Кавалергардский вальс. Книга пятая

На следующее утро

Очнувшись от пьяного угара, Константин огляделся, пытаясь определить – где он?… По портьерам, из-за которых едва пробивались предрассветные лучи, великий князь определил, что находится в собственной спальной комнате. Но всё, что далее предстало его взору, заставило содрогнуться. Его покои походили на поле брани, которое ему приходилось видеть в Швейцарском походе через Альпы.

Всюду – на полу, в креслах, рядом на кровати – точно трупы, в беспорядке валялись спящие офицеры. В комнате стоял удушливый запах перегара и чего-то тошнотворного. Константин попытался выбраться из постели и увидел копну разметавшихся русых волос. Моментально вспомнив о мадам Арауж, которую он подло заманил вчера в Стрельну, Константин Павлович искренне изумился тому, что дамочка до сих пор не сбежала, воспользовавшись тем, что её насильники уснули.

Он откинул край одеяла и… остолбенел. Мадам Арауж было похожа на восковую куклу, у которой вывихнуты руки и ноги. А прелестная кожа, казавшаяся вчера нежнее шёлка, была сплошь из синяков и кровоподтёков. Но самое страшное – это был её подёрнувшийся пеленой стеклянный взгляд, незримо устремлённый на Константина.

Великий князь в ужасе свалился с кровати и завопил на весь дом!!!

Очнувшиеся собутыльники в ступоре смотрели на окоченевший женский труп в постели и не знали, что делать? Константин Павлович, бледный, как полотно, в истерике жался в угол и неистово кричал:

– Уберите!!! Уберите её отсюда!!

Дрожащими руками офицеры завернули бездыханное тело в покрывало и унесли в карету. Спьяну, не соображая, они отвезли труп на Садовую, к дому мадам Арауж и, оставив его там, на крыльце, в страхе сбежали.

Зимний дворец

Спустя пару часов известие о загадочной и жестокой смерти вдовы Арауж попало в утреннее донесение императору Александру Павловичу.

Прусский посланник, из-за того, что мадам Арауж была прусской подданной, потребовал немедленно начать следствие по этому делу! Александр, искренне соболезнуя, тут же назначил комиссию о расследовании во главе с Гурьевым. Не успел государь закончить все дела, как ему доложили, что в соседнем кабинете его дожидается брат великий князь Константин Павлович. И, судя по состоянию цесаревича, дело очень срочное и важное!

Александр, зная брата, не принял всерьёз подобное заявление. И даже испытал лёгкое раздражение. Но всё же, скрепя сердце, остановил заседание Совета, извинился перед министрами и отлучился.

Увидев Константина, бледного, с трясущимися губами и пахнущего перегаром, Александр брезгливо поморщился:

– Господи, до чего ты допился! Ты в зеркало-то себя видел?! – пренебрежительно заметил он, прикладывая к носу батистовый платок.

В ответ брат бухнулся на колени и, хватая императора за ноги, забормотал:

– Саша! Спаси меня!! Умоляю!!! Ради всего святого! Век тебе этого не забуду. Спаси!

Александр оторопел. Такое поведение Константина по отношению к себе он наблюдал впервые. Внутри него шевельнулось нехорошее предчувствие. И предчувствие его не обмануло. Выслушав от брата холодящую кровь историю про несчастную мадам Арауж, Александр в первую минуту ощутил непреодолимое желание собственными руками придушить Константина.

Затем пришло страшное осознание: если эта скверная история всплывёт, то ляжет несмываемым грязным пятном на всю их семью!! Ведь полчаса назад он отдал распоряжение министру Гурьеву открыть дело и приступить к расследованию обстоятельств смерти вдовы-немки в доме на Садовой улице. Гурьев далеко не дурак, и вместе со своими молодцами быстро раскопает, куда ведут нити этого преступления!

Императору сделалось дурно. Ослабив воротничок, он провёл дрожащей рукой по лбу и ощутил на нём холодные капли пота. Понимая, что действовать надо как можно быстрее, Александр сухо приказал брату:

– Сиди здесь и не высовывайся!!

И размашистым шагом пошёл в свой кабинет.

Министра Гурьева в срочном порядке приказом императора вернули обратно во дворец. Александр Павлович, испытывая бездну неловкости и стараясь не глядеть в глаза, протянул ему кожаный саквояж и, пересохшими от страха губами пролепетал:

– Дмитрий Александрович. Мне необходимо, чтобы в деле о мадам Арауж Вы констатировали смерть от несчастного случая.

Министр перевёл удивлённый взгляд на саквояж. Александр убрал руку с костяной ручки и шёпотом пояснил:

– Здесь двадцать тысяч …золотом.

Гурьев лишился дара речи, побоявшись даже представить, что же может таиться за смертью этой вдовы-немки, если сам император предлагает ему за молчание такие деньги!! Затем, оклемавшись, уверенно кивнул:

– Понял, Ваше императорское величество. Я сделаю всё наилучшим образом.

Александр вернулся в комнату, где его ожидал брат. Завидев его, Константин, дрожа и приседая, бросился навстречу, заискивающее заглядывая в непроницаемое лицо царственного братца, точно нашкодившая собачонка.

– Ну? Что?!

Александр грубо схватил его за лацканы мундира. Приподнял и встряхнул:

– Сегодня же отправляешься под арест!! В Гатчинский дворец!! И носу не показываешь в Петербург! До тех пор, пока я лично тебя не приглашу! Понял?!

– П-понял… Понял, – залепетал тот.

– И чтоб никаких адъютантов!! Никаких попоек!! Никаких женщин!!! – кричал Александр, багровея лицом.

– Да, да, – отчаянно кивал брат, соглашаясь на все условия.

– Будешь там содержаться под охраной Гатчинского полка! И лечиться под неусыпным надзором докторов, которых я тебе пришлю!!

– Да, да, – покорно повторял тот. И вдруг бросился целовать ему руки. – Спасибо, брат!! Я тебе никогда этого не забуду!

– Я тоже никогда тебе этого не забуду!! – процедил Александр с выражением брезгливости и добавил. – Кстати! С тебя двадцать тысяч.

2 ноября 1802 года

Санкт-Петербург

В доме Дарьи Михайловны Шаховской второго ноября состоялось долгожданное событие – её дочь, Наталья выходила замуж. Жених Александр Михайлович Голицын, представитель древнего дворянского рода, нынешний гофмейстер при дворе императора, молодой красавец, был предметом гордости будущей тёщи. В свете с опаской и осуждением поговаривали, что Дарья Михайловна, финансовыми вложениями в это предприятие, опрометчиво рискует затмить свадьбы великих княжон Романовых. Особой гостьей на свадьбе ждали императрицу Елизавету Алексеевну.

Венчание прошло в Троицкой церкви. После венчания все были приглашены на праздничный приём в дом княгини Шаховской.

Вечная соперница и закадычная подруга Анна Даниловна Репнина явилась одной из первых гостей и, старательно скрыв зависть под сладкой улыбкой, в обе щеки расцеловала хозяйку:

– Поздравляю! Как я рада за тебя, голубушка! Наташенька – просто ангел! Я плакала в церкви…, – княгиня в доказательство приложила платок к глазам, промокая невидимые слезинки. – Она у тебя умница! Княгиня Голицына – как звучит!… Кстати, ты видела, какой фарфоровый сервиз преподнесли в подарок моя Варвара со своим?

Анна Даниловна всё ещё злилась на дочь за её «непутёвое» замужество (они до сих пор не разговаривали друг с другом). Но при этом Репнина не забывала хвастать продукцией их фарфоровой лавки…

– Шедевр! – восторженно откликнулась Шаховская. – Просто чудо, а не сервиз!! Если б не знала, что сделано на Москве, не поверила бы! Ни дать-ни взять, европейская работа!

Репнина, удовлетворившись этим, пошла в гостевой зал. Встретив там среди гостей Варю со Степаном, демонстративно отвернулась и, размашисто обмахиваясь веером, поплыла дальше, расточая улыбки и радушные комплименты высокопоставленным особам.

– Матушка Анна Даниловна стыдится нас, – вздохнул Степан, провожая взглядом тёщу.

– Ой, не обращай внимания! – отмахнулась Варька. – Смотри! Лёшка! – и она, пренебрегая приличиями светского общества, призывно засемафорила рукой Охотникову.

Тот протиснулся к ним через гостей:

– Варвара Николаевна! Вас положительным образом красит замужество. Вы хорошеете с каждым годом!!

– Вот женишься, Лёшенька, и ты будешь хорошеть! – лукаво поддела она его.

– Степан Афанасьевич, – Алексей уважительно пожал ему руку. – Наслышаны о Вашем фарфоровом чуде. Не думаете ли перебираться в столицу с таким-то успехом?

– Нет. Но имею задумку о строительстве маленького заводика на Москве, – поделился Степан. – Думаю взять ссуду в банке.

– Эдак, Вы скоро крупным промышленником станете! – рассмеялся Алёшка и похлопал его по плечу.

– А где братец мой ненаглядный? – осведомилась Варька.

– Вы не знаете?

– Не-ет. А что такое?

– Да ведь он нынче на Кавказе.

– Как на Кавказе?! – опешила Варюха. – Что он там делает?

– Помогает Грузии войти в состав Российской империи. Но учтите, это тайная государственная миссия. Я вам ничего не говорил.

– Лёша! Скажи честно! Там опасно? – Варька сделала страшные глаза.

– Если бы я знал, – развёл руками Алексей.

В это время по залу пробежала возбуждённая волна, гости встрепенулись и потянулись к парадному входу.

– Что происходит? – вытянула шею Варька.

Лицо Алексея озарилось улыбкой:

– Императрица Елизавета Алексеевна приехала, – пробормотал он. – Извините. Я вас ненадолго покину.

Елизавета выразила сердечные поздравления жениху и невесте, поцеловала обоих и сообщила, что её свадебный подарок находится во дворе под окнами.

Заинтригованные Наталья и Александр Голицыны подошли к окну и… обомлели. Роскошная карета, покрытая белым лаком, инкрустированная золотом, запряжённая шестёркой белоснежных коней стояла у парадного крыльца. Все ахнули – во истину, царский подарок! Дарья Михайловна победным взглядом обвела гостей. Анна Даниловна досадливо закусила губу – везёт же этим Шаховским!

Наталья бросилась благодарить императрицу:

– Ах, Елизавета Алексеевна! Вы так добры! Я не смела о таком даже мечтать. Спасибо. Спасибо!! Позвольте мне Вас поцеловать?

– Полно, душенька. Ты же знаешь, как я тебя люблю! – она радушно позволила себя поцеловать и обняла любимую фрейлину. – Довольно о моём подарке. Показывай, что тебе подарили другие!! Я ужасно любопытна!

– С удовольствием. Идёмте, я Вам всё покажу! – Наталья повела императрицу в соседний зал, где было скопление подарков молодожёнам от столичной аристократии и многочисленных родственников.

– Боже мой, какая прелесть! – Елизавета остановилась перед фарфоровым сервизом и всплеснула руками. – Какая форма! Какой рисунок! А фактура! Откуда это, Наташа?

– Это подарок от моей подруги Варвары Протасиной. Они с супругом держат на Москве посудную лавку.

– Ты хочешь сказать, что вот эдакие чудеса делают у нас в Москве?! – поразилась Елизавета. – И я об этом ничего не знаю?? Кто такая, Варвара Протасина?

– Она… здесь вместе с супругом. Я могу их Вам представить?

– Наташа, ты обязана их мне представить!!

– Хорошо, Ваше величество, – Наталья обернулась к супругу. – Алексис, немедленно найди Алёшу и попроси его привести сюда Варю со Степаном. Он их знает.

Степан с Варей предстали перед государыней и почтительно поклонились. Алексей Охотников скромно встал в сторонке.

– Господа, это, в самом деле, произведение Вашей мануфактуры?

– Да, Ваше императорское величество, – ответила Варька, так как Степан в присутствии императрицы оробел. – Мой супруг держит лавку в Москве на Дмитровке. Да вот, извольте сами видеть, – Варюха взяла тарелку и перевернула донышком кверху, – Вот. Наше фамильное клеймо: «Протасинский фарфор».

– Действительно, – Елизавета внимательно посмотрела на вензель. – Поверьте, я разбираюсь в хорошей посуде. И должна сказать, что подобная работа сравнима разве что с умельцами из далёкого Китая, чьё мастерство ещё никто не превзошёл!!

Степан от комплимента порозовел до самых мочек ушей.

– Я желаю сделать Вам заказ! – сообщила императрица. – Столовый набор на сорок персон! Чтобы преподнести его в подарок императору в день его рождения двенадцатого декабря.

Те испуганно переглянулись. Варька вновь проявила смелость:

– Извините, Ваше императорское величество. Но это очень короткий срок. На этот сервиз у нас ушло два с половиной месяца, а он всего лишь на двадцать персон…

– Сколько рабочих трудилось над ним? – деловито поинтересовалась императрица.

– Формы ваял мой муж лично с двумя подмастерьями, – созналась Варька. – А роспись делала я сама. Правда, у меня в помощниках был один наш крепостной художник.

Елизавета поразилась:

– Как?! Вы лично?!

– Я занималась этим у себя в поместье. А в Москве у нас при лавке цех, где два кузнеца и четверо подмастерьев. Один художник. Мы ещё не достаточно расширили наше производство, чтобы нанимать много рабочих.

– Это невероятно! Создавать такое волшебство и не иметь достаточного оборудования и рабочих рук!!

– Мы рассчитывали взять ссуду в банке на строительство небольшого заводика, – робко пояснила Варя.

– Обойдёмся без банка! – возразила Елизавета. – Жду вас завтра к полудню у себя в резиденции Каменноостровского дворца, чтоб обсудить подробности моего заказа!!

Взгляд императрицы скользнул в сторону, и она увидела Охотникова… И вмиг позабыла обо всём. Наталья тут же его рекомендовала:

– Ваше Величество, позвольте представить Вам моего двоюродного брата. Охотников Алексей Яковлевич.

Елизавета вдруг испытала лёгкое смущение:

– Благодарю. Но мы… знакомы. Здравствуйте, Алексей Яковлевич! – и протянула ему руку для поцелуя.

Лёшка благоговейно приложился губами к её руке. Наталья, не растерявшись, быстро предложила:

– Елизавета Алексеевна, Вы не будете возражать, если я попрошу Алексея Яковлевича сопровождать Вас к столу?

Императрица мельком взглянула на поручика:

– Напротив, я буду ему весьма признательна.

Алексей, вытянувшись во фрунт, галантно предложил государыне руку. И они не спеша направились в столовую.

– Я и не знала, Алексей Яковлевич, что Вы приходитесь роднёй моей любимой Наташи, – тихо произнесла Елизавета.

– Да, Ваше величество… – вымолвил Лёшка, чувствуя лёгкое головокружение от запаха её духов.

– Прошлый раз нам так и дали закончить разговор.

– Да, Ваше величество, – повторил он.

– Вы меня тогда здорово озадачили! До сих пор не могу поверить! Вы, в самом деле, тот самый мальчик, которого мы с Дороти встретили по дороге в Петербург десять лет назад?

– Да, Ваше величество.

– Мне очень дороги те воспоминания, – призналась она. – Я тогда была в последний раз рядом с любимой сестрой. Мы обе были юны и наивны. Ехали в чужую страну, мечтали о прекрасном принце и ни о чём не догадывались… Я была так счастлива в тот момент! Счастлива своим неведением…

Он удивился:

– Ваше величество! Неужели Россия сделала Вас несчастной?

Елизавета грустно улыбнулась и предпочла не отвечать.

На следующий день

Каменноостровский дворец

Императрица выложила на стол увесистую стопку бумажных банкнот и сообщила:

– Здесь десять тысяч рублей. Надеюсь, этого хватит, чтобы начать строительство небольшого собственного завода? Степан Афанасьевич?

– …Более, чем, – пробормотал потрясённый Степан, не веря своим глазам. – Простите, Ваше императорское величество, на какой срок Вы предоставляете нам эту ссуду?

– Вы меня не поняли, – возразила Елизавета. – Я не даю Вам в долг. Я делаю благотворительный взнос в Ваше предприятие, господин Протасин.

И, увидев, как в изумлении вытянулись их лица, добродушно улыбнулась:

– Я, как императрица, обязана совершать подобные вложения, дабы поддержать предприятия, способствующие процветанию нашей могущественной державы. Берите! И стройте фарфоровый завод! Закупайте печи и необходимое оборудование. Обучайте крепостных. Нанимайте рабочих. Всё, что я потребую, так это Ваших регулярных сообщений о продвижении строительства. А, когда будете проводить открытие Вашего предприятия, не забудьте пригласить.

– Ваше величество, Вы так великодушны!

– Серьёзные дела требуют серьёзных подходов. Может быть, у вас есть ко мне ещё просьбы?

Варька тихонечко толкнула локтем Степана. Тот покраснел и робко проронил:

– Ваше величество… осмелюсь просить… если это возможно… Я мечтал бы побывать на мануфактуре господина Гарднера в Московской губернии Дмитровского уезда… в селе Вербилки. И поучиться мастерству фарфоровой скульптуры и росписи у его знаменитого художника Кестнера.

– Почему у него?

– Не подумайте, я не намереваюсь составлять конкуренцию изделиям Вашего Императорского фарфорового завода! – предупредительно заявил Стёпа. – У меня иное намерение. Я хотел бы обеспечить предметами из фарфора сословие пониже. Сделать фарфоровую продукцию доступной для купцов и мелких дворян.

– Мне нравится Ваше стремление! – одобрила Елизавета. – Я немедленно отпишу прошение от себя лично господину Францу Гарднеру с просьбой удовлетворить Ваше желание взять несколько уроков у Кестнера. И чтоб он лично ознакомил Вас с технологией в цехах его знаменитой мануфактуры в Вербилках.

– О, Ваше величество! – выдохнул счастливый Степан. – Вы бесконечно добры!

– Что ж, если это всё, что я могу для Вас сделать, то давайте обсудим мой заказ. Мне хотелось бы сделать императору подарок в виде столового сервиза на сорок персон.

Тут Варька деловито взяла инициативу на себя:

– Елизавета Алексеевна, я ночью сделала несколько эскизов. Извольте ознакомиться, – и она протянула императрице кожаную папку с грифельными набросками.

Елизавета увлечённо просмотрела все варианты и уверенно ткнула пальчиком:

– Вот. Это будет очень достойно.

– Прекрасный выбор. Теперь следует определиться с рисунком, – Варюха по-приятельски, присела подле императрицы и принялась рассказывать. – Я подумала, что следует руководствоваться тремя темами: первый – подарок будет для императора, второе – это будет подарок для мужчины, и третье – подарок будет любимому мужчине от любящей женщины.

– Это очень занятно! Продолжайте…

– Если мы выберем первую тему, то на посуде могут быть какие-то атрибуты власти, например, корона, скипетр, герб и тому подобное.

– Нет, – Елизавета помнила, с какой тяготой относится Александр к своему монаршему положению. – Это не подходит.

– Хорошо. Возьмём вторую тему – сделаем подарок просто мужчине. Например, это будут сцены из охоты или виды оружия. Можно выполнить костюмированные изображения офицеров различных полков.

– Нет-нет. Александр не любитель охоты. А плац-парадов он насмотрелся до тошноты!

– Тогда подарок любимому мужчине от любящей женщины. Можно изобразить что-либо такое, что символизирует Ваши отношения, о чём знаете только Вы вдвоём.

Елизавета задумалась, но, как ни старалась, так и не смогла ничего вообразить. Ей даже стало досадно. Неужели у них с Александром нет ничего, что бы символизировало их любовь? Впрочем, разве можно назвать любовью то, что происходит между ними? Уже полтора года его не было в её спальне…

Варька сделала вид, что не заметила её конфуза, и сама пришла на помощь:

– Например, это могут быть виды каких-то мест, где Вы любите бывать вдвоём. Скажем, Таврический дворец или парки Петергофа.

– Да! Это отличная мысль! – встрепенулась Елизавета, благодарная за подсказку. – Это могут быть виды Петербурга, связанные с жизненными этапами Александра. Для начала – Александрова дача, местечко, где он провёл своё отрочество. Затем Гатчина и Павловск – это дорогие ему места, связанные с родителями. Потёмкинский дворец – там мы впервые увидели друг друга. А ещё Царское село – там мы жили каждое лето в царствование Екатерины Алексеевны.

– Прекрасно! Для начала сделаем эскизы. Правда, ума не приложу, как охватить всю эту натуру?

– Сделаем так, – заявила Елизавета. – пока Степан Афанасьевич будет занят созданием предметов сервиза на Москве, Вы, Варвара Николаевна, останетесь в Петербурге, и займётесь эскизами.

– …Полагаю, это недели на две, – прошептала Варька Степану.

– А как же Софья?

– Кто это, Софья? – поинтересовалась Елизавета.

– Это наша дочь. Ей полтора года.

Услышав о ребёнке, Лиз умилённо вздохнула:

– О, у вас есть ребёнок!

– Она осталась дома, в поместье под Тверью. С нею бабушка. Но я всё равно волнуюсь.

– Я приложу все усилия, чтобы не задержать Вас надолго, – участливо пообещала Елизавета. – Я определю для Вас комнату во дворце. Обеспечу всем необходимым – кисти, краски, мольберт… что ещё? Ах, да! Выделю в Ваше распоряжение карету, чтобы быстро и беспрепятственно передвигаться. Назначу Вам в охрану сопровождающего, и дам в помощь придворных учеников-живописцев.

– Благодарю. Если можно, назначьте мне в сопровождающие поручика Охотникова.

– Вы знакомы? – невольно вырвалось у императрицы.

– Он двоюродный брат моей подруги Натальи. И близкий друг моего брата. Алексей – замечательный! Он добрый и заботливый. С ним я буду, как за каменной стеной.

– Да и мне было бы спокойней на душе, зная, что моя Варя под присмотром Алексея Яковлевича, – подал голос Степан.

– Нет ничего проще! Сегодня же отпишу генералу Уварову, чтобы прислал Охотникова в Ваше распоряжение, – согласилась императрица.

1802 год ноябрь

Мекленбург, Людвигслуст

От царапин на лице уже не осталось и следа, и герцогиня Мекленбургская вновь радовала глаз нежной красотой. А сегодня доктор Майер снял повязку с её руки и попросил:

– Пошевелите пальчиками Ваше высочество.

Елена весело изобразила движение, будто пробежалась по невидимой клавиатуре фортепьяно.

– Отлично! – улыбнулся доктор. – Теперь повращайте кистью. Согните в локте.

– Ой! – пискнула Елена, испытав испуг оттого, как что-то хрустнуло в суставе.

– Ничего, ничего, – утешил её Майер. – Это с непривычки. Всё у Вас срослось наилучшим образом. Теперь лишь придётся некоторое время разминать руку.

И он удалился. Елена, сделав несколько неуверенных движений рукой в качестве разминки, весело взглянула на Надю:

– Ну, вот, я почти, как новая! – и, заметив печать грусти на лице подруги, не выдержала. – Да что с тобой?

Она взяла Надю за руки и насильно усадила рядом:

– Рассказывай! Я не могу больше смотреть на твои молчаливые страдания!! Что тебя гложет? Ты давно не улыбалась. Мы же с тобой всегда доверяли друг другу. Что случилось?

– Я… должна тебе кое-что сказать.

– Говори.

– Я хочу уехать домой, в Россию. Когда мы были с тобою в Потсдаме, я выпросила у Александра Павловича разрешение. Теперь всё зависит от тебя. Отпусти меня!

– Ты хочешь меня оставить?…

– Елена, милая! – взмолилась Надя. – Я очень люблю тебя. Ты больше, чем подруга! И мне больно с тобой расстаться. Но не могу я больше жить здесь! Без него!!

– «Без него»?? Ты сейчас о Чернышёве?

– Ну, конечно, о нём!! Варя мне написала, что он обручился с какой-то княжной. И собирается жениться…

– И ты намерена этому помешать?

– Я не знаю… Но мне нужно в Петербург! Отпусти меня, пожалуйста! Иначе я с ума сойду!

– Я понимаю…, – грустно кивнула Елена, вытирая слёзы. – Но, может быть, ты ещё немного подождёшь? Потому, что твоего Чернышёва нет в Петербурге.

Надя осеклась:

– Откуда тебе известно?

– Как раз сегодня я собиралась тебе об этом сообщить. Помнишь, Александр в Потсдаме тебе сказал, что Чернышёв выполняет какое-то важное поручение и поэтому не сопровождает его в поездке. Так вот, я написала своей сестре Марии, и попросила её разузнать об его местонахождении. Сегодня с утренней почтой получила от неё ответ.

– И где же он?

– Твой Чернышёв сейчас на Кавказе. Император назначил его адъютантом при главнокомандующем в Тифлисе.

Надя в растерянности опустила руки. Елена заискивающе взглянула её в лицо:

– Надюша, милая! Побудь со мною ещё до весны. Вот я к масленице рожу, а там, глядишь, что-то разрешится. Вернётся твой Чернышёв в Петербург. И поедешь. Обещаю, я тебя отпущу!

1802 год ноябрь

Санкт-Петербург

Каменноостровский дворец

Варя сидела в покоях Елизаветы Алексеевны в ожидании оценки эскизов, сделанных на Александровской даче и в Царском селе. Охотников стоял чуть поодаль и делал вид, что рассматривает гобелен с изображением сцены Полтавской битвы. Сам то и дело украдкой поглядывал на Елизавету.

– Прекрасно! Мне очень нравится вот этот, – императрица вытянула лист и протянула Варе. – Если сюда добавить позолоты, будет великолепно смотреться на белом фарфоре.

– Согласна, – кивнула та. – Только почему обязательно на белом? Ваше величество, мне пришла мысль. Давайте сделаем сервиз чёрным? – и, видя недоумение в лице государыни, поспешила уточнить, – Только представьте! Чёрный благородный цвет с бархатисто-матовым оттенком. А на нём в белом овале – пейзаж, окаймлённый золотом. А на крышечках сделаем ручку в форме короны Российской империи. И фрагмент горностаевой мантии…. А?