Убийцы Фей

Аббатство Новэлим существовало по своим законам, и Дью осознал, что жить здесь можно было, только отказавшись от всего мирского.

– Так, визуальный осмотр! – Шериф пошёл по тропинкам, выискивая белый куст.

В пёстрых клумбах отыскать нечто блёклое было легко. Морозвица росла чуть поодаль остальных разноцветных кустов. Вся белоснежная, как и говорила Айлори, будто обсыпанная вечномёрзлой крошкой.

– Выглядит ухоженной. Может, сорвать ей веточку? Соскучилась, наверное.

Только Дью хотел сорвать ветвь, как услышал в спину: «Стой!»

– Жалко, да? У вас тут целая оранжерея, – улыбнулся шериф, предвкушая интересную встречу с небезызвестным Корнелием – Верховным Хранителем аббатства.

Не успел гость договорить, как его ноги оплела бурая лоза, разорвав землю. Сдавила мышцы так, что Дью хотелось завыть волком.

– Эй! Значит, так? – Дью достал револьвер и направил на Корнелия. – Пусти меня, фея. Это нападение на государственного служащего! Где ваше гостеприимство?

Второй рукой он постучал по своему жетону, прикреплённому к груди, и заметил, как нападавший нахмурился, усиливая чары – лоза стала подниматься выше, прошлась по животу и грудине, словно ядовитая змея с шипами.

– Назовись, человек. Иначе я удобрю твоей людской гнилью цветы, которые мы потом отправим твоей семье в знак сожаления. Сожаления о том, что их сын – умалишённый, раз посмел наставить оружие на Верховную фею.

«Или не на пару часов…» – с вызовом оскалился Дью, бросая револьвер.

Глава 3

Туман пожирал сад вместе с его замершими стеблями – знак уважения перед шагами Верховной. Тянулся дымком к рассерженному хозяину, пытаясь укутать его от бед людского мира и от наглеца, явившегося как вспышка среди почётного безмолвия.

Не так шериф представлял свой первый визит в логово «крылатых засранцев», посмевших забрать труп человека. На чашку чая не рассчитывал, но чтобы оказаться нанизанным на вонючие земляные корни?.. Надо выбираться.

С хищным прищуром Корнелий подошёл к окутанному стеблями Дью и поморщился, втягивая воздух рядом с его шеей.

Беркли скривился:

– Уважаемый, что начинается? Держите дистанцию! – возмутился Дью и шарахнулся от чужого носа.

– Запах. Мятный ландыш.

Стебли оплетали плечи, стягивали, пока человеческая грудь отчаянно металась в попытках выбраться из захвата.

– Вы здесь не моетесь? Отойдите от меня! Мало ли чем заражусь.

Фея проигнорировала чужие потуги и приметила новенький металлический значок, совсем ещё не познавший слоя пыли от втоптанных ожиданий своего владельца.

– Ах, Дьюэйн Бер… Беркли, да. Шериф отдела по магической безопасности. Я думал, вы постарше. Что привело вас в Новэлим? Только побыстрее. Заклинание своеобразно, имеет характер и…

– И?

– Голод. Стеблям нужно есть. Простите, но отмене заклинание не подлежит. Так на чём мы?..

– Чёрт! – Дью отплюнулся от листочка, залезшего в рот. Отростки стремительно прибавлялись и засасывали шерифа в землю! – Труп! Труп феи, мальчишки. На городской выставке в галерее. Ваши люди забрали тело по Магическому Уставу Аллисура, но, согласно пункту 1.6…

Корнелий вскинул тонкую бровь, скрыв секундное раздражение.

– Устав выучен мною наизусть. Прекратите эти прелюдии, шериф. Вы бесцеремонно заявились сюда ради трупа феи? Хотите выразить дань его покровителю? Не вижу корзины с угощениями.

– Это вы прекратите. Опираясь на соответствующий пункт Устава, я требую выдать тело убитого. Тот мальчишка – не фея. Вы не имеете права держать его…

Лоза сдавила голову: шляпа упала, и Дью представил в мыслях, как рубит эти нахальные растительные щупальца. Остервенело. Беспощадно.

– Кхм… Любопытно.

Тишина. Корнелий не торопился с объяснениями.

– И всё?

– Вы зря приехали. Ваша информация неверна. В Новэлиме тела нет. Феи не забирали его. Я бы пригласил вас проверить, но нужно моё разрешение и подпись нашего Представителя Авалиона.

«Старый лис! Вот как ты решил выкрутиться?» – Дью понял, что ответов ему не добиться так просто. Его приезд лишь проверял, как начнут оправдываться феи. И их глухая оборона доказывала, что никакой ошибки нет и шериф на верном пути; негодяи-затворники скрывают нечто важное.

Корнелий не торопился прощаться. Каждая его мысль проходила сквозь сито старинных догм и тайных договорённостей, прежде чем вырваться наружу. Серебристая жидкая бородка подрагивала – почти нелепая, если бы не странное колечко, вплетённое в поседевшие нити. Украшение манило к себе, не давало разглядеть морщины Хранителя и следы тяжёлой ноши, легонько отпечатавшейся на его внешности.

Дью прикинул, что знает о Корнелии. По человеческим меркам, ему где-то пятьдесят лет. Длинные волосы, стянутые в тугой аккуратный хвост – явный признак дисциплины. Изумрудная накидка с золотыми рукавами ни лишней складочки не показывала, наверное, чтобы не разозлить своего господина.

Корнелий верил в порядок, чтил законы предков и уважал древние скрепы, на которых держалось общество фей. Новое вызывало в нём осторожное раздражение, перемены – почти физическую боль. А люди для него – назойливый шорох в чаще, почти как термиты… Дью видел. Но стоит людям сунуть нос в дела запретных сил, всё, пощады ждать не следует.

– Вот как, – улыбнулся Дью, как самый невинный мальчишка, случайно попавший на соседский двор с сумкой, плотно набитой украденными яблоками. – Значит, ошибка? Бывает же! Надо проверить данные… Вы уж не серчайте, мистер. Всё-таки я просто делаю свою работу.

– Как и все мы, шериф. – Прищурился Корнелий, рассекая указательным пальцем воздух: стебли разом рухнули вниз и скрылись во вскопанной почве, напоследок по-отцовски поправив вздыбленный ворот на плаще Дью.

Шериф внутренне ликовал, ведь провёл старика и легко отделался.

– Хотите совет? Постарайтесь забыть сюда дорогу. Мы трепетно относимся к нашей приватной жизни. Новэлим – священное место, сакральное. Не заставляйте божеств-покровителей точить на вас зуб.

«Как удобно скрывать угрозы за спинами присвоенных богов», – Дью молча сел в автомобиль и махнул ладонью, прощаясь с Хранителем. Конечно, ему не ответили.

Переносной рабочий телефон взвыл в тесном салоне. Дью схватил трубку-кирпич на втором гудке, уколовшись щекой об антенну.

– Ну?! – раздражённый ответ.

– Скорее возвращайся! Нам позвонили и… – тараторил Жюль.

– Успокойся и говори чётче.

– Слушай, срочно! Кажется, нам позвонила мать убитого. Он пропал несколько дней назад и больше не выходил на связь. Она до чёртиков напугана, но по описанию её сынишка – наш клиент, Дью! Она готова сотрудничать, но из дома не выходит, там…

– Что за бред, Жюль? Почему она позвонила именно нам? Пропавших много. Смахивает на ложную наводку, как в первую неделю открытия. На сколько шуток про «магические преступления» мы тогда среагировали? Забыл, как ловил шпану, кидающую петарды под ноги прохожих, якобы подаренные феями? Тот дед почти час молился на коленях, чтобы у него рога не отрасли!

