Судьбы

– Я оказалась никудышным художником. Портрет – лесть недостойному оригиналу. Мне стыдно и горько, нестерпимо больно от одной только мысли, что такого двуличного человека я подарила доверием и дружбой, пустила в свое сердце.

– Оленька! – пытался докричаться до ее души корнет.

– Забудьте это имя, – молвила непоколебимая девочка, – и позвольте забыться мне. Пообещайте, – замерла она глаза в глаза с бездыханно внимающим ей Олегом, – что никогда более не станете искать со мной встречи.

– Оленька! – последней отчаянной мольбой рванулся его голос и, сломленный красноречивым молчанием в ее взгляде и сердце, выдавил обреченно: – Обещаю.

Без сил, мыслей и чувств он шагнул вон из комнаты и, вдруг остановившись, не оборачиваясь, глухо выговорил:

– Последнее прости. Я привез подарок ко дню рождения.

– Я не приму его, – непримиримо качнула она головой.

По бескровным губам Олега скользнула жалкая усмешка.

– Мой подарок – не игрушка для капризного ребенка. Он живой, как мои чувства к тебе, не умерщвленные сейчас твоим категоричным приговором, – исполнен достоинства голос. – Ни то, ни другое я не возьму назад. Прощай!

Несколько минут спустя княжну окликнул оставшийся в дверях ее комнаты дворецкий:

– Ваше сиятельство изволит посмотреть на подаренного ей стригунка?

Девочка вздрогнула и, спрятавшая изменившееся лицо в холодных ладонях заломленных рук, разразилась безутешным плачем.

Часть 2

Глава 1

В уютном будуаре царит полумрак, рассеиваемый искрами потрескивающего поленьями камина. На оттоманке, укутавшая плечи в пелерину с куньей опушкой, полулежит девушка. Она что-то читает, теребя пальцами кудри, время от времени обращая отрешенный взгляд к углям в камине.

Прошло больше месяца пребывания семнадцатилетней княжны Шаховской в наследном замке, спрятавшемся от столичных страстей в глуши. Ошеломленная чрезвычайным событием, потрясшим в середине декабря Петербург, будучи под впечатлением от ведомого самим императором следствия, девушка добилась согласия отца на ее скоропалительный отъезд из столицы. Сопровождаемая несколькими слугами, она молилась о том, чтобы вывернувшее наизнанку бесчисленное множество жизней жестокое потрясение не коснулось их с отцом. Беспокойство о нем бередило мысли: Игорь Шаховской, незадолго до упомянутых событий получивший пост тайного советника, находясь в подчинении главы Особого комитета для изысканий о злоумышленных обществах графа Б., вынужден был оставаться в столице, лишенный возможности отлучиться и на короткий срок, дабы повидать тоскующую по нему дочь.

В дверь постучали. Вздрогнув от неожиданности, княжна произнесла:

– Войдите.

На порог ступил пожилой дворецкий.

– Не прогневайтесь, ваше сиятельство, что в неурочный час, – с поклоном обратился он к барышне, – но к вам с пакетом жандарм.

– Жандарм? – услышала девушка чужой, растерянный голос. – Зачем же? – ее блуждающий взгляд снова обратился к огням камина.

– Барышня, голубушка, – пробормотал дворецкий, – да вам никак нехорошо. Благоволите водицы испить.

Ольга очнулась.

– Напасть-то какая! – сокрушался слуга. – Принесла же нелегкая, а ведь и отказать нельзя.

Девушка поднялась с оттоманки.

– Проси, – оборвала она причитания дворецкого.

Дверь отворилась уже перед офицером немногим старше двадцати лет, привыкшим выправкой, благородным лицом с утонченным профилем, обрамленным густыми прядями русых волос, глубоким взглядом карих глаз производить впечатление на юных прелестниц.

С трепетом ожидавшая увидеть сурового мужлана вместо романтического образа, девушка едва заметно улыбнулась неожиданно пришедшим ей на ум мыслям.

Смущенный ею офицер с преисполненным достоинства поклоном произнес:

– Честь имею представиться. Прапорщик Ярослав Логинов к вашим услугам. Позвольте засвидетельствовать свое почтение.

Княжна протянула руку. Жандарм коснулся ее пальчиков поцелуем. Подняв взгляд, он невольно залюбовался девушкой. Живой блеск волнующих глаз, осененных густыми длинными ресницами, румянец смущения на бархатной коже щек, кудри на точеных плечах под соскользнувшей пелериной, изящный стан, охваченный муслином – волнующие взгляд прелести заставят забыть о цели визита и честолюбивого карьериста.

Польщенная восхищенным взглядом девушка, лишенная здесь возможности своим обаянием покорять мужские сердца, еще раз улыбнулась. Она деликатно отняла руку и, разорвав очарование прапорщика, вымолвила:

– Ваше благородие привело сюда, вероятно, важное дело?

Багрянец смущения покрыл его щеки. Возвращенный из грез к причине приезда, он поспешил объясниться:

– Вы правы, мадемуазель. После долгих колебаний я взял на себя труд исполнить горячую просьбу человека, чья судьба связана с последними событиями в столице. Я уполномочен, – не отрывал он взгляда от лица разволновавшейся девушки, – вручить вам письмо, автор коего, близкий вашему сиятельству человек, заподозрен в связи с разоблаченными бунтовщиками.

С девичьих щек сбежала краска, взгляд остановился. Опешив от внезапной перемены в княжне, офицер участливо заглянул в ее глаза.

– Письмо от отца? – выдавила Ольга. – Что с ним?

– Нет-нет! Опрометчивыми словами я неосторожно напугал вас, – прапорщик сжал ее холодную руку. – Будьте снисходительны к моей речи, введшей вас в заблуждение, – с досадой на себя взывал он к охваченной смятением Ольге. – Уверен, с вашим батюшкой все в порядке, – успокаивал ее оживающее сознание его покаянный голос. – К сожалению, я не имею чести об этом знать, так как прибыл не из столицы, а из имения князя Вяземского, где тот содержится под арестом.

– Вяземский арестован?! – рванулся голос ошеломленной известием Ольги. – Это немыслимо! Какая нелепость!

– Я вынужден просить ваше сиятельство, – изменился тон офицера, – воздержаться от подобных возгласов, бросающих тень на репутацию мадемуазель.

– Мое удивление имеет причину, – торопилась оправдать безудержное волнение Ольга. – Я знакома с князем не первый год. Его единственная дочь – моя близкая подруга.

– Именно это обстоятельство должно убедить мадемуазель поостеречься именовать нелепым не безосновательное, надо думать, вмешательство в судьбы упомянутых особ комитета для изысканий о злоумышленных обществах, – возразил ей назидательный голос.

– Я знаю князя как благородного дворянина, отважного офицера и порядочного человека, – не сдавала своих позиций девушка, – поэтому представить его замешанным в чем-то противном закону выше моих сил. Быть может, его арест – лишь следствие подлого доноса негодяя? – с надеждой глянула она на прапорщика.

Девушка съежилась под колючим мужским взглядом.

– Сударыня, первые минуты нашей встречи вызвали во мне симпатию к вашему сиятельству, – снисходительным голосом не сразу произнес прапорщик, – поэтому я намерен заставить себя забыть ваши продиктованные чувствами, а не здравым смыслом откровенные слова. Из все тех же добрых побуждений я решительно не рекомендовал бы вам впредь, – в потеплевшем голосе слышались нотки дружеского совета, – высказывать опрометчивые суждения при малоизвестных или вовсе не знакомых людях. Ваши горячечные речи в защиту заподозренной в государственной измене особы могут подать повод уличить ваше сиятельство в хуле на нашего государя, в сочувствии к преступнику и даже в сообщничестве с ним.

– Довольно! – воскликнула девушка. – Я отказываюсь что-либо слушать. Я уединилась здесь для душевного спокойствия в то время, как множество женщин оплакивает незавидную участь их мужей, сыновей, братьев – участников политических интриг. Однако провидению этого оказалось недостаточно. По чьему-то наущению оно коварно прокралось в мою обитель под личиной жандарма, недомолвками преследуя гадкую цель – скомпрометировать меня. Объяснитесь наконец, прапорщик, – пылало негодованием девичье лицо, – в противном случае я вынуждена буду указать вам на дверь.

Девушка в изнеможении замолчала.

– Простите меня, – заговорил пристыженный жандарм. – Прошу ваше сиятельство о снисхождении. Мои обязанности, к сожалению, заставляют вашего покорного слугу забывать о великодушии. Я удручен, что вам пришлось увидеть меня таким. Верьте, моя душа полна достойных уважения качеств. Прошу, успокойтесь совершенно. Выслушайте меня и примите верное решение. Я прибыл по личной просьбе ее сиятельства Софьи Вяземской. Уполномоченный осуществлять надзор за арестованным князем, снизойдя к просьбам его дочери, я позволил княжне написать вашему сиятельству. Скажу без обиняков, – обращен бесхитростный взгляд к лицу затаившей дыхание Ольги, – письмо прочитано мной. Его содержание показалось мне пустяком. Однако, на мой взгляд, неблагородно со стороны княжны в ее положении компрометировать своим посланием подругу. Уверен, никто не осмелится упрекнуть вас, если вам будет угодно вернуть письмо нераспечатанным. Впрочем, выбор за вами, – протянул прапорщик девушке конверт с четырьмя печатями.

Услышанное привело ее в замешательство. Безусловно, жандарм был прав: не знающая даже пустякового содержания письма Ольга ничем себя не обязывала, сохранив тем самым не запятнанную и малейшим подозрением репутацию. Однако отказать подруге в прочтении ее, может быть, прощальных слов показалось девушке кощунственным.

Решительно сорваны печати. Лист в несколько строк:

«В перевернувшей мою жизнь беде предавшись мыслям о нашей дружбе, воскресившая в памяти особенность эпистолярного жанра, которой некогда увлекался знакомый нам офицер, я все-таки решилась написать тебе, Ольга.

Хотя бы в нескольких словах дружеского участия я, как никогда, нуждаюсь. Нынче моей незавидной судьбе отказано в помощи. Я лишилась всего, что человеку дорого и необходимо. И некому, увы, меня спасти. В преддверии мрачного будущего перебираю бумаги. Гложет страх потерять не только отца. Боюсь, и ты от меня откажешься. Если так – пойму. Ни в чем не упрекну. Но в душе тлеет надежда. Встретиться бы еще разок только! Хочется перед вечной разлукой взглянуть на тебя. София»

На ожидающего офицера обращен испытующий взгляд настороженной, заметно обеспокоенной девушки.

– Письмо, действительно, заурядное, – помедлив, молвила она нарочито разочарованным голосом и вернула листок. – Мне неловко за подругу. Ради пустяка – ее сетований на судьбу – вам пришлось проделать путь по бездорожью. Позвольте же вознаградить ваш труд радушным приглашением отдохнуть и отужинать, – вдруг одарила офицера улыбка гостеприимной хозяйки.

На его лице изобразилось непритворное удивление.

– Право, не ожидал, – польщенный ее предложением, произнес прапорщик. – Смею ли надеяться, что мадемуазель не держит и толики обиды на мои давешние речи?

– Помилуйте, – миролюбиво улыбнулась княжна в ответ, – все объяснилось. Я не сержусь совершенно.

Она грациозно поднялась с оттоманки. На зов ее колокольчика в комнату поспешил дворецкий. Почтительно выслушавшему госпожу слуге велено проводить прапорщика в покои для гостей и накрывать ужин для двоих.

Только за ними закрылась дверь, как напускное радушие сошло с лица Ольги. На возвращенном жандарму листке скрыт от чужих глаз смысл много серьезнее, чем жалобы на несносное существование ее подруги. Окажись на месте несведущего прапорщика упомянутый будто невзначай Олег Золотницкий, быть князю в Петропавловской крепости, а не под домашним арестом в имении.

Неумолимая к смертным судьба не оставила выбора долго колеблющейся Софье. Понять ее письмо, на первый взгляд, безделицу, в самом деле отчаянно умоляющее о помощи, могла лишь Ольга Шаховская, чья верная память хранила образец криптограммы, которой Золотницкий некогда увлек подруг.

Хватающаяся за соломинку бедняжка оказалась права: с первой фразы проницательная подруга угадала смысл письма:

«Ольга! Нуждаюсь в помощи. Необходимо спасти бумаги отца. Откажешься – пойму, не упрекну. Надежда только на тебя. София»

Отчетливо понимая, чего стоило подруге ее выстраданное решение, Ольга раздумывала недолго. Она готова была занять благоразумную позицию, предложенную ей прапорщиком. В конце концов, девушка укрылась здесь, чтобы и случайно не быть замешанной в происходящем. Но совесть напоминала: со временем Ольга станет презирать себя, пренебрегшую мольбой подруги, которая видит в ней одной путь к спасению если не ее жизни, то хотя бы чести.

Тягостные размышления Ольги прервал слуга докладом, что ужин подали и приезжий господин ожидает ее сиятельство. Призвав расторопную горничную, Ольга спешно переоделась.

Восторженному взгляду офицера явилась наяда в платье из нежного шифона цвета морской волны с ниспадающим по плечам каскадом кудрей. Прапорщик шагнул к девушке и с восхищением выговорил:

– Я не подозревал, что пустяковое поручение способно одарить мой взгляд очарованием дивного образа мадемуазель.

Намереваясь заслужить ее благосклонность, жандарм церемонно отодвинул для девушки стул и сел за стол напротив. Прапорщик отдыхал душой в уютной комнате с баюкающим мысли огоньками свечей, с искусно сервированным столом. Награда усталости после разъездов с арестами и обысками – прелестная собеседница с бездонной синевой открытого взгляда. Впечатления офицера не преувеличены: окунувшаяся в поток рассказа гостя о столичных, сугубо светских, новостях, улыбающаяся в ответ на комплименты Ольга преобразилась.

Перевалило за полночь, а общество друг друга не утомило ни девушку, ни ее компаньона. Последняя истощенная свеча, угасая, неумолимо напомнила им о слишком поздней поре. Оба невольно рассмеялись ее укору. Девушка поднялась.

– Я прикажу проводить вас в приготовленную комнату.

Деликатным жестом остановив ее, он глянул ей в глаза:

– Снизойдет ли мадемуазель к дерзкой просьбе проводить вашего покорного слугу в отведенные ему покои лично? К чему в столь поздний час тревожить уже, должно быть, спящих слуг?

На мгновение растерявшаяся Ольга лукаво улыбнулась:

– Боюсь, вашему благородию это будет дорого стоит.

– Плачу любую цену! – живо заявил о готовности быть не в меру расточительным прапорщик

Ольга смотрела на него серьезным, пытливым взглядом.

– Позвольте мне увидеться с Софьей.

Опешивший офицер озадаченно глянул на девушку.

– Вот уж не думал, что разбрасываться обещаниями столь опасно, – предпринял он попытку отшутиться.

Во взгляде Ольги – прежняя горячая просьба.

– Ваше сиятельство, – молвил объятый противоречивыми чувствами прапорщик, – этот вечер доставил мне небывалое удовольствие, и я благодарен случаю, приведшему меня сюда. Отчасти, – выговорил удрученный жандарм, – потому что мне не хочется, чтобы мой визит стал причиной неприятных, не приведи господь, трагических перемен в вашей жизни, чтоб вас коснулись грязные интриги. Вы отдали дань памяти своей подруге, прочитав ее письмо. Прошу вас, остановитесь на этом и не ищите с ней встречи. Я мог бы сопровождать вас в дом Вяземского, но…

– Значит, свидание с Софьей возможно? – перебила его Ольга.

Полный радости взгляд девушки смыл прежние доводы прапорщика. Тот прибегнул к последнему средству удержать ее в шаге от непоправимой ошибки:

– Вашему сиятельству должно быть известно: нарушив распоряжение начальника, касающееся ареста Вяземского, я рискую карьерой. Нет-нет, – предупредив оправдание Ольги, качнул он головой, – я не взываю к вашей совести и не намерен малодушно переложить на ваши плечи свою ответственность за бесчестный проступок, на котором ваше сиятельство так настаивает. Я снова прошу вас ради себя самой благоразумно отказаться от предосудительного желания, – неподдельным беспокойством исполнен голос. – Поймите же, вы впутываете свою судьбу в паутину заговора. Задумайтесь о последствиях. Для меня дело чести сдержать опрометчиво данное вашему сиятельству обещание, – обреченно смотрел прапорщик на непреклонную княжну, – но мне будет горько осознавать, что моим мальчишеством я подверг опасности вашу честь и жизнь.

– Тронута участием вашего благородия, – произнесла не поколебленная его увещеваниями девушка. – Я сама приняла решение. Вам себя упрекать не в чем.

Глава 2

Февральское утро, отряхнув с себя серый саван тумана, залило лес солнечным светом. Его блики скакали по сахарному снегу, по мрачным стволам старых деревьев. Вытянувшаяся во фрунт нарядными шеренгами берез просека прокладывала путь неторопливо следовавшей верхом княжне.

Грациозно сидя в седле, та появилась под сплетенными триумфальной аркой сводами деревьев. Одетая в амазонку под стать глазам, короткую соболью шубку и шапочку с пестрым ястребиным пером, она могла в ком бы то ни было вызвать сейчас восхищение.

Погруженная в раздумья девушка ехала медленно. Давно ли они с Софьей дурачились здесь, ездили наперегонки. Игры уступили место серьезным политическим интригам.

Чтобы выполнить просьбу подруги, Ольга покинула дом Вяземских, куда в сопровождении жандарма прибыла вчера, до рассвета, стараясь не потревожить чуткий сон стражей. Она возвращалась усыпить их бдительность и тревогу Софьи.

Размышления прервало ржание лошади. Ольгу нагонял прапорщик. Она досадливо прикусила губу: утешить подругу вестью о выполненном поручении ей было не суждено.

Осадив коня, жандарм деликатно поинтересовался:

– Смею надеяться, мадемуазель не сочтет мое общество обременительным?

– Ваше общество давеча оставило по себе лишь приятные впечатления, – поспешила возразить ему смущенная Ольга.

– Мадемуазель изволит лукавить, – недоверчиво смотрел на нее прапорщик. – Иначе зачем ей гнушаться моей скромной компании и ехать домой спозаранку в полном одиночестве?

– Прогулки верхом в утреннем лесу наедине с собой – мой ежедневный ритуал, многолетняя привычка, – девичья улыбка рассеяла напрасные подозрения офицера.

– Вот как, – протянул он, удовлетворенный пояснением. – А я тревожился о безопасности вашего сиятельства.

– Помилуйте, – снисходительно усмехнулась девушка, – здесь мне каждая тропинка знакома. До наших угодий не более четверти часа езды. Вы беспокоились напрасно. Однако, дабы совершенно усыпить угрызения вашей совести, возражать против приятной компании вашего благородия я не стану.

Довольный жандарм поклонился ей с благодарностью.

Всадники миновали шагом просеку, когда прапорщик извлек из кармана мундира брегет.

– Я вынужден покинуть ваше сиятельство, – вымолвил он с досадой на время. – Мне надобно быть с докладом о надзоре за арестованным князем Вяземским у вышестоящего офицера. Позвольте выразить признательность за удовольствие общения с вами. Льщу себя надеждой непременно увидеть мадемуазель снова при более благоприятных обстоятельствах.

Девушка высвободила из перчатки и протянула руку для учтивого поцелуя напоследок. Одарившая его дружелюбной улыбкой, она направила коня дальше. Медленным шагом тот поднялся на пригорок. Ольга обернулась махнуть на прощанье рукой и невольно попридержала поводья.

Прапорщик уже не смотрел ей вслед. Подскакавший к нему тоже несший службу в доме Вяземского жандарм вручил офицеру пакет. Нетерпеливым движением избавившийся от перчаток, прапорщик спешно вскрыл его, пробежал взглядом написанное и, вскинув голову, окликнул так кстати для него замешкавшуюся на пригорке княжну:

– Ваше сиятельство! Задержитесь!

Ольга замерла. Предательский холодок страха пробежал по спине. Презрев взывающий к благоразумию здравый смысл, с трудом понимая, что делает, охваченная противоречивыми мыслями Ольга круто повернула лошадь и пустила ее галопом, не осознавая, какую чудовищную ошибку совершает. Долго хранимые ею выдержка и мужество все же изменили княжне, и она гнала коня в чащу, полагая, что в этом единственное ее спасение от уготованного строками прочитанного жандармом письма будущего.

Она не видела лица офицера, на котором ошеломление сменилось недоумением, подозрением и желанием выяснить причину ее скоропалительного бегства. Он сунул свернутый листок за обшлаг рукава и пришпорил коня. Тот в несколько мгновений внес умелого наездника на пригорок.

Снова обернувшись, княжна прикусила губу от досады: ее преследовали, настойчиво и быстро сокращая расстояние. В сумятице беспорядочно снующих мыслей девушки всплыло страшное, но единственно возможное, как казалось, решение.

Ольга осадила лошадь. Прапорщик приближался. Еще колеблясь, она содрала зубами с руки неподатливую перчатку, нервным движением расстегнула карман чересседельной сумки. Непослушные пальцы нащупали рукоять скрытого в нем маленького пистолета.

Тяжело переводящая дыхание, затравленным взглядом Ольга следила несколько мгновений, каждое из которых кровь отстучала в висках, как жеребец прапорщика преодолевает сажень за саженью. Медлить больше нельзя. Стиснувшая зубы девушка подняла пистолет, прицелилась и выстрелила.

Сквозь дым она увидела, как из-за разорванной пулей подпруги скользнуло по боку коня ее преследователя седло, как последний едва успел высвободить ноги из стремян.

Избавившаяся от погони Ольга повернула коня к просеке:

– Домой, Витязь!

Огненным свинцом обожгло ее правое плечо. Вскрикнув от боли, обратившая недоуменный взгляд на кровавую кляксу, ползущую по меху шубки, девушка машинально зажала левой рукой рану и без сил скользнула с лошади.

Сознание угасало. Последним, что запечатлела ее память, был приближавшийся, прихрамывая, к княжне, взбешенный прапорщик. Он поспешно опустился на колено рядом, рванул ворот девичьей шубки, осмотрел рану и перевязал ее своим платком.

Жандарм приподнял голову Ольги, захватив горсть снега, потер ее обескровленное лицо. С глухим стоном она открыла глаза. Замутненный взгляд встретился с его беспристрастным взглядом.

Девушка машинально села, опершись на левую руку, и виновато потупилась. Ледяные пальцы жандарма стиснули ее подбородок, заставляя поднять голову.

– Извольте смотреть мне в глаза, мадемуазель! Я намерен услышать объяснение вашего нелепого поступка.

– Ваше благородие вынудили меня так поступить, – нашла в себе силы выговорить девушка в ответ.

– Неслыханное обвинение! И вы заявляете это после того, как я проявил к вам дружеские чувства, снисходительно, более того, с готовностью потакал предосудительным просьбам?! Я не подал вам повода видеть во мне врага! Что же заставило вас стрелять, дабы избавиться от моего ненавязчивого общества?

Вздрогнув от рвущихся рыданий, девушка воскликнула:

– Сжальтесь! Не мучьте меня больше! Вам доставили приказ о моем аресте, так покончите же скорее с положенными в подобных случаях гнусными формальностями.

Пришедший в замешательство прапорщик недоуменным взглядом взирал на измученную девушку.

– С чего вы взяли, что я получил такой приказ?

– Довольно, – с неприязнью прервала Ольга игравшего, как ей казалось, неведение офицера. – Вручивший вам пакет жандарм, верно, выказывающий усердие в службе, вероятно, еще вчера донес начальству о нарушении вами обязанностей. Гнев последнего не заставил себя ждать. Приказ о моем аресте в ваших руках. Представлявшийся безупречным замысел Сони провалился, – стих до шепота ее голос. – Сколь наивно мы обе полагали, что нас невозможно разоблачить.

Она осеклась, уловив во взгляде офицера живой интерес к ее последним словам. Загадочно глянувший на девушку, тот достал из-за обшлага рукава и протянул ей листок.

– Прочтите, – милостиво предложил прапорщик. – Уверен, вам будет любопытно узнать, какой пустяк напугал вас так, что, утратившая в панике выдержку, вы скомпрометировали себя и подругу.

Одеревеневшие пальцы Ольги развернули мятый листок, на котором лишь одна фраза:

«Удовлетворяя прошение Вашего благородия об отпуске, освобождаю Вас на три дня от обязанностей надзирающего за пребывающим под домашним арестом князем Вяземским».

– Вчера я отправил офицеру, в подчинении которого служу, рапорт в надежде выхлопотать отпуск, искушаемый желанием заручиться согласием вашего сиятельства провести его вместе в столице. Но вы сочли мое общество настолько обременительным, – дала о себе знать нанесенная девушкой обида, – что…

– Пощадите! – вырвалось из побелевших уст Ольги.

– Боюсь, я услышал непростительно много, – прапорщик качнул головой. – Как же прискорбно сознавать, что девушка, которую давеча я считал образчиком непосредственности и женственности, в самом деле двуличное, коварное существо, – с нескрываемым презрением отвернул он лицо.

– Поверьте, это не так! – с мольбой о прощении стиснула его руку Ольга.

– Увы, я больше не смогу вам поверить, – категоричным отказом ответил ей отнявший руку офицер. – За мое дружеское расположение вы отплатили черной неблагодарностью! – голос взорвался негодованием. – Вы использовали меня в гнусных целях, посмеиваясь за спиной наивного простака.

– Клянусь, вы ошибаетесь!