Кавалергардский вальс. Книга пятая

Кавалергардский вальс

Книга пятая

Ирина Костина

«Мы не стремимся быть первыми, но не допустим никого быть лучше нас»

граф А. И. Мусин-Пушкин, кавалергард

© Ирина Костина, 2022

ISBN 978-5-4474-6735-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть тринадцатая. Убежища заблудших душ

1802 год август

Санкт-Петербург, Таврический дворец

Лето в Петербурге всегда коротко, погода переменчива и большую часть времени льют дожди. Но сегодня неожиданно выдался солнечный день, от чего Таврический парк наполнился янтарным прозрачным светом. Елизавете захотелось прогуляться. Она строго наказала фрейлинам дать ей возможность побыть в парке одной.

Впрочем, почувствовать себя одной было невозможно, так как парк кишел кавалергардами, несущими караул на протяжении времени пребывания во дворце императора. А сегодня Александр со своими «негласными комитетчиками» задержался до вечера. Дело в том, что в Петербург пришло сообщение: «Наполеон провозгласил себя пожизненным консулом Франции», и эта новость взбудоражила всех.

Условно отгородившись от всех зонтиком, Елизавета бродила по дорожкам вдоль клумб. Но коварная погода всё-таки не дала ей насладиться прогулкой. Неожиданно налетели облака, и поднялся ветер. Сильный порыв вырвал из её рук зонтик, тот покатился прочь, набирая скорость, по парковым дорожкам.

Елизавета увидела, как один кавалергард ловко подхватил «беглеца». И вот он уже идёт к ней навстречу, чтобы отдать утерянную вещицу. Лиз придала лицу учтивое выражение… и вдруг опешила. Караульный оказался её знакомым поручиком из Благовещенской церкви…

– Прошу Вас, Ваше императорское величество, – произнёс он, протягивая ей зонт.

– Благодарю, – она вновь ощутила в душе трогательные нотки от звука его голоса.

Ветер сию минуту стих, и вновь выглянуло солнце. Лиз невольно зажмурилась, глядя на кавалергарда. Вот он стоит под солнечным светом, высокий, стройный с бледным лицом и чёрными, как омут глазами. В памяти Елизаветы короткими вспышками вдруг начали мелькать какие-то неуловимые картинки. Нет, она определённо где-то видела ЕГО, вот так же, среди зелёной травы и солнечных лучей. Ещё немного и она вспомнит! Пусть только он ещё скажет что-нибудь.

– Вы… давно на службе? – спросила она его сама, чтобы вновь услышать его голос.

Охотников опешил оттого, что она обратилась к нему:

– Второй год, – ответил он.

– Вы родом из Петербурга?

– Нет. Наше родовое поместье находится под Воронежем.

Елизавета немного посомневалась и решила спросить у него напрямую:

– Я хочу задать Вам ещё один вопрос…, – начала она

Но тут рядом, точно из-под земли, вырос командир полка генерал Уваров и участливо осведомился:

– Простите, Ваше императорское величество, у Вас всё в порядке?

– Благодарю, генерал. Всё в порядке, – она с трудом подавила раздражение от его нежелательного появления. – Мой зонт унесло ветром, а поручик его поймал.

– Молодец! – похвалил Уваров Охотникова.

Лёшка вытянулся во фрунт:

– Рад стараться, Ваше высокоблагородие!!

Лиз поняла, что командир не даст ей поговорить с молодым человеком наедине, и обратилась к Уварову:

– Господин генерал, пришлите Вашего поручика ко мне в покои через час. Я хочу дать ему кое-какие поручения.

Уваров взял под козырёк:

– Так точно, Ваше императорское величество.

Покои Елизаветы Алексеевны

Спустя час, снявшись с караула, Охотников припустил бегом по песчаным дорожкам парка. Невероятно! Сама попросила, чтоб он явился к ней в покои!! Вот это да!… Лёшке ужасно захотелось сделать для Елизаветы что-нибудь приятное. Он свернул в дальний угол сада, где вдоль забора росли ромашки, и безжалостно оборвал их все.

Спрятав букет за спину, он проскользнул мимо фрейлин и стоящих на карауле офицеров, и вошёл во дворец. Пересохшими от волнения губами сообщил:

– Прибыл по приказу Её величества императрицы Елизаветы Алексеевны в её распоряжение!

Придворная камеристка, любопытно смерив его взглядом, вошла в покои госпожи и доложила:

– Ваше величество, там какой-то кавалергард. Говорит, что прибыл по Вашему приказу.

– Пусть войдёт, – услышал Лёшка её голос, и от напряжения взмок.

Робко войдя в покои к государыне, он остановился посреди комнаты. Елизавета сделала знак камеристке:

– Оставьте нас.

Та с немым недоумением вышла за двери, и Елизавета с Алексеем остались наедине. Он перестал дышать от такого волнительного момента. Она тоже испытывала лёгкую неловкость:

– Простите, я не знаю, как к Вам обращаться…

– Поручик Охотников, – представился он.

Она задумалась. Нет, фамилия Охотников ей решительно ничего не подсказывала.

– Поручик Охотников, там в парке нам не дали поговорить. У меня к Вам есть один деликатный вопрос.

– Я весь внимание, Ваше императорское величество! – Алексей жадно поглощал глазами каждое её движение.

Елизавета поймала на себе этот взгляд и смутилась:

– Я знаю, что Вы посещаете могилу моей дочери, – призналась она. – Нет, я не осуждаю Ваших действий. Мне приятно, что Вы оказываете почести светлой памяти моей бедной девочки. Но, однако… я не понимаю. Скажите, почему Вы это делаете?

«Потому что я люблю Вас!» – чуть не выпалил Алексей, но поймал себя за язык и… поперхнулся. И закашлялся.

– Что с Вами? – удивилась она.

Но он продолжал кашлять, и никак не мог остановиться.

– Выпейте воды, – любезно предложила Лиз, сама наполнила стакан и протянула ему.

– Благодарю, Ваше величество.

– Что Вы прячете за спиной? – не выдержала она.

Лёшка вытянул слегка помятый букет и дрожащей рукой протянул его императрице.

– Что это? – растерялась она, принимая цветы.

– Ромашки.

– Ромашки?? – переспросила она и вдруг застыла, точно парализованная.

…Вот оно! То самое слово!…В памяти тут же появились светлые вспышки: солнце, высокая трава, качание кареты, весёлый смех Дороти, и мальчик… Он едет верхом рядом с каретой и не сводит с неё влюблённых глаз. «Лиз, спроси его о чем-нибудь», – слышится голос Дороти. «Это же неприлично», – восклицает она. «Ну, признайся, тебе самой хочется»… Да, ей, действительно ужасно хотелось тогда заговорить о чём-нибудь с незнакомым красивым мальчиком. И она спросила какую-то чепуху…

– Что Вы сейчас сказали? – Елизавета выпала из воспоминаний и с любопытством уставилась на поручика.

– Ромашки, – повторил Алёшка, наблюдая её растерянность, и ощутил, как у него самого развивается дрожь в коленях. – Вы спросили, как называются эти цветы, – напомнил он, – Я ответил: «Ромашки». А Вы тогда сказали: «Какое смеш…

– Какое смешное слово «ромашки», – машинально повторила вместе с ним Елизавета и сама испугалась тому, что произошло.

У Алексея вытянулось лицо:

– Вы… неужели, Вы помните?!

– В-вы.. тот самый Алексей?

– Не может быть… Вы запомнили моё имя?!! – воскликнул он, потрясённый до глубины души.

Елизавета растерялась. Невероятно! Это было так давно!! А имя его она, в самом деле, не забыла. Да и как могла? «Ели-за-вета А-лек-сее-вна, звучит, как колокольчик – дили-дили динь» – вспомнился ей разговор с сестрой после крещения, – «А парня того тоже звали А-лек-се-ем, дили-динь…»

В эту минуту дверь в её покои внезапно распахнулась, и в комнату стремительно вошёл Александр:

– Лиз. Я хотел предупредить тебя, что сегодня…, – он осёкся, заметив молодого кавалергарда. – А что происходит? Что делает в твоих покоях этот поручик?

– Он…, – Лиз, в поисках спасения, торопливо зашарила рукой по столу и наткнулась на конверт из Швеции. – Он принёс мне письмо от Дороти, – тут же нашлась она, помахивая конвертом, точно веером.

Александр сомнительно наморщил лоб:

– Дорогая, что с тобой?

– Что? – рассеянно переспросила она.

– Ты так взволнована. Что-то с Дороти?

– …А? – Лиз от страха боялась взглянуть на мужа. – Нет-нет. У Дороти всё в порядке.

Александр обернулся к Охотникову:

– Вы свободны. Ступайте.

Тот послушно щёлкнул каблуками и удалился. Оставшись наедине с супругой, император критично взглянул на неё, пытаясь определить, чем же всё-таки она так взволнована? Елизавета тем временем, ни жива, ни мертва, стояла посреди комнаты, в одной руке держа конверт с письмом, другой рукой прижимала к груди букет ромашек.

– Откуда цветы? – полюбопытствовал Александр.

– Я сама нарвала… на прогулке, – опять соврала она и, в ужасе от такого количества вранья, испытала головокружение.

– Что с тобой? Тебе нехорошо? – испугался супруг.

– У меня что-то голова закружилась, – призналась она. – А ты… хотел меня о чём-то предупредить…

– Да! – вспомнил он. – Сегодня я остаюсь ужинать здесь во дворце. Ты составишь мне компанию?

– Нет. Я намерена ужинать у себя в комнате, – возразила она.

– Как пожелаешь, – прохладно ответил Александр.

1802 год август

Картли-Кахетия, Тифлис

Кнорринг отбыл в крепость Моздок. Он в царствование Екатерины был командиром Кавказской линии, и теперь рассчитывал, что бывшие соратники не оставят его в беде.

Спустя несколько дней, до Тифлиса дошло известие, что Кнорринг до Моздока не дошёл, он с отрядом был остановлен нападением лезгин в Ларском ущелье. Заняв оборону, они оказались зажаты среди скал и лишены возможности двигаться дальше. В Тифлисе по этому поводи собрались держать совет.

– Мы должны помочь командующему, – заявил Лазарев. – Обратимся к царевичу Вахтангу с просьбой выделить армию грузин, чтобы пройти до Ларского ущелья и отвлечь внимание лезгин на себя. Таким образом, дадим шанс Кноррингу прорваться к Моздоку.

– Верно! – подхватил Тучков.

Но Чернышёв, пользуясь подсказкой царевны Тамары, позаботился присмотреться к царевичу Вахтангу. И у него уже имелись кое-какие сведения. Поэтому он возразил:

– Господа, я не уверен в преданности царевича Вахтанга. Мне известно, что в его Душетский замок ежедневно приходят толпы вооружённых людей.

– И что из этого? – наморщил лоб Лазарев.

– Однако никто не приметил, чтобы они оттуда возвращались, – добавил Чернышёв. – Вот скажите, генерал, когда Вы были последний раз в Душете у царевича?

– Третьего дня, – признался тот

– Вы видели в его замке большое скопление народа?

– Нет, капитан. Никого, кроме прислуги.

– Как думаете, куда деваются все эти люди? – Чернышёв вопросительно уставился на обоих генералов.

– Неужели заговор?! Этого нам ещё не хватало!

– Это надлежит проверить.

Учитывая обстановку в Тифлисе, где уже всё перемешалось, свои и чужие, нельзя было никому доверять. Поэтому Тучков с Чернышёвым выехали в Душет ночью тайком. А, чтобы притупить бдительность царевича Вахтанга, взяли с собою грузинского князя Тарханова.

Едва забрезжил рассвет, они с сотней казаков осторожно въехали на окраину Душета. Чернышёв взял на себя роль посыльного и направился в замок сообщить о том, что генерал Тучков и князь Тарханов намерены нанести царевичу визит. Расчёт был такой: если подозрения об измене не подтвердятся, то Тучков поговорит с Вахтангом о вызволении Кнорринга из Ларского ущелья.

Чернышёву ответили, что царевич ещё спит. Подождав, он явился в замок снова. На этот раз ему сказали, что царевич одевается и не может его принять. Затем придворные сообщили, что он просит вначале прислать к нему одного князя Тарханова.

Это уже насторожило Сашу. Он, нехотя, согласился, но потребовал, чтоб царевичу доложили, о намерении генерала Тучкова поговорить с ним о важных государственных делах. Сам спустился во двор. Пока они с Тучковым обсуждали ситуацию, князь Тарханов вдруг сложил ладонь козырьком и пристально вгляделся куда-то вдаль:

– Господа! Вгляните туда! По-моему, это царевич Вахтанг! Я узнаю его зелёный плащ и коня!

И они увидели фигурку всадника, лихо удаляющегося от стен замка.

– Ч-чёрт! Он сбежал!! – воскликнул Тучков.

– Что я Вам говорил! На воре шапка горит, – подтвердил Саша, – Он увидел под окнами казаков, услышал заявление встретиться с генералом Тучковым, и испугался!

– В погоню!! – скомандовал Тучков казакам, вскакивая на коня. – Догнать его!!

Погоня была не продолжительной и безуспешной. Царевич Вахтанг, проскакав три версты, свернул к большому каменному дому, принадлежащему его дворянину, и юркнул туда. Ворота дома за ним быстро затворились.

– Окружить дом! Никого не выпускать!! – кричал Тучков.

Спустя четверть часа им удалось силами казаков выбить ворота и въехать во двор. Но внутри было пусто. Чернышёв с Тучковым лично прошарили все покои и не обнаружили никого, кроме одинокой старухи, спрятавшейся с перепугу в кладовке.

Но зато увидели, что все комнаты были похожи на военные склады, и в них было полно продовольственных запасов, ружей, пороху и свинцу. После отчаянного крика Тучкова и гневных угроз о расправе, старуха, наконец, показала им погреб, откуда был вырыт основательный подземный ход. Тучков с Чернышёвым прошли его насквозь и оказались в гуще леса…

– Ушёл! – запыхавшись, выдавил с досадой Тучков. – Предатель!!… Что делать? От него теперь можно ждать чего угодно. Надобно его разыскать, пока он не собрал войско!

– Поздно, – отряхнул мундир Саша, – Боюсь, что он его уже собрал.

– Давайте вернёмся в Душет и допросим народ. Они, наверняка, осведомлены о местонахождении хозяина.

Но в Душете они застали неожиданную картину: отряд гренадер заполнил площадь. Супруга царевича Вахтанга, выйдя на башню замка, отчаянно кричала собравшемуся народу о притеснении крови любимого ими царя Ираклия и требовала мщения.

Саша испуганно потянул Тучкова за рукав:

– Едем отсюда! Как бы эта разъярённая толпа не разорвала нас на куски.

Им ничего не оставалось, как тихонечко убраться во свояси. Возвращаясь, Тучков сокрушённо заявил:

– Делать нечего! Сейчас заберем остатки армии из Тифлиса и сами пойдём к Ларскому ущелью. Если мы не поможем Кноррингу, то помощи ему ждать не откуда!!

– Но, если мы уйдём, Тифлис останется полностью беззащитным, – напомнил Саша.

– А гори он огнём!! – ожесточённо заявил Тучков. – Если Кнорринг не приведёт подмогу, нас самих не сегодня-завтра всех перережут, как малых щенков! Поэтому, всё одно – погибать!

1802 год сентябрь

Санкт-Петербург

Александр Павлович, читая письма Чернышёва о положении дел в Грузии, убеждался, что не зря он сомневался в Кнорринге. Тот не оправдывал его надежд. Размышляя над тем, что же дальше делать, он припомнил одну фразу из письма Чернышёва: «Основная сложность заключается в том, что новое управление не знает не только местных нравов и обычаев (к коим само население относится с трепетом и святостью), но даже не владеет грузинским языком…»

– Верно, – рассудил Александр. – Мы терпим поражение, потому что мы там чужие. Нам не верят и оттого ненавидят! Вместо Кнорринга нужен человек из местных! Тот, кто одновременно и грузинами почитаем, и свято предан Российской империи.

Он начал перебирать в памяти возможные кандидатуры:

– Царевич Давид? Нет, он себя дискредитировал в глазах родственников. Вообще, грузинские царевичи отпадают. Они могут поднять мятеж и вернуть монархию в Грузию… Может, Багратион, что прославился в Итальянском и Швейцарском походах с Суворовым? Да, он смел. Но слишком молод и горяч. Не наломал бы дров ещё поболее?… Кого-то бы постарше и помудрее…

И тут Александра осенило:

– Князь Цицианов! Сорок восемь лет. Потомок древнего грузинского княжеского рода Цицишвили. И характеристика достойная! Прошёл Турецкую войну. Выиграл битву под Хотиным. Штурмовал Вильно. Участвовал в Персидском походе. Сам Суворов в одном из приказов предписывал войскам «сражаться решительно, как храбрый генерал Цицианов». Идеальная кандидатура!

Александр Павлович решительно вызвал к себе Кочубея:

– Виктор Павлович, готовьте приказ об отставке Кнорринга и назначении на должность командующего Грузинской Российской губернией князя Павла Дмитриевича Цицианова!

1802 год сентябрь

Мекленбург

В течение месяца Надя, тайком от Елены Павловны, готовилась к отъезду. Они за эти два года стали самыми близкими подругами. И Надя понимала, что нанесёт ей страшную рану сообщением о своём намерении уехать в Россию. Поэтому она всё оттягивала и оттягивала с тем, чтобы поставить в известность Елену о своих планах.

Сегодня Надя съездила в Шверин, чтобы произвести необходимые покупки. И, возвращаясь, дала себе слово, что вот сейчас непременно обо всём расскажет Елене. Войдя в замок, Надя заметила, что всюду царит какое-то беспокойство. Мимо прошествовал придворный доктор, а за ним стрелою промчался его помощник с медицинским саквояжем, Надя не на шутку обеспокоилась и прибавила шагу.

Возле покоев Елены Павловны было столпотворение. Разговаривали шёпотом. Дамы взволнованно теребили в руках батистовые платки. Из комнаты вышел бледный Людвиг и, завидев Надю, бросился к ней:

– Слава Богу, Вы вернулись!

– Что случилось?

Он схватил её за руку и сбивчиво заговорил:

– Она ещё после завтрака почувствовала лёгкое недомогание… Я настаивал, чтобы она прилегла. Но ей захотелось выйти в парк, подышать свежим воздухом. Я, разумеется, не стал возражать… Но на прогулке она вдруг упала в обморок! Так неожиданно, что её не успели подхватить! Она упала с парковой лестницы! – он не смог сдержать слёзы.

– О боже! Она жива? – испугалась Надя.

– Жива. Но сильно оцарапала лицо оттого, что упала в шиповниковый куст. Так до сих пор и не пришла в сознание… Доктор сейчас у неё.

Спустя четверть часа доктор Майер появился из покоев пострадавшей:

– Дамы и господа, вы можете расходиться. Смею уверить Вас, что с её высочеством Еленой Павловной всё в порядке. Она пришла в себя.

По толпе пронёсся всеобщий вздох облегчения. Доктор обратился к господину:

– Её высочество желает видеть Вас, мой герцог. И Вас, мадам, – последнее обращение относилось к Надежде Алексеевне.

Увидев Елену, Надя едва сдержалась от вскрика! Лицо молодой герцогини было беспощадно изуродовано ссадинами и царапинами и казалось совершенно неузнаваемым. Помощник доктора Ганс старательно прибинтовывал к руке Елены деревянные плашки.

– Что это? – растерянно проговорил Людвиг.

– Её Высочество сломали руку, – пояснил Майер. – Не волнуйтесь. Молодые кости срастаются быстро. Думаю, что к рождеству Елена Павловна уже сможет делать своей царственной ручкой любые движения. Шиповник смягчил падение, хоть и исцарапал лицо. Но, обещаю, что от ссадин не останется и следа. И неземная красота герцогини ничуть не пострадает. При этом ужасном падении Елена Павловна, хоть и нанесла себе увечья, но спасла главное!

Надя с герцогом непонимающе посмотрели на доктора. Тот снял очки и улыбнулся:

– Их Высочество ждут ребёнка, – пояснил он. – Но ему ничто не угрожает. Это просто счастье, что всё так удачно обошлось. Поздравляю Вас, мой герцог!

Людвиг, огорошенный новостью, упал на колени перед супругой и принялся целовать её забинтованные руки. А Надя, вспомнив о том, что хотела просить у Елены позволения уехать в Россию, с горечью подумала: «Нет, не сегодня…»

1802 год октябрь

Санкт-Петербург

Великий князь Константин, оставшись «соломенным вдовцом», предавался забвению, пытаясь утопить в вине раздражение и гнев по поводу не состоявшегося развода.

В страстном желании насолить сбежавшей супруге, он приказал адъютанту Линёву уехать из Петербурга в Европу, чтобы в свете все продолжали думать о том, что связь между ним и Анной Фёдоровной существует. И лично пустил слух, будто бы сама Анна настоятельно велела «любовнику» следовать за нею, так как страстно увлечена и намерена продолжать наслаждаться любовным грехом за пределами России!

Жанетта Четвертинская имела строгий разговор с вдовой- императрицей, в котором ей ясно дали понять, что она не должна сметь даже на пушечный выстрел приближаться к великому князю во избежание сурового наказания!!

Таким образом, Жанетта притихла, как мышь, и не показывалась на глаза Константину. Иван Линёв мотался за деньги великого князя по Европе. Анна Фёдоровна тихо жила в Швейцарии. А сам Константин продолжал беситься и исторгать огонь, в гневе на неоправдавшиеся надежды.

Со смертью бабушки и отца исчезли «ежовые рукавицы», в которых те держали нерадивого цесаревича. Поэтому Константин с головой пустился во все тяжкие! Очень быстро вокруг него образовалась компания кавалергардов-адъютантов, обожающих выпить за чужой счёт, подраться и поблудить по «весёлым» домам. Константиновский дворец превратился в мерзкий притон! Там ежедневно собирались собутыльники великого князя, билась посуда, из открытых окон неслись пьяные крики, голосили цыгане, надрывно визжали девицы лёгкого поведения! Впрочем, Константин Павлович не брезговал и сам разъезжать по борделям столицы, где развратничал и дебоширил. Потом адъютанты с трудом находили его бессознательного в каком-нибудь трактире и везли домой. Просыпаясь, великий князь не помнил, где уснул и, частенько, не понимал – где проснулся. А, открывая глаза, снова тянулся к бутылке!!

За три месяца беспробудного пьянства Константин Павлович порядком подорвал себе здоровье и, усугубив его ещё букетом венерических болезней, совершенно потерял человеческий облик.

Однажды, во время прогулки по Невскому в обществе адъютантов-собутыльников в открытой карете, пьяному Константину в образе идущей по обочине молодой женщины привиделись до боли знакомые черты.

– Варвара Николаевна!! – воскликнул он, перевалившись за борт кареты, и едва не выпал на мостовую. Приятели в последний момент ухватили его за ноги.

Адъютант Бауэр посмотрел вслед удаляющейся женской фигурке и пояснил:

– Вы обознались, Ваше высочество. Это мадам Арауж. Я знаю её. Она немка. Живет в доме на Садовой.

Кавалергарды зашумели:

– Аппетитная девица.

– Повезло кому-то.

– Я бы не прочь с такой развлечься…

– Господа! Увы! – перебил их Бауэр, отчаянно жестикулируя. – Это невозможно. Она весьма добродетельна и набожна! К тому же вдова. Муж её в прошлом году скончался от чахотки, оставив её с двумя малолетними детьми.

Адъютанты дружно сквасили разочарованные мины. А Константин, хищно заявил:

– Я хочу эту женщину!!

– Невозможно, мой господин, – замотал головой Бауэр. Но в следующую минуту ему в грудь упёрся бархатный кошелёк, в котором увесисто звенели монеты (на глаз, рублей пятьсот).

– Я сказал, что хочу эту женщину!! – повторил Константин.

Бауэр обалдел. На чаше весов с одной стороны – почти его годовое жалование, а с другой – репутация порядочной женщины, его знакомой.

– Ты что? Хочешь отказать своему господину?! – рассердился великий князь.

– Я …, – проблеял Бауэр, не сводя глаз с кошелька. – … Я попробую что-нибудь сделать…

Октябрьским вечером в дом на Садовой позвонил посыльный и сообщил мадам Арауж, что её приятель Бауэр внезапно заболел и просит оказать ему милость, срочно приехать. Карета ждёт у крыльца.

Сердобольная женщина вмиг откликнулась. Не прошло и четверти часа, как она уже ехала по тёмным улицам Петербурга, встревоженная состоянием здоровья друга.

Но, к её разочарованию, карета вдруг выехала за город и понеслась в неизвестном направлении. Когда, наконец, возница остановился, обескураженная женщина не успела опомниться, как подбежавшие двое мужчин в военной форме подхватили её под руки и насильно увлекли во дворец.

Её грубо втолкнули в большую залу, где было жутко накурено. За накрытым столом в пьяном угаре шумели офицеры. Появление хорошенькой женщины произвело бурю восторга! Поднявшийся над всеми великий князь Константин Павлович, походкой хозяина приблизился к застывшей от страха гостье. И на виду у всех, схватив её, жадно поцеловал в губы.

– Что… Вы себе позволяете?! – дрожащим голосом пробормотала женщина, насмерть перепуганная подобным обращением.

«До чего же она похожа на Варвару Репнину…», – подумал Константин, «поедая» глазами мадам Арауж. – «Ну, Варвара Николаевна, настал час расплаты. Я отомщу Вам за всё, что мне пришлось отстрадать по Вашей милости…»

И он, легко подхватив даму, перекинул её через плечо, будто поклажу:

– Господа! Приглашаю всех в «зрительный зал» на представление!!

И направился в спальню, унося на плече трофей. Толпа пьяных офицеров, возбуждённая поступком командира, ломанулась за ним. За опустевшим столом остался сидеть Бауэр, который дрожащей рукой наливал себе водку и опрокидывал в рот одну рюмку за другой, пытаясь залить остатки тревожной совести.