– Нет-нет! Её голос дрожал, едва слова выговаривала! Она уверена – её прокляли. Закрылась в доме, ни к кому не выходит. Двери заперла. Говорит, что сын перед смертью притащил в квартиру про́клятую дрянь, буквально был озабочен всем фейским! Это точно зацепка. И…

Дью стиснул зубы, левой ладонью давя на руль, пока суставы не побелели.

– Адрес есть?

– Есть, но… Чёрт, – сорвался на глухое дыхание Жюль, не в силах сдержать то, что уже почти вырвалось. – Айлори услышала разговор и подслушала адрес. Пока я пытался успокоить испуганную мать… ну, ты понял. Я звал, пытался остановить Айлори, но не успел! Исчезла. Думаю, она пошла к этой женщине… Прости, Дью. Что мне сделать? Поехать за ней?

По голове шерифа ударили мысли, похожие на свинцовые капли – горький осадок от совершённой ошибки. Самая неприятная мысль обнажила неприятную истину: нельзя приобщать фею к расследованию в мире людей и ожидать, что у представителя другой расы не разгорится интерес к ужасам чужого мира. Нет, любопытство сильнее страха. Неужели Айлори нужно было убедиться, что она не одна страдает? Или она решила разобраться в одиночку, чтобы вернуться в Новэлим с… угрозой или предложением? Тут уж как пойдёт дело.

Дью вскинул голову, мрачно глядя на залитую туманом просёлочную дорогу, по которой уже стремительно мчался к городу.

– Фейские потроха! Оставайся в офисе, вдруг вернётся. Вот же… Она совсем умом тронулась? Диктуй адрес, я разберусь.

– Я виноват… Прости.

– Не пей вину без закуски, дружище, а то отравишься. Давай, диктуй адрес.

Дью сбросил вызов и швырнул трубку на пассажирское сиденье. Резким движением выжал газ, и автомобиль ускорился, рассекая лужи на усыпанном хвойными иголками асфальте.

Дорога дрожала в свете фар. В резких сумерках уже кто-то прятал глаза: местная фауна или что похуже… Всё-таки обширные земли аббатства хранили много тайн и тех, кто их защищают. Но Дью не замедлился, ведь Айлори была там, наплевавшая на тонкую цепь, которую шериф повесил ей на уши. Нельзя, чтобы с ней что-то случилось. Если Дью призна́ют виновным в нанесении вреда сбежавшей фейлине, обычной казнью не отделаться – могут и весь род проклясть.

Размышляя, Дью прикусил губу и посильнее вдавил педаль.

– Вот же! Только бы не натворила дел.

Нравы мужчин часто определяются тем, как они водят машины. Корнелий на своём веку повидал и не таких нервных дорожных дикарей, предпочитавших горячий руль безопасной дистанции. И сегодня мистер Беркли нажал на газ там, где ездить запрещено. Не таким распылённым и безудержным представлял себе Корнелий шерифа нового отдела. Хранителю клялись, что значок достанется простаку, обычному тюфяку в шляпе: без амбиций и яростного желания на совесть вести расследования. Что же пошло не так и кто в этом виновен?

От прежнего тумана осталось хлипкое дуновение. Корнелий не мог пойти обратно, всё ещё смотря вдаль и размышляя над странным ощущением… знакомым чувством, возникшим рядом с гостем.

– И? Будешь до утра тут стоять? – Виолиза подошла к старшему и недовольно поправила корсет, в который уже спрятала уменьшившиеся крылья. На её плече сидела Чиа. – Все ждут объяснений. Мы видели, как ты человека на ветки нанизывал. Кто это был?

Корнелий улыбнулся, всё ещё вспоминая чарующий аромат чего-то близкого и столь далёкого одновременно.

– Ты задаёшь не те вопросы, дорогая. Лучше спроси, как он узнал про мальчишку. Видать, кто-то умный ему помог догадаться. Пошлю жуков.

