.

– Слабое звено. Ну да ладно, может, сыграет свою роль в следующем спектакле, – любезно согласилась Бронислава Юрьевна и плотно сжала губы.

10. Безотцовщина

Дня за два до заседания Алекс позвонил отцу. Тот был в городе и, судя по голосу, вменяем.

– Отец, мне нужна твоя помощь, то есть твое участие. Нужно выступить свидетелем в суде на моей стороне. Я тебе все объясню, ты только скажи: ты в силах что-то сказать?

Отец стушевался: он был совсем непубличным человеком, но перед сыном ему было неловко признаваться в боязни контактов с людьми, поэтому он не отказался.

– Если ты дома, я заеду и все тебе расскажу. Заседание второго июня.

Алекс предполагал, что выступление отца вряд ли будет эффектным, хоть бы на вопросы судьи ответил, и то ладно.

Он давно не чувствовал, что у него есть отец. Тот мало принимал участия в его взрослении и мужании. А в последние годы он и вовсе оторвался и жил своей частной жизнью, не интересуясь нуждами и чаяниями сына.

«Будем брать количеством свидетелей! – объяснил Алекс жене и теще свой шаг. – А у истца никаких свидетелей нет и быть не может!»

Заседание началось, как обычно, с опозданием.

– Встать, суд идет, – как всегда огласила секретарь суда.

Судья начала задавать нудные вопросы, соблюдая необходимые формальности.

– Рассматривается дело по иску…

Участники процесса знали содержание иска и слушали судью вполуха.

Снова были вопросы относительно финансового состояния ответчика. Алекс осмелел и перед тем, как отвечать, задал вопрос.

– Уважаемый суд! Разрешите мне сначала задать вопрос о самом судебном…. – он слегка замешался, с трудом подбирая слова, – о ходе судебного… процесса?

– Задавайте, – легкомысленно бросила судья.

– Так вот, – Алекс еще больше замялся, – на каком основании суд рассматривает финансовое положение ответчика, если еще не решен вопрос с правом наследования истца?

– Вы сомневаетесь в правомерности судебных изысканий? – переспросила судья.

Но это был риторический вопрос, на который судья не ожидала ответа, а сразу прибавила:

– Суд посчитал нужным разобраться во всех нюансах дела по заявленному иску. И точка!

Эта «точка» пригвоздила Алекса окончательно.

Он начал что-то мямлить о своих доходах.

Странно, но Алекс в судебном зале жутко терялся. Он чувствовал себя загнанным зверьком, которому очень хотелось огрызнуться, но на него нападал более грозный зверь – правосудие, а с ним лучше силой не тягаться.

Судья между тем продолжила, обращаясь к нему:

– Скажите, господин Соловьев, чем помогала вам ваша мать?

– Моя мать родила меня, вырастила, дала воспитание и… пыталась дать образование. Ей приходилось нелегко, но она делала для меня все, что могла.

– Вы говорите так, как будто мать одна растила вас. Но ведь она не была в разводе с вашим отцом. Отец не вносил вклада в семейный бюджет?

– Насколько я помню, никакого семейного бюджета у нас не было никогда. У отца были свои деньги, у мамы – свои. Последние лет двадцать каждый жил своей жизнью в своей комнате в одной квартире.

Алексу было мучительно говорить об этом. Ему было жаль маму, не видевшую тепла и заботы. Он не успел обогреть ее, все ждал, что будут свои деньги, и он накупит ей подарков. Впрочем, она никогда не говорила, чего ей хочется. Только мечтала о море.

– А в последние годы она вам материально не помогала?

– Она сама нуждалась в помощи, – еле слышно проговорил Алекс. – Нет. Материально нет. Она всегда поддерживала меня морально.

Истец в это время сидел, не поднимая головы. Он сидел, сгорбившись, втянув голову в плечи, подбородок упал на грудь. «Что? Стыдно? – думал Алекс. – Вот и мне стыдно… Плохо я помогал матери…»

– А если бы у нее появились лишние деньги, она бы отдала их вам?

Алекс понял, что вопрос провокационный, и ответил не сразу.

– Видите ли, уважаемый суд, – он как мог тянул время, – она ушла на пенсию на три года раньше срока по состоянию здоровья, когда уже не могла работать полный рабочий день. Но пенсия у нее была настолько мала, что…

– Ответчик, отвечайте по существу, пожалуйста, – перебила Алекса судья.

– Она бы сделала для меня все что угодно, но на подлость не пошла бы никогда!

При этих словах Алекс взглянул на истца. Тот наклонился вперед, опустил голову еще ниже, положив локти на колени, кисти рук беспомощно повисли. В такой позе он сидел на каждом заседании.

– Речь идет всего лишь о деньгах, – попыталась уточнить судья.

– Моя мама родом из Советского Союза, она не смогла отделаться от неверной установки о том, что деньги – зло, а большие деньги – большое зло. Поэтому она никогда не стремилась к большим деньгам.

– Однако по словам истца ваша мама ездила к морю несколько раз. На какие деньги, если у нее их не было?

– Она ездила очень бюджетно. Вы так отдыхать не поедете. Один раз ее брал с собой истец. Он возил свою семью на Азовское море на «Газели», взял и сестру. В другой раз она ездила в санаторий на автобусе, но трястись двое суток по жаре могут только малообеспеченные туристы… А в последний раз – она уже больная была – купила путевки в Турцию себе и моей семье…

– На какие деньги она купила путевки?

– На свои – те, что получила от матери в наследство. Она в первый раз в жизни отдыхала в пятизвездочном отеле. Жаль, получила мало удовольствия… Болезнь почти полностью съела ее. Через два месяца после поездки она умерла.

Судья отстала.

Алекс продолжал думать о матери.

Эта была ее последняя поездка к морю. Анталия – море, солнце, вечерний воздух, собравший за день все тепло южного солнечного дня, запахи – пряные, сладкие, душные; шикарный отель, вкусная еда, куча развлекалок… И она – болезненно худая, взгляд отрешенный, мысли где-то далеко от вожделенной Турции…

Если бы можно было повернуть время вспять! Если бы…. если бы…

– Вызывается свидетель Соловьев Николай Арсеньевич.

Вошел отец Алекса. Он был высок и широкоплеч, но сутулился, как это бывает с людьми, которые стесняются своего высокого роста. Алекс знал, что отец стесняется не роста, а себя самого – природа создала его видным мужчиной, а он не нашел смысла в жизни, скорее всего, и не искал, и опустился на самое дно. Много лет назад он ушел с завода, работал время от времени охранником. Его то и дело увольняли по причине его нетрезвого образа жизни.

Алекс расправил плечи. Привычка сутулиться ему досталась от отца. «Хорошо, что оделся прилично», – подумал он про отца.

Впрочем, отец всю жизнь покупал себе довольно дорогие вещи – он любил себя. Любил ли он маму? Алекс с трудом мог представить, чтобы отец когда-нибудь произнес слово «люблю». А уж выражать любовь в поступках он точно не умел.