Отмщение

Глава 11

Ангел. На днях они отомстят.

Со временем боль моя начинала притупляться, я потихоньку принимал истину, в которой жил… а затем она выздоровела. Ненароком мои глаза стали встречать Нелю в школьных коридорах. И каждый раз, случайно посмотрев на нее, я окунался в тоску, словно сквозь лед проваливался в прорубь. Она же, видя меня, отводила взгляд, делала вид, будь то не существует никакого Данила и проходила мимо. «…она не стоит твоего внимания… Пустышка» – вспоминались порой мне слова Димы, но потом я задумывался и говорил себе: «Нет. Не пустышка она. Никак не пустышка. Ее нелюбовь ко мне не делает ее хуже или лучше. У нее… свой путь. Она – все еще замечательная девушка с чудесными стремлениями».

И вот однажды на одной из перемен я сидел в подсобке. В этой каморке, похожей на тюремную камеру жил бы сплошной мрак, если бы не одно маленькое окошко. Лучи солнца пробирались чрез него и освещали все помещение. Я, бывало, закрывал это окошко чем попало, мне не нужен был свет, но в тот день делать этого почему-то не стал. Вокруг меня пылилось всякое: и уборочный инвентарь в углу, и полки с химическими средствами, и какие-то плееры из двухтысячных, и просто разнообразный мусор.

И вот, я сидел, всматривался куда-то, то ли на паутину в углу, то ли на липучку для мух, в руках крутил и разглядывал Нелину заколку, размышляя о своем, как вдруг дверь подсобки открылась. Я с испугу тут же резко сунул заколку в карман, затем встал и ножки табуретки, на которой я доселе сидел, мерзко проскрипели по деревянному полу. Мне подумалось, что это зашла техничка раньше времени, но нет, своими напуганными глазами я смотрел на Нелю.

Я, опешив, как-то шепотом нелепо протянул ее имя. Лицо Нели выразило удивление, глаза ее блестели, прыгали. Она стояла в проеме. Молча. Разглядывала меня какое-то время. Я словно видел призрака, видение, человека, что я похоронил в своей жизни, видел перед собой.

– Чего ты хочешь? – я не сдержался, спросил удрученным голосом. – Как ты вообще нашла меня?!

– Господи, как тяжело смотреть на тебя. В кого же ты пре… нет, в кого же я тебя превратила… – она сделала паузу, – Данил, мы можем… можем поговорить?

– Зачем? – мой голос как-то болезненно проскрипел.

– Я вижу, что тебе плохо.

– Все хорошо. – я замотал головой.

– Ничего не хорошо, Данил! Просто, позволь мне сказать, ты тогда все поймешь… Мне больно на тебя смотреть. Пожалуйста. Я хочу помочь тебе!.. Я обязана… Всего один разговор…

Я посмотрел на нее, – и словно в пятку гвоздь вонзился. Сразу отвел взгляд. Она продолжала выпрашивать у меня разговор и в один момент я не выдержал, сломался под давлением:

– Ну, давай! Давай поговорим! – раскинул я руками и рухнул на пол подле табуретки.

Неля медленно подошла и присела на корточки подле меня, стараясь заглянуть в мое лицо, но я вечно отводил его, ведь взгляд ее доставлял боль.

– Как мертвец… Щеки впалые, мешки под глазами… Пожелтевший весь… Ты до чего себя довел?! Даже подтяжки носить перестал! Из-за меня! Я всего лишь девушка!

– Тебе какая разница? Я ангела потерял… Ничего, поживу и свыкнусь. – я закашлял.

– Данил…

– Мы с тобой столько времени провели… Целыми днями общались, – охрипшим голосом перебил я ее, – Знаешь, я и до тебя встречался с девочками, но то, что я называл любовью – было лишь обыкновенной симпатией и давлением со стороны общества… Это же, типа, так круто лет в четырнадцать быть в отношениях… Парни респектуют, девочки больше интересуются. Все же желают скорее вкусить взрослую жизнь! Бред… Представь, я тебя в классе восьмом приметил, дал отчет себе, что ты – мой человек, я думал подойти, но так этого и не сделал, не смог. А потом, спустя почти два года мне удалось стать твоим партнером в вальсе… Везет же иногда… Я о таком даже не мечтал. А еще ведь ты сама первая меня пригласила танцевать! В ту минуту в моей голове зародилась… надежда. Я решил сделать все, чтобы понравиться тебе. Каждый раз, абсолютно каждый, танцуя с тобой, я ощущал себя самым счастливым человеком. Я старался не облажаться, оттачивал движения, наряжался, мне хотелось выглядеть наиболее опрятно, чтобы хоть немного тебе соответствовать. Но я тогда еще не любил. Это чувство открылось позже, и открылось постепенно. Отправным пунктом стал момент, когда я написал тебе. Я почувствовал, что в душе твоей есть нечто особенное, такое, что может стать для меня родным, и я хотел тебя познать; оттого и написал. И не прогадал. Ты стала первой девушкой, с кем мне было так свободно и интересно разговаривать. Честно, я бы хоть вечность с тобой проговорил! Ты пробудила во мне сторону личности, которую я утаивал где-то глубоко в себе, ведь никому эта сторона не нужна была. Все всегда любили простого Данила, активного мальчика-болтуна, который порой себя ведет как дурачок. А ты дала мне почувствовать себя кем-то большим, самим собой. А потом между нами случился тот разговор… я еще застал тебя в классе одну… когда ты рассказала мне о своих переживаниях… Я тогда точно понял, что ты – алмаз. Я понял, что такое любить. Любовь – это не просто, когда ты заикаешься перед девушкой, а твои ладошки потеют… Когда ты такой: «О! Она зачетная и клевая, она мне нравится!». Любовь – это нечто большее. Наверное, это одно из самых высших чувств, которое только может испытать человек. Это сложно описать, но это словно… вечная привязанность, готовность отдать все, всего себя ради другого человека. Это когда ты шляешься по улицам, как пьяный, а ты не выпил ни капли. Ха-ха… А потом еще возвращаешься домой – и грустишь непонятно из-за чего. Это когда ты хочешь видеть любимого человека каждую секунду, а день без ее взгляда или слова, да даже час – сущий ад, какая-то ломка, как у наркоманов. Трясешься весь и сплошь думаешь о ней… Вот моя любовь. И все проблемы перестают быть проблемами, когда любишь. Понимаешь? Ты мне сказала, что я небезразличен тебе. Я возомнил, что все, – счастье близко. Сложил все факторы нашего общения и мне подумалось, что чувства мои – взаимны. Я ошибся. Никакой любви нет. Ты не всего лишь девушка, Неля, понимаешь? Не просто девушка…

Я слегка трясся, будто лежал в остывшей ванне. Губы мои были высушены, а глаза поблескивали и метались из угла в угол.

– Данил… мне так жаль, – сказала она шепотом, – Жаль, что я причинила боль такому хорошему человеку. – она попыталась прислонить голову к моему плечу.

Прозвенел звонок на урок. Я, пряча лицо, тут же небрежно встал и поспешил скорее убраться, но Неля обогнала меня и преградила путь.

– Дай мне сказать, мне нужно это сказать, выслушай меня! – повторяла она, не давая мне пройти.

Мне почему-то казалось, что она станет загонять клишированные штампы о том, что я – хороший друг, что она меня недостойна и проч., и проч.

– Нам на урок надо.

– Неважно. Мы сейчас поговорим.

– Мне идти надо… Хватит…

Я попытался протиснуться и вдруг… шлепок. Я резко ощутил прожигающую боль, волной проходящей по лицу, а ухо мое зазвенело. Это мне прилетела пощечина. Я остолбенел, не сразу поняв произошедшего. Вид у меня был растерянный. Неля сразу же отстранила руку, словно лицо мое было на самом деле вскипевшим чайником. Рот ее приоткрылся от удивления, глаза засверкали, и она кинулась, обняла меня.

– Прости, прости, прости! Что я творю… – воскликнула она.

Я продолжал стоять неподвижно, не зная, что и делать.

– Все покраснело, ужас, прости, Данил, я ужасна!

– Ты не ужасна… – лишь и смог ответить я.

Она повисла у меня на шее:

– Господи, как тяжело! Почему все не может быть проще? Данил, послушай, это Марго попросила меня пригласить тебя стать моим партнером в вальсе.

– Что? – недоумевающе проговорил я.

– Это Марго попросила меня! Мы еще сценку эту долбанную разыграли, где я громко прошу у нее разрешения забрать тебя, мы знали, что ты услышишь. Это… это все так нелепо и спонтанно получилось! По-детски. Дело в том, что ты понравился ей. Она мне сразу об этом сказала. И она была уверена, что ты выберешь ее для танца, а я посмеялась над ней! И тогда она съязвила, сказала мне… сказала пригласить тебя, так, по-приколу, попробовать, чтобы я «услышала отказ». Может она эго хотела потешить, чтобы ты демонстративно пригласил ее, может еще что… Ну, мы посмеялись, я съязвила в ответ, сказала, что приглашу, но отказа-то я в итоге не услышала. Такая вот перепалка у нас случилась… Глупо, в общем… очень глупо… И не скажешь же тебе: «Иди танцуй с Маргаритой». Она постоянно на репетициях к тебе повышенный интерес проявляла, все это видели, один ты не замечал! Прошло время, Марго и вовсе начала ревновать, бесилась на меня, кошмарила из-за пустяков. Я ее успокаивала, ведь ты… ведь ты поначалу мне идиотом показался, извини. Я еще из-за наскоков Марго обозлилась на тебя, обвинила во всех бедах, ты мне стал как-то противен. А потом, потом зацепило что-то, поняла, что все не так просто. А когда ты мне написал, то и вовсе стал интересен. Я поняла, что ошибалась и постепенно привязывалась к тебе. И после дня, когда ты меня поддержал, помог с переживаниями, помог даже немного иначе взглянуть на жизнь и ее смысл, я поняла, что испытываю к тебе чувства. Я и сказала, что ты мне небезразличен. Я думала, что ты типичный болтливый дурачок, а ты оказался совсем другим, милым, заботливым, глубоким человеком. Прости, не рассмотрела сразу. И, казалось бы, все хорошо, но до меня вдруг дошло, что я неправильно поступаю по отношению к своей подруге. Да, она – неидеальный человек, но она – хорошая, она очень хорошая, ты и не представляешь, сколько всего она делает для дорогих ей людей… Я люблю ее… И, понимаешь, я не могу просто взять и начать с тобой встречаться. Это гнусно! Получается, что я увела у подруги объект воздыхания. Это неправильно. Ты ей нравишься, Данил, а ты этого либо не замечал, либо не хотел замечать. Я люблю тебя и многое бы отдала, чтобы быть рядом, но не могу. Я нарочно отстранила тебя и увидела, что ты страдаешь… и сама стала страдать от этого. Я хочу, чтобы ты это знал. Я хочу, чтобы ты был счастлив! Пожалуйста, будь счастлив…

И тут в моих юных глазах вновь загорелась надежда, за которую я пожелал зацепиться мертвой хваткой.

– Любишь, значит… Нет, это – глупо! Какая из Маргариты подруга, если она не сможет смириться, отпустить и уступить меня тебе?! Не она же строит судьбу! Я не вещь! Я ей не принадлежу…

– А какая из меня подруга, если я собираюсь увести у нее из-под носа человека, который ей нравится?

– Таковы обстоятельства!

– Я не могу, это неправильно с моей стороны.

– Можешь… Неля, я люблю тебя, нельзя отказываться от любви!– я взял ее за руку.

– Я не могу, Данил, прости… Она моя подруга. Прости.

– Ты мне дорога!

– Прости. – твердо сказала Неля, а затем, немного погодя выдала:

– Обвини меня во всем. Будешь прав. Я не могу. Прости. Иногда некоторым вещам просто не суждено сбыться… даже если рукой подать до счастья, то порой стоит отказаться от него, чтобы поступить правильно, иначе это «счастье» счастьем уже не будет. Знай, что ты мне все так же небезразличен, что я люблю тебя. Но я не могу так поступить с Марго. Она моя подруга. Прости.

Я открыл рот, дабы что-то сказать, но тут же отказался от этой затеи; отрицательно помахал головой, прошел вглубь подсобки и сел обратно на табурет. Я отчаялся.

– Все хорошо? – спросила Неля.

– Все хорошо. Я все понял. – солгал я.

– Ничего не хорошо!

– Все хорошо. Дай мне подумать. Оставь меня, пожалуйста.

– Нам обоим на урок надо.

– Я посижу здесь один. Пять минут. Затем пойду.

Неля подошла ко мне и попробовала дотронуться до моей руки.

– Оставь меня, пожалуйста. – решительно отрезал я.

Лицо девушки стремительно омрачилось. Она поспешила выйти из подсобки. Я же, оставшись в замызганной комнатушке наедине с пауками и иными мелкими живностями, откинулся на спинку табуретки и запрокинул голову. Хотелось кричать от несправедливости. С глаз моих покатились слезы. На урок я уже не пошел.

Только на перемене я зашел в уже опустевший кабинет химии, где у меня только что проходил урок. Зашел я за рюкзаком, который должен был лежать на стуле четвертой парты среднего ряда, но к удивлению, его там не оказалось. До меня почти сразу дошло: «Никита и Савва захватили с собой на следующий урок». Это умилило.

Я оказался прав. Рюкзак мой был на алгебре. Как и мои друзья. Они сидели за одной партой и на что-то глядели в телефоне Саввы. Я, смотря на них, невольно улыбнулся, вспомнил наши деньки до того, как меня окутала любовь, деньки до общения с Нелей, до вальса, до всего этого. «Моя любимые друзья…» – подумал я и тут же снова раскис, вспомнив, насколько отстранился от них. Мне казалось, что я теперь недостоин настоящей дружбы, казалось, что я вообще ничего недостоин.

С опущенной головой я дошагал до своего места, взял рюкзак и хотел было тихо уйти, но меня окликнул Савва.

– Даня, ты где пропадал весь урок? – спросил он, – Ты заболел? Дохлый какой-то. – он встал и направился в мою сторону. Никита тоже не остался сидеть.

– Спасибо, что рюкзак мой перенесли. Вы лучшие, парни. Я пошел, наверное. В случае чего скажите, что мне стало плохо. И еще… простите меня за то, что я так себя веду, простите за все. – я развернулся и тут же почувствовал, как чья-то рука схватила меня за локоть. Это был Никита.

– Никто не стоит того, чтобы я видел друга в таком состоянии. Не смей убиваться, все решается. – он серьезно посмотрел прямо в мои глаза.

– Извини. – шепотом ответил я. – Я пошел. – и вышел из кабинета.

В коридоре я пересекся с Димой. Меньше всего в тот момент я хотел бы видеться с ним. Я его в тот момент не боялся, мне было плевать. Пусть даже он меня прибил бы. И я бы даже прошел мимо, если бы он сам ко мне не подошел, чтобы поздороваться. Я пожал его руку, и он начал говорить, он всегда первым начинал говорить:

– Я слыхал, что тебя выперли из вальса. Как мерзко. Тебе ведь нравилось. Я чувствовал, что тебе нравилось… Они, считай, воспользовались тобой, а как ты стал не нужен, так сразу выкинули. Даже не предложили компромисс. Вот и общайся с этими людьми. Самому не обидно?