Корнелий согнулся, опуская ладони в рыхлую землю. Его ногти медленно вонзались в глинистую почву, и та отзывалась живым дрожанием. Воздух сгустился, потемнел. Чиа взлетела, радуясь искусному заклинанию Хранителя Новэлима.

Из-под пальцев Корнелия начали выбираться жуки – плотные, бронзовые. Их панцири поблёскивали металлическим блеском, отражая тусклый закатный свет сквозь листву. На гладкой поверхности хитина сливались зелень и медь. Глаза жуков пульсировали изнутри мягким свечением. Некоторые ступали тяжело, оставляя в земле крошечные вмятины, другие бесшумно перемещались по мху.

Рогатые жуки, получившие волю и чёткий приказ, один за другим скрывались в тенях под тихое жужжание, устремляясь вперёд – нести взор фей в самые глубокие городские щели.

Земля слушала Корнелия, как верный соратник с нерушимой клятвой. Нет такого места в Аллисуре, куда не проникнет любопытство Хранителя Новэлима.

❊❊❊

Квартира Эдит Роули, сорокалетней вдовы, располагалась на последних двух этажах старого викторианского таунхауса, затерянного среди узких улочек центрального района. Дом с потемневшим от копоти фасадом скромно затаился среди новоделов, глухо наблюдая за шумным миром Аллисура и его бастующими шахтёрами, ночным грохотом панк-рока и вечерними выпусками BBC News.

Дверь на лестничной клетке была окрашена в выцветший тёмно-синий цвет, с облупившейся латунной табличкой. Не заперта.

Дью аккуратно толкнул её плечом и прошёл внутрь, держа руку на кобуре, сам не понимая, зачем. Он не хотел использовать оружие.

Под ногами пушился ковёр с мелким геометрическим узором, протёртый до основы в самых проходных местах. На стене висела ключница в виде совы. Гостиная была просторной и немного мрачной. Бархатные шторы цвета красного вина частично заслоняли оконный проём, сквозь который еле пробивался вечерний гул, окутанный городским смогом. На полу стоял старенький телевизор, рядом – стойка с видеоплеером.

– Дью!

Шериф вздрогнул и обернулся. С тарелкой печенья на него смотрела Айлори… совершенно обычная, домашняя. Не фея по зачистке свидетелей или фея-мстительница. Только если угощения не отравлены.

– Ты! Надо поговорить. – Он схватил беглянку за локоть сильнее, чем требовалось. – Что ты вообще творишь?!

– Госпожа Эдит предложила угоститься, нельзя?

Со второго этажа, куда вела крутая лестница, спускалась хозяйка, та самая «про́клятая», но для таковой она выглядела чересчур расслабленной. Только старый, местами потрёпанный сарафан в сальных пятнах выдавал её долгое затворничество.

Эдит неспешно шуршала тапочками, проверяя каждую засечку на полу. Дью осмотрел её наряд и домашнюю утварь, похожую на припасённый хлам: куклы с маленькими телами и большими головами, коробки шоколадных конфет наверняка с истёкшим сроком годности; и полупустая бутылка бренди, скромно стоявшая за креслом.

– Садитесь! Ну-ну, падаем! Это он – шериф, девонька? Вы быстро. Рада, что отдел отреагировал стремительно на мой звонок! Я еле нашла ваш номер, пришлось просить почтальона разузнать. Когда вас в городские справочники впишут как неотложку? – запыхавшись, Эдит облокотилась на тумбу. – Чёрт-те что творится в районе. Одни забастовки, шум! Я окно открыть не могу, потому что эти пьяницы повадились мочиться прямо под окнами. Мудачьё! Скажите, мой сын… Вы видели его? Он же не связан со всем этим беспорядком?

– Так… – замялся шериф, всё ещё косо поглядывая на Айлори. – По порядку, мисс Роули. Сначала вы расскажете всё, что знаете. Я постараюсь помочь.

Ещё с фотографии в прихожей Дью понял, что пришёл по нужному адресу. Фото убитого стояло на комоде, висело рядом с полками, и мужчина был уверен – оно хранилось внутри кулона Эдит, который сейчас бился о её сморщенную вдовью кожу.

Тревор.

Какое до жути тривиальное имя при таком красочном убийстве. Обычно так называют кроликов, любимого пёсика, может, одинокую золотую рыбку в грязном аквариуме. Впрочем, жизнь Тревора так и проходила – в клетке, на поводке и за стеклом. Бедность – всегда ограничения, а после смерти отца, жить стало гораздо тяжелее. Начало осени выдалось холодным для кошельков работающих граждан, ведь кризис ударил по всей Великобритании, что уж говорить про молодых: их обманывали постоянно, не выплачивая авансов. Тревору было всего двадцать, но за последний год он приобрёл взрослый взгляд и сгорбленную осанку. Мать не могла позволить оплатить сыну образование и очень печалилась за его будущее.

Всё поменялось месяц назад. Тревор перестал нехотя брести по тротуарам, а повадился скакать вприпрыжку, радуясь новому дню. Для умалишённого – юн, для познавшего безопасное счастье – одурманен, ведь такого счастья не существовало. Эдит почудилось, что сын влюбился и поэтому часто задерживался допоздна. Так и оказалось… Тревор влюбился. Но не в девушку, а в… культуру фей.

Сначала часами заседал над книгами и статьями. Он читал их запоем, почти захлёбывался: всё, что касалось фей, их тайных обычаев, отрешённости, запретной людям магии. Потом – слухи, которыми Аллисур был преисполнен на годы вперёд. Он искал не разрешённые Уставом факты, а подтверждения подлинной истории Новэлима о тайнах волшебной расы. Пытался доказать матери, что граница преодолима и переход через неё возможен; верил своим одержимым чувствам, называл их зовом издалека.

Однажды Тревор признался матери, что нашёл счастье в мечте, в великой цели – стать для фей «своим», другом, приятелем-человеком. Теперь Тревору людской мир казался грубым, пошлым, сломанным. Эдит грозила ремнём и арестом, плевалась и громко ругалась, когда слушала речи Тревора о том, как он собирался помочь Аллисуру расцвести.

«Они примут меня, если постараюсь. Я просто не родился там, но это ошибка, всё можно исправить! Чувствую, я совсем близко».

Эдит проклинала бунт, юношеский побег от боли души, безотцовщины и поиск себя. Но со временем поняла: Тревор не бежал, а догонял нечто опасное и неправильное… Одержимость феями не доводила до добра, но это был его выбор. Маниакальный, фанатичный, трагически искренний выбор её ребёнка.

Он перестал нормально есть, рисовал на зеркалах какие-то закорючки и бормотал незнакомые слова. Сделал татуировку четырёхкрылой бабочки на груди – «метка», как он сказал. Спал на полу, говорил, что матрасы мешают его крыльям пробиться наружу. То смеялся без причины, то шептал странные фразы. И при этом – светился истощением: черты лица обострились, зрачки менялись в размерах слишком быстро. Эдит почти на коленях стояла, прося его прийти в себя, но сын заявлял, что по-настоящему счастлив. Безумно, как бывают счастливы только те, кто готов отдать всего себя.

А потом Тревор Роули исчез.

– Прошу, помогите… – зашмыгала носом Эдит, вертя кулон в пальцах. – Мы переехали сюда из Лестера много лет назад, думали, что рядом с магией безопаснее, знаете, как говорят? Дожди не такие мокрые, как везде. Но эти феи – мерзавцы, пудрят голову молодым! Тревор был хорошим мальчиком, усердным. Это чужое влияние, я знаю, моё сердце знает, шериф! Мой мальчик стал одержимым, и кто знает, где он сейчас…

Айлори хотела что-то сказать, но Дью умело закинул песочное печенье ей в рот и с показным сожалением выдал нечто противоречивое для того, кто знает, что случилось с пропавшим:

– Понимаю вас и сделаю всё, чтобы найти Тревора. Помогите нам. Нужно осмотреть его вещи. Тревор притаскивал в дом разные волшебные артефакты? Вы же понимаете, что это нелегально? Сомневаюсь, что он сам выискивал запрещёнку. Может, к Тревору кто-то приходил? С кем он общался?

– С солнечными зайчиками и ветром, представляете? Якобы природа шепчет! Это всё проделки фей с их поклонением шишкам!

– Вы путаете фей с фейри… Вторых, кстати, не суще… – прожевав, Айлори хотела договорить, но Дью грозно шикнул на неё, и фейлина поникла.

Эдит всё продолжала хвататься за свою ненависть к остроухим:

– Тьфу на них! А та дрянь у него в спальне дрожит и светится. Проверьте на втором этаже. Я боюсь выходить на улицу, мои ноги разболелись. Смотрите же. – Эдит подняла багровые опухшие ноги, перевязанные хлипкими бинтами, пропитанные мазью. – Это точно проклятье! Феи раскрыли его припадки и решили проклясть весь наш род.

– Больше смахивает на запущенный варикоз, – прошептал Дью фейлине.

– Ушлёпки! – с гневом и презрением крикнула Эдит, не обращая внимание на парочку. – Чтоб они провалились!

Дью в последнее время чаще видел подобную реакцию: к феям относились с каждым годом всё хуже.

Айлори вскочила вместе с шерифом, но ей снова не дали возразить: его рука схватила девушку и потянула к лестнице. По пути Дью ругался шёпотом:

– Ты чего пришла сюда?! Не благоразумно!

– Хотела успокоить эту женщину. Она напугана несуществующим проклятьем, но феи не проклинают людей без разрешения Верховной! Да мы вообще сто лет этого не делали, Дью! Весь род, серьёзно? Знаешь, как много сил на одного-то может потребоваться?.. Кто вообще в такое верит?

Дью неловко огляделся и громко откашлялся, загораживая Айлори проход в комнату Тревора:

– Слухи рождаются из страхов и отравляют истинные помыслы. Как бы ты успокоила Эдит? Призналась в своём происхождении? Никому не рассказывай свой секрет, если не хочешь в Новэлим. Ты поняла меня?

– Угу. М-м-м… – Она встала на носочки и понюхала шею Дью, поморщившись.

– Вы все с такими припадками рождаетесь? Зачем обнюхиваешь? – Дью умело скрыл смущение показным недовольством.

– Человек не поймёт. Запах влажной земли с утренней росой. Ты виделся с Корнелием! Что он сказал?!

– Что похоронит меня в вашем прелестном саду, если ещё раз заявлюсь. И отрицает, что труп забрал. Повезло, что я живым выбрался. Не думал, что вы такие дикие… Надо быть внимательнее, хорошо? Сейчас важна каждая зацепка. Феи не хотят, чтобы мы выяснили причину смерти Тревора.

Молчание.

– А ты хочешь? Нет, не так… Уверен, что готов? – Айлори повернулась к Дью, пристально всматриваясь в его промелькнувшее замешательство. Это скрытая угроза или предупреждение?

Тогда Беркли решил пойти в контратаку:

– А сама? Как я могу быть уверенным в тебе? За версту видно, как у тебя ёкает от всего, что связано с феями.

На него смотрели непозволительно долго. Айлори не моргала, словно и не дышала – только представляла все исходы её помощи человеку, но, кажется, отступать не хотела, поэтому вежливо предупредила, прежде чем войти в комнату:

– Ты прав. И я – одна из них, мне позволено. Но когда у человека «ёкает» от всего фейского, обычно он – труп. Как я могу быть уверена, что ты сам останешься жив?

Ответа не последовало. Дью подловили.

Спальню Тревора будто облили баррелью слизи: всё казалось неестественно липким, от тонких стен до мутных стёкол. Неправильная обстановка для обычного юноши. Где же плакаты с известными актёрами? Сочными дамочками? Им на смену пришли листы с зарисовками крыльев фей.

С округлёнными концами.

Дью шагнул внутрь и машинально поправил воротник от неприятного ощущения. Всюду бардак.

На полу валялись разбросанные кучи книг, перевязанные верёвками. Над кроватью висели листы, вырванные из справочников: таблицы со временем и разными датами, чьи-то имена с невнятной припиской карандашом. Схемы рядом выверены, как у одержимого – не в порыве творчества, а в расчёте…Тревор кого-то выслеживал.

Айлори старалась игнорировать корявые рисунки Тревора, где изображались нагие феи, и продолжала листать перевязанный шнурком блокнот. Наконец, она остановилась на особой странице, исписанной чёрточками и довольными рожицами.

– «Когда феи шепчут во сне, а цветы внутри оживают…» – восхищённо начала она.

– Что это?

– Кажется, стихотворение. Прочти. Весьма поэтично!

Когда феи шепчут во сне,

А цветы внутри оживают,

Расцветает гиблая душа в тишине,

Где реальность себя умерщвляет.

Мир застывает в крови лепестка,

Меняется медленно, больно.

Знаю, магия не для слабых пока,

Но во мне живёт их страстная воля.

Перечитав стихотворение, Дью щёлкнул пальцами:

– Вот мы и заполучили психологический портрет накануне смерти. Подростковый романтизм выкручен на полную. Его увлечения, нездоровый интерес к вашей расе – всё сходится. Тревор был одержим феями и вашими тайнами. Какая ирония… Стал одним из них, ну, почти. Кто мог сотворить с ним такое? Изощрённый метод наказания нелогичен для почерка аббатства. Им не нужно привлекать лишнее внимание, значит, мог постараться один из реликтов, а Новэлим его покрывает, чтобы не испортить и без того сомнительную репутацию.

– Он… не просто интересовался феями, – прошептала Айлори, зависая в размышлениях. – Он пытался стать для нас… заметным, что-то получить. А? Реликты?

– Покинувшие Новэлим. Отверженные. Отречённые. Как вы их называете? У нас в Уставе про таких есть чёткое обозначение – реликты. Отлавливаются и возвращаются в аббатство на суд, если не зарегистрированы.

– Ясно, – грубо ответила Айлори, отвернувшись к окну. – Так ты запишешь меня в телефоне? «Айлори: очередной реликт»?

– Эй, ты чего? У тебя же нет телефона.

– Ну а у вас нет понимания, почему феи сбегают. Не все хотят жить по правилам и следовать традициям. Давно вы подменили понятие свободолюбия и превратили его в преступление? Феи ушли из логова, так какой огнегниды люди так стараются упечь их обратно? Вам-то не всё равно?!

Дью подошёл к ней и попытался повернуть к себе за плечи, но фейлина не поддалась, отойдя подальше.

– Ты не права. Вы сами абстрагировались от людей. Мы не знаем, что в голове у обычной феи, не говоря уже о той, которая решила сбежать из дома. Мы беспокоимся о безопасности на улицах города, и даже сейчас следует рассматривать версию, по которой Тревор общался с реликтом.

– Откуда такая уверенность? – она резво повернулась к Дью, не убирая сложенных рук.

– Смотри. – Шериф аккуратно взял Айлори за подбородок и повернул в сторону набитых всяким хламом полок.

– Шкатулка… – удивлённый шёпот.

– Запрещённый артефакт с магией. Такой просто так не достать, Лори, нужны связи.

Небольшая шкатулка-сундучок стояла на краю книжной полки, почти утопая в тенях. Деревянная, чуть рассохшаяся, с простым железным замком и незамысловатыми узорами – обычная безделушка из магазина сувениров. Но она дрожала! И от неё исходил слабый свет, пытавшийся выбраться наружу.