Во власти Великого Архитектора

– Да, я тоже так предположил…

– А дальше – что-то про терновый венец, – не выдержала она и перебила меня.

– Точно! «Plectentes spineam coronam», – прошептал я. – Как же я сам не догадался. Ведь Питер на карте отметил «Нотр-Дам-де-Пари». Именно там хранится эта реликвия последние два столетия.

– Надеюсь, нам не придется грабить святыню? – удивленно взглянула на меня Лисса, изогнув бровь.

– Не будем торопить события… Я очень надеюсь, что Беккер объявится сам и все объяснит.

Пока мы беседовали, в дверь постучал официант, принесший наш ужин. Естественно, никто из нас не притронулся к еде, и мы просидели за документами почти до утра.

Позже я разместился в кресле и задремал. Мне снился друг. Он звал на помощь, находясь в темном длинном тоннеле. Я уверенно шел на свет, но вдруг он стал таким ярким, что ослепил меня. Я резко распахнул веки и понял, что солнце уже давно встало, а его лучи, пробиваясь через окно, заливали все вокруг ослепительным светом.

– Ты так и не отдохнула? – спросил я Лиссу, застав ее врасплох у открытой шторы, после бессонной ночи, проведенной за кропотливым трудом.

– Я вас разбудила? Простите, – смущенно пробормотала она. – Пришлось повозиться, было много работы, – добавила девушка, забавно потягиваясь и разминая затекшую шею.

Я быстро встал и отправился в ванную, чтобы умыться и привести себя в божеский вид. Затем сменил халат на приличный костюм и вышел из спальни.

Дочь Беккера сидела на прежнем месте. Не дав перевести дух, она сразу протянула листок и начала что-то объяснять мне, как маленькому.

– «Crucis» и «clavos ianuarum», – произнесла девушка чуть громче обычного. – Здесь речь идет о гвоздях и кресте, а еще упоминается какая-то древнеримская базилика.

– Базилика? Где-то я это видел. Надо взглянуть на карту, – сказал я, открыв схему товарища, и начал ее бегло просматривать, пока не нашел то, что искал. – Действительно, твой отец отметил Рим с пометкой «храм Санта-Кроче-ин-Джерусалемме».

– И правда! Как мне это сразу в голову не пришло? – воскликнула Лисса. – Ведь там хранится сразу несколько христианских реликвий!

– Части Животворящего Креста, шипы из тернового венца и один из гвоздей, которыми тело Иисуса было прибито к кресту, – перечислил я, чувствуя, как перехватило дыхание.

– Но самое интересное здесь, – она загадочно посмотрела на меня.

– О чем ты?

– Даже не знаю, как сказать, – Лисса пробежала глазами по строчке, по привычке прикусив губу. – «Secundo adventu Iesu Christi»… Вам это о чем-нибудь говорит?

– Не может быть… Еще как говорит. Это означает «второе пришествие Иисуса Христа».

У меня в голове тут же возникли пугающие догадки, в которых я боялся признаться даже себе самому. По лицу девушки понял: она тоже что-то подозревает. Но больше всего пугало другое – разобраться во всем этом будет непросто.

– Ты вчера так ничего и не съела, – сменил я резко тему разговора.

– Спасибо, я не голодна. Разве что кофе.

– Сейчас закажу.

За завтраком я вспомнил, что из-за меня Лисса сорвала свои планы.

– Ты говорила, что у тебя сорвалась какая-то встреча?

– Пустяки, ничего серьезного. Поиски отца и разгадка его секретов – сейчас важнее всего.

Я чувствовал, что она держится из последних сил, переживая за Питера. Порывшись в самых дальних уголках памяти, я вспомнил, как мы весело проводили время втроем. Нашей традицией была игра в «Монополию». Ни я, ни Беккер никогда не поддавались Лиссе, но при этом она почти всегда честно выигрывала. Не знаю, как ей удавалось облапошить двух взрослых мужчин, но делала она это виртуозно.

Девушка снова вернула меня к реальности, явно настроенная продолжить расследование.

– «Hastam», – заглянула она в свои вчерашние заметки. – Кажется, это «копье».

– Копье? – не сразу сообразил я.

– Именно. В одном из писем часто упоминается это слово, – передала она мне дневник, чтобы я убедился в этом лично.

– По всей видимости, речь идет о пике Лонгина, – просмотрев записи, отметил я и, к своему удивлению, понял, что произнес это вслух.

– То, которое называют «Копьем Судьбы» или «Копьем Христа»?

– Да, – поразился я познаниям Лиссы. – Согласно Евангелию, именно этим копьем римский воин пронзил ребро Иисуса.

– И где же оно сейчас?

– На самом деле, точно не знает никто… Существует как минимум три копья. Одно хранится в Ватикане, другое – в Грузии, в старинном монастыре. Но, по всей видимости, твой отец склонялся к версии, что настоящее находится в Вене, в Хофбургском дворце. По крайней мере, именно это место он отметил на карте, – я указал на пометку в углу схемы и передал ее Лиссе.

Поняв логику Питера, я наконец сложил два и два. Стало ясно, что он отметил места хранения всех важнейших христианских реликвий. Чтобы проверить свою догадку, я взял листок с переводом у девушки – и мои предположения подтвердились.

Она заметила мое озарение, устроилась рядом и с интересом начала наблюдать за тем, что я делаю.

– «Sanguine Christi», – произнесла Лисса, проведя пальцем под строкой, которую я читал еле слышно. – Здесь явно говорится о крови Христа. Вы что-нибудь об этом знаете? – в очередной раз отвлекла меня она от размышлений.

– Я бы сказал, что видел ее собственными глазами… Это было в прошлом году, когда мы со студентами были на экскурсии в Брюгге, – пояснил я, увидев крайнее удивление на лице дочери Беккера. – Мне показалось, что ученикам будет полезно расширить кругозор, – улыбнулся я своим мыслям.

– Вы хороший педагог, – одобрительно кивнула моя собеседница. – Вот бы и мне посетить ваши лекции! – явно польстила мне Лисса. – Но как же она сохранилась?

– Со времен Второго крестового похода кровь Христа находится в одноименной базилике в Бельгии, – продолжил я, подпитывая интерес гостьи к истории. – Согласно Новому Завету, Иосиф Аримафейский собрал ее с тела Иисуса собственной одеждой. Затем этот клочок ткани сохранили как величайшую святыню, поместив в специальную колбу.

– В такое сложно поверить, – скептически отнеслась к рассказу она. – Но какие есть доказательства? Ее подлинность установлена?

– О таких вещах мы с тобой не можем судить, хотя Католическая церковь и миллионы людей свято в это верят.

– Ну что ж, возможно, и я поверю, если увижу ее собственными глазами. А вы сами-то верите? Или вы, как и мой отец, циник и нигилист? – с толикой некой надежды взглянула девушка на меня.

– Один мой знакомый ученый на этот счет вот что сказал: «Человеческая душа соткана из материи самой Вселенной и существовала еще до начала времен. И лишь в момент смерти она возвращается в родную Альма-матер, где и пребывает вечно». Не знаю, насколько это возможно, но ведь не зря люди в древности уделяли столько внимания астрономии.

– То есть вы полагаете, что за пределами нашей планеты все еще есть высший разум? Или другая жизнь? – подойдя к окну, Лисса продолжила. – Космос… Он такой большой, а мы на самом деле так мало о нем знаем… – она пожала плечами, загадочно глядя на небо.

– Я знаю одно: правда у каждого своя. И, кстати, о правде… Питер верил, что рано или поздно сделает важное открытие. Он всегда знал, где искать. И, видимо, уже почти подобрался…

– Так давайте и мы доберемся! – с вызовом выпалила девушка, возвращаясь к столу. – Ночью, когда я думала, что уже все закончила, то наткнулась еще на одно письмо. Единственное, не пойму, о чем говорится в этом абзаце.

– Дай-ка взгляну, – я сосредоточенно потер переносицу.

– Вот здесь, – указала она на фразу «angelicos testes Christi». – Какое-то очень редкое словосочетание. Мне оно точно никогда не встречалось. Может, поискать в словаре?

– Не надо, не стоит… Я знаю, что оно значит. Angelicos testes Christi переводится как плащаница. Еще ее называют погребальным полотном. Если не ошибаюсь, последние четыреста лет она находится в Италии.

– В храме святого Иоанна Крестителя?

– Это тоже отмечено на карте? – догадался я.

Лисса кивнула.

– Католическая церковь считает Туринскую плащаницу, в которую было завернуто тело Иисуса, подлинной, – ответил я на ее немой вопрос.

– А вы так не считаете? – вкрадчиво переспросила она и смешно поморщила нос.

– Как ты уже поняла, я прагматик, поэтому привык во всем убеждаться на собственном опыте.

– Наверное, мне тоже стоит придерживаться такой философии, – хмыкнула самодовольно дочь Беккера. – И все же отец слишком самонадеян, если решился в такое ввязаться. А что насчет подлинности плащаницы? – развела руками она.

– Скажем так, мировые эксперты не первый десяток лет спорят о достоверности ее происхождения. Однако несомненно, это настоящее чудо, возникновение которого до сих пор никто не может объяснить.

– Хотела бы я на нее взглянуть. А как насчет этого? – вырвала у меня из рук листок девушка, чтобы прочесть следующий абзац. – «Sancti grail» – это же никак иначе Святой Грааль! – произнесли мы одновременно.

– Разве он существует? – склонив голову набок, она взглянула на меня, почти не моргая.

– К сожалению, и по сей день точно не ясно, что стоит воспринимать за истинный артефакт. Если в кельтских и нормандских легендах он трактуется как чаша, то в некоторых средневековых произведениях его описывают как некую драгоценную реликвию. Однако Католическая церковь признает именно тот Грааль, что хранится в Валенсии, в Кафедральном соборе. Посмотрим, обозначил ли Питер его на карте, – и мы с Лиссой буквально столкнулись лбами, спеша вновь изучить схему.

– Действительно, вот он, в Испании, – указала девушка на план местности. – Испивший из чаши получит прощение грехов и вечную жизнь, – задумчиво сказала она и расплылась в мечтательной улыбке.

– В некоторых версиях Святой Грааль часто используется в переносном смысле как обозначение какой-либо заветной цели, недосягаемой или труднодостижимой, – тяжело сглотнул я.

Лисса выглядела потрясенной. Ее глаза вспыхнули догадкой, а затем взгляд скользнул снова по карте, остановившись там, где Беккер отметил Израиль.

– Что же тогда находится в Иерусалиме? – непонимающе поинтересовалась она.

Этот вопрос застал меня врасплох, и я не знал, что ответить.

– Считается, что первая масонская ложа была создана при Храме царя Соломона, – предположил я первое, что пришло мне на ум. – Согласно легенде, возникновение тайного общества восходит к временам его правления.

– А что насчет этих знаков? – подалась девушка вперед, указывая на лист в верхнем правом углу.

Ее пыл и любознательность вновь заставили меня растеряться.

– Многие символы позаимствованы масонами из разных религиозных традиций – в основном из Древнего Египта, иудаизма и христианства, – пояснил я. – Эти астрономические изображения нередко встречаются в современных храмах.

– Неужели отец вынужден скрываться от религиозных фанатиков? – скрестив руки на груди, поежилась Лисса.

Я опустил взгляд и на внутренней стороне левой кисти нащупал вытатуированный черный символ – четырехлистник. Его история уходила корнями в Средневековье, а смысл был понятен лишь мне.

– Да, – бесцветно ответил я, горько вздохнув, стараясь скрыть бурю, разрывавшую меня изнутри.

– А как насчет Моцарта и Гёте? – спросила она, добравшись до последней страницы блокнота, которую я хотел утаить. – Как они со всем этим связаны?

– Пока не могу сказать, – прохрипел я, отбирая личную вещь лучшего друга.

Собственный голос мне показался чужим. Я подскочил с места и начал метаться по комнате. Мне нужно было время, чтобы подумать.

– Пожалуй, на сегодня достаточно, – рявкнул я.

Девушка посмотрела на меня с недоумением.

– Ты проделала колоссальную работу, – благодарно приобнял я ее, чуть смягчившись. – Теперь нам нужно отыскать твоего отца. Но перед этим тебе следует отдохнуть, – словно оправдываясь, выдавил я из себя.

– Да, пора бы уже с этим заканчивать, – насупилась Лисса, бросая недовольный взгляд на бумаги. – Тем более, не хотелось бы заставлять волноваться Сюзетту.

– Ты права, так будет лучше. Буду ждать тебя завтра. Возможно, Питер вскоре свяжется с кем-то из нас, – добавил я отстраненно. – Поэтому лучше, чтобы ты была дома.

Когда дочь Беккера ушла, я вновь задумался о том, как моему другу удалось раздобыть столь ценные документы. Особенно не давало покоя, каким образом у него оказалась переписка Моцарта и Гёте.

