Судьбы

– Довольно, – отрезал прапорщик. – Пока я умилялся елейной обложкой, упуская из виду содержимое, за моей спиной с моего молчаливого согласия совершено вопиющее преступление. Так не смейте же просить меня о пощаде!

Девушка безутешно плакала. Ее горе и беспомощность все же тронули прапорщика, хоть тот упрямо не подавал виду.

– Вам должно справедливо оценить положение, в котором вы оказались, – заговорил он смягчившимся тоном. – Обычно мне претят нравоучения, но сейчас я просто вынужден вам напомнить, что в случившемся виноваты только вы. Имейте мужество признать это. Давеча, питая к вам симпатию, я увещевал ваше сиятельство, – язвили Ольгу слова офицера, – не связывать свою жизнь с заговором, однако вы, страшно подумать, окунулись-таки в этот омут слишком глубоко. Мне жаль вас, – отвел жандарм взгляд в сторону. – Я предостерегал ваше сиятельство от опрометчивого шага, большее же мне не по силам.

– Заклинаю, пощадите! – молит жандарма уповающий на его милость девичий взгляд. – Позвольте мне вернуться в мое затворничество. Ведь вам не ведомо, о каком преступлении я имела неосторожность обмолвиться и какова моя ничтожная роль в его совершении. Будьте великодушны, похороните все услышанное в памяти, и я до смертного часа стану почитать вас самым благородным человеком.

Жандарм неумолимо качнул головой.

– К моему неподдельному сожалению, случившемуся меж нами есть свидетель, – досадливо поморщился он. – Я должен буду объяснить начальнику причины моей погони за вами, что повлечет необходимость доложить об обстоятельствах нашего знакомства. Вскроется мой проступок – позволенная вашему сиятельству встреча с подругой. Так или иначе, будет учинен розыск. Посему, дабы не усугублять нашей обоюдной вины, считаю должным препроводить вас к следователю.

Ольга уже не слышала его. Ее будущность летела в бездну, откуда нет возврата.

Прапорщик тронул ее плечо:

– Единственное, чем я могу и соглашаюсь помочь вашему сиятельству, это не опровергать ни одного вашего слова в ответ на вопросы следователя. Говорите все, что сочтете нужным для своей пользы.

Девушка пошатнулась и лишилась чувств.

Глава 3

Она очнулась в просторной квадратной комнате. Кто-то, должно быть, привезший ее прапорщик усадил изнеможенную девушку в глубокое кожаное кресло. Поодаль крытый зеленым сукном дубовый стол, по его обеим сторонам нагромождены друг на друга сафьяновые папки.

Ольга повела головой в сторону. По воспаленным глазам больно полоснуло пламя поленьев, зловеще потрескивающих в камине из серого мрамора. Она невольно прикрыла припухшие веки, без сил уронила голову на спинку кресла. Влажные пряди то и дело падали на меловое лицо. Правый рукав амазонки багрился кровью. Нижняя губа закушена от боли.

Все же унявшее ее озноб тепло камина за спиной, мерный ход бронзовых часов на мраморной полке, блики свечей в канделябрах угомонили путающиеся мысли.

Желанную тишину и покой потревожили чьи-то шаги и голос доставившего ее сюда жандарма:

– Ваше благородие, прапорщик Логинов явился с докладом о происшествии.

Девичьего подбородка коснулись холодные пальцы.

– Оленька?! – воспаленный мужской голос раскатом грома разорвал оцепенение, в которое погрузилась поникшая княжна.

Объятые тревогой ресницы взметнулись, и вздрогнувшая девушка обмерла: ей в глаза, не смея верить своим, смотрел Олег Золотницкий. Бездыханная от страха, стиснувшего горло, навалившегося на плечи, почти раздавившего, страха встречи, которой она бежала несколько лет, Ольга пыталась понять, бред ли это, плод ли ее воспаленного воображения, страшный сон или невероятная явь, все больше убеждаясь в последнем.

– Вы, – с отчаянием выдавили помертвевшие уста всего одно слово, слишком короткое, чтобы вместить упрек жребию.

– Стало быть, провидению было угодно снизойти-таки к моим бесчисленным молитвам увидеть тебя снова, Оленька, – не в силах оторвать ошеломленного взгляда от ее мертвенно-бледного лица, выговорил наконец Золотницкий. – Как княжна Шаховская оказалась здесь? – обернулся он к пребывающему в замешательстве прапорщику.

– Я счел должным, – собравшись с духом, торопился тот с ответом, – доставить ее сюда для беспристрастного розыска вашего благородия в связи со встречей княжны с Софьей Вяземской.

– Прапорщик, я полагал лишним изо дня в день твердить толковому, как мне казалось, жандарму, правила исполнения возложенной на вас обязанности – бдительного надзора за пребывающим под домашним арестом князем Вяземским и его окружением, – процедил Золотницкий. – Каким же образом в доме арестованного беспрепятственно оказываются все, кому заблагорассудится? По чьей халатности, нарушив мой запрет, княжна пожаловала с визитом к преступнику?

– Я сам сопровождал ее сиятельство в дом Вяземского, – с замирающим сердцем выдохнул прапорщик.

– Я не нахожу слов назвать ваш поступок, – проговорил огорошенный его признанием Золотницкий. – Ему нет имени! Я возмущен представшим на мой суд зрелищем: офицер с до сих пор безупречной репутацией, вдруг напрочь лишившись рассудка, готов пустить прахом карьеру, рискуя пополнить ряды арестованных.

Прапорщик понуро опустил повинную голову. Смерив его презрительным взглядом, поручик посмотрел уже на замершую девушку.

– Мадемуазель имела встречу с князем Вяземским?

– Я виделась только с его дочерью, – едва оправившаяся от потрясения их неожиданной встречи, тихо ответила Ольга.

– Что же стало поводом, побудившим тебя отправиться в гости к опальной княжне? – не сводил с нее пытливых глаз Золотницкий.

– Господин прапорщик передал мне просьбу о встрече, – осторожно подбирала слова Ольга.

Поручик снова обернулся к подчиненному.

– Просьба ее сиятельства была передана на словах?

– Нет, Софья Вяземская адресовала подруге письмо.

– Вашему благородию известно о наших отношениях с Софьей, – поспешно вмешалась в представлявший для нее опасность диалог Ольга. – Подруга просила о словах утешения, и я не смогла малодушно отказать ей в этом.

– Мне известно, как напугали тебя взбудоражившие столицу события. Ты буквально бежала сюда, в безопасную глушь, разорвав отъездом отношения с кем бы то ни было. Пойми меня верно, Оленька, я не виню тебя в малодушии. На мой взгляд, такое решение заслуживает только похвалы. Зачем же ты изменила ему? – пронзил его испытывающий взгляд охваченную страхом разоблачения девушку. – Что заставило княжну Вяземскую, презревшую благородство, убедить тебя броситься ей на помощь? Где письмо?

Ольга едва дышала: прочти он написанные обреченной рукой Софьи строки – ее судьбою станет Сибирь. Исполненный мольбы взгляд обращен к прапорщику. Письмо хранилось в его планшете. Лишь в безраздельной власти обещавшего княжне помощь офицера была сейчас вся ее жизнь.

Ее взгляд заставил последнего замешкаться с ответом. В его памяти воскрес образ погруженной в грезы княжны, той, какою он видел ее накануне, далекой от измученной болью и неизвестностью.

Прапорщику стало не по себе. Осознав, что он – спасение девушки, жандарм поспешил упредить подозрения поручика:

– Ваше благородие, в послании несколько пустячных строк. Я лично прочел его и не нашел ничего, что заслуживало бы внимания.

– Я должен видеть письмо, – настаивал Золотницкий. – Мне важно знать, какие именно пустячные, на твой взгляд, Ярослав, строчки заставили уединившегося ото всех человека, позабыв обо всем, помчаться на встречу с подругой, с кем и в лучшие времена они зачастую обменивались лишь записками с оказией. Где письмо?

Простодушно считающий, что безобидный текст письма развеет подозрения его начальника и послужит оправданием княжны, прапорщик вынул из планшета конверт.

Нетерпеливой рукой Золотницкого извлечен лист.

– Как трогательно, – ухмыльнулся поручик, – что княжна благоволила вспомнить и обо мне.

Он швырнул листок на стол, вынув из прибора карандаш, подчеркнул в письме несколько слов.

– Взгляни, Ярослав, каким занимательным способом две светские барышни скрывают крамольные мысли от чужих глаз, – едко произнес он, протянув письмо заинтригованному прапорщику.

Опешившему жандарму известное чуть ли не наизусть послание предстало в ином свете.

– Я не подозревал, что в письме скрыто иносказание, – пробормотал он, подавленный открытой ему истиной.

– А моя немногословная гостья это знала, – язвительно заметил Золотницкий. – Некогда я лично обучил мадемуазель полезной, как оказалось, тайнописи. Нуте-с, моя дорогая, – глянул он на испятнанную волнением Ольгу, – о каких бумагах пишет Софья Вяземская?

– Я ничего не знаю о бумагах, – невнятно проговорила в ответ девушка. – Я только хотела повидаться…

– Довольно! – прервал ее раздраженный Золотницкий. – Ты полагаешь возможным убедить следователя, что противный букве закона визит в дом арестованного князя ты совершила для душещипательной прощальной беседы с его дочерью? Не выйдет, – он остановился в шаге от нее. – Я просто уверен, – категорично продолжал, не отрывая взгляда от бледного лица vis-à-vis, – что тобой руководил благородный порыв помочь загнанной в угол подруге. О каких бумагах пишет княжна? – его встряхнувшие опустившую затравленный взгляд девушку сильные руки машинально стиснули ее хрупкие плечи.

Ольга содрогнулась и, захлебнувшаяся исполненным боли в раненой руке криком, потеряла сознание.

– Черт возьми, – глухо выругался в сердцах досадующий на самого себя Золотницкий.

Испачканные кровью, наспех вытертые белоснежным платком пальцы с беспокойством заметались по меловому лицу девушки. Та была в обмороке.

В руке поручика надрывно задребезжал колокольчик.

– Я посылал за уездным врачом, – не отрывая тревожного взгляда от девушки, бросил Золотницкий через плечо денщику.

– Доктор прибыл, – коротко доложил тот.

– Проси, не мешкая. В нем большая нужда.

Исполнительный денщик торопливо скрылся за дверью.

Взгляд Золотницкого снова обратился к Ольге:

– Эта девочка никогда не перестанет меня удивлять.

– Ваше благородие связывает с княжной старинное знакомство? – не совладал с любопытством прапорщик.

– Гораздо больше, нежели знакомство, – усмехнулся Золотницкий преследующему их с Ольгой предопределению. – Княжна Шаховская – в каком-то смысле моя родственница, – счел он достаточным для ожидающего разгадки подчиненного.

– Ваше благородие изволит шутить? – изумленный взгляд последнего искал на лице собеседника следы подвоха.

– Ничуть, – качнул головой Золотницкий. – Я серьезен, как никогда.

– Но ваше заявление более походит на розыгрыш, нежели на правду, – осмелился возразить ему прапорщик.

– Чем же я подал повод усомниться в моей правдивости?

– Вы обошлись с беззащитной девушкой так сурово, точно она не близкий человек, а заклятый враг, решающего поединка с которым вы долго ждали.

– Ты прав в одном: я вожделенно ждал нашей встречи, – позволил себе быть откровенным Золотницкий. – Несколько лет назад жестокое обстоятельство, к безграничному отчаянью моего сердца, разлучило нас с княжной. Нынче запроторенная сюда струсившим перед заслуженным наказанием за свой проступок мальчишкой, опорочившим офицерский мундир, удивительная девочка вернулась в мою жизнь.

