До встречи с собой

Ирина Шерри

До встречи с собой

Пролог

Катя

Как же хорошо. Ветер уносит всю мою боль, растворяя в своем потоке слезы отчаяния. Кожа покрывается мурашками от резких перепадов температуры, но мне даже приятно. Впервые за последние дни я ощущаю себя живой.

Гром заглушает стук сердца в груди, и мне удается представить как оно отбивает свой постоянный ритм. Нос щекочет аромат сирени. Той самой, что росла когда-то прямо под окном и каждый год очень ярко цвела, распространяя свой волшебный аромат по саду, заглядывая еле слышно в щели деревянного дома. Я вспоминаю прикосновение белоснежной шали из козьей шерсти, что Ба всю зиму усердно для меня вязала, и бережных ласковых рук той, что заменила мне мать. На мгновение растворяюсь в ощущениях тепла и искренней нежности. И в какой-то момент даже кажется, что все возможно, и выход есть. Но обернувшись, понимаю, что все мои мысли – игра сознания. За моей спиной – никого. В моем сердце – пустыня. В душе – пустота. Я бы хотела сказать, что это временно, но что толку тешить себя иллюзиями о радужном будущем, если его никогда не будет. В моей жизни свет погас уже очень давно. Еще до того, как появился ОН. Если бы судьба не смеялась и сразу же вынесла вердикт, всем было бы проще. И, возможно, ОН был бы жив.

Стоять и вдыхать аромат дождя приятно, когда тебя окружает прекрасная жизнь, наполненная радостью, теплом и светом. Но те, по кому прошлись танком, не способны увидеть радужных единорогов и скачущих по лугу пони вместо асфальтового неба. Для таких, как я, каждый вдох – пытка. Я уже давно не ощущаю холодок под носом во время наполнения легких и не способна заметить теплоту выходящего потока воздуха. Весь мир кажется серым и обезличенным. Трава просто зеленая, а небо такое же, как и в другие дни.

По какой-то неведомой причине я все еще дышу, по другой – закрываю и открываю глаза. И во всем этом нет логики, как и нет моего собственного желания. Я – есть. А что дальше? Как найти смысл в своем существовании? Зачем каждый день просыпаться и куда-то идти? Зачем есть? Зачем пить воду? В голове сотни, тысячи, миллионы этих пресловутых «зачем». Только ответа нет. И жизни, как оказалось, теперь тоже нет.

Мне хочется закрыть глаза. Но еще ярче внутри горит желание наконец-то их открыть. В последние минуты совершить то, что так боялась сделать всю свою жизнь. Возможно, взглянув на мир, я узнаю, почему он не принял меня. А пока осталось сделать несколько шагов.

– Один. Решение принято.

– Два.

Бежать бессмысленно. В голове все громче крики самых близких и родных. Тех, кто жил по соседству или проходил мимо. Изо дня в день мне слышится их шепот:

«Чужая».

«Странная».

«Уродка».

«Так тебе и надо».

«Ты – ничто».

«Сама виновата».

«Ты там, где и должна быть».

«Может тебе стоило самой сдохнуть».

Каждая фраза даже сейчас разрывает меня на части и забивает в мое наивное сердце снова и снова ржавый и кривой гвоздь. Полученные шрамы со временем стали дырками, через которые ушла сама жизнь. Осталась только пустота. И она сжирает все мои мысли.

Вспоминаю свои крики, оглушающую боль от ударов, лужи засохшей крови и ожоги, оставленные на теле. Окунаюсь в болото беспроглядной темноты, где нет места солнечному свету. Я не боюсь людей, но они боятся таких, как я. И моей вины в этом нет. Как и нет причины в том, что нелепая случайность разрушила мой мир. Я не должна искупать грехи за чьи-то ошибки. Но не могу и больше не желаю жить с тем, что слепота людей бывает слишком жестокой.

– Три.

Последний шаг.

Вот он край. То самое место, где можно попробовать быть собой, не боясь оказаться непонятой. Все говорят, что нужно держаться на плаву и оставаться сильной. Только видят они со своей колокольни, забывая, что люди не похожи друг на друга, и у всех разные судьбы. Ставят себя на мое место, хотя во мне изначально не было «силы». Откуда взяться тому, чего никогда не существовало? Судьба, в момент моего рождения, играла с Богом в рулетку и не одарила меня толстой кожей, которая бы позволила мне пронести на своих хилых плечах все тяготы жизни. И потому, в глазах мира, я изначально была сломанной, слабой и лишней. Возможно, по этой причине, как бы мне не хотелось выгрызть свой шанс на существование, жизнь каждый раз окунает меня лицом в грязь, указывая на место. А я просто хотела быть…

Ник

А вы знали, что существует более ста определений слова жизнь. Правда ни одно из них по-настоящему ее не описывает. Но самое важное, никто до сих пор не может дать исчерпывающего и единственного ответа на вопрос: Кто нам ее подарил? И почему этот таинственный кто-то дарует шанс каждому из нас и спустя время отнимает его. По какой причине он делает это?

Верующие скажут, что жизнь бесконечна. И будут правы. В их понимании существование в настоящем моменте – крупица вечности. И потому отнятая в реальности жизнь, случайная гибель или смертельная опасность для них не более, чем неизбежность, перекрываемая необъятностью бытия. Но я не верю в это. Ровно, как и в то, что жизнь – подношение. Если бы одно из этих течений, хотя бы на половину, отражало действительность, то я бы не застрял в клетке без выхода. И давно смог бы отыскать способ выйти из петли, в которую попал

Но что случится, если на мгновение предположить, что жизнь – это способность? Или может быть даже талант? Что тогда? Я понял для себя, что можно жить, только создавая подложку для будущего, а можно ею наслаждаться. Можно тестировать пробную версию, а можно приобрести полный пакет. Можно постоянно отказываться, объясняя себе все отсутствием возможностей и дара, а можно жить в моменте. И вот тогда просыпается тот самый талант. Талант к жизни. Именно по этой причине я все еще пытаюсь отыскать новую дверь. И кажется, наконец-то, ее нашел.

Нулевой километр.

Должно быть я лечу. Парю над городом, который так и не сумела назвать домом. Беспорядочно меняю места, пытаясь отыскать покой. Но не нахожу. Внешние силы тянут меня в разные стороны, а тело не поддается. Нежится на покрывале внутри земной коры и не опускается глубже. К истоку. Словно густой смог, убаюкивающий зимний лес, тишина заполняет сознание, стирая мысли и растворяя чувства. Этот шелест дарит желанный покой телу и голове.

– Боли больше не будет, – шепчет голос издалека. Он похож на мой, только гораздо тише, глубже и счастливей. – Скоро все закончится.

– Но я не хочу, – произносят еле слышно мои губы.

– Что? – звучит мне ответом. Малейшие колебания отзываются в моем теле сладкой дрожью, и, кажется, будто тысячи перышек касаются каждой его клетки.

–Чтобы все исчезло. Я не хочу! – кричу так громко, что стены иллюзорного мира трещат по швам. Не понимаю, как, но мне удается заставить тело откликнуться на мои бесчисленные попытки к движению.

– Значит время еще не пришло. – Доносится эхом, и мое тело пронзает тысяча осколков. Раскаленная магма становится жидкой и наполняет мои вены жгучим теплом, вынуждая сердце сжиматься сильней. В этот момент что-то утягивает меня вниз, а до моего мутного сознания долетает пронзительное:

– Очнись!

Возвращаюсь в реальность медленно. Боль. Она повсюду. Вязкая и неприятная, проникающая в каждую свободную клетку в теле. Я пытаюсь отыскать источник своей агонии, но натыкаюсь на омерзительную тишину, которую разряжает бархатный голос. Эхо ускользающих фраз: «Очнись! Вставай! Открой глаза!» словно осенний лист, сорвавшийся от дуновения ветра, уносится куда-то в темноту.

Молчаливо обнимая меня, ветер неистово подхватывает редкие мужские приказы, задувая их в уши. Разум хватается за соломинку из приятных воспоминаний. Чарующий голос кажется смутно знакомым, но образ ускользает также быстро, как и пришел. От очередного приказа мои глаза распахиваются, цепляясь взглядом за окружающую действительность. Изо всех сил стараюсь поймать рукой луну, но не могу к ней даже приблизиться. Спутник Земли напоминает мне парус, мирно покачивающийся на волнах ночного неба. Последнее же подобно черной воронке, в которой исчезают редкие падающие звезды. Они как люди, загораются сами, в надежде совершить нечто выдающееся, а потом, сбрасывая свою оболочку, гаснут, растворяясь в пучине пустоты. Из них лишь немногие оставляют после себя яркий световой путь, связывающий небо и землю.

Повернув голову в сторону, дотрагиваюсь ладонями до потрескавшейся шершавой поверхности, на которой лежу. Тепло смолистого материала согревает каждую клеточку тела, а я концентрируюсь на ощущениях. Разум собирает информацию от нервных окончаний, определяя траекторию боли.

В обрывках воспоминаний лишь редкие капли дождя. Они стекают по моему лицу вниз, образуя под ногами небольшую лужу. Я погружаюсь в свое состояние глубже и вижу свои шаги к цели, сквозь оглушающую тишину, прерываемую время от времени сильными раскатами грома. Чувствую боль. От мыслей. От слов. От себя. И то, как сознание проваливается в темноту. Кажется, что я очень долго падаю с высоты. Но на самом деле моя связь с реальностью обрывается в тот момент, когда порыв ветра сбивает с ног, утягивая изо всех сил назад на крышу, прямиком на спину. Воздушный вихрь смягчает падение, обволакивая собой потерявшее равновесие тело.

– Я жива. Жива… – шепчу, осознавая случившееся. В это мгновение в тишине заброшенного пригорода раздается истошный женский визг:

– Помогите!

Дребезжание, шум в ушах и сильное головокружение делают мою попытку подняться на ноги невозможной, но я, объятая из ниоткуда взявшейся силой, резко встаю, хватаясь пальцами за виски. Втянув в себя несколько затхлых затяжек пыльного воздуха, подбегаю к кромке крыши и бегло осматриваю опустевшую территорию заброшки. Обхожу быстрым шагом периметр, пытаясь определить, в какую сторону от здания двигаться. Налево, к заброшенному парку? Или назад, к лесополосе? А, может, прямо, к полуразрушенному дому с аркой?

Мой музыкальный слух не потерял свое восприятие даже после стольких лет лютого безмолвия, поэтому, повинуясь волнам девичьего отклика, устремляюсь в сторону выхода, намереваясь во что бы то ни стало предотвратить хотя бы одно неминуемое падение в пропасть насилия. О том, как буду действовать, думаю в последнюю очередь.

Преодолевая бесчисленные препятствия в виде дверей и лестниц, направляюсь вниз. Перебирая ногами ступеньки, бегу к выходу из подъезда. Дыхание сбивается, но я не сдаюсь. Судорожно хватаю ртом немного воздуха и продолжаю спуск, не обращая внимания на зудящую боль в левом подреберье. Только оказавшись на улице, вдыхаю полной грудью.

Идти прямо в парк рискованно. Оставлять девушку на произвол судьбы тоже.

Гениальный и в то же время глупый ответ на вопрос приходит практически мгновенно. Трясущимися от кипящего внутри меня адреналина руками вбиваю в YouTube «полицейская сирена». И включаю на полную.Что же делать?

Звук закономерно быстро распространяется по открытой местности, не достигая нужных «ушей». Втоптав в землю ощущение собственной беспомощности в довесок со стоном досады, предпринимаю еще одну попытку отыскать решение. И оно мгновенно посещает мой чахлый мозг.

Выудив из потрепанного рюкзака портативную колонку, нажимаю на кнопку включения и замираю в ожидании закономерного писка соединения с телефоном. Как только она вспыхивает синим огоньком надежды, я врубаю максимально звук на видео и, вытянув руку с телефоном перед собой, медленно шагаю вперед, создавая иллюзию приближающейся полицейской машины.

Почувствовав на себе прицельный взгляд скорой расправы, отморозки спешно ретируются, разбегаясь в разные стороны словно тараканы. Обмякшее же тело девушки бесшумно летит в самую грязь, касаясь земли, едва прикрытой разнотравьем. Подавив в себе ярое желание пойти на выручку, продолжительное время кручу телефон в руках, постепенно меняя угол падающего света, чтобы малодушное трио растворилось окончательно в ночной тьме. Страх, быть пойманной и растерзанной, навсегда повис над моей головой.

Лишь после того, как мужские перешептывания стихают, становясь невидимыми, я покидаю корявое укрытие, ставшее мне родным, и, скрываясь за его собратьями, медленно подползаю к наполовину раздетой девушке, перебарывая сковавшее прямо под грудью оцепенение. Приблизившись достаточно, чтобы помочь и при этом в случае курьеза не огрести сполна, касаюсь грязных темных волос, убирая их за ухо, и не сдерживая страха интересуюсь:

– Жива?

Сердце заходится в тревожном режиме ожидания. Пульс от непрерывной тишины разрывает черепную коробку, подкидывая яркие картинки из прошлого. Но я их стоически выгоняю. Нельзя умирать. Попросту нельзя. Ей предстоит еще сделать много хорошего. С ней никто не поступит так… ведь девушка очень молода.

– Пха-пха, – сипит девчонка спустя продолжительный промежуток времени, и неспешно поворачивает голову в мою сторону. С трудом разлепляя веки, что в свете фонаря больше напоминают ветки тех кустарников, в которых я пряталась несколько минут назад, миловидная брюнетка с кукольным овалом лица скользит по мне изучающим взглядом. Но силы быстро покидают ее. Последних крупиц хватает лишь на то, чтобы вновь погрузиться во тьму и пару раз приоткрыть искусанные в кровь губы.

Выудив из скромного рюкзачка, сделанного из плащевки, пластиковую бутылочку с водой, подношу ко рту девушки, не забыв одной рукой приподнять голову.

Пока несостоявшаяся жертва жадно поглощает каплю за каплей, оглядываю ее с ног до головы. Мое внимание не останавливается на деталях гардероба, от которого пахнет кричащей изысканностью, граничащей с несдержанностью, ни на очевидно дорогой сумочке, валяющейся где-то впереди, ни на худощавом теле, исполосованном ссадинами и синяками, в туфлях с блестяшками по всему периметру и с явно поломанным каблуком. Я уделяю сотни секунд поиску подтверждения своих кривых догадок, пока не цепляюсь за тонко выкованные позолоченные музыкальные символы на браслете и серый грузный камень посередине. Скучный, однообразный, без каких-либо переливающихся граней он кажется лишним здесь.

Когда девушка заходится в кашле, отрываю бутылку ото рта, прогоняя душещипательные образы мужского безрассудства, и пытаюсь придать сидячее положение живой кукле, так сильно напоминающей меня. Удостоверившись в устойчивости, убираю воду обратно в рюкзак, закрывая плотно замок. Как раз к этому времени Барби-брюнетка окончательно приходит в себя.

– Ты как, нормально? – наклоняю голову вбок, чтобы доносящийся звук быстрее долетел.

В ответ получаю легкий кивок.

– Нам нужно идти, пока они не вернулись. Мы и без того потеряли много времени.

Еще один.

– Идти можешь? – спрашиваю, оглядывая голые ступни. Единственное, что я сейчас могу ей предложить, это носки. Будет больно, но терпимо. Но нам же главное выбраться? Ведь так?

Девушка медленно ворочает губами, и они выдают некое подобие:

– Да. – Неужели мои мысли были вслух? А может это ответ на другой вопрос? Скинув флер задумчивости, выуживаю из внутреннего кармана рюкзака мрачные, повидавшие многое носки из шерсти, которые по счастливому стечению обстоятельств попали со мной в больницу, и натягиваю их на безмолвную деву.

– Я подойду со спины и подниму тебя, хорошо? – Никто не знает, как девушка среагирует на неожиданные прикосновения к телу. Во мне вот до сих пор живет этот страх.

– Угу. – Звучит припеваючи, когда я обхватываю девушку под грудью.

– Если будет больно, терпи! – предупреждаю, перед тем как потянуть вверх. – Главное, не кричи.

Поднявшись на ноги, смуглая Барби несколько раз топчется на месте, проверяя степень затекания мышц, а после оглядывается по сторонам в поисках сумочки, машинально хватаясь за несуществующий ремешок на плече. Подняв с земли белую маленькую вещицу, молчаливо протягиваю девушке, но та, будто завороженная, просто на нее любуется.

Я опускаю взгляд на кисти рук, которые мелко потряхивает то ли от волнения, то ли от спазма. То ли от … Додумать не успеваю, напуганная шелестом травы неподалеку от нас.

– Пошли? – Хватаю девушку за руку, попутно, закидывая на плечи свой рюкзак и ее сумку.

– Вэа? – Вцепившись ногами в землю, брюнетка пытается вырваться.

Недоумевающе утыкаюсь в потрепанное, но все такое же обаятельно красивое лицо.

– Вэа? – повторяет девушка, указывая подбородком вперед.

– Я не понимаю! – отвечаю сердито и снова тяну за руку, приложив на этот раз гораздо больше усилий.

– Кюда? – доносится в спину, когда мы выходим к заброшенному зданию, с крыши которого не так давно я хотела сигануть.

– Ты не русская?

– Русскай.

«Оно и видно.» – С налетом злости думаю про себя. Но прикинув в какой ад бы превратилась чужая жизнь, если бы мы не оказались в одном пространстве, затухаю. Мне повезло гораздо меньше в свое время. И, если бы знать тогда наперед, возможно, было бы лучше сгореть в том чертовом доме, чем жить с осознанием собственной неполноценности.

– Я from Америка. – Перебивает мои мысли про самобичевание девушка и расплывается в кровавой улыбке до ушей.

– Тогда понятно. – Отрешению в моем голосе позавидовал бы любой. Но то, что я вляпалась по самое не хочу вместо того, чтобы сейчас ни о чем не думать, отдаленно даже радует мою израненную душу.

Я прежде не верила, что странное стечение обстоятельств может спасти, когда ты в считанных секундах от неминуемого.

– Куда мы идем? – снова интересуется Барби, на этот раз получая ответ.

– К трассе. – Не сворачивая с намеченного плана, веду нас к выходу. К выходу же?

Только не говорите, что я в очередной раз ошиблась.

– Почему не там? – Стукнув по плечу, ждет, пока я не повернусь, а затем указывает пальцем на дорогу.

Выдохнув напряжение вперемешку с усталостью, отвечаю:

– Парни, что тебя домогались, очевидно приехали сюда на машине, поэтому передвигаться по дороге – большой риск. Мы пойдем по тропинке вдоль лесополосы.

– Страшно. – Прикинув что-то в голове, подводит итог американка, отстраняясь от темных веток, что так и манят затянуть к себе в темноту.

– Боюсь, это единственный выход. – Пожимаю плечами. – Здесь у нас будет хотя бы возможность спрятаться.

– Ок. – Впервые не возражает девушка и делает смелый шаг вперед.

Не теряя времени даром, мы движемся по едва намеченному в моей голове пути. То, что он приведет к нужному результату, конечно, сомнительно, но чем черт не шутит. Он и без того годы изрядно потешался надо мной. Даже сегодня закончить начатое не позволил. Поэтому пусть поиграет еще разок.

Хотя, о чем это я?

– This is my car! – верещит Барби, подпрыгивая от радости.

– Твоя ка? – От недоумения нога слегка подкашивается, поэтому я останавливаюсь.

– Да, моя ка. – Прижимаясь к темным дверцам, девушка зацеловывает каждую ее часть. Ох, ты Господи.

– Так ты на машине?! – От неожиданности повышаю голос на несколько октав.

– Что? – В недоумении девушка косится то на меня, то на свою красную машину.

– Ты приехала сюда на ней? – Киваю в сторону алого безумия.

– Да, – с акцентом отвечает «Бренди». Ну, а что? Блонди есть, а брюнеток обделили.

– Завести сможешь? – Не надеясь на понимание, превращаюсь в мима, что сначала гипотетически открывает дверь машины, затем берется за руль и вертит ключ зажигания.

– Ключи нет. – Разводит руками девушка, томно вздыхая.

– Где они? – Теперь моя очередь оголять легкие, смакуя мысль о том, что я могла уже давно нежиться в пучине забвения, а не пытаться решать чужие проблемы. Как показал опыт, с этим у меня большая беда.

– Там. – Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Барби устремляет палец к кустам.

– В траве?

В ответ она кивает словно болванчик. Гораздо легче было валяться где-нибудь на асфальте, чем пытаться понять эту взбалмошную мадам.

– Запасные есть?

– Не понимать.

– Еще одни ключи есть? – Интересуюсь, прикидывая в голове план. Идти назад крайне безрассудно, стоять здесь и ждать утра – тоже. Остается только надеяться, что девушка помнит о запаске.

– Да. – Указывает в сторону переднего пассажирского сидения.

– Что же ты молчала?! – Хлопаю в ладоши, снимая портфель с плеча. Главная задача – проникнуть внутрь.

Память наперебой подкидывает картинки, и мне крайне трудно остановить внимание на чем-то одном. Я хватаюсь за влажную от пота голову, тяну сильно за редкие волосы, пытаясь остановить поток ненужных мыслей, который обрушивается словно цунами на мое засушенное препаратами сознание.

Где-то в прошлой жизни мне с мужем попадалось видео с двадцатью способами открытия машины. Никогда бы не подумала, что оно мне пригодится, но судьба – та еще злодейка. Чем больше знаешь, тем больше накинет.

Пораскинув мозгами, выуживаю из потрепанной олимпийки шнурок и с десяток раз пробую завязать концы так, чтобы образовалась затяжка. Бренди с интересом наблюдает за моими усилиями, но не пищит. И то хорошо. Помещаю тонкий шнурок в щель между дверью и корпусом, будто обхватывая угол с обеих сторон, и опускаюсь в самый низ, аккуратно просовывая веревочную петлю. Как только она касается кнопки локатора двери, затягиваю петлю и тяну вверх до желанного щелчка.

Радостный возглас двух девушек гаснет в ночном рокоте посадок, когда мы трогаемся с места.

Я не люблю водить, да и не скажу, что умею. Скорее не умею, но старательно делаю вид, что умею. А все потому, что не вижу причин, которые поставили бы меня перед фактом: садись за руль или тебе… не жить, например.

Откуда тогда права? Хотела отплатить мужу за все, что он делал для меня. Машины были его страстью, яркой вспышкой среди деловых будней. И не раздели я самое главное, какой бы тогда была женой, учитывая мой багаж.

Воспоминания о муже зарождают во мне нечто противное, скребущее, воющее. И оно хочет вырваться наружу, но я запираю его из последних сил в подвале изуродованного пожаром дома, сотканного по образу и подобию моего самого страшного кошмара. Втянув сильнее воздух, пригвождаю мощным потоком кислорода люк, под которым посапывает персональное нечто.

Плавный и размеренный ход машины размазывает сознание по салону, поэтому я то и дело встряхиваю себя, чтобы не заснуть за рулем. Бренди же от пережитого шока монотонно посапывает на пассажирском сиденье.

Ответ на возникший в голове вопрос «куда же ехать» не приходит до въезда в город. Больницу и полицию я отвергаю почти сразу. Девушка наотрез отказалась давать показания, а жизни и здоровью по ее же словам ничего не угрожало. Как показал опыт, потерпевшего затаскают по всем инстанциям похлеще пережитого, вместо оказания поддерживающей помощи, а поиски виновника либо прекратятся из-за угроз или «клеветы», либо никогда не закончатся. Поэтому подсмотрев на заправочной станции прописку в паспорте дремлющей беспробудным сном Бренди, которую зовут на самом деле не Кэрри, как она представилась по пути, а Карина, откуда интересно она только взяла это имя, я решительно крутанула руль в сторону центра. Остается надеяться на понимание с женской стороны и на свою выдержку.

Как только машина подъезжает к дому, моментально начинаю считывать странные вибрации с тела. Никогда бы не подумала, что район, в котором я жила последние годы, может заставить сердце биться отнюдь не от счастья. Месяца два назад оно бы прыгало вскачь, но сейчас быстро стучит от едва сдерживаемой паники. Я глушу ее, как и все прочие эмоции, следуя советам доктора. Он был прав, так порой легче, правда я не уверена, смогу ли вернуться назад. Но если сейчас я способна хотя бы дышать, значит все не зря, ведь так?

Заглушив мотор, вылезаю из машины. После длительной дистанции девушка то и дело посапывает и кряхтит, будто пытается найти удобное положение для отдыха, а я чешу голову, обдумывая, как же дотащить из машины сонную Барби, которая как ни кстати отказывается просыпаться. Мне бы ее умение, тогда бы все проблемы канули в лету на денек другой, а может и навсегда.

Пару раз глубоко вздохнув, разминаю плечи и руки, примеряясь, словно борец на ринге и лишь после десятка манипуляций открываю пассажирскую дверь. Бренди ожидаемо вываливается, поэтому мои руки тут же обхватывают ее за талию. Приподняв коленку, переношу вес женского тела на ногу, а сама пытаюсь дотянуться до ремня безопасности. Безопасность, ха. Три раза. И как безвредно от него избавиться, не уронив американскую куклу на землю? Хотя нет, поздно. Ее космы уже подметают дворовый асфальт.

Собрав остатки воли в свой хилый кулак, вытаскиваю сонную деву на свежий воздух. Мне остается только вытянуть ноги и закрыть бедром дверь, чтобы продолжить путь к подъезду, но внезапный голос над ухом смешивает все планы. Если бы не тяжесть ноши, я бы подумала, что снова стою на крыше и слушаю манящий голос ветра.