В когтях безумия

Глава 72

История Пандемийских гор и строительство хода подгорного

«О горах тех, что в Пандемии растут и носят имя… «Запись обрывается»

Величественные государи земель обширных, что Пандемией и Моссадором зовутся, союз заключили преважный. Одни обязуются от времени этого товары свои, самые лучшие, поставлять на землю Большую по ценам удобным. Вторые же, что гостями будут на малой земле, поклялись торжественно Вильгию оживить, для этого сделают они ход подземный прямо под горой, что свяжет сей город забытый со столицей богатой, а путь тот станет зваться Сухопутным торговым трактом. Богатства, что будут лежать на его прилавках, затмят самые главные купеческие рынки Элеса, ведь станут возить туда и торговать самыми лучшими яствами с большой земли и делаться это все будет через Вильгию, где плата за пристань крайне низка. И расцвести должна будет Вильгия забытая, так думалось государям великим. Для строительства хода подземного государем, что с Большой земли, был выделен самый лучший отряд работников, кои опыт имеют и при том лишь успешный. Со всеми почестями и помпезностью доставлены они были на Пандемию и не вплавь, и на суденышке безымянном, а на судне, что «Матерь Богов» называют. Королевском судне, которое уже ни одно поколение правящей семьи возило по морю. Встретили их в Вильгии пышно, празднично, словно вовсе в столицу – Элес – попали они. Пир был огромный закатан, столам и скатертям кружевным конца не было видно, а уж съестного всякого было столько, что столы в прямом смысле слова ломились. Никто не остался в стороне, приглашены были все на этот праздник: и нищие, и короли. Праздник Возрождения Вильгии! Даже разговоры ходили, чтобы этот день сделать новым днем города, но это лишь разговоры были, хоть и не беспочвенные. Гулял народ целую неделю, ни о чем не заботясь, мастера дела горного уже даже заскучать успели по киркам, да по молоткам. Работы требовали сердца и умы их. И это правильно, это хорошо. Коли к делу своему ты относишься всем сердцем, и результат будет на загляденье, и ждать себя не заставит. Протрезвевшие государи наконец вспомнили по какому поводу состоялась эта… этот пир и наказали рабочим приглашенным скорее за работу приступать, а люду местному ликвидировать последствия после пира роскошного, да такие последствия, что смело можно предположить было о бедствии стихийном, случившемся здесь недавно. Сами же государи великие укрылись на корабле том прославленном, с земли Большой «Матерь Богов» называемым. В каютах шикарных вели они беседы важные и думали думу нелегкую, но ответственную, а, может, и просто лентяйничали, об этом история умалчивает. Рабочие были не местные, к ним знающего пандемийца приставили, лесником он был здешним, все знал о лесах и горах он о тутошних. Заблаговременно до приезда и пира великого, поручено ему было разведкой заняться да выяснить, где что лучше, где хуже, где болота, да топи встать смогут на пути, где густой лес помешать сможет действию и чтоб так, чтоб как можно меньше сквозь гору пробивать приходилось бы. Скрупулёзно, на совесть, лесник тот все выполнил, да отчет государю представил, государь все одобрил и выслал подтверждение на землю бескрайнюю, что ждут с нетерпением визита важного. Так вот, теперь знающий этот вел бригаду рабочую к месту свершения, подготовить дорогу до горы проблемою малою было, да и справятся с этим и местные, а чтоб гору насквозь преодолеть, здесь могут справиться лишь те горняки королевские, но и им нужно было осмотреться да понять, что к чему и как лучше. Показал им лесничий ту гору и отправился с проверкой к местным, что дорогу вели от Вильгии, ведь было нужно вывозить породу горную, чтобы рядом еще гор не выросло.

Вскоре дорога от Вильгии до горной дружины была проложена, и спорилось дело, и ладилось, и все шло по плану государей великих, что вершили судьбы мира сего в каютах нам судна известного. Горняки работали с запалом, весело, с каждым днем продвигались все глубже и глубже в гору, устанавливая за собой через каждые два-три шага упоры деревянные для свода каменного. Столкнулись вскоре с проблемою первой, ведь не может быть так, чтобы дело великое без сучка, без задоринки складывалось. И сейчас не случилось исключения. Ход был прямой, чтобы меньше плутать под горой, но в это раз было лучше свернуть чуть в сторону и обойти образование горное из материала невиданного. Твердость его была просто безумною. Ни металл, ни скала самая прочная не могли бы тягаться вот с этим вот, но не стали они разбираться, что это, и приказ с корабля был прямой: «Идти прямо». И шли они прямо, а кирок требовалось все больше. Дело стопорилось. Гора не давалась, за дюжину дней сдвинулись лишь на пару ладоней, но государи великие непреклонными были и велели продолжать работу и не искать оправданий. Горняки продолжали, а люди, вывозившие породу горную прочь из леса – скучать стали, работы не было и подкашиваться стала дисциплинка поселка рабочего. А лесник, что за главного был там, не справлялся с умами теми буйными, хоть и недалекими. Говорил, что места здесь еще дикие и опасные, ни животные, ни деревья не привыкли еще к людям и могут причинить последним вред значимый. Не пускал он их из лагеря, ибо знал, чем закончится это может все, но кто его слушать будет. Скука была сильнее. Работы становилось все меньше, свободного времени – все больше, добросовестные работники, семьянины порядочные ходили по лесу и собирали грибы да ягоды, чтобы семьи свои прокормить, ведь не платит никто в мире нашем за работу, которой нет. Разгильдяи же устраивали бои кулачные и игры азартные на то небольшое жалование, которое имели или могли когда-нибудь заиметь. Лесничий был против всех этих телодвижений, особенно против кулачных боев и азартных игр. С помощью королевской гвардии он смог запретить эти игры в лагере, чтобы хоть как-то обезопасить грибников и просто смирных лежебок, которые ждали, когда появится работа. Так драчуны стали собираться за лагерем, на опушках, и уходили все дальше в лес, ибо компания становилась все больше, и шумели они все сильнее. Тогда впервые и случилось это.

Дело к ночи было уже. Возвращаются в лагерь двое с лесничим. Все в крови, у одного бок был покусан тварью неведомой, второму повезло меньше, и руки он лишился, хоть левой, но обидно от этого меньше не было. Всполошился тогда лагерь рабочий. Рассказали спавшиеся о буйстве том проклятом, как ушли они вшестером, чтобы картами перекинуться, выпить напитков градусных да покричать, что есть мочи – энергию выплеснуть. Ушли днем, а как стало смеркаться, кусты вокруг задрожали, задергались. Стали они вдаль глядеть да присматриваться. Самый смелый пошел на разведку. Вдруг свалился, заорал словно резанный, рык раздался неистовый – зверя, и потом все опять резко стихло. И ни руки, ни крика пронзительного. Стала быстро пятерка собираться, да поссорилась, деля деньги умершего, так заспорили они яростно, что спор вырос в драку и забыли они напрочь о смертельной опасности, за кустами их поджидающей. Становилось темнее и темнее. Полдюжины шагов – и разглядеть что-либо было крайне проблематично. Повалились на земь бушующие, покатились, что бочка по пристани. Один начал прикладываться кулаком да по роже второго, и совсем потеряли они бдительность. Первый от боли, а второй от ярости. Вдруг спустилось с деревьев что-то черное и похитило победителя драки той. Снова крики, рык и молчание. Вдруг на избитого падает голова нападавшего с гримасою страха и ужаса. Так и замер избитый, держа в руках голову ту. Вновь из кустов что-то выпало и добило избитого. А оставшейся той троицы и след простыл. Бежали они по кочкам, да болотам прочь от казни ужасной, толкались, спотыкались и хватались друг за друга, никому не давая убежать вперед. Поперек их пути что-то прыгнуло и с собой унесло одного. Снова крики, маты забористые, рык того зверя невиданного и тишина в темноте беспробудной. Побежала оставшаяся пара счастливчиков, не оглядываясь и молиться не переставая. Вновь налетело чудище жуткое, сверкнули его зубы опасные, ухватило оно одного того за бок и вновь за кусты потащило. Вскочил на ноги второй поваленный, схватил ветку покрепче и бросился на помощь товарищу, ведь товарищ ему братом являлся. Да как саданет по тому чудищу черному и промазал, как будто по облаку вдарил, исчезло чудище, растворилось. Поднял брата он, обхватил за плечо и повел прочь, как можно быстрее. Вновь свист, летит что-то в них, что-то снова невидимое. Раз и отсекает руку у брата, что целым был, вновь летит черный сгусток на них, светя зубами белесыми, но в последний момент поворачивает и уносится прочь. Вот тогда за спиной братьев тот лесничий и появляется.

Это стало первым предупреждением, но осталось оно неуслышанным. Люди с лагеря пропадать продолжали, кого мог, лесник защищал, но один он со всеми не справится. Начался отток резкий из лагеря, не хотели здесь больше работать люди. Боялись зверя невидимого и к семьям спешили скорее. А тем временем горняки смогли преодолеть эту пробку невиданную, много времени прошло, отросли уже бороды длинные, но процесс в мирное русло вернулся, были наняты новые работники, а все старые распущены и под страхом карой смертной обещание с них взято государями было, о прошедшем забыть и помалкивать. Вскоре горняки закончили свое дело. Прошли сквозь гору. Тоннель получился на славу, прямой, словно кишка, надежный, столько подпорок стояло, а красоту навести могли и сами пандемийцы. В воздухе витала опасность, и лесничий, и горняки это чуяли, очень быстро последние с государем своим великим, покинули остров сей странный. За удачно проделанную работу лесничего того повысили, стал он теперь наместником этих земель и должен был следить за исправностью пути этого. Но не суждено было ожиданиям государя пандемийского сбыться. Очень скоро начались вещи странные. Люди в окрестностях гор пропадать стали часто, а те, что возвращались, впадали в безумство отчаянное. Не сложилось, не вышло с путем торговым, сухопутным, но купцы все же ставили лавки свои там обширные, считая все это глупостью дикой и хитростью конкурентов смекалистых. Ошибались они – оказалось все правдой. Ничего не мог поделать лесничий. Как ему одному спасать жизни и лечить от безумства вернувшихся, постоянно твердивших о каких-то иллюзиях и том, чего нет, и не может быть. Говорили они о руинах загадочных, о двойниках своих, о муках и пытках жестоких, о зверях, что след никогда не оставят. Ничего не мог понять лесничий, знал места он эти прекрасные, ничего на них не было подобного, если только руины бегать умели. Вскоре он навестил государя великого с просьбой о перекрытии пути этого странного, рассказал ему о событиях ужасных и надеялся на правильность владыки пандемийского. Лишь усмехнулся владыка, решил, что усомнился лесничий в королевских решениях и навечно сослал его в горы, изгнал. А когда лесничий стал пытаться объяснить государю, доказать, что он прав, тот взорвался, насытился яростью и издал указ, по которому каждый при виде лесничего мог бросать в него камни, а кто не бросал, сам становился мишенью для этого. Так лесничий был изгнан из общества и ушел в отшельничество в горы, в которых родился и вырос, и которые знал лучше Элеса и Вильдии.

Люди продолжали исчезать, безумцы возвращались еще более безумными, лес полнился всякими сущностями и чудищами, люди шептались, что видели, как огромный червяк прополз через рощицы и скрылся в море соленом, а после того, как отпрыска королевского постигла та же участь, наконец был закрыт этот путь и заброшен, но…»

Запись вновь обрывается, размытая моссадорским вином.

Глава 73

Рен и Дикие Северные Земли

Капитан вновь был очень доволен. Рен был снова крайне недоволен и прибывал в каком-то смятении. Богатый улов, который они вытащили из "Матери", был тогда богатым только на количество, а отбыв из главного порта Пандемии, стал весомым еще и в денежном эквиваленте. Моряки тоже были довольны, местные чистенькие путаны им особенно приглянулись, поэтому они не жалели жалования и веселились напропалую, заливаясь различным пойлом, начиная от того, чем начищают ботинки, до того, что разливается по бокалам на королевских приемах. Рен же понятия не имел, как распорядиться со своими деньгами, которых оказалось в несколько раз больше, чем у любого матроса, и уныло побрел к своему «Венцу», где сменил дежурного на его посту, тот был счастлив до безумия и был готов расцеловать своего старпома на месте, но в итоге, спустя время, целовал лишь обвисшую грудь местной потаскухи. Но пир и веселье снова позади, «Беглец» снова вернул себе свое доблестное имя, и они снова в пути. Корабль идет своим ходом, куда-то за горизонт, не обремененный никакой целью или обязательствами. Наверное, так выглядит свобода. Целый мир твой, и ты в нем путешественник. Идешь, куда глаза глядят, лишь бы не кончался запас пресной воды. Простая мысль, простое утверждение, но, видимо, Рен пока еще не был готов сделать ее своим достоянием. Эта неопределенность и неизвестность его пугали, впрочем, в мире много людей, которых эти два слова приводят в ужас, ведь на то они и люди. Всю свою жизнь Рен жил ради чего-то, с самых ранних лет. Да, пускай эти цели отнюдь не были главными добродетелями, но они придавали смысл его жизни и делали все сложное простым и понятным, а сейчас… сейчас, его любимым занятием стало наблюдать, как волны разбиваются в брызги о борт «Беглеца», а брызги, в свою очередь, превращаются в пыль. Он полюбил море, но, пожалуй, это единственное положительно изменение. Ему казалось, что он прошел очередной круг и вернулся в начало, хотя ни он, ни кто-либо на свете не мог бы ответить, где начинается и где заканчивается тот самый воображаемый круг. Цель, нужна цель, чтобы двигаться, чтобы жить, всегда нужна цель, в противном случае будешь болтаться, как говно в проруби, и много чести тебе это не сделает. Да, можно сказать, мол, зато все предопределено и нет неизвестности, которая так сильно многих пугает, это так, верно, но ведь согласитесь, риск – дело благородное, а неизвестность тесно с ним связана, и только человек смелый и достойный сможет выбраться из своего омута с чертями и попытаться достать звезду. Казалось бы, Рен все именно так и сделал. Покинул свой родной край, отказался от первобытной мести, которая вырастила и воспитала его, впервые крепко влюбился, обжегся на этом, в корне поменял свой образ жизни и в итоге вернулся все в ту же самую прорубь, где теперь и продолжает болтаться, только уже не в метафоричном смысле, а вполне себе прямом.

– Ты уже закончил? – вдруг откуда ни возьмись, появился капитан и нарушил старпомовское забвение.

– Что закончил? – рассеяно спросил Рен.

– Барашков морских считать! Идем. – Рен, краснея и тупя глаза в пол, отправился за капитаном, словно маленький мальчик, пойманный за подглядыванием соседской девочки.

Они прошли в капитанскую каюту. Капитан приказал Рену закрыть дверь на засов и пригласил за круглый стол, ломившийся от обилия диковинных островных фруктов. Оказывается, капитан был куда более высоко морально развит и не сношался в закоулках, с кем попало, ища вместо этого связи куда более полезные, нежели просто для обмена половыми жидкостями. Вот, пожалуйста, судя из рассказа капитана, это была одна зажиточная барышня, не настолько старая и безобразная, чтобы не разделить с ней ложе, но одна из самых крупных землевладелиц Пандемии, имеющая в своем ведомстве бескрайние фруктовые поля. Помимо этого, она была вдова, что лишало каких-либо возможных угроз и преследований. Невероятно, но почему-то в это верилось или хотелось верить. Чего уж тут душой кривить, капитан-то рожей не вышел, но его обаяние, его манеры, которые вдруг откуда-то ни было появляются, его харизма. Этого более, чем хватало, чтобы добраться до парка развлечений практически любой особы, невзирая на ее классовые предпочтения, оставляя за собой сладкий аромат разврата. Вот же лицемер, но ведь и упрекнуть его было не в чем, женщины сами звали его за собой, он их ни к чему не принуждал, ничего не заставлял делать насильно. Воистину, вежливость города берет. Да и гостинцы, должно признать, были самого высокого качества и изысканного вкуса. Капитан выждал паузу между и сменил тему.

– Теперь ты. Поехали. Бартер. Хочу знать о тебе.

– Обо мне?

– Да, о тебе, черт возьми, и не надо мне тут прикидываться дурочкой, я не конченый осел, чтобы не отличить Ча-Чака от тебя. Я признал тебя своим старпомом, а, значит, и команда признает. А теперь отвечай, что с ним и где он? Одежда на тебе точно его.

Юлить и отнекиваться было бессмысленно, помимо того, что капитан был лицемер, он еще и всегда откуда-то знал правду, поэтому самым правильное, что сейчас можно было сделать – это рассказать правду, собственно, так Рен и поступил.

– Я не знал твоего Ча-Чака, я только нашел его бездыханное тело на берегу и стащил с него одежду.

– Ах ты сука! – воскликнул капитан. – Нет, не сука – чайка. Я надеюсь, ты его похоронил, как подобает?

– Нет, – коротко ответил Рен.

– Нет. Все-таки ты сука, – резюмировал капитан и на этом закончил допрос Рена о его прошлом. Возможно, остальное он знал и так, а, может быть, его правда волновала жизнь друга, коим и являлся тот самый Ча-Чак и, получив ответ на свой вопрос, он исчерпал тему для себя.

Дальше они перешли к делам, а именно к обсуждению того, куда держит путь «Беглец», но Рен не мог сосредоточиться, его волновало, что будет с ним дальше, ведь обман уже официально раскрыт, и он решился спросить.

– Что дальше?

– Ты меня не слушаешь что ли? – оторвав глаза от карты вопросил капитан. – Я же тебе человеческим языком говорю, что мы идем в порт Гренгана – Талестра, там пополним запасы провизии, наладим новые связи, – капитан довольно ухмыльнулся.

– Я не об этом. Что будет со мной? Я пойман за руку на лжи.

– Ты и впрямь туп, как чайка, или действительно меня не слушаешь.

– Я слушаю, – виновато ответил Рен.

– Но не слышишь, – закончил фразу капитан. – Я сказал, что я тебя ПРИЗ-НАЛ, – произнес он по слогам, – значит, и команда ПРИЗ-НА-ЕТ, – повторил свой унижающий прием капитан. – Вопрос закрыт. Дальше.

Он начал водить по карте пальцем, что-то рассказывал про ветра, про шторма, про водяные воронки, которые могут встретиться им на пути, говорил, что при каждом удобном случае, нужно давать команде выплеснуть свои эмоции, поэтому абордажи и налеты будут. Так намечались планы обозримого будущего. Уже неплохо, есть некая определенность. Есть цель, и понятно, что нужно делать для ее достижения, работенка не пыльная, но все же лучше, чем ловить руками морскую пыль, хотя это тоже, бесспорно, занятие достойное и захватывающее. Палец капитана остановился на карте, и последовал простой вопрос.

– Что здесь? – палец указывал в заснеженную область за Коморскими горами.

– Ничего. Пустошь снежная, – этот ответ заставил капитана довольно улыбнуться, а Рена вновь почувствовать себя проигравшим.

– Что ты еще можешь сказать об этом месте? – не успокаивался капитан.

– Оттуда никто не возвращался, – парировал Рен.

– Так уж и никто, откуда же тогда слухи берутся? А?

– Люди всякое выдумывают, особенно на пьяную голову, – улыбка с лица капитана пропала, пропала какая-то загадочность в глазах, и он принялся заниматься своими делами.

– Что ж. Ладно, тебе виднее, – равнодушно ответил капитан, – можешь быть свободен.

– Это все? – возмущенно спросил Рен. – Зачем тогда было спрашивать?

– Свободен, старпом, – сухо ответил капитан.

Через мгновение Рен оказался на палубе.

– Вот же лицемер проклятый, змей, зазнайка. Сука… Сам ты сука, – говорил он вслух, продвигаясь в противоположную часть корабля.

Думаю, не нужно сильно разбираться в людях, чтобы понять, что сейчас чувствует Рен. Каждый достаточно легко может поставить себя на его место и представить, что вот-вот сейчас приоткроется какая-то тайна, занавес, но нет, из-за кулис появляется только фига. Иными словами, капитан просто подразнил Рена, видимо, от скуки, и теперь он, наверняка, был не просто доволен, а счастлив.

Успокоившись и взяв в себя руки, что для молодого парня порой бывает крайне трудно сделать, особенно, когда тебе просто щелкнули по носу и вместо того, чтобы щелкнуть в ответ, ты можешь только уйти, он стал вспоминать все байки, которые когда-либо слышал о Диких Северных землях. Ему крайне не хотелось проигрывать всухую, и чтобы этого не допустить, нужно было вспомнить хоть какую-то информацию.