– А ты-то откуда все это знаешь? – спросил я, не желая отвечать на вопрос Димы, ведь, конечно же мне было обидно, – Ты же не ходил на репетиции после того случая с Егором.

– Да так, услышал ненароком. Изменилось что-нибудь в мышлении? Не кажется тебе, что я хоть чуточку да прав? В суждениях о людях.

– Не кажется.

– Ладно.

Я пошел дальше убыстренной походкой, пока не услышал за спиной обращение:

– Данил…

Я обернулся. Дима стоял на месте. Его глаза, отведенные в сторону, были будто наполнены ядом, а зубы, по всей видимости, стиснулись во рту. Он словно терпел некую боль.

– Что? – спросил я.

– Да так, ничего.

Я кивнул, как бы говоря: «Хорошо» и пошагал дальше по коридору, не осознавая, что Дима хотел предупредить меня о нечто необратимом, о том, что только произойдет через несколько дней…

Что-то между прологом и эпилогом.

Я сидел на кресле в своем домашнем кабинете. Ноги мои, скрытые в пижамных черных штанах, были закинуты на дубовый стол. На мне висела длинная замызганная белая футболка, которую я все собирался бросить в стирку, да вечно откладывал это дело. Мой взгляд был направлен на люстру. Отдыхая, я залипал на нее. Компьютер показывал дату: 17.05.2046г. «Очередная годовщина трагедии, которую никто уже не помнит» – подумал я, и в тот миг глаза мои заблестели. Смотря в зеркальце на столе, я видел уже не долговязого мальчишку, а жилистого мужчину с легкой небрежной щетиной, в очках с черной оправой, с морщинками, всего потускневшего.

Неожиданно в мой кабинет постучали. Дверь приоткрылась. Я тут же скинул ноги со стола.

– Кто это? – рассеянно окликнул я.

– А кого ты еще можешь ожидать? – раздался до боли знакомый мне голос.

Я тут же улыбнулся. Ко мне в кабинет вошел смугловатый гладковыбритый мужчина делового вида. Как и у многих мужчин делового вида, у этого проглядывался небольшой животик. Но в меру. Толстым этот человек не был. В руках он держал пиджак и какой-то подарочный пакетик. Когда наши глаза встретились, то я решил: «Да, это он». Взгляд этого мужчины не изменился. Он остался таким же внимательным, аналитическим.

– Я совсем забылся, что ты приедешь! – проговорил я, встав с кресла. – Ох, Никита… Два года не виделись.

– Не думал, что маразм так быстро тебя настигнет. – мой друг бросился ко мне в объятия, а после протянул руку с пакетиком, – Держи.

– А я… Я ничего не приготовил… – застыдился я.

– Держи! – тряхнул он рукой, как бы впихивая мне подарок. – Мне ничего не надо взамен.

– Спасибо.

Я вновь крепко обнял друга, а затем поставил пакетик с подарком на стол. Никита тем временем повесил пиджак на крючок у двери и стал ходить по кабинету, рассматривая стены.

– Ордены… медали… «За отвагу на пожаре»… Кем-то таким я тебя и представлял всю жизнь… – Никита вдруг подошел к моему столу и, увидев рукопись, спросил, – Что это? «Отмщение».

– Это моя работа. Так… излияние чувств.

– Ну, с названием ты заморочился, конечно, романтизировать ты горазд. «Отмщение»…

– Дима Смердяков так прозвал свой поступок. Он мстил нам, мстил обществу… Оттого такое название.

Никита замолчал ненадолго.

– А… ты об этом пишешь. – что-то переменилось в нем.

