Плакса

Петя уже видел и знал, что его на железной тележке повезут по заасфальтированной горке в здание, пропитанное зловонием некрофлюидов, а потом поднимут на лифте на второй этаж, в зал ритуальной хирургии. Но сначала кадавры должны были открыть двери – и здесь он увидел свой шанс на спасение. В подростке бурлила неизвестная ему доселе энергия, узел красных нейронов преобразовывал страх в пламя прямого действия. Петя чувствовал себя чертовски знающим и сильным, способным на поступки, которые ещё вчера ему казались чем-то недостижимым для него в ближайшую пятилетку. Идущий впереди кадавр открыл тяжелые, словно охраняющие вход в бомбоубежище двери с двумя круглыми иллюминаторами смотровых окошек, а его напарник втолкнул носилки навстречу ледяной темноте. Петю закатили внутрь здания, но здесь оказалось не так уж темно, как могло показаться снаружи, так, полутьма – всего одна лампа, да и та дышит на ладан, а вот холод действительно пробирал до костей, создавалось такое впечатление, что в здании не просто отключили отопление, а ещё и специально подключили холодильную установку к системе вентиляции. Носилки подкатили к грузовому лифту – серому, раздутому от своей важности монстру давно минувшей эпохи – и вот тут, когда кадавр, толкающий носилки, озаботился тем, чтобы закрыть двери, отсечь тёплое дыхание июля, не дать лету надавать пощёчин искусственной зиме, а первый кадавр с упорством идиота нажал на большую красную кнопку вызова, Петя привстал с носилок, отдёрнул полу его куртки и завладел его свиноколом. Действовать нужно было быстро, пока кадавр не понял, что его обокрали. Сжав в руках свинокол, мальчик спрыгнул с носилок, и на подскоке всадил стальной остро оточенный штырь в пупок поворачивающемуся к нему второму кадавру, тому, который двери закрывал. Попал! Хотя свинокол и вошёл неглубоко, но и этого хватило – Петя увидел, как облачко тёмного пара покинуло тело кадавра, а сам он и застыл с прижатыми к животу руками, словно статуя, превратившись в застывшую в моменте конвульсию – раскоряку. Покончив с одним врагом, пришла очередь того, кого Петя обокрал, он кинулся на него, ударил… и промазал – свинокол угодил выше, кадавр дёрнулся и пошёл вперёд, как медведь-шатун. Петя испугался и стал наносить удары так, словно он был швейной машинкой, а свинокол – иголкой. На четвёртый, а может и на десятый раз Петя справился – кадавр упал раскорякой на четвереньки, да так и остался стоять, нелепо пялясь ослепшими глазами в пыль бетонного пола.

Сбежать из этого жутковатого места Петя уже не мог, он бы не за что не смог незаметно пройти по внутреннему двору института – слишком много независимых друг от друга причин – глаза кадавров, глаза видеокамер. Его бы обязательно заметили ещё до того, как он бы стал перелизать через забор. А если бы ему и удалось сбежать, то его всё равно бы в покое не оставили, в конце концов, затравили бы и вырезали из головы то, что заставляло всю эту нечисть сходить с ума. Оставалось одно – принять вызов, действовать на опережение. Мысли о нужных, необходимых действиях рождались в голове Пети словно бы сами собой, возникали из ниоткуда и полностью подчиняли его себе, он не сопротивлялся, потому что понимал, что так то, что бы это ни было в его голове, защищает себя, а значит и его самого. Ещё вчера Петя был просто обычным подростком со своими причудами, а сегодня он полыхал, как негасимый факел во тьме вечной первобытной ночи. Избранным он себя не чувствовал, а скорее – тем случайным, которому и не повезло вовсе, так сложились обстоятельства, и ты обязан, должен, но Петя не возражал.

На лифте Пети подниматься не стоило. Он посмотрел, как, раздвигаясь, лязгнули двери этого железного монстра, открыв рот кабины, и понял, что наверху, на третьем этаже слишком много тех, кто мог ему помешать, они стояли и охраняли – с полдюжины кадавров, – каким бы ловким Петя себя не чувствовал, и какими бы знаниями о возможном будущем не обладал, со всеми ими он бы не справился. Оставалось подняться по лестнице, благо лифт курсировал в другом крыле здания, правом, а техномаг обитал в левом. Под свои личные покои он выбрал относительно небольшое помещение бывшей химической лаборатории, стены которой до сих пор хранили острый запах реактивов, нравящийся ему, настраивающий его на определённый лад. К тому же отсюда он мог в любой момент спуститься на личном лифте в зал ритуальной хирургии, расположенный прямо под его квартирой. Удобно, а Златорук ценил удобства, знал толк в комфорте. В личных покоях техномаг проводил ритуалы, общался с обитателями загробного мира, но не как примитивный некромант, а на совершенно ином техническом уровне. Златорук был порождением эры технического прогресса – техномагом, поэтому ему удавались вещи, недоступные другим колдунам и ведьмам, верящим в заклинания и отвары из мухоморов. Для связи с иными мирами Златорук использовал машину, которую он сам же и сконструировал, и обрюхатил своими магическими знаниями. Золотой диск диаметром в метр и восемнадцать сантиметров, с нанесёнными на него оккультными знаками, с начинкой из механизмов, способных открывать порталы в другие измерения и реальности, – Златорук поместил в угол комнаты, смотрящий на восток. Над нижним диском, ровно над ним весел другой золотой диск – меньшего размера, – при работе адской машины, с нижнего диска наверх, под углом, создавая пирамиду, били разноцветные столбики лучей, внутри которых кружились частички, похожие на огоньки. Верхний диск, когда на него попадали лучи, начинал вращаться, перемешивать их, скручивал в спираль. Получалось туманное мерцание, кружащее и пульсирующее, куда и входил техномаг, чтобы воззвать к тайным силам, чтобы приобщиться к скрытым от простых смертных знаниям. Он получал советы от мёртвых прорицателей, схемы, указания пути, но не приказы – Златорук сам раздавал их и никому не служил, а шёл к вершине один, чтобы ни с кем не делить власть и бессмертное безумие. Сегодня Златорук пережил один из самых тяжёлых для него сеансов – удерживать в повиновение силы тьмы стоило нечеловеческого напряжения ума, иначе можно было потерять себя, самому стать исполнителем чужой воли, – но он был доволен, сеанс вышел не только тяжёлым, но и на редкость плодотворным. Златоруку поведали, чёрные голоса демонов нашептали, что тот мальчик, которого к нему вёз Глотка, должен стать ключом ко всему – абсолюту власти и могущества. С этим ключом он мог открыть двери беспрекословного повиновения любых власть имущих этого мира – королей, президентов, диктаторов, олигархов. Но не только светские правители стали бы ему верными слугами, но и служители культа – церковные иерархи любой религии, знамёна любой идеологии, любой идеи склонились бы перед ним. И как только Златорук вышел из тумана дисковой машины, он сразу место для жемчужины его коллекции узлов приготовил – невероятная мощь требовала особого отношения, особого места, – поэтому он сам себе сделал первый небольшой, поверхностный и такой знаковый разрез на горле, чуть ниже треугольной шишки кадыка. И теперь техномаг сидел в своём кресле-троне и блаженствовал, предвкушая…

Петя ничего не знал о техномаге, желающим его умертвить и сожрать каким-то неестественным способом, кроме того, что в эту минуту зло было расслабленно, даже вяло, словно член после окончания полового акта, что в гости никого не ждало, и что следовало поспешить, пока оно не вернуло себе силу. Петя начал подниматься по лестнице, где надо придерживая шаг, где – ускоряя. Следовало ждать – и он ждал, пока угроза не пройдёт совсем рядом с ним, но не заметит его. Некоторые кадавры шатались по зданию, казалось, бесцельно, на самом же деле они выполняли функцию – приказ на охрану здания днём и ночью – без сна и отдыха одни кадавры ходили по институту, а другие группами поддержки стояли на этажах около дверей, на площадках у лифта, в подвале и в зале ритуалов. Но вот миновать одного кадавра – самого крупного, детину больше двух метров ростом, с ногами брёвнами, кулаками кувалдами, и нелепо маленькой головой, – Петя никак не мог. Кадавр-гигант стоял за углом, прямо у той двери, куда Пете было нужно войти. Петя подошёл вплотную к повороту, прижался к стене, а потом пригнулся и циркулем шагнул за угол, выпрямился и воткнул свинокол в живот кадавра. Помогло то, что, как Петя обнаружил ещё там, у лифта, сталь могла входить в живую мёртвую плоть не глубоко – пары сантиметров вполне хватало, чтобы то, что давало силы кадаврам ушло из них. Кадавр был не просто огромным, его тело оказалось твёрдым, как каменным, и свинокол, проколов кожу, застрял. Кадавр взглянул вниз и его лапищи схватили Петю за голову. Петя навалился всем весом на рукоятку свинокола, кадавр застыл, так и не сумев как следует сдавить череп наглого мальчишки. Готов. Теперь этот кадавр так и будет стоять с протянутыми вперёд руками, растопырив крючья пальцев, пока не сгниёт.

Петя открыл дверь и попал в пустое помещение, где, кроме каких-то железок, наваленных в углу, больше ничего не было. Железки были очень кстати – одну из них он пристроил у двери так, что теперь эту железную дверь просто так было снаружи не открыть, надо будет либо петли срезать, либо полностью разрезать. Хорошо. Тылы себе Петя на некоторое время обезопасил.

В конце этой большой комнаты, в левой половине, ближе к окну виднелась другая дверь, за которой его ждал настоящий палач. К ней Петя и направился, он смело толкнул дверь и вошёл в покои колдуна.

Увидев на пороге мальчика, Златорук понял, что его рабы оплошали, а ещё он понял, что щенок пришёл за ним. Маг видел, что от мальчика исходит свет, он был чист и прекрасен, и руки его, держащие клинок, запачканный чёрной кровью, тоже были чисты и белы. Аж глаза у Златорука заболели от такого сияния. Но – о! – как же малыш ошибался, думая, что он сможет с ним справиться. Так для Златорука даже лучше, и ходить никуда не надо, он прямо здесь высосет этого нахолёныша досуха. Пиявки шрамов у позвоночника техномага напряглись, вздулись чесоткой, с безумной торопливостью впрыскивая в кровь яд тёмных возможностей. Златорук встал и выпустил из себя огненного змея. Змей должен был обжечь мальчика, сковать болью ожогов, но вышло по-другому – огонь ярко вспыхнул там, где Пети уже не было. Мальчик предвидел действия Златорука и избежал последствий пирокинеза. Златорук повёл рукой – и в Петю, сорвавшись с полки открытого книжного шкафа, полетел тяжеленный фолиант в зелёной обложке. Тяжёлая книга летела легко, как бабочка, летела… и не догнала мальчика, протаранила стену, проломив перегородку и застряв в дыