скачать книгу бесплатно
Я опустил ладонь на покрытую дерюгой плотную выпуклость. Внутри была тишина.
– Лучше вот так.
Любослава выдернула тканевую прослойку между рукой и кожей. Меня обожгло прикосновением к сокровенному.
Странное чувство. Под рукой словно бы зыбкая пелена, за которой растет и мужает параллельный мир. Наверное, такая же отделяет окружающий мир от далекого моего. Нас, четверых дельтапланеристов, «родило» сюда для каких-то целей. Не знаю, как с остальными, а со мной все ясно. Рожденный из чрева выносившей меня реальности, я рос и мужал, как подобает мужчине, и за небольшое время сумел стать старше на целую жизнь. Теперь мне не требовалась помощь, я мог помогать сам. Не в этом ли смысл жизни – делать все, что можешь? Выходит, я живу. Дома не жил, там я играл в жизнь. Здесь, где жизнь играет со мной, я живу.
– Он действительно пихается? – спросил я.
– Когда рад или недоволен, а сейчас он спит.
Улыбнувшаяся Любослава накрыла мою ладонь своей, ее щека доверчиво привалилась к моему вздрогнувшему плечу.
– Ему хорошо. – Она встрепенулась: – А вам, хозяин?
Второй рукой я вернул ее лицо на плечо.
– Отдыхай. Мне тоже хорошо.
Некоторое время мы лежали, наслаждаясь маленьким отпуском из ада. Что я мог сделать для Любославы? Сейчас – ничего больше того, что делал. Можно попытаться поднять якорь. Впрочем, одному это не по силам. Но даже если. Нас понесет течением в неизвестные края. Мне неизвестные, да, а ушкурники здесь как дома, и скоростной «Шнурок» настигнет нас в два счета. Не вариант.
Еще можно проковырять доски и пустить посудину ко дну, если станет совсем невмоготу. Пусть я не падальщик, но и нее падаль. «Врагу не сдается наш гордый Варяг…»
– Умеешь плавать? – спросил я.
– Плохо.
Любославаа съежилась. Боится, что какую-то гадость придумаю для своего развлечения, или просто за ребенка боится? А мысль появилась такая: спуститься потихоньку за борт и – вплавь до ближайшего леса, где дать деру…
С беременной напарницей не побегаешь. И не поплаваешь. И вообще – не. Если главное – безопасность ребенка, то безопасней остаться здесь. Надежный пол, крепкие стены и вменяемый я рядом – самое большее, на что Любослава может рассчитывать в нашей ситуации.
– Вас зовут Чапа, хозяин, если я правильно расслышала?
Я кивнул. В ее сознании это имя не ассоциируется с непутевым зятьком. Хорошо, но наводит на мысль, что она многого не знает о родственниках.
– Можно поинтересоваться, откуда вы знаете нашу семью?
Ненавижу врать, тем не менее – надо. Правда подождет своего часа, пока не исчезнет прямая угроза нескольким жизням.
– Бывал в Зырянке гостем, – ответил я.
– Всех знаете, или только отца и Любомиру?
– Всех. Тебе неизвестно, где сейчас Елка, Постник, Урюпка, Фенька?
Голова на моем плече отрицательно мотнулась.
– Зырянка разграблена, многие убиты. О родственниках слухи не дошли. Надеюсь, что они живы. – После судорожного всхлипа последовало тихое добавление: – Что хоть кто-то жив.
– Кто разграбил? – напрягся я.
– Убегайцы.
– А папы и конязь куда смотрели?!
– Конязь из-за чего-то повздорил с папами, могла начаться смута… Подоспело известие о подходе имперской армии. Мой муж ушел в ополчение, их вместе со служивыми перебросили к границе. Все понимали: убегайцев оставлять в тылу опасно. Конязь распорядился выдать им оружие и тоже отправил на передовую. До боев не дошло – одни из спасизадов сразу перебежали к противнику, другие повернули оружие против нас. Вооруженные банды заполонили страну, творили, что хотели, многие деревни вроде Зырянки перестали существовать. Какой смысл воевать с империей, если твой дом горит? Конязь отправился восстанавливать порядок, а папы за его спиной договорились с дикими и сдали страну без боя. Многие не приняли позорный мир. И мой муж в том числе. Ополчение разделилось на два лагеря. Одни поддерживали пап и подчинение па-хану, другие встали на борьбу за свободу. Вторые, то есть конязь и его сторонники, оказались в меньшинстве. Войско конязя разбили, начались гонения. Муж выжил. Он успел забрать меня из дома, но скрыться не удалось, в дороге нас схватили. Его посадили на кол у меня на глазах.
Страдалицу прорвало. Рыдания сотрясали, отчего лоб стучался в мою ключицу, а тело ходило могучими волнами. От потока слез на мне намокла рубашка. Я крепче прижал к себе пышный комок бед и нервов, несший внутри новую жизнь.
Сволочи. Почему от недоговороспособности власть имущих всегда страдают невинные? Свободной рукой я погладил Любославу по волосам.
Когда плечи перестали дергаться, а всхлипошмыганья утихли, донеслось:
– Как жену врага народа, меня приговорили к высылке без средств к существованию. С другими несчастными я оказалась на этом челне, а дальше вы знаете, хозяин.
Ужасная история, но одно слово зацепило и все время отвлекало, не давая покоя. Кажется, местная москвичка убегайка Ясна главу воинственной империи называла Пар Хан, а Любослава выразилась короче.
– Ты сказала – па-хан?
Папы, пахан… Местный подбор слов удивлял не меньше, чем за рекой.
– Имперцы не называют себя империей, а императора – императором, своего властителя они зовут только этим именем: па-хан, пан Хан, Пах Хан… как-то так.
– Именем или, все же, титулом вроде конязя? – уточнил я.
Пухлые плечи Любославы кратко вздернулись: «Не знаю».
– Император назначил Еконограду смотрителя и определил дань, а его армия прошла мимо. Сколько судеб не сломалось бы, умей властители договариваться!
Я полностью согласен, но лучше сменить тему.
– Почему город так называется?
– Еконоград? По еконе Святого Николы, которая хранится в центральной базилке.
Язык чесался поправить: «В базилике!» Впрочем, мне как-то объяснили, что название связывают с базированием пап. Не мое дело, как им называть храмы, где святостью не пахнет.
– Ты видела екону?
– Нет в городе человека, кто не видел. Чужестранцы вплоть до немцев едут посмотреть на нее. В каждой деревне есть освященная копия.
– Описать можешь?
Любослава задумалась на пару мгновений.
– Попробую. Представьте: из прямоугольного золотого оклада размером с большое окно на тебя смотрят ласковые глаза святого. Прямо в душу. Ты чувствуешь, как добр и снисходителен к грешным людям Святой Никола, как он хочет одарить каждого, кто обратился с мольбой. Но он может и пожурить. Искренняя улыбка пробивается из огромной белой бороды, взгляд окутывает радушием и любовью…
За разговором меня обволокло странным уютом, и я расслабился в неге и полном душевном покое, давно забытым в беготне и нервах последних событий. Я был сильным (пусть духом, если не телом) и принял на себя обязанность защиты, в ответ Любослава окружила меня нежным счастьем любви. Любовь предназначалась ребенку, но меня втянуло в круг радости, которую чувствовала каждая клеточка организма.
Я поинтересовался:
– Устала?
– Нет, хозяин.
Неправильно спросил. Оттого и.
– Ребенку не пора отдохнуть вместе с мамой?
– Хотелось бы.
– Тогда, давай спать.
– Вы имеете в виду…
– Говоря «спать», я имею в виду спать!
Я нервно отвернулся от соседки, которая никак не понимала очевидного: не враг я ей и не хозяин! И ругать бессмысленно. Она заботится о ребенке, хочет, чтобы он выжил, ради этого идет на все. Нам, мужчинам, не понять. Мне проще под нож лечь, чем хотя бы раз заискивающе сказать кому-то «хозяин». Помню, как давным-давно я издевался над сотрудниками фирм, проталкивавших услуги под видом изучения общественного мнения. Едва заслышав «Здравствуйте, мы проводим телефонный опрос…» (дальше, как правило, шла привязка темы к скорому впариванию товара или услуги), лицо у меня расплывалось в улыбке предвкушения. Дождавшись обязательного «Как могу обращаться к вам?» (это непреложный закон маркетинга, клиент должен чувствовать свою исключительность, оттого к нему необходимо обращаться по имени), я выдавал коронное: «Хозяин. Называйте меня "хозяин"».
