Проклятый регион

– Видимо, трансформатор барахлит, – сказал Виталий.

– Стартер, скорее… Достану его, пусть будет темно, и моргать не будет. Здесь и должно быть темно.

– Не отвлекайся по мелочам. Мы художники.

– Если скажете, что говно, мне придётся уволиться.

– Главный заходил перед тобой, сказал, что планирует в этом году или в следующем заказать принтер. Предложил мне остаться при принтере, корректировщиком. Про тебя ничего не говорил. Сам его спросишь, – сказал Виталий и после паузы добавил: – Ах! Просил передать, что детей сегодня нет, как и бомжей. Извини, что сразу не передал, как только увидел твоё лицо.

– Плакали мои брекеты.

– Зубы не самое важное в жизни. Съезди лучше в Абхазию.

– Я там был.

Они стали дожидаться хорошего освещения, как простолюдины, когда отключают свет, когда ждут, когда кто-то что-то предпримет.

– Сраная наука! Извините за мой французский, разволновался, – сказал постепенно раздосадованный новостью Кирилл. – Роботы каждую несостоявшуюся личность погубят, прогресс ускорится и искусство возложат на образованных прикладными навыками детей, которым сказать о жизни нечего.

– Когда изобрели фотографию живопись никуда не делась. Изобрели кино, никуда не делся театр. Уверен, что и нам, гравёрам местечко найдётся в этом мире, ну, мне. Человека невозможно заменить. Возможно придётся работать юристом или экономистом, а в свободное время заниматься искусством. Но ты пока молод и собираешься стать красивым. Выровняешь зубы и найдёшь себе богатую покровительницу.

– Успокаивает лишь то, что не придётся фильтрующие усы отращивать.

– Всё так и мигает. Ладно, показывай так. Не ослепнем, ну а если и ослепнем, скажем, что все наши работы были сделаны вслепую и впитаем умиления простых смертных.

– Не, не хочу быть счастливым.

Жуткая, как гроб, продолговатая мастерская по периметру вдоль каждой из четырёх стен заставлена чёрными мраморными могильными плитами ожидающими щекотки стальной иглой или пучком игл и затем свои последние пути на кладбища за городом в пыльной газели, не без безудержной тряски, от которой пока спасают лишь доски да картон. На некоторых уже выгравированные портреты почивших удостоились оценочных суждений и выкрашены в белый. На некоторых уже красуются не только портреты, но и кресты, имена, даже точные даты рождения и смерти, без точного времени; на некоторых выгравированы эпитафии, в основном библейские или банальные, из бесплатных газет, которые кто-то рудиментарно подкладывает в железные почтовые ящики. Некоторые плиты гладкие и пустые и ждут своих мёртвых. На парочке изображены мохнатые домашние любимцы, в основном большие собаки, такое не редкость, а вот коты редкость, коты уходят сами и неизвестно куда, люди уважают такой выбор. Возле прохода в каморку громоздится стопка самодельных пустых мольбертов для изготовления тонких мемориальных табличек для важных персон выделенных из толпы историческими событиями и вкладами в ту или иную деятельность. Зачастую лишь в этом вся благодарность. Некоторые монолиты с табуретками рядом и возле розеток, такие прибывают в рабочем процессе, они обычно покрыты простынями, пока над ними не колдуют синие халаты, дабы родственники клиентов, иногда оценивающе-заходящие, не могли наблюдать жуткие эскизы таращащиеся гладкими чёрными бельмами, как византийские иконы в старину, да и с недавних пор.