Итак, что же знал Рен о Диких Северных землях. Ровным счетом ничего. Все истории, которые приходили на ум, словно хором, в унисон, твердили одно – там смерть. Все. Кто туда уходили, больше не возвращались, и ни родные, ни знакомые больше их не видели. Но это если идти пешком. Путь предстоял через горы, а в горах может всякое случиться, это Рен знал наверняка, тем более, что Коморские горы славились своей труднопроходимостью, а поход по ним, да еще и не в сезон, приравнивался к верной гибели. Из документированных фактов он знал только про Дордрехта, чей корабль застыл посреди океана, скованный со всех сторон льдинами, но если бы с того похода никто не выжил, то и не было бы пролива в его честь на всех картах, а тамошнее море не называлось бы стоячим. Значит, все-таки есть обратный путь оттуда, или же им просто повезло? Рен пытался вспомнить, говорилось ли где о том, что потом стало с самим Дордрехтом или с теми, кто донес до нас первые знания об этих землях, быть может, они просто обезумели и несли сплошную околесицу. Увы, проверить это было невозможно. Слишком много воды утекло, а вместе с ней и лет. Что ж, подведем результаты. У Рена не было ровным счетом ничего. Все, что он знал, это то, что все, кто бы ни пошел в эти земли, гибли или в лучшем случае разворачивались еще на подступах. Дикий холод сковывает льдом морскую гладь. Горные вершины становятся все опаснее для путников, предлагая им на выбор, как те предпочитают погибнуть: под сходом снежной лавины, провалившись в какую-нибудь расщелину и попав в быструю подземную реку, или просто околеть от холода, долго и мучительно, видя, как замерзают и стекленеют пальцы рук и ног. Но несмотря на это, он знал, что люди идут туда вновь и вновь, вот уже на протяжении многих лет, разумеется, это не толпы людей в Крокатуне, но тем не менее. Все принимают во внимание опасность путешествия, скорее даже его невозможность, но все равно находятся люди, которые туда отправляются и больше не возвращаются, порождая все новые и новые легенды. Чего они там ищут, зачем туда идут? Быть может, рассудок этих людей уже пошатнулся, и идут они туда просто прочь от нормального мира и нормальных людей? Такой импровизированный изолятор в виде вечного холода и снегов. А, может, они полностью отдают себе отчет в своих действиях и решениях и идут туда только потому, что, как ни странно, неизвестность, она манит и привлекает. И как бы ни был опасен путь, надежда, которая теплится в слабом пламени костра, что ожидает путника в конце, шепчет его имя, зовет к себе.

Глава 74

Прочь и снова в горы

Костик шел на поправку. По прежнему главным его занятием было спать без задних ног, словно младенец, почти целые сутки с небольшим перерывом на обед, но он уже не был похож на бездыханный труп, который пролежал долгое время в воде и порядочно разбух. Напротив, он был здорового цвета кожи. Спал тихо, мирно, без кошмаров. Ена позволила односельчанам приходить за ним ухаживать, поскольку ей самой нужно было отдохнуть и восстановить силы. Все это делают по-разному, кто-то, как Костик, спит целыми днями, а кто-то, как Ена, скачет и валяется в высокой траве, купаясь в лучах солнца, которому не было конца и края в этой дивной стране. Впервые в жизни она чувствовала себя не только счастливой, но еще и гордой за то, что сделала. Она спасла жизнь незнакомому человеку. Это несомненно добрый поступок, впрочем, ничего другого от Ены ожидать было и нельзя, она была готова принести себя в жертву, лишь бы смочь кому-нибудь помочь. Именно поэтому, она так усиленно изучала травничество и зельеварение, хотя, возможно, на это была и другая причина. Возможно, она просто пыталась оторваться от реальности, в которой она – ребенок-сирота. Старалась забыться за учебой, затеряться в бесконечных рецептах, утонуть в бескрайних морях глоссария растительного мира. Отчасти ей это удалось, и как мы можем наблюдать сейчас, ничто не бывает зря. Все, что мы встречаем, через что проходим на своем пути, оно рано или поздно нам пригодится. Пригодится в критической ситуации, и сможем ли мы выйти из нее с высоко поднятой головой, уже зависит от того, получится ли извлечь из памяти тот или иной опыт или знание и применить его на практике. Ене это удалось, пускай и пришлось сражаться долго, доблестно и насмерть. Костик теперь перед ней в долгу. И пускай битва была безумно тяжелой, и то зло, витавшее вокруг и пронизывающее Костика, могло здорово навредить молодой знахарке, а в худшем случае даже и со света свести, но как говорится, чем сложнее далась победа, тем она ценнее. Но была ли это победа? Безусловно, но каков масштаб этой победы – неизвестно. Была ли выиграна битва или война? Скорее всего битва, невозможно, чтобы темные силы были настолько слабы, что поразили всего лишь одну цель, вряд ли, в это абсолютно не верится, да и такого в принципе не бывает. Ведь силы темные, они тоже часть этого мира и существуют в нем на абсолютно тех же правах, что и свет, добро, любовь. Мудрецы говорят, что не существует зла или добра в чистом виде, ровно так же, как не живут на свете хорошие или плохие люди, хорошими или плохими могут быть только их поступки. Ровно также зло и добро живет в нас, а что нести выбираем только мы с вами. Ена сделала свой выбор и не прогадала. Первоначальная осторожность и недоверие к этому, казалось бы, обреченному проекту по спасению заблудшей души, сменились здоровым любопытством и доброжелательностью.