И ведь называли. Не все, но все-таки. Давились, злились, но алчность побеждала. Как говорил хозяин петуха из анекдота, не дай Бог так оголодать.
Возникло ощущение, что меня спиной в зефир окунули: ко мне придвинулось нечто большое и мягкое, впитало в себя, где-то подперло, утопило в неге и окутало теплотой.
– Не возражаете, хозяин? – сказала придвинувшаяся Любослава.
– Нисколько.
Глава 7
Очень быстро настало утро. Под гогот собравшихся на палубе ушкурников я поднимался по лесенке через люк. Внезапно скрутила слабость, голова поплыла, и меня опрокинуло обратно в трюм.
Причина оказалась проста – после болезни я встал слишком рано. Следующие несколько дней я пролежал в трюме «Везучего», отгороженный от пленников, большей частью согнанных туда же. Днем их связывали, на ночь забирали с собой на стоянку. Меня не трогали. Любославу оставили ухаживать за мной, что устроило всех.
В последние дни планы Урвана поменялись. Кое-какие разговоры я слышал сам, остальное в виде слухов приносила Любослава, шепотом переговариваясь с другими пленниками. Если отсеять лишнее, то выходило, что мы пересеклись с целой флотилией, двигавшейся навстречу, то есть вверх по течению. Дикая империя собирала флот и готовилась к большой войне. Им требовалось все: суда, кони, продукты, люди. Каждый спешил воспользоваться случаем, чтоб заработать больше, и Урван тоже развернул свою потяжелевшую эскадру в обратном направлении. Теперь она включала четыре корабля – захваченная посудина убегайцев тоже шла с нами, чем-то и кем-то груженая.
Ветер в основном был попутным, в остальное время челны шли на веслах или вдоль берега волоком. В качестве бурлаков использовали пленников.
Сердце рвалось, когда их доставляли обратно в трюм. Некоторых просто скидывали, как отработавший свое неодушевленный груз. Измученные тени, похожие на привидения, валились с ног, других поддерживали и волокли на себе те, кто еще держался.
Особенно доставалось Калинке. Были худее нее, были мельче, но больше не было столь невезучих. Все шишки сыпались на недавнюю кратковременную звезду состязаний. Канат ей доставался самый длинный и тяжелый, соседи – самые слабые, а удары и ругань, если что-то шло не так, – отборнейшие. Она выбивалась из сил, старалась всем угодить, в результате совсем потеряла уважение. Над ней насмехались, гоняли с различными поручениями, когда у остальных выдавалась минутка отдыха.
По ночам Калинке тем более не давали проходу. Сказывалась та самая бритость, так поразившая местных мужиков. Из своего подполья я слышал, как пираты устраивали на стоянках всяческие развлечения, имя Калинки всегда раздавалось среди первых. То девушек поодиночке выпускали в лес, а через минуту с гиканьем начиналась погоня. То кого-то из них заставляли кружить у рассевшихся на поляне ушкурников, а затем по команде одного отвернувшегося резко падать на оказавшегося ближайшим. То кому-то из пиратов завязывали глаза, и он добывал себе пару на ночь с помощью осязания: угадал – получает обнаруженный приз, не угадал – остается без сладкого. Не угадать очень боялись, а Калинка – одна в своем роде, поэтому ее уводили среди первых.
Уже на второй день пиратам надоело придумывать новые поводы радовать глаз, и проблему решили просто: у пленниц отобрали последние лохмотья. Подростки и дети теперь размещались на «Тазике» и на безымянном челне, с которого их захватили, скоростной «Шнурок» использовался как боевой корабль прикрытия, а трюм флагмана, где за шторкой обретались мы с Любославой, определили для обитания прекрасной половины человечества. Вне нашего закутка моей сиделке приходилось по общему примеру сбрасывать одежду, оставляя за ширмой, иначе отобрали бы. Когда Любослава возвращалась, я требовал одеться – ненавижу неравноправие. Я же не раздевался. В моменты, когда все же приходилось (по природной надобности), Любослава отворачивалась к ширме и скромно зажимала уши.
Это продолжалось недолго, несколько ушкурников зачем-то спустились в трюм, и несоблюдение приказа не осталось незамеченным. С Любославы сорвали последнее и посмеялись над «вздутием»:
– Там, случайно, не газы? А то, не приведи Великий волк, борта не выдержат! Кстати, молочком не угостишь? Как пойдет, ты не забудь, что мы первые очередь заняли.
Найдя то, зачем приходили, они удалились, а моя подзащитная застыла, не зная, куда девать глаза – зажмурилась, на щеках заблестели стекавшие капли, тело дрожало от стыда и страха.
– Ну что ты? Плюнь на всех. Главное – ребенок, а с ним все в порядке. – Я похлопал ладонью рядом с собой. – Ложись. Все пережили, а это тем более переживем.
Вздрагивавшая теплота прижалась к боку и тесно окутала. Плотину прорвало – слезы хлынули потоком.
– Хозяин, почему вы так добры ко мне? – раздалось шепотом, едва плач утих.
– Потому что я не хозяин, а друг.
Казалось, тема исчерпана, но я плохо знал женщин.
– Почему? За все хорошее нужно платить. У меня ничего нет. То, что есть, вы не берете. Вам нужен мой ребенок?
Гримаса, появившаяся у меня на лице, испугала Любославу и заставила отпрянуть.
Я справился. После медленного выдоха и не менее продолжительного вдоха из горла выпорхнул совершенно спокойный вопрос:
– Твой муж был хорошим человеком?
– Очень. – Напоминание не вызвало боли, слишком много ее Любослава испытала в последние дни. Полные губы даже дрогнули в подобии улыбки, вспомнив что-то приятное.
Я буркнул:
– Хороший в мире не только он.
– Но вы – один из них, – полное лицо с ненавистью взглянуло в дощатый потолок. – Я верю в то, что вижу. Меня часто пытались убедить в самом разном, для меня вроде бы приятном. Как правило, это кончалось плохо.
– Повторяю: я не из них, а среди них, при первой возможности наши пути разойдутся. – Горестный вздох был ответом. Я мысленно стукнул себя по лбу и пояснил: – Под «возможностью» я понимаю спасение тебя из лап ушкурников.
После краткого замешательства мягкая рука опустилась на мою грудь, пышные ноги и живот повозились и устроились более уютно.
– Как же хочется верить.
На одной из стоянок пираты почему-то задействовали для игр «Везучего». То ли местность подкачала, то ли капитан боялся конкурентов, которые недавно нас обогнали. Чужой капитан почти хозяйским глазом окинул трофеи Урвана, а выражение лица яснее ясного сказало о мыслях. Урван вроде бы шутливо погрозил кулаком, тот с улыбкой развел руками. Разошлись миром. Все же, оставлять огромный корабль вдали от себя ушкурники не решились, и веселье перенеслось на борт. Теперь соседка жалась ко мне под грохотом множества ног, носившихся по палубе. Я, как мог, успокаивал, поглаживая новую жизнь, а уши работали локаторами.
Сначала пираты объявили «расставлялку». Капитан скомандовал:
– Выстроиться в шеренгу!
Пленниц выставили в центре палубы, они толпились, не понимая, чего от них хотят и что может означать загадочное слово «шеренга». Нужным знанием обладали только две девушки, они сориентировали остальных. Построение закончилось за миг до того, как в воздухе свистнули кнуты, и подбадривающие крики не успели перейти в брань.
Команды всех судов, пришвартованных бок о бок, в полном составе облепили борта «Везучего». Даже на мачте, по-моему, висели.
По жребию (не знаю, как именно, снизу не видно, и способ остался неузнанным) ушкурники распределили между собой очередность. Капитан объявил:
– Первое: по росту.
Взбурлило движение. Пират, которому выпало расставлять девушек в нужном порядке, метался из конца в конец шеренги; девушки, судя по топоту, тоже не стояли на месте. Передвижению по палубе речной ладьи, пусть и немалой по местным меркам, мешали скамьи для гребцов, уложенные весла и мотки канатов. Доносились постоянные удары обо что-то, девушки спотыкались, пират ругался и толкался. На выполнение задания ушла примерно пара минут. Видимо, наверху сверились с чем-то вроде песочных часов.