В целях безопасности я не стал показывать письма Лиссе, решив сначала разобраться во всем самостоятельно. Но, перечитывая их снова и снова, я все яснее понимал, что в одиночку сложную шифровку не разгадать. Здесь нужен был специалист.

Я посмотрел на часы и ужаснулся: было уже давно за полночь. Я решил отложить все заботы на завтра, но сон все не шел. Меня неотступно тревожила мысль: где мой товарищ и как скоро он даст о себе знать?

Глава 4

На следующий день я проспал почти до обеда, пока меня не выдернул из царства Морфея навязчивый звук. Это был мой мобильный. Посмотрев на экран, я обнаружил больше десяти пропущенных вызовов от Лиссы. В этот момент в номер несколько раз постучали. С ледяным спокойствием я лениво набросил поверх пижамы халат и побрел открывать дверь.

На пороге меня ожидала недовольная дочь Беккера. Она с претензией смотрела на меня. По лицу девушки было понятно – она мной недовольна.

– Вот, держите! – строго сказала Лисса, протянув мне какую-то бумажку.

Не дожидаясь приглашения, пока я приходил в себя, гостья быстро прошмыгнула в комнату. Спустя мгновение я понял, что держу в руках письмо от Питера. По привычке я достал очки и начал читать, нервно меряя шагами помещение. Вот что приятель писал своей дочери:

«Дорогая, Лисса! Моя милая девочка, я так сожалею, что не могу тебе все объяснить. Знаю, как ты сильно переживаешь. Однако со мной все в порядке. Надеюсь, вы уже встретились с профессором Гренелем. Я почти в этом уверен, ведь он никогда бы не бросил нас в беде. Ты должна будешь кое-что сделать. Найди моего ученика по имени Фабрис Дюпон. Он в курсе происходящего и точно поможет. Его адрес: de la Reynie, 27, 86. Паскалю скажи, чтобы меня не искал. Я сам выйду на связь. И попроси у него прощения за то, что втянул во все это. С любовью, отец».

– Надеюсь, этот студент прояснит ситуацию, – промолвила Лисса, когда я дочитал письмо и отложил листок в сторону.

– Если только он и сам не в бегах, – сипло отозвался я, теряясь в догадках.

– Значит, нужно отправиться к этому Дюпону прямо сейчас, – приказным тоном отчеканила девушка, собираясь на выход. – Буду ждать вас в холле, – добавила она, видя, что я еще не готов.

– Хорошо. Только сначала мы заедем в Национальный архив.

– А это не может подождать? – с неодобрением покосилась на меня Лисса.

– Это связано с нашим расследованием, – объяснил я.

– А почему не в библиотеку отца? У него отличная коллекция, – с сарказмом процедила она.

– В коллекции Национального архива собрано самое большое количество старинных рукописей и фолиантов, которых точно нет в обычной публичной библиотеке и уж тем более в кабинете Питера.

– Как скажете, – согласилась девушка после короткой паузы. – Тогда я вызову нам такси, – бросила она, покидая мой номер.

Я наспех натянул вельветовые брюки и клетчатую рубашку. Захватив лишь самое необходимое, я уже через десять минут сидел в машине, мчавшейся по городским улицам мимо офисных зданий и магазинов.

В воздухе пахло летом, а на улице стояла невыносимая жара. В парках сновали влюбленные парочки, неспешно прогуливавшиеся вдоль аллей, и туристы, которые, разинув рты, глазели по сторонам.

Из окна авто доносился запах сладкой выпечки и дорогих духов. Кстати, о парфюме: у Лиссы он был с тонкими нотками нежных цветов. На этот раз на ней было бледно-розовое платье, которое ей несомненно шло. Простенький образ дополняла соломенная шляпка, слегка великоватая для нее.

С присущими ей грацией и шармом девушка наблюдала за прохожими. И я поймал себя на мысли, что у нее, наверное, нет отбоя от поклонников. Но спрашивать о личном не стал, решив, что это неуместно.

Мы довольно быстро добрались до архива, и я отметил, что в будний день там было не слишком людно. В основном в читальном зале сидели абитуриенты, которые без особого энтузиазма штудировали пособия в надежде поступить в лучшие вузы страны.

В помещении было тихо и душно, как и во многих библиотеках. Однако это не могло скрыть от меня красоты интерьера. Под сводчатыми арками галереи сияли великолепные витражи. В этом месте я чувствовал себя как рыба в воде, а от количества книг захватывало дух.

– И что нам здесь нужно? – спросила дочь Беккера, придерживая меня под локоть, когда мы свернули в отдел литературы XVIII века.

– Что-то, что прольет свет на причастность известных деятелей культуры к масонскому ордену.

Спутница посмотрела на меня недоверчиво, но не стала задавать лишних вопросов.

– Тогда нам нужно пройти в соответствующую секцию, где собраны все материалы за нужный период, – предложила она и я согласился.

Надо сказать, что парижский Национальный архив казался огромным лабиринтом, и найти в нем что-то конкретное было непросто. Мы долго рассматривали полки, изучая корешки книг, пока Лисса меня не одернула.

– Вот, смотрите, – указала она на старинное издание под названием «Мистификация, масоны и эзотерика XVIII века».

– Думаю, подойдет, – кивнул я и доставал со стеллажа тяжелую, изрядно потрепанную книгу.

Мы присели друг на против друга за ближайший столик с торшером. Пока девушка следила за обстановкой, я пролистывал фолиант в надежде обнаружить что-то стоящее. Наконец, спустя полчаса, мне посчастливилось наткнуться на нужную запись. В ней говорилось следующее:

«Поскольку Гёте был членом «Баварских иллюминатов», тесно связанный с ним духовно Моцарт тоже подозревался в связях с сообществом. Тайное братство, основанное в 1776 году Адамом Вейсгауптом, ставило своей целью строительство «нового Иерусалима». Все его участники были приверженцами деизма – философского направления, которое признаёт существование Бога, но отрицает большинство сверхъестественных и мистических явлений.

Вейсгаупт рассчитывал создать организацию на базе масонских традиций, но позже отказался от этой идеи, сочтя масонские тайны слишком доступными. Он верил, что настанет день, когда человек обретет способность управлять собой в любых обстоятельствах, никому не вредя и творя лишь добро.

Адам стремился к восстановлению естественной религии и распространению морали, которая побуждала бы людей учиться владеть собой. Проповедуя такой образ жизни, он надеялся привести человечество к состоянию полной свободы и равенства».

– И как это должно нам помочь? – спросила Лисса, заглядывая в текст через мое плечо.

Я резко дернулся от испуга, не заметив, как она бесшумно подкралась и какое-то время за мной наблюдала, почти не дыша.

– Насколько помню, – начал объяснять я. – Вейсгаупт неоднократно критиковал католическую церковь, обвиняя ее в лицемерии. Кроме того, он пытался освободить общество от суеверий и предрассудков.

– Но, по-видимому, у него ничего не вышло?

– Его неоднозначные высказывания почти стоили ему академической карьеры. Именно тогда Адам понял, что бороться в открытую с «врагами разума» невозможно.

– Да уж! Смелости ему не занимать. Но, если Гёте был членом общества «Баварских иллюминатов», то, как же со всем этим был связан Моцарт?

– В орден иллюминатов нельзя было вступить просто так. Поэтому его, скорее всего, пригласили. Возможно, мы найдем ответы на многие вопросы в их переписке.

– В какой еще переписке? – с удивлением переспросила девушка, сведя брови домиком.

И тут я понял, что проговорился. Пришлось срочно исправлять ситуацию:

– Извини, что сразу не показал письма, – чуть ли не простонал я. – Но на то были веские причины.

– Вот как! – надулась она.

– Пойми, речь идет о твоей безопасности. Я действительно собирался все тебе рассказать.

– Вы обязаны показать мне эти письма? Где они?

– Конечно, сейчас… – сказал я и начал копаться в портфеле.

– Вы что, их принесли с собой? – возмутилась Лисса, нервно потирая конверт, который я успел ей отдать.

– Я не мог их оставить в отеле, зная, что за нами следят.

– О чем вы? – посмотрела она на меня, как на умалишенного.

Сначала я рассказал девушке, что прошлым вечером видел за окном своего номера синий «Вольво». Затем признался, что похожая машина следовала за нами до самой библиотеки. Малоприятные новости я сообщил, как можно спокойнее, стараясь максимально сгладить углы. Но у меня это совсем плохо вышло.

– Вы в этом уверены? А вдруг нам прямо сейчас угрожает опасность? – она резко встала, порываясь броситься за ближайший стеллаж.

Я, словно нашкодивший котенок, последовал за ней.

Стоя в темном углу архива, Лисса извлекла из конверта письма и принялась их разглядывать. Некоторое время она щурилась, пытаясь вчитаться, но я видел, что все ее попытки тщетны.

– Послания зашифрованы стенографией, – объяснил я.

– Да, и я, к сожалению, ничего в этом не смыслю.

– Наверное, нам придется обратиться за помощью к Питеру.

– Отец изучал стенографию?

– Не уверен, но он говорил, что работает над этим.

– Уже почти шесть, – сказала девушка, взглянув на часы. – Пора ехать к Фабрису.

– Ты права, стоит поторопиться, – кивнул я.

– Выйдем здесь, – она показала на аварийный выход. – Так мы будем уверены, что хотя бы на время избавимся от слежки.

Спустившись по запасной лестнице, мы вышли у заднего фасада здания. Оказавшись на улице, я вдохнул свежий воздух полной грудью. Поблизости нигде не было такси, и я предложил прогуляться. До дома студента оставалось всего пару кварталов, и Лисса, не став спорить, быстро со мной согласилась.

Глава 5

Честно признаться, я не рассчитывал, что парень окажется дома. Но медлить было нельзя. Добравшись до адреса, что дал Питер, мы сразу в холле наткнулись на консьержку.

– Добрый вечер, мадам, – вежливо поздоровался я.

По ее внешнему виду было заметно, что она не очень рада гостям, которые отвлекли ее от чтения увлекательной мелодрамы.

– Не могли бы вы подсказать, где можно найти мистера Дюпона?

Пожилая дама пристально посмотрела на нас оценивающим взглядом и скупо ответила:

– Добрый вечер… Вы имеете в виду господина Фабриса?

– Да-да, именно его, – Лисса закивала, словно болванчик. – Он дома?

– Должен быть. По крайней мере, сегодня не выходил.

– Прекрасно! Тогда, может, мы просто поднимемся к нему? – я попытался без лишней волокиты перейти сразу к делу.

– А кем вы ему приходитесь? – не отступала консьержка, в ее голосе слышалось подозрение.

Пока я мялся в нерешительности, дочь Беккера ловко перехватила инициативу на себя:

– Понимаете, мы с Фабрисом учимся на одном факультете, – девушка невинно захлопала ресницами. – Он забыл в университете кое-что очень важное, и мне нужно срочно ему это вернуть.

– Я и сама прекрасно донесу, – отрезала пожилая дама, пропуская мою просьбу мимо ушей.

– Нет, вы не поняли! Это нечто сугубо личное, – мгновенно нашлась моя спутница. – Мы хотели устроить ему сюрприз!

Мысленно я поставил ей пятерку за актерское мастерство.

– Ладно уж, проходите, – нехотя фыркнула консьержка. – Квартира 86 на седьмом этаже.

– Спасибо, – кивнул я и поспешил к лифту.

Старая кабина медленно, со скрипом доставила нас на нужный этаж. Мы буквально вывалились на площадку, стремясь поскорее покинуть тесное пространство.

Когда мы постучали в нужную дверь, ее открыл высокий худощавый парень лет двадцати пяти. На первый взгляд, он не выделялся ничем особенным. Я бы даже сказал, его внешность была довольно заурядной: пышная рыжая шевелюра, прямой длинный нос с небольшой горбинкой, слегка пухлые губы и карие, почти черные глаза.

Юноша, одетый в серые спортивные брюки и растянутую, повидавшую виды футболку, явно пришел в замешательство, увидев на пороге двух незнакомцев. И снова Лисса взяла ситуацию в свои руки:

– Добрый вечер, Фабрис, – произнесла она самоуверенно, перейдя сразу на «ты», пытаясь то ли очаровать юношу, то ли втереться к нему в доверие. – Нас прислал мой отец, доктор Беккер. Прости, что без предупреждения, но он не оставил твоих контактов. Надеюсь, мы тебя не отвлекаем? – будто всерьез поинтересовалась она.

– Здравствуйте, – юноша откровенно замялся и, после паузы, недоверчиво впустил нас в квартиру. – Проходите.

Он захлопнул дверь и прошел следом за нами.

– Давайте не будем терять времени на любезности и перейдем сразу к делу, – продолжила приказным тоном девушка, играя роль, которая ей откровенно не шла.