– Да. Этот случай уже забылся всеми и лежит где-то в недрах «Википедии». Пусть хоть здесь хранится память о нем, о нас. На бумаге. Пусть кто-нибудь когда-нибудь прочтет и поймет… ошибки. Наши ошибки. Я смотрю на новых ребят, новое поколение. Они такие же… Абсолютно! Годы идут, эти мальчишки и девчонки теперь на наших местах… И мне так не хочется, чтобы хоть кто-нибудь из них пережил то, что пережили мы. Я не хочу, чтобы у этого поколения были травмы. Не хочу, чтобы они пропускали через себя войну, голод, дефицит или были свидетелями массовых убийств. Пусть процветают… Пусть будут эгоистами, но хоть бы у их поколения не было проблем. Пожалуйста…

Мы помолчали с минуту, затем я заключил:

– А теперь поехали к Савве.

Глава 12

Время отмщения.

Все, что я вспоминал, о чем повествовал, все вело меня к тому самому дню… Середина мая. Семнадцатое число. Стояла ленивая солнечная погода. Настолько солнечная, что мы, сидя в глубине класса, жмурились. В насыщенном синем небе медленно плыли лиловые облака. Все предвещало скорейшее лето – отдых, развлечения, речка, новые истории, что так и норовят случаться летом. Да, именно последние учебные деньки перед каникулами обычно отождествляются в нашей памяти с нечто счастливым, нечто желанным. Всякий учившийся с легкостью вспомнит майское тепло, атмосферу уходящей рутины и чувство предстоящего отдыха. Правда наше тогдашнее «счастье» залилось кровью. Но мы еще этого не понимали. В тот момент мы с одноклассниками были расслаблены; учителя уже скорее заботились о девятых и одиннадцатых классах, поэтому с нас ничего толком не спрашивали, обстановка на уроках была легкой и разговорчивой, ребята зачастую общались между собой.

Помню себя в тот спокойный день. Смирившись и приняв мысль, что с самого начала мы с Нелей шли разными путями, я начал реабилитироваться, напоминая больного, что постепенно идет на поправку. Я помногу смотрел в сторону окна, на весенние, почти летние пейзажи, меня все не покидало чувство скорейших изменений. Я думал, что будущее последнее школьное лето привнесет нечто новое в мою жизнь. Я верил в это.

На третьем или четвертом уроке (где-то так) я сидел за одной из последних парт (никто уже не следил за нашей рассадкой) и наблюдал за тем, как Алина рисует в своем блокноте. Рисовать, если так прикинуть, у нее получалось отменно. Никита и Савва сидели спереди меня и обсуждали недавно вышедший на тот момент «ResidentEvilVillage», игру от студии «Capcom». Порой мы переглядывались, и тогда парни улыбались мне, а я им, а после я отводил свои глаза в сторону, при этом не опуская уголки губ. Вадик рассказывал что-то Вике и Даше, а они почти в открытую глумились над ним, но Вадик очевидно этого не понимал. Остальные также были заняты чем-либо. Все шло своим чередом. Солнце слепило глаза. Майский свежий воздух бил в нос. Временами на уроке слышались смешки. И тут… шум, то ли выстрел, то ли взрыв чего-то. Мы с одноклассниками резко переглянулись, показывая друг другу свои озадаченные лица. Вдруг раздался тот же шум, а потом снова, снова, снова…

Многие в классе были явно заинтересованы происходящим, но абсолютно все при этом старались делать вид, будь то все спокойно, словно и не было никакого шума. Математичка как ни в чем не бывало продолжала беседовать с несколькими учениками с первым парт о скором ЕГЭ у одиннадцатых классов. Мы с Никитой стали чаще переглядываться. Каждый из нас думал о чем-то своем. А потом кто-то воскликнул на весь класс:

– Школу обстг’еливают!

Это был Родион. Со всеми, кроме Саввы, он общался помаленьку, постоянно перекидывался фразами, шутейками в пределах школы. Его многие считали странным, но я вспоминаю его добродушным, правда слегка лицемерным картавым парнем с бросающейся в глаза внешностью: лицо его было обтянуто, подбородок еле проглядывался, а нос был вздернут, словно Родя имел родство с вампирами. Блондинистые длинноватые волосы он раскидывал во все стороны. Ему хотелось отрастить шевелюру как у Курта Кобейна, но он скорее походил на пса породы бриар. Да, отличное сравнение. Именно на бриара он и был похож.

В кабинете тут же засел шум, все принялись суетливо поворачиваться друг к другу и перешептываться. Математичка стояла с округлившимися глазами. Было видно, как что-то ломается в ее голове. Она, немного постояв в ступоре, твердо подошла к Родиону и заговорила:

– Откуда ты это взял? Кто тебе сказал?!

– Да, Родион, – подхватила Даша, – Ты откуда такие бредни взял? Кто тебя пранканул там? – по ее лицу было видно: она уверена в лживости информации Родиона.

– Екатерина Владиславовна, – продолжила Вика, – Вы не обращайте внимание! Он же глуповатый у нас! Мало ли что где вычитает…

– Да пг’авду я говог’ю! Вот мне написали! – он, недовольный тем, что ему не верят, показал экран телефона всему классу.

Тогда все разделились на две группы: те, кто верил Родиону и те, кто не верил. В кабинете не умолкал шум, все переговаривались, что-то обсуждали, спорили. Я в потоке общей суеты подбежал к Никите и Савве.

У Саввы на лице был улыбка, но не от радости, от шока. Он все говорил Никите:

– Родя не стал бы сейчас врать! И эти выстрелы… Он правду говорит.

Мы с Никитой переглянулись, и в этот самый момент раздался такой грохот, который заставил трястись стены и пол. Я попятился, а добрая часть класса вскликнули от ужаса.

– Надо что-то делать… – сказал я.

– Понятное дело, что надо что-то дел-л-лать, кэп! – уже начал истерить Савва.

– Не паниковать! Слышите все! Не паниковать! Сесть всем по своим местам, я сейчас все разузнаю! – объявила математичка на весь класс.

Екатерина Владиславовна, округлая женщина средних лет, сама была в состоянии паники, она точно была не подготовлена к тому дню. Она еле как достала из кармана телефон, затем судорожно начала искать чьи-то номера, звонить и вслушиваться в бесконечные гудки. Тут еще надо помнить, что старшее поколение тех времен плохо пользовались сенсорным телефоном, потому все действия математичка выполняла медлительно. Помню: ее выразительные зеленые глаза бегали по всему классу и искали, за кого им уцепиться.

– Никто еще и не отвечает… Как специально… Ну что поделать, что поделать – бормотала она себе под нос.

Отдаленные выстрелы продолжали слышаться. Кто-то уже собирался уходить из кабинета, бежать любыми путями из школы, но им не давали это сделать. Некоторые тревожно улыбались, шутили, что наконец-то их застрелят.

И в один момент мы услышали, что кто-то бегает в коридоре. Этот человек забегал в каждый кабинет, что-то сообщал и совсем скоро выбегал. Вскоре он забежал и к нам. Это был Александр Романович. Он стоял посреди класса и тяжело дышал. Мужчина окинул всех быстрым взглядом, затем глазами нашел Екатерину Владиславовну и сказал ей:

– Тоже дверь деревянная… Так, это какой класс… – он еще раз взглянул в нашу сторону.

– Десятый «А» – помогла Екатерина Владиславовна. – А что слу…

– Так, детей сейчас же собирайте и ведите в их класс. На третий этаж. У них вроде потяжелее дверь. Здешняя – хлипкая, если сукины дети захотят, то вышибут. – перебил ее Александр Романович, – А! Вот еще что! Как приведете их, так сразу изнутри закройтесь на ключ.

– Вы при детях, Александр…

– Я говорю: в класс их эвакуировать, а вы дети, дети!.. Какая теперь уже разница, быстрее уводите их, пока есть время. – вновь он перебил математичку.

– Да что случилось?! Почему все молчат?! Почему нет сигнализации?