Кавалергардский вальс. Книга пятая

– Могу научить, – лукаво сообщила Тамара, накручивая косу на палец.

– Научи!! – Чернышёв уже перестал дуться, искренне понимая, что и в этот раз без совета царевны им ни за что не обойтись.

Тамара перекинула косу за спину:

– Дядя Вахтанг получил покровительство тиулетинского племени оттого, что проявил уважение к их законам. Вам надлежит поступить так же. Вместо того, чтоб вторгаться в их земли, пригласите деканозов к себе. Окажите им достойный приём, одарите подарками, посулите огромное вознаграждение за то, чтоб они выдали вам царевича Вахтанга с его людьми.

– Думаешь, выдадут?! Ты же сама сказала, если тот обнял священный дуб Багратионов…

– Это для племени святыня, – перебила его царевна. – А деканозы такие же продажные, как и другие священники! Главное – склонить их на свою сторону. А они, почуяв собственную выгоду, убедят в этой идее свой народ так искусно, что будьте уверены!!

Саша посмотрел внимательно в прекрасные карие глаза царевны и спросил:

– Почему ты помогаешь нам? Ведь ты говоришь, что мы здесь чужие. А сейчас учишь нас, чужаков, как взять в плен твоего родного дядю.

Тамара сверкнула глазищами и вновь принялась теребить косу:

– Последнее время всё смешалось в моей родной земле. Свои – жгут, разоряют и убивают! Чужие – жалеют и спасают! Да, вы для меня чужие и глупые!! Но вы не желаете нам зла. Пока я это вижу, я буду на твоей стороне, Чернышёв.

К началу зимы русские взяли в плен царевича Вахтанга. Тиулетинские деканозы за особое вознаграждение выдали им дороги, по которым движутся люди царевича, направляясь на свои разбойничьи вылазки. Вахтанга заключили в тюрьму до особого распоряжения императора Александра. Сокрушительные набеги на Тифлис прекратились.

Кнорринг, ушедший в отставку, всё же направил из Моздока отряды казаков для сохранения порядка в Грузии. Временно, до прибытия князя Цицианова, командование на себя взял генерал-майор Лазарев.

13 декабря 1802 года

Санкт-Петербург

Каменноостровский дворец

Елизавета Алексеевна лежала на кровати и, глядя в потолок, переживала вчерашние события празднества в честь дня рождения императора. Её переполняли противоречивые чувства триумфа и досады.

Сначала всё было хорошо. Её подарок произвёл фурор! Александр был удивлён работой Протасинских фарфоровых мастеров, и с гордостью демонстрировал сервиз гостям. Затем, взяв под руку супругу, увёл её в сторонку и долго беседовал, выясняя подробности. Его интересовало всё: кто этот неизвестный мастер-самородок? Где он проживает? Узнав, что Елизавета вложила десять тысяч из государственной казны в развитие строительства его фарфорового завода на Москве, император восхищённо поцеловал супруге руку и произнёс:

– Это царский поступок, Лиз, достойный восхищения!! Я горжусь тобою, милая! Впрочем, я никогда не сомневался в том, что в твоём лице Россия обретёт настоящую императрицу, заслуживающую всеобщую искреннюю любовь!

И это было сказано в присутствии вдовы-матери, тут же позеленевшей от злобы за такое коварное предательство сына. «Как он мог?!» – гневалась про себя она. – «В то время, как всем известно, что не тихоня-Лизка, а я, Мария Фёдоровна самая добродетельная и любимая народом государыня!»

Но торжество над ненавистной свекровью было не единственной каплей бальзама на душу Елизавете, но ещё и долгожданная сатисфакция по отношению к фаворитке. Мария Антоновна вдруг лишилась привычного внимания государя и была вынуждена половину вечера оставаться в тени славы Елизаветы.

Впрочем, Нарышкину Лиз недооценила. В разгар бала та якобы случайно оказалась возле Елизаветы и невинно справилась о здоровье императрицы.

– Благодарю, я вполне благополучна, – ответила она ей, победно глядя сверху вниз на соперницу.

На что коварная Нарышкина доверительно сообщила:

– Ой, знаете, а я что-то недомогаю. По-моему, я беременна…

Это был удар ниже пояса. «Вот мерзавка!» – подумала Лиз, чуть не плача, – «Будто бы я не догадываюсь, от кого она может быть беременна!!». Фаворитка не прогадала. Настроение Елизаветы на оставшийся вечер было безвозвратно испорчено.

Правда, Александр до окончания бала продолжал быть любезным с супругой. И Лиз грешным делом даже подумала, а вдруг он захочет ночью провести время с ней, вместо фаворитки? И даже на всякий случай облачилась перед сном в лучшую ночную сорочку. Но Александр не пришёл…

Поутру, это обстоятельство огорчило Елизавету. А потом, нежась в кровати, она вдруг поняла, что не так уж ей хотелось присутствия мужа в своей постели, как просто осознания того, чтоб Нарышкина думала, будто он пребывает в её объятиях.

Её размышления нарушила камеристка. Прокравшись на цыпочках, она тихонько осведомилась:

– Ваше величество? Вы уже изволили проснуться? В приемных покоях второй час один кавалергард настойчиво ожидает возможности нанести Вам ранний визит.

– Какой кавалергард?

– Говорит, что принес какие-то рисунки по поручению госпожи Протасиной.

Лиз мигом выпрыгнула из постели:

– Одеваться! Живо!

Она перевязала волосы шёлковой лентой и обернулась к камеристке, тянущей в комнату стеллаж с платьями:

– Не надо платья. Подай мне халат, – и, увидев удивлённый взгляд прислуги, поспешно добавила. – Ничего. Это неофициальный визит. Давай вон тот, синий с серебром.

Застегнув на талии пуговицы парчового халата, Елизавета опустилась в кресло у окна, взяла в руки чашечку с горячим кофе и приказала:

– Распорядись, пусть заходит.

Алексей вошёл и остановился посреди комнаты, невольно залюбовавшись императрицей. Без пудры и чопорного парика, в халате, она выглядела такой домашней и родной.

– Доброе утро, Ваше императорское величество, – поклонился он. – Варвара Николаевна сказала, что Вы велели занести рисунки.

– Присаживайтесь, Алексей Яковлевич, – она гостеприимным жестом указала на соседнее кресло.

Он сел, неловко разместив на коленях большущую папку.

– Хотите кофе? – неожиданно предложила Елизавета.

– Нет, что Вы, – засмущался он.

– Не любите кофе? – уточнила она.

– Люблю.

– Так в чём же дело? Составьте мне компанию.

И, не дожидаясь ответа, сама взяла кофейник и наполнила вторую чашку.

– Благодарю, – Алексей принял чашку из её рук. Отпил, почувствовав, как горячая влага разливается внутри, согревая тело.

– Как там, на улице нынче? – спросила она как-то запросто.

– Метёт, – ответил он. – Мороз. За щёки кусает.

И вдруг не сдержался от улыбки…

– Чему Вы смеётесь? – удивилась она.

– Нет-нет, – спешно ретировался он. – Ничего.

– Ну, я же вижу, Вы о чём-то подумали. О чём?

– Умоляю, Ваше величество, я не посмею это сказать, – возразил Алексей.

– Да, бросьте, – Елизавета дёрнула кончиком носа и вдруг заговорщически наклонилась ближе. – Мы здесь совсем одни. Кто Вас осудит? Говорите!

Он захлебнулся запахом её духов и, потеряв чувство самосохранения, признался:

– Никогда не мог себе представить, что однажды буду сидеть рядом с Вами, пить кофе и говорить о погоде так, будто бы… мы знаем друг друга много – много лет!

– А разве нет? – переспросила она. – Разве мы с Вами не знаем друг друга много-много лет?

Лёшка покачал головой:

– Русские говорят, чтобы узнать друг друга, надо вместе пуд соли съесть.

– Как это?! – Елизавета удивлённо заморгала. – Зачем есть столько соли?

– Такая пословица, – пояснил он. – То есть пережить сообща много разного горя.

Она пристально посмотрела ему в глаза:

– Странная пословица. Разве бывает горе сообща? Горе бывает только в одиночку.

Алексей застыл, не сводя с неё глаз.

– Ладно, – вздохнула Елизавета. – Давайте посмотрим рисунки Варвары Николаевны.

– … Что? – прошептал он, находясь в плену своих грёз. – Какие?

– Те, что Вы принесли.

– А-а…, – он торопливо схватил с колен папку и неловко открыл её не с той стороны.

Листы с акварельными набросками веером рассыпались по полу! Лёшка «охнул», и опустившись на колени, принялся собирать их. Елизавета Алексеевна, растерянно наблюдая его старания, тоже присела и подобрала пару листов. Засмотрелась на подобранный эскиз:

– Царское село, заснеженный пруд… Боже, как я люблю это место! Как же там упоительно хорошо летом!! Здесь я плакала, когда Дороти уехала домой…

И она уселась на пол, погрузившись в воспоминания. Лёшка подполз к ней и присел рядом, тоже разглядывая рисунок.

– Алексей Яковлевич, подайте во-он тот эскиз.

– Извольте.

– Это Павловск, беседка. Единственное место в Павловске, которое мило моему сердцу. Только позвольте мне не говорить, почему именно! – с легкой долей кокетства произнесла она, оборачиваясь к Алексею, и взгляд её упёрся в странный медальон на шее юноши, во время ползания выскользнувший из-под ворота рубашки:

– Что это у Вас? Какая интересная вещица.

И она дотронулась рукой до гладкого, похожего на большой янтарь кругляша. Внутри прозрачной субстанции она разглядела цветок с множеством пальцеобразных лепестков и обрадовалась:

– Ой! Это ромашка!! Там, внутри!

– Да, – подтвердил он, боясь дышать оттого, что, рассматривая медальон, Елизавета придвинулась так близко, что он ощущал на щеке прикосновение её волос. – Это та… самая. Помните? Что Вы подарили мне десять лет назад…

– К-как это возможно? – заикаясь, пролепетала она.

– Я с-сперва хранил её в книге, – признался Лёшка, тоже заикаясь. – Н-но потом понял, что она вот-вот рассыплется и… п-попросил одного ювелира. Он залил её в янтарную смолу… В-вот.

– Для чего…? – Елизавета не успела договорить.

В дверь постучала фрейлина и тревожным голосом сообщила:

– Ваше императорское величество!! Пожаловала вдова-императрица Мария Фёдоровна!! Она уже вышла из кареты и направляется сюда!

– Что?! – осеклась Лиз и взглянула в глаза Алексея с ужасом. – О, боже!!

Хороша же она сейчас для визита свекрови! На полу, наедине с молодым кавалергардом и разбросанными по всему полу рисунками! Затем опустила голову, созерцая свой внешний вид:

– О боже!!!

Кружевная сорочка из-под парчового халата! Не напудренное лицо! Без парика! Елизавета в панике подпрыгнула на месте:

– Быстрее-быстрее!! Собирайте! – велела она Лёшке, подставляя папку, куда он ловко принялся скидывать рисунки.

– Теперь прячьтесь! – приказала она. – Нельзя, чтоб она застала Вас здесь!! – и закрутила головой в поисках подходящего места, – Господи! Куда??!

Неожиданно ей пришла в голову спасительная мысль:

– Нет! Ступайте к столу! Живо! Садитесь! Пишите!

– Что писать? – прошептал он, плюхаясь за письменный стол.

Но ответа не услышал, так как двери отворились, и в комнату крейсером вплыла Мария Фёдоровна. Охотников безоговорочно схватил перо, макнул в чернильницу и склонился над бумагой…

Елизавета Алексеевна поднялась навстречу свекрови.

– Здравствуй, милая! – Мария Фёдоровна, стягивая перчатки, оглядела с нарочитым удивлением Елизаветин халат. – Что это ты по дворцу растрёпой ходишь?? Для императрицы Российской это никуда не годиться!

И потрогала свою безупречную замысловатую причёску, давая понять нерадивой снохе, с кого ей следует брать пример.

– Я час назад проснулась, – попыталась она оправдаться.

– Я тоже!! – заявила Мария Фёдоровна, хотя это было очевидное враньё. – Но я нашла время одеться и причесаться для визита!!

Лиз решила не спорить и просто отделаться комплиментом:

– О, матушка, Вы всегда выглядите безупречно!

Свекрови это польстило. Она подошла к зеркалу, лишний раз убедиться в собственном совершенстве и, вдруг в зеркальном отражении в глубине комнаты обнаружила… кавалергарда, сидящего за письменным столом, с глупейшим выражением на лице!

Мария Фёдоровна резко обернулась. И весьма неприличным для царской особы жестом, тыкая пальцем по направлению Охотникова, взвыла:

– Эт-то что такое?! Что делает в твоей комнате этот офицер?!

Елизавета была готова к такому неизбежному повороту событий, и попыталась изобразить на лице непринуждённость:

– Поручик Охотников, выполняет обязанности моего секретаря, – сообщила она почти не дрогнувшим голосом. – Сейчас он сортирует мою почту.

Алексей на этих словах счёл своим долгом подскочить и почтительным кивком головы поприветствовать вдову- императрицу.

Мария Фёдоровна с брезгливым выражением на лице потребовала от снохи:

– Отошли его! Потом отсортирует.

– Алексей Яковлевич, – обратилась деликатно Елизавета. – Я прошу Вас прерваться и оставить нас. Закончите позже.

Принимая её игру, Алексей с прилежностью «секретаря» положил перо, закрыл чернильницу, сложил ровненько какие-то письма, лежащие на столе. Затем испуганно взглянул на лист бумаги, на котором красовались нацарапанные им несколько слов. Быстренько оборвал край листа, скомкал и зажал в руке.

Вышел из-за стола и учтиво попрощался с высокопоставленными особами. Сперва отвесил поклон Марии Фёдоровне:

– Всего доброго, Ваше величество.

Затем перешёл к Елизавете Алексеевне. Та, разволновавшись, вдруг любезно протянула ему руку для поцелуя. И почувствовала, как после ускользающей из-под пальцев ладони поручика, в её руке остаётся маленький кусочек бумаги… Записка?!

Лиз растерялась до чрезвычайности! Ею овладела какая-то детская радость вперемешку с волнением, на смену которым пришёл испуг – а не видела ли свекровь?? Кажется, нет… Уф! Лиз стиснула клочок бумаги в ладони так, что ногти впились в ладошку.

Мария Фёдоровна тем временем приступила к тому, зачем, собственно и явилась:

– Ну, голубушка, ты вчера всех удивила!! И главное, скрытничала-то как! Никому ни словом не обмолвилась!! – она лукаво погрозила ей пальцем. – Мне этот столовый сервиз всю ночь покоя не давал! Признавайся, где такого мастера выискала?

Лиз тупо моргала в ответ. Все мысли её были поглощены таинственной запиской, сжимаемой в руке. Свекровь истолковала молчание снохи по-своему, решив, что та вздумала поломаться, и пустилась на уговоры:

– В конце концов, мы же одна семья. Мне тоже хочется заказать какую-нибудь красивую вещицу!! Ты ведь не можешь мне в этом отказать?

Лиз с трудом вынырнула из туманной заводи своих мыслей. «Господи, о чём она говорит?!» – спохватилась она, заставляя себя сосредоточиться.

Мария Фёдоровна с приторно-сладкой улыбкой на лице обхватила её за плечи. Но Лиз выпрыгнула из её объятий, в панике подумав, что той захочется сейчас взять её за руки:

– …Простите, я не поняла, что Вы хотите, матушка?

– Я хочу знать, где ты заказала столовый сервиз для Александра!!

– Ах, это! Фарфоровая лавка Протасина на Дмитровке в Москве.

– Что с тобой? – прищурилась свекровь. – Тебя не лихорадит? Ты покраснела…

– Нет, – ответила она, но передумала. – То есть, да!! Я что-то неважно себя чувствую!

Она решила, что это обстоятельство заставит императрицу-вдову поскорее убраться восвояси. Не тут-то было!

– Бедняжка. Давай-ка, сделаем тебе горячего чая с мёдом!! Я с удовольствием составлю тебе компанию!

И не успела Лиз возразить, как та схватила колокольчик и по-хозяйски распорядилась принести им чая.

Битый час Елизавете пришлось сидеть в кресле напротив Марии Фёдоровны и, проклиная всё на свете, думать: «Господи! Да когда же ты уберёшься отсюда, старая дура?!»

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем, свекровь напилась вдоволь чая, рассказала все придворные сплетни и, наконец-то соизволила попрощаться, и удалилась.

Захлопнув за нею двери, Елизавета, дрожа от нетерпения, разомкнула занемевшие пальцы и вынула из влажной ладони спрессовавшийся бумажный комочек. Разлепила его трясущимися руками и прочла.

…«Я люблю Вас»

1803 год январь- февраль

Картли-Кахетия, Тифлис

В январе 1803 года Лазарев получил письмо с извещением, что новый главнокомандующий Павел Дмитриевич Цицианов 6 декабря прибыл в Георгиевск, где немедленно занялся устройством дел на Кавказских линиях и установлением дружественных отношений с народами, соседними с Грузией. И весьма преуспел! За двадцать дней, им были подписаны договоры с преданным России Шамхалом Тарковским, с ханами: Аварским, Дербентским, Талышинским, с владетелями: Табасаранским и Каракатайским. Заручившись такой политической поддержкой, Цицианов выехал в Тифлис.

Чернышёв получил депешу от императора Александра, в которой государь настоятельно требовал продолжать выполнение задания в должности секретаря и адъютанта теперь уже князя Цицианова.

Чернышёв вышел во двор и, заметив Тучкова, курящего трубку, присел рядом:

– Сергей Алексеевич, а Вам знаком этот Цицианов?

– Приходилось слышать! Личность собой известная, – попыхивая дымом, изрёк Тучков. – Был в Турецкой войне, отличился в Польской кампании, затем здесь на Кавказе воевал с персами под командованием Валериана Зубова.

– Расскажите, что он за человек?

– Родом он из этих мест. Фамилия настоящая его Цицишвили.

– Позвольте, – удивился Саша. – Да ведь царица Мариам тоже из рода Цицишвили! Выходит, он ей родственник?

– Может, и родственник. А, может, однофамилец, – пожал плечами Тучков. – Мне известно только, что ещё дед его приехал в Россию с его отцом, где и остались навсегда. Павел Дмитриевич – фигура оригинальная в своём роде. Человек он одарённый от природы острым разумом. Образованный, с большим опытом в военной службе. Но вспыльчив, горд, дерзок, самолюбив и упрям!! До работы и до драки охоч! Редко принимает чьи-то советы. И на язык крут, но сам обидчив!! Ещё с молодости, говорят, отличался мстительностью нрава, и за это частенько был наказан государыней Екатериной Алексеевной, царствие ей небесное.

– Н-да. Ну и монстра Вы «нарисовали», Сергей Алексеевич.

– По сравнению с Кноррингом, оно конечно! – улыбнулся Тучков. – Ну, да Его императорскому величеству виднее. Может, сюда именно такого и надо?

– А лет ему сколько?

– Дай прикинуть, – задумался Тучков. – Полагаю, сейчас годов под пятьдесят.

Цицианов прибыл в Тифлис 1 февраля 1803 года.

Высокий, статный, плечистый, с гордым орлиным профилем, с копной чёрных волос с седою проседью – одним видом он внушал трепет и уважение! Солдаты, выстроенные для праздничного парада в честь нового главнокомандующего, завидев генерала, тут же подобрались и вытянулись в струнку. И так рьяно чеканили шаг, что выбили из окаменевшей земли целый столб пыли. Цицианов, взирая на это зрелище, тыкал локтём в бок Лазарева и весело хохотал:

– Гляди-ка! Сейчас искру каблуком высекут!!

После окончания парада, Цицианов за обеденным столом тут же заявил:

– Довольно топтаться на месте, господа! Я имею очень чёткие указания, обозначенные Их императорским величеством Александром Павловичем! Задача, которая стоит перед нами – завоевание состоящих в оккупации земель от реки Риона до Куры и Аракса, до Каспийского моря и далее!!

Все ошеломлённо притихли и переглянулись украдкой. Ишь, куда махнул!

Павел Дмитриевич сделал многозначительную паузу, во время которой пытливым взглядом «просветил» каждого сидящего за столом, пытаясь выяснить – не испытывает ли кто-нибудь сомнений в возможности достижения им озвученных целей? И заговорил дальше:

– Государь Александр Павлович выражает мне полное доверие! Он убеждён, что я, руководствуясь знанием моим о нравах сего края, и собственным благоразумием, исполню долг свой! И сделаю это с беспристрастием и правотою!

На этих словах Цицианов гордо вскинул подбородок и поднял бокал вина:

– За успех, господа! За всецелое оправдание доверия государя-императора! И за величие Российской империи!

Офицерам ничего не оставалось, как подняться и выпить стоя.

Цицианов и впрямь с первого же дня решительно взялся за дело! Он принял ряд мер, поощрявших хозяйство и земледелие, чтобы заслужить авторитет среди крестьянских слоёв и заручиться их поддержкой. Значительно облегчил процедуру судебных гражданских дел, которые после Коваленского с Кноррингом были весьма запущены и не вызывали доверия у грузинского народа. Для привлечения на свою сторону среднего дворянства и купечества, Павел Дмитриевич постарался поднять торговлю и улучшить дороги, пребывающие в очень печальном состоянии. Пропагандируя образование, настойчиво стал склонять население к открытию в Тифлисе гимназии.

Всё это он проделывал быстро, напористо, не слушая ничьих советов и не церемонясь с возникающими препятствиями!

Наблюдая его действия, Саша порою восхищался этим человеком. А порой ловил себя на мысли, что Цицианов нередко привносил в приказы государя осуществление собственных оригинальных замыслов. И кое в чём, бывало, «перегибал палку». Властный и категоричный, он был всецело убежден в своей правоте!! И единственное чего требовал – это неукоснительного подчинения!

К своим подчинённым относился высокомерно, не выделяя любимчиков. Те, кто были в приближении у Кнорринга, заочно оказались в изгоях. Коваленского и Орбелиани он быстро услал с глаз долой, поручив им охрану отдалённых от Тифлиса объектов, и держал под строгим контролем. А Лазарев с Тучковым трудолюбием и исполнительностью вскоре приобрели заслуженное доверие нового главнокомандующего.

К Чернышёву же Цицианов испытывал настороженность, оттого, что тот был настоятельно рекомендован ему в адъютанты самим государем. Саша неотлучно находился при нём, вёл документы и почту. И нареканий в свой адрес не провоцировал. Но всё равно чувствовал, что главнокомандующий упрямо держит с ним дистанцию.

Ту же высокомерность, что и к подчинённым, Цицианов проявлял и к членам Картли-Кахетинской царской семьи. Чем вызвал у них обиду и недоверие.

В конце февраля, вызвав к себе Чернышёва, Тучкова и Лазарева, Павел Дмитриевич осведомился:

– Что вам известно о местонахождении бунтовщиков царевичей Юлона и Алессандро? А так же их матушки, царицы Дареджан?

– Царевичи скрываются в Персии под покровительством Джават-хана. Их конкретное местонахождение не известно. Царица же ныне изволит проживать в Сураме вместе со своими многочисленными придворными, – ответил Лазарев.

– А кто из членов царской семьи находится в Тифлисе?

Лазарев принялся перечислять всех взрослых царевичей, детей царя Георгия от его первого и второго браков, и вдову царицу Мариам с не достигшими возраста детьми, что находились при ней. Не забыл упомянуть и про царевича Вахтанга, что содержался под арестом.

– Ну, что ж, – задумчиво произнёс Цицианов, вышагивая по периметру ковра. – Я имею указание от Его императорского величества: вывезти в Россию, всех неспокойных царевичей! А особливо царицу Дареджан, которая активно настраивает сыновей против новой власти! Мера эта главная для успокоения грузинского народа. Для достижения этой цели государем-императором мне даны все полномочия: убеждать и принуждать к выполнению его воли!

Он обвёл всех внимательным взглядом и продолжил:

– А по сему я приказываю: нынче же ночью генерал-майору Тучкову вместе с отрядом казаков направиться в Сурам! Там захватить царицу Дареджан и сопровождать её через Мцхет к границе для вывоза в Россию! Туда же из Тифлиса подъедет капитан Чернышёв, который будет сопровождать с войском царевича Вахтанга. А Вам, – обратился он к Лазареву, – Сегодня, как стемнеет, окружить дом царевича Давида. Арестовать царевича и всю его семью!! И под прикрытием вывезти до границы в Моздок. И далее всех царственных заключенных, перепоручив командующему Кавказской линией, строго секретно переправить в Петербург!

Чернышёв не удержался:

– Ваше высокоблагородие, но царевич Давид не являет собой никакой угрозы.

– Он наследный царь Грузии! – возразил Цицианов. – А теперь здесь только один царь – Александр Павлович! И никакого другого царя быть не должно!!

– Но ведь он подписал отречение, – не сдавался Саша. – Он совершенно безопасен и даже беспомощен.

– Капитан! – взъярился Цицианов, наливаясь краской. – А как Вы полагаете, почему государыня Елизавета Петровна, взойдя на престол, посадила в тюрьму Иоанна Антоновича, которому было тогда от роду всего три месяца?! Он был свергнутым царем, и тоже был безопасен и беспомощен! Ваше дело – выполнять приказ!!

Все трое выполнили приказ безупречно. И через день вернулись в Тифлис и, точно подкошенные, повалились в сон.

Однако, Чернышёву едва удалось задремать, как настойчивый и раздражённый голос из открытого окошка его разбудил:

– Эй! Чернышёв… Чернышёв!

Он с трудом разлепил глаз и утомлённо посмотрел на Тамару, облокотившуюся на подоконник с улицы. Увидев, что он пробудился, царевна затараторила без умолку:

– Где ты был?? Знаешь, что тут творилось прошлой ночью?! Царевич Давид пропал со всей семьёй!! Люди говорят, будто видели, как ваши солдаты окружили его дом и вывезли всех неизвестно куда!! Чернышёв, ты ведь, наверняка, знаешь про это? Скажи, куда увезли Давида?