Раздался стук в дверь. Денщик пропустил мужчину за пятьдесят с саквояжем в руке и удалился. Вошедший коротко поклонился поручику и с беспокойством торопливо шагнул к девушке.

– Князя Игоря Михайловича Шаховского уже известили о несчастье с дочерью? – тотчас обернулся он к Золотницкому.

– Господин доктор знаком с княжной? – опешил тот.

– Удостоился этой чести месяц назад, по приезде ее сиятельства в замок, – пояснил врач обстоятельства встречи с девушкой. – Признаюсь, я был удивлен и обеспокоен желанием княжны остаться в безлюдных угодьях, отрезанных верстами бездорожья от столицы. Случись беда – в такую пору в лесной глуши помощи ждать не приходится. Слава богу, княжну такая участь миновала. Ваше благородие не оставили незадачливое дитя своей заботой, – почтительно поклонился врач поручику.

– Как бы ни так! – запальчиво возразил ему прапорщик.

К дерзнувшему вмешаться в беседу жандарму обращены два взгляда: недоумевающий – сбитого с толку доктора, на чью веру в благородство Золотницкого посягнул его подчиненный, и негодующий – самого поручика, раздосадованного выходкой.

Растерянный доктор обернулся к княжне: на ее правом плече – сбитый с раны, набухший от крови платок, еще один с вензелем Золотницкого, измаранный бурыми пятнами, брошен на столе.

– Ее сиятельство тут не волею несчастного случая. Она – жертва преследования, в нее стреляли, и ваш кабинет вовсе не убежище для разгневавшей судьбу княжны, – выговорил врач, не смея поверить постигнутой истине. – Это арест? – задан в конце концов назойливо смущающий его мысли вопрос.

– Нет, – качнул головой поручик, – хотя серьезный повод для такой меры имеет место, – многозначительно глянул он на доктора. – Я счел своим долгом учинить розыск и разрешить подозрения насчет княжны Шаховской.

– Ваше благородие уведомили о своем намерении отца ее сиятельства, члена Особой следственной комиссии?

– До окончания розыска считаю должным хранить факт пребывания княжны Шаховской под этим кровом в тайне от кого бы то ни было, – не терпящим возражений тоном заявил Золотницкий. – Уверен, знающим цену чести и порядочности господам, – обвел он прапорщика и доктора испытывающим взглядом, – излишне объяснять, что мое решение продиктовано заботой о репутации девушки.

Приятно удивленные выказанным им благородством, оба с достоинством поклонились в ответ.

– Княжна останется здесь инкогнито, и, кроме вас двоих, невольно посвященных в обстоятельства, – глянул Золотницкий на внимающих ему мужчин, – никому из слуг или случайных гостей моего дома не должно даже заподозрить ее имени.

Оба, не колеблясь, кивнули в знак согласия.

Девушка повела головой по спинке кресла. Не мешкая, врач склонился над княжной.

– Я вынужден просить вас, господа, – бросил замершим в тревожном ожидании офицерам доктор, – удалиться. Чтобы оказать ее сиятельству помощь, мне надобно раздеть княжну.

– Я не могу оставить вас наедине, – категорично возразил

Золотницкий. – Кто знает, что придет на ум предприимчивой княжне за пусть даже короткий срок моего пребывания за дверью. Одна представительница благородной крови, которой я давеча имел непростительную беспечность поверить на слово, уже обвела меня вокруг пальца, – сыронизировал он над собой, вспомнив дознание Софьи Вяземской, и, шагнувший к столу, обратил взгляд к окну.

Прапорщик бесстрастным взглядом рассматривал узор переплетенных ветвей и листьев на ковре.

Более не смея понапрасну тратить время, доктор взялся за дело: развязал затянутый на девичьем плече платок, снял с княжны жакет с рыжим от крови правым рукавом, расстегнув сорочку, спустил ее к локтям, открыв дымку кружев корсета.

Его опытные руки без суеты подготовили инструменты, извлекли пулю. Девушка жалобно простонала.

Золотницкий машинально бросил на нее беспокойный взгляд и, ошеломленный, не смог отвести его от увиденного: из-под ленты корсета выглядывал бумажный свиток – лишний элемент женского туалета.

Поручик спешно шагнул к девушке, проигнорировавший обескураженного его бесцеремонностью доктора, извлек лист с петляющим по некогда белому снегу бумаги кровавым следом.

Его взволнованная рука нетерпеливо встряхнула свиток. Взгляду открылись строчки из едва различимых, написанных карандашом и смытых кровью слов:

«Софья!

Пакет с … для … protégé твоего … я получил. Уже … они пересекут … границу, благословляя имя князя …».

Поручик поморщился, досадуя на сделавшие записку бессмысленной багряные пятна.

– Иного пути нет, – нервно барабаня пальцами по столу, произнес он. – Недостающие части головоломки мне придется добыть у несловоохотливой гостьи. Посторонитесь-ка, доктор. Перевязка закончена – самое время возобновить дознание. Вас же прошу задержаться в моем доме. Можете расположиться покамест в соседней комнате.

Он извлек из раскрытого лекарского саквояжа флакон с нюхательными солями и поднес к лицу княжны. Та застонала, приходя в сознание, и открыла глаза.

Смущенная пристальным мужским взглядом, Ольга густо покраснела, дрожащими пальцами собрала на груди сорочку и, вдруг заметив в руке Золотницкого снова свернутую трубочкой записку, глухо ахнула.

– У меня появился повод продолжить занимательный, но некстати прерванный разговор, – произнес Золотницкий. – Это послание, – кивнул он на свиток, – тебе знакомо?

Девушка кивнула в ответ:

– Было бы нелепо отрицать очевидное.

Записка прочитана еще раз вслух. Уловивший кровавые кляксы взгляд девушки просиял, а лицо заметно посветлело.

– Похоже, выстрел прапорщика, злополучный не для меня одной, расстроил планы вашего благородия, – проговорила с издевкой Ольга.

– Речь идет о выправленных паспортах для избежавших ареста членов тайного общества? – проигнорировал замечание девушки Золотницкий.

– Да, – с завидным хладнокровием произнесла та.

– Об этих бумагах так радела твоя подруга?

– Да.

Золотницкий с подозрением глянул на прапорщика.

– Мой подчиненный в самом деле не был посвящен в смысл адресованного тебе письма княжны Вяземской, или же несколько минут назад мне был продемонстрирован дешевый спектакль?

– У вас нет причин сомневаться в честности господина прапорщика, – неожиданно для мужчин встала девушка на защиту последнего. – Верно служащий правому делу, он все это время пребывал в неведении о плетущихся интригах.

Во взгляде Золотницкого всколыхнулись недоумение и недоверие.

– Если прапорщик исправно, как ты говоришь, исполнял обязанности надзирателя за арестованным Вяземским и его домочадцами, то каким же образом у тебя оказались бумаги князя?

– В день моего приезда в дом Вяземского Соня оставила их в молитвеннике в отведенной мне для ночлега комнате.

Разочарованный, Золотницкий усмехнулся:

– Я оказался прав в моем подозрении в день ареста князя. Важные документы оставались у Софьи Вяземской, в силу не зависящих от нее обстоятельств не передавшей их вовремя доверенному лицу отца. Княжна, чьему честному слову грош цена, – исказила его лицо язвительная гримаска, – избежавшая обыска, укрыла их от меня, но, прознавшая из брошенной невзначай фразы обведенного ею вокруг пальца офицера об убежище закадычной подруги, решила воспользоваться твоей помощью. Тебе известны имена владельцев выправленных князем паспортов? – вернулся он к важным подробностям.

– Нет, – качнула в ответ головой на удивление спокойная девушка. – Паспорта были запечатаны в пакете. Искушение вскрыть его обошло мою душу. После общения с Софьей в присутствии его благородия на посторонние от политики темы, переночевав в поместье князя, на рассвете, угадав по намекам Софьи, куда мне следовать, я добралась до дуба у просеки и, оставив пакет в расщелине его ствола, отправилась обратно.

– Постой-ка! – остановил ее Золотницкий. – Я надеялся услышать все, ты же опускаешь самое интересное в рассказе.

Растерянная Ольга смотрела на него с недоумением.

– С кем ты встретилась у тайника? – задал занимающий его вопрос поручик. – Чьей записке, – кивнул он на свиток, – суждено утешить исполнившую дочерний долг княжну?

Девушка смутилась:

– Мне не знаком человек, неожиданно оказавшийся в указанном Софьей месте.

Сверлящий Ольгу недоверчивым взглядом Золотницкий снова посмотрел на истерзанный листок.

– Княжна названа в записке по имени, – проговорил он. – Без сомнения, автор этих строк – близкий Софье Вяземской мужчина благородного происхождения. Только не верится, что, забывшись, дворянин не представился барышне, – мужскими глазами смотрело на ошеломленную его проницательностью девушку назойливое подозрение.

– Наш встреча была непредвиденной, – оправдывала дурные манеры незнакомца Ольга, – длившаяся несколько минут. Я отдала пакет, мне вручили записку. Это все.

– Ложь, – тотчас опроверг ее слова голос искушенного в розыске следователя. – Будь записка начертана заранее, ее писала бы чернилами твердая рука. Эти строки написаны на вырванном наспех из записной книжки листке оказавшимся под рукой карандашом. Они написаны неверным почерком, что, как ни странно, – вернулся поручик взглядом к записке, – показался мне знакомым. Их писали в твоем присутствии, Оленька, – поднял глаза на обезоруженную предположениями девушку Золотницкий, – стало быть, тебе известно содержание этой записки.

– Мне известно, – с достоинством вскинула та голову. – Вы же его не узнаете.

– Вот как? – протянул Золотницкий, смерив язвительным взглядом осмелившуюся перечить ему девушку. – Мадемуазель отдает себе отчет, чем чреват ее дерзкий отказ удовлетворить любопытство следователя моего толка?

С завидной выдержкой проигнорировав его вопрошания, та смотрела мимо.

Мужская рука стиснула девичий подбородок.

– Видит бог, я не хотел этого, Оленька, – впившийся в ее беспомощно глядящие глаза безжалостным взглядом, процедил Золотницкий, – но упрямым молчанием ты не оставила мне выбора. Я просто вынужден, – обещает его голос беспощадную расправу, – преподать тебе урок хорошего тона.

В руке поручика вновь загремел бронзовый колокольчик. На пороге кабинета появился давешний денщик.

– Степан, я намерен развлечь гостью. Засим наведайся-ка на конюшню … за плетью.

Послушный воле Золотницкого, никогда не обсуждавший его приказы денщик покинул кабинет.

– Намерение вашего благородия учинить ее сиятельству дознание с пристрастием противно чести и совести! – раздался горячий протест прапорщика.

Золотницкий медленно обернулся к подчиненному.

– Ты смеешь упрекать меня в бесчестии и взывать к моей совести? Ты, чей давешний проступок – единственная причина происходящего здесь? – исполнен негодования обличающий голос поручика. – Где была твоя совесть, когда, идущий на поводу у манипулирующих тобой своими предосудительными просьбами злоумышленников, ты опорочил мундир офицера, после трусливо спрятавшись за спину верящей в благородство девочки? – требовал он от прапорщика честности перед самим собой. – Раненная твоим оскорбленным самолюбием княжна оказалась в моем кабинете. Ты вверг ее в водоворот подлости и боли. Ты один в ответе за ее участь! – с остервенением растоптаны возможные оправдания прапорщика, бичующего свою душу раскаянием. – Так не смей же перекладывать свою вину и ответственность на меня!