Уфимский Амаркорд

Поскольку время подходило к обеду, Дельфин Галямович решил закруглиться и перед прощанием спросил у Хомы, которого он считал старшим, не нужно ли им что-нибудь для работы.

– Нужно бы спирту ректификованного, как у вас, – блеснул знанием материала из только что прослушанной лекции Хома, – А то нам ацетон выдали. Протирать стекло надо, – он кивнул в сторону коробок с витражным «пазлом», – Если не протереть, то на стекле пятна от мастики останутся. Сами понимаете что такое ацетон, а что спирт. Особенно ректификованный.

Дельфину Галямовичу было очень приятно помочь молодым людям, которые так внимательно слушали его. И к тому же он прекрасно понимал разницу между ацетоном и спиртом. Тем более ректификованным.

– Сищэс будит сдиланэ, – сказал он и, попрощавшись, ушел.

Монтажники стали распаковываться. Посовещавшись, решили, что лучше начать работу сразу после обеда. Андрей Шалаев принес с тарного цеха ящики. Их сдвинули наподобие стола и стульев вокруг него. На импровизированном столе расстелили газету и стали выкладывать на нее термосы, завернутые в бумагу бутерброды и яйца. Когда все было приготовлено к трапезе, к ним на этаж поднялась какая-то женщина в халате синего цвета. Поздоровалась и поставила на пол прямо рядом с собравшимися обедать монтажниками оцинкованное ведро. На нем красной краской был написан инвентарный номер. Ведро было наполовину наполнено плескающейся прозрачной жидкостью.

– Вот, Дельфинчик наш водицы живой вам велел принести, – засмеялась она и добавила – Потом ведро здесь оставьте – я сама заберу.

Женщина еще не успела уйти, как запах спирта ударил в нос.

– Ниче так отлили, – сказал Хома, – Я то думал чуток, в бутылке пол-литровой. Так, дома попробовать чем они нас травят.

– Щедрой души человек, – сказал Айрат Валиахметов, очищая яйцо.

Хома подошел к ведру, окунул в него указательный палец и попробовал спирт на язык.

– Это тебе не напиток. Это чистяк! – не то восхитился, не то удивился он, – Надо поскорей из термосов все повыливать на хрен и залить спиртяги туда. Иначе выдохнется весь.

– Не, выливать не надо. Лучше разлить по кружкам чай, а уж что останется – вылить, – предложил Шалаев.

Так и сделали. Стали разливать спирт по термосам. Берегли каждую каплю, словно отвечали за расход головой.

Когда все термосы были заполнены, монтажники вернулись «к столу». И тут они с удивлением обнаружили, что на одном из ящиков сидел непонятно откуда появившийся Василич.

– Правильно, – согласился он, глядя на поставленные в углу термосы.

– Конечно правильно – выдохнется и для работы не подойдёт, – стал заранее подготавливать почву для оправданий Хома.

– Да я не про то, – махнул рукой работник тарного цеха. – Я говорю правильно, что в первый день понесете. Сегодня, как Дельфин правильно сказал, вы творческие работники. Потом примелькаетесь – могут и обыскать на проходной.

Увидев в Василиче союзника, монтажники успокоились. Он показал им на свободные ящики, словно был у себя дома или в кабинете, и сказал:

– Давайте, присаживайтесь. Спирт, конечно, поперёк горла не станет, но толкач всё равно нужен. Поэтому хорошо, что чай оставили. Да и запивать шнапс лучше, чем закусывать. Только подождать надо, пока чаёк остынет – во рту и так горячо будет.

– Так мы все равно пить не будем, – Хома постарался упредить недовольный взгляд Валиахметова, – Это нам для работы надо. Ну, или после, на худой конец.

– Ну–ну, коромысло гну, – вновь недоверчиво и уже знакомой поговоркой ответил Василич. Потом добавил: – На худой конец и гондон не нужен. Да и вообще никто вам не предлагает пить. У меня у самого, вон, работы полно. Сами же слыхали что Дельфин сказал: пока не закончу сортировку тары, домой не пойду. Ну и потом, как говорится, лучше шахтёром в забой, чем на работе в запой. Вот ты, как старший, ответь мне: перекусить–то в обеденный перерыв что, возбраняется?

– Это не я – это он старший, – Хома кивнул на бригадира.

Василич посмотрел на Валиахметова и почему-то обрадовался:

– О! Тем более! Вот и я говорю – не возбраняется. А для аппетиту азряккэнэ чистячка принять никогда не помешает.

После этих слов Василич достал из кармана складной стакан и плавленый сырок. Приведя стакан в «боевую готовность» одним движением руки, он стал разворачивать упаковку сырка. По всему было видно, что пару раз от сырка уже откусывали.

* * *

Когда на следующий день Гегелю Мазгаровичу сообщили, что звонила жена Хомякова и выразила беспокойство по поводу того, что муж не пришел домой ночевать, он насторожился. Хотя и паниковать не стал, потому что Хома иногда давал супруге повод для подобного беспокойства. Но когда главному инженеру сообщили, что еще приходила мать Шалаева и также беспокоилась по поводу сына, его прошиб пот. Не звоня Дельфину Галямовичу и никому не докладывая, он сел в «газон» и поехал на «ликерку».

В новом корпусе не велось никаких работ. Поэтому Гегель Мазгарович был первым, кто обнаружил своих работников в одной из комнат на втором этаже. Вернее, обнаружил их тела, которые на первый взгляд казались безжизненными. Чуть поодаль от бригады монтажников лежал работник тарного цеха в каскетке с олимпийской символикой. «Василич!» – сразу вспомнилось имя храпевшего рядом с его подчиненными человека. Он попробовал похлопать по щекам каждого из своих коллег, тряс их за плечи, но все было тщетно. Они были в полной отключке, как будто под наркозом, и никак не реагировали на его попытки привести их в чувство. «Ладно, хоть живые! И никто их пока не видел!» – нашел положительный момент в ситуации с пьяными монтажниками Гегель Мазгарович.

Заскочив к Дельфину Галямовичу, он попросил выписать пропуск на машину:

– Со склада не все отгрузили вам. Вот, довез.

– Канишна, канишна – обрадовался Денис Галямович. – Пумэщь нужнэ?

– Нет, нет, – забеспокоился Гегель Мазгарович, – там мелочевка. Да и тороплюсь я – работы невпроворот.

Машину подогнать вплотную к зданию не удалось – мешал лестничный марш входной группы. Поэтому «газон» поставили задним бортом поближе к оконному проёму на первом этаже. Вместе с водителем главный инженер стал грузить своих работников в кузов. Каждый раз, перед тем как вынести очередное обездвиженное тело на улицу, они выглядывали из оконного проёма дабы убедиться, что вокруг не было свидетелей. Наблюдая за этой сценой со стороны, непосвящённый человек мог подумать, что стал свидетелем киднэпинга из морга. Или военной операции диверсионной разведгруппы по захвату «языка» на территории противника.

Закончив погрузку, главный инженер и водитель поднялись за пожитками тех, кто уже лежал в машине. На глаза им попался спящий Василич.

– Давай заберем и его, – сказал Гегель Мазгарович

– Зачем он нам? – удивился водитель

– А затем, чтобы улик не оставлять.

Так и сделали. На проходной машину досмотрели, но спрашивать ничего не стали. То ли уже и не такое видели, то ли интересовались исключительно попытками хищения заводской продукции. Хотя картина, конечно, была не для слабонервных. Незнающий человек, глядя на сложенные головами вперед тела, которые были в одинаковой спецодежде и накрыты куском брезента, мог подумать, что с территории завода вывозятся трупы казненных работников.

Тела развозили по домам молча. Как похоронная команда. Родственники принимали своих кормильцев с одним и тем же вопросом:

– А что ему теперь будет?

Совершенно несклонный к стёбу Гегель Мазгарович вместо реплики «К премии представим» или «Наградим поощрительной поездкой в Болгарию» был немногословен:

– Будем увольнять.

Последним адресом доставки «бесценного груза» был дом монтажника Хомякова на Горсовете. Четвертое тело с красной каскеткой на голове выгрузили там же.

– А это кто? – мрачно поинтересовалась жена Хомы.

Гегель Мазгарович не хотел афишировать свое знакомство с работником тарного цеха Уфимского ликеро-водочного завода и потому решил оставить ее вопрос без ответа.

– Наверное, только завтра узнать сможете, – сказал водитель, закрывая тент грузовика.

– Оставляйте его себе – мне он тут даром не нужен. Или увозите его туда, откуда привезли.

– Так он и нам не нужен. А там, откуда мы его привезли, часы приема уже закончились, – ответил водитель и добавил: – В кузове духан стоит такой, что спичку зажги – ка-а-ак…

Тут он осекся, посмотрел на супругу Хомы и подобрал нейтральное слово:

– Как рванет.

* * *

Гегель Мазгарович приложил максимум усилий, чтобы история не получила огласки, а подобные случаи в «Башторгрекламе» впредь не повторились. Уволили четверых сотрудников. По соответствующей статье, без каких-либо собраний и разбирательств. Нет, Василича эта участь не постигла – он был работником другого предприятия. Четвертым уволенным был Венер-абы. А Гегель Мазгарович после этого случая стал классовым мизантропом.

ДРУГАЯ СТРАНА

Когда Ильшат Валиев окончил Уфимский авиационный институт, перед ним встала дилемма – либо три года отработки на заводе, либо два года службы в армии. Наличие в институте военной кафедры позволяло Ильшату служить лейтенантом. Поэтому он, как и многие юноши-выпускники УАИ, кто не смог получить достойного распределения, выбрал службу в армии. Отгуляв пару месяцев после получения диплома, он отправился в часть, к которой был приписан военкоматом. Это был вертолётный полк в Грузии, недалеко от Гудауты.

В письмах, которые он писал в течение первого года службы своим друзьям в Уфу, он рассказывал о райском месте: море, южное солнце, гостеприимство местных жителей и много спирта. Авиационного, который вполне употребим в качестве питьевого. Ильшат приглашал приятелей-земляков навестить его, обещая взять на время их визита краткосрочный отпуск и обеспечить гостей жильём.

Дело было в горбачёвские времена, в самый разгар антиалкогольной кампании. И именно последний факт воспринимался его друзьями как неопровержимый аргумент в пользу того, что Гудаута была райским местечком. А двое из них – Ильдар и Олег – решили слетать в Грузию и своими глазами увидеть тот Эдем, в котором служил их приятель.

Отец Ильдара работал начальником диспетчерской службы уфимского аэропорта. Сразу же по окончании летней сессии, на время каникул он устроил сына вместо отработки в стройотряде бортпроводником на рейсы летнего расписания, под которое всегда был дополнительный набор персонала. А Ильдар, в свою очередь, договорился с экипажем, чтобы разрешили слетать рейсом на Тбилиси его другу Олегу. За червонец, на сиденье для технического персонала. Разумеется, «мимо кассы». Во времена, когда терроризм существовал только на Ближнем Востоке, а реклама «Аэрофлота» выглядела абсолютно неуместной ввиду отсутствия конкуренции на рынке авиаперевозок, лететь куда-либо, заплатив экипажу, было вполне обычным делом.

Рейс Уфа – Тбилиси когда-то летал два раза в неделю. Причём, без границы, таможни и стыковок. Нередко кто-то из стюардесс договаривался с экипажем и оставался в Тбилиси или каком-либо другом городе до следующего рейса. Так, отдохнуть, развеяться, пробежаться по магазинам. Чаще всего это происходило летом, а города были на берегу моря. На оставшихся бортпроводников выпадала дополнительная нагрузка по обслуживанию пассажиров. Но вопросов о «компенсации» никогда не возникало. Решалось всё элементарно – деньгами или «отработкой» за дополнительный день отдыха на этом же или любом другом направлении. Поэтому Ильдар легко договорился с напарницами, что он останется в Тбилиси до следующего рейса. Курортный сезон был в разгаре и стюардессы согласились, что он отработает за них на «горячем» маршруте Уфа – Адлер.

Получив от экипажа разрешение на «провоз» Олега и согласие стюардесс «прикрыть» его отсутствие, Ильдар решил, что полетят они в четверг, а обратно в Уфу вернутся в понедельник. Таким образом, времени на то, чтобы навестить друга на боевом посту в Гудауте у молодых людей было достаточно.

С собой в путешествие Ильдар решил взять десятилитровую алюминиевую флягу и привезти в ней обратно авиационный спирт. Друзей по возвращении угостить, да и самим приезд «отметить». Оставшийся спирт можно было продать и окупить «провоз» Олега. Такой нормальный бизнес-план.

Из столицы Грузии до Гудауты надо было ехать на автобусе. А поскольку из Уфы самолёт по расписанию вылетал достаточно поздно, приятели решили остановиться в Тбилиси на ночь. Забронировать дополнительное место в служебной гостинице было невозможно. Поэтому приняли решение, что переночуют ребята у кого-либо из знакомых. Мама Ильдара предложила остановиться у своей подруги по учёбе в МГУ тёти Аллы. В телефонном разговоре та с радостью согласилась принять ребят у себя. Алла Николаевна Чубакидзе была замужем за высоким чином грузинского КГБ и жила в роскошной квартире в центре Тбилиси. С отдельной комнатой для гостей. Олег имел в качестве варианта армейского друга Сандро. Он не переписывался с ним, поскольку вообще не писал писем. Но по случаю приезда в Тбилиси сподобился на открытку с видом на памятник Салавату Юлаеву, в которой предупредил бывшего сослуживца о своём визите в компании с другом. Перед дембелем тот заверял своих армейских товарищей, что был бы счастлив видеть всех у себя дома в Тбилиси. А поскольку двое – это гораздо меньше, чем все, то Олег вполне логично предположил, что места им хватит.

Вещей в дорогу много брать было нельзя. Родители Ильшата отправили с ребятами кое-что из одежды для сына. Мама Ильдара передала в гостинец своей подруге баночку варенья из лесной земляники и оренбургский пуховый платок, который был известен всей стране благодаря одноимённому «хиту» Людмилы Зыкиной. Всё поместилось во флягу. Поехали, что называется, налегке.

* * *

Самолёт прилетел в тбилисский аэропорт, когда солнце только начало клониться к закату. Южный зной сразу ударил в лицо спускавшимся по трапу пассажирам. Горный воздух имел свой, специфичный запах, настоянный на фруктах и цветах. Даже в Сочи воздух был другим. Вязь грузинского алфавита на здании тбилисского аэропорта и технических постройках вообще наводила на мысль, сто самолёт совершил посадку за границей, в другой стране.

До города добрались автобусом. Выйдя на конечной остановке, молодые люди оказались около станции метро Дидубе. Они зашли в ближайший продуктовый магазин за сигаретами. Купили две пачки «Космоса», поскольку ничего другого, кроме папирос «Беломорканал», не продавалось. Разумеется, все табачные изделия были производства Батумской табачной фабрики. Ещё взяли две бутылки вина «Цинандали». Во-первых, не хотели идти в гости с пустыми руками. А во-вторых, сработал условный рефлекс: продают вино без талонов – надо брать. Да и мама Ильдара часто упоминала именно это вино, когда рассказывала о вкусах 50–х и 60–х годов. Вкусах, недоступных поколению, которое выросло во времена дефицита.

Места во фляге уже не было и Олег положил «Цинандали» в авоську, которую взял с собой на всякий случай. Выйдя из магазина, ребята осмотрелись. Ильдар сразу же заметил, что на них обращают внимание почти все прохожие. Он посмотрел на себя, потом на Олега и сразу же покраснел. Один стоял с алюминиевой флягой, другой с авоськой, в которой не было ничего, кроме двух бутылок вина.

«Блин, точно как два аллаярина. Хоть бы вино во что-нибудь завернули» – подумал он.

– Ну что, давай пробьём адреса? Куда ближе, туда и поедем, – предложил Ильдар Олегу.

В поездке Ильдар был неформальным лидером. В отличие от Олега, который кроме пригорода Уфы и службы на далёкой погранзаставе под Благовещенском нигде больше не бывал, Ильдар был «тёртым» путешественником. В детстве все летние каникулы он проводил с родителями на море. А в студенческие годы вместе с приятелем-однокурсником Ильдар частенько ездил после зимней сессии в Москву и Питер походить по театрам и музеям. Работа бортпроводником была не в счёт, поскольку кроме типовых зданий аэропортов увидеть что-либо ещё было практически невозможно.

Ильдар остановил проходившего мимо парня, примерно их ровесника, и обратился к нему с вопросом:.

– Извините, не подскажете, куда нам ближе – улица Леселидзе или улица Хетагурова?

Молодой грузин оказался заикой. Это выяснилось сразу, как только он начал объяснять. Каждое слово, к тому же ещё и по-русски, давалось ему с трудом. Парень очень волновался и от этого заикался ещё сильнее.

– Ссссснн….Сссссначала нннна-а-адо… – морщась и закрывая глаза пытался что-то сказать он ребятам. Чтобы помочь ему Ильдар переспросил:

– Да нет, вы просто скажите куда ближе. Мы такси возьмём.

– Ннннну–у–у я же вам ггггга–а–аварю ннна–а–адо ссс…

За мимикой и страданиями объяснявшего было невозможно спокойно наблюдать. Ильдар даже стал винить себя за то, что заставил человека испытывать муки, сравнимые с лаокооновскими.

Вокруг них стали собираться прохожие. Они с любопытством наблюдали за потугами заикавшегося человека объяснить приезжим как проехать на одну из улиц города. Затем какой-то мужчина с газетой в руке – либо из жалости к объяснявшему, либо из желания помочь приезжим – подошёл поближе и спросил:

– Что случилось? Куда вам?

Ильдар собрался было объяснить в чём дело, но в этот момент заика начал громко выражать недовольство вызвавшемуся «разрулить» ситуацию земляку. Тот, в свою очередь, не остался в долгу и сам перешёл на повышенный тон. Они ругались на грузинском языке. Причём заикавшийся буквально на глазах преобразился. Он почти перестал «стопорить», а его мимика стала нормальной. Не зная ни слова по-грузински Ильдар, тем не менее, понял, из-за чего ругались парень и мужчина. Заикавшийся, по всей видимости, говорил, мол, чего ты лезешь, они же не тебя спросили, а меня. И я объяснить смогу всё без твоей помощи. А мужчина, скорее всего, отвечал, что просто хочет помочь ему, да и ребята могут куда-то торопиться.

В спор стали вступать другие прохожие. Причём было непонятно, на чьей стороне. Неожиданно заикавшийся молодой человек растолкал людей, которые собрались вокруг, и подошёл к дороге. Подняв руку, он остановил проезжавшее такси. Затем открыл дверь автомобиля, вытащил из бумажника три рубля, протянул их водителю и что-то сказал ему. После этого он повернулся к собравшимся, окинул всех торжествующим взглядом и сказал ребятам:

–Сссса–а–адитэсь.

Ильдар полез в карман джинсов и достал пачку пятирублёвых купюр, согнутых пополам и обмотанных красной резинкой. Однако парень выставил перед собой руки, всем своим видом показывая, что не хочет касаться предлагаемых денег и возмутился:

– Т-ты что? Я кккк тттэ-эбэ пппприэду – т-ты ддддэньги ссссмммммменя ва-ва-а-азьмёшь?

– Не возьму, – не задумываясь о смысле вопроса, ответил Ильдар. Он уже уяснил для себя, что в разговоре с заикающимся человеком не надо позволять ему вдаваться в подробности или объяснения.

Ильдар также понимал, что лучше предоставить парню возможность подобным образом продемонстрировать знаменитое кавказское гостеприимство. Это могло положить конец разгоревшемуся спору. Одобрительные возгласы и даже аплодисменты столпившихся вокруг и наблюдавших за происходящим прохожих подтвердили правильность его предположения.

Ильдар и Олег направились к машине. Поблагодарив парня, который был явно доволен своим решением подарить гостям солнечного Тбилиси поездку на такси, Ильдар сел на заднее сиденье. Олег подошёл к открытой двери автомобиля, поставил на землю флягу и повернулся к смотревшим им вслед людям. Он поднял руки, сжав ладони над головой, и громко сказал:

– Большое спасибо, уважаемые тбилисцы! Приезжайте к нам в Башкирию! Вас всегда будут рады видеть в Уфе! Рахим итегез!

После этих слов он взял флягу и сел в машину. Ильдар посмотрел на него и спросил:

– Ну, ты красавец. Думаешь, они знают, как будет по-башкирски «Добро пожаловать»?

– А что?

– Ты хоть просекаешь, что они подумали сейчас?

– Ну, и что?

– То, что тебя зовут Рахим, а меня Тегез. Или наоборот. Два красавца: Рахим и Тегез приехали в Тбилиси.

Водитель, грузин средних лет с буденовскими усами, повернулся к ним и расплылся в широченной улыбке.

– Здравствуйтэ!

– Гамарджоба, – блестнул знанием грузинского приветствия Ильдар.

– Ва! Гамарджоба, гэнацвалэ! – обрадовался таксист и тронулся с места.

– Вы аткуда приэхали к нам? – спросил он, повернувшись в пол-оборота к пассажирам. Весь последующий путь он проехал именно в таком положении, лишь изредка оглядываясь вперёд.

– Из Уфы, – ответил Ильдар.

– А гдэ эта?

– На Урале.

– О-о! Далэко! – покачал головой шофёр и тут же, улыбнувшись, подмигнул, – Ну как, нравица вам Тбилиси?

– А мы толком ничего и не видели ещё, – встрял в разговор Олег.

Ильдар тем временем подумал: «Интересно, а что было бы, если б мы сказали, что нам не особо нравится Тбилиси? Или даже совсем не нравится? Что, водитель просто обиделся бы и перестал с нами общаться? Или вообще остановил бы машину и сказал, чтобы мы дальше шли пешком?»

– Э–э, я тогда вам сэчас город пакажу!

– Вот здорово! – обрадовался Олег. Он вообще всегда был рад любой халяве – когда его угощали выпивкой, предлагали сигарету, приглашали бесплатно прокатиться куда-нибудь.

Водитель проехал по проспекту Руставели и набережной Куры. Иногда он специально сбрасывал скорость, чтобы показать гостям памятник Вахтангу Горгасали, храм Метехи, крепость Нарикала и другие «картинки» старого Тбилиси. Рассказать об этих достопримечательностях города он не мог, поскольку продолжал сидеть в пол-оборота к лобовому стеклу и часто провоцировал аварийные ситуации. Недовольные водители сигналили и что-то кричали ему из своих машин. В ответ он поворачивался, но только не вперёд, а к открытому окну и начинал объяснять им, что показывает Тбилиси дорогим гостям. Те, в свою очередь, переставали возмущаться, понимающе кивали и проезжали дальше. На этом роль гида, которой водитель был так поглощён, исчерпывалась.

Предзакатный город утопал в ароматах небольших кафе и ресторанчиков. В опущенных стёклах такси мелькали невысокие дома, цветные балкончики с резными балюстрадами, уходящие от центральных улиц лабиринты проулков, платаны, накрывающие тенью листвы тротуар и многое другое, за что хотелось зацепиться взглядом и рассмотреть подробнее. Но машина мчалась вперёд, создавая ощущение просмотра документального кино. Ильдар поймал себя на мысли, что красота нескончаемой вереницы городских пейзажей напомнила ему кадры из передачи «Международная панорама». Поскольку природа, незнакомый язык на вывесках и совершенно иная архитектура, не похожая на уфимскую, московскую или питерскую, создавали ощущение пребывания за границей.

Ближним адресом, или, по крайней мере, тем, который назвал водителю такси заикавшийся парень, оказалась улица Леселидзе, где жил бывший сослуживец Олега. Водитель вышел из машины и сказал, что хочет проводить ребят, поскольку адрес находился где-то в глубине прилегающих к улице переулков. Его кое-как уговорили не идти. Аргументом, убедившим водителя остаться, были слова Ильдара о том, что им даже приятно было бы поплутать лишнего в лабиринтах тбилисских кварталов.

* * *

Дом Сандро нашли довольно быстро. Он располагался в маленьком, уютном дворике, вход в который был через арку. Если питерские дворы ассоциируются с колодцами, поскольку окружены высокими домами, то тбилисский дворик можно сравнить с тазиком. Двух, максимум трёхэтажные дома с идущими вдоль всего дома балконами, которые заменяют коридор. Если в некоторых питерских дворах днём постоянная тень, то тбилисский дворик открыт солнцу всегда.

В центре дворика стоял длинный стол, за которым сидели трое мужчин. Рядом со столом играли мальчишки. Бельевые верёвки тянулись от одного дома к другому, и сохнувшие на них простыни и пододеяльники напоминали театральный занавес.

Когда Ильдар с Олегом вышли из арки, всё движение во дворе остановилось. Мужчины и дети повернулись в их сторону и стали рассматривать незнакомцев. Ильдар подошёл к столу и поздоровался. Все сидевшие за столом встали и поприветствовали его. От неожиданности Ильдар вздрогнул, но быстро собрался и спросил:

– Простите, не подскажете, здесь ли проживает Сандро Сулханишвили?

– Здеэсь, только его сэчас нэт. Он павёз радитэлей к брату в Гори, – ответил самый старший из мужчин с седыми волосами, – А вы присаживайтэс, пажалуста.

Ильдар и стоявший за его спиной Олег присели на стулья, которые им сразу же принёс один из мужчин.

– А скоро Сандро вернётся, не подскажете? – спросил Ильдар.

– Думаю, Сандро скоро падайдёт, – ответил всё тот же седой мужчина и спросил Ильдара – А вы аткуда приэхали?

– Из Уфы.

– А гдэ это?

– На Урале.

– О–о, далэко, очэн далэко.

Ильдар подумал о том, что уже слышал точно такую же реакцию на то, что они приехали из Уфы. «Сейчас спросят, нравится нам Тбилиси или нет» – подумал он и сразу же услышал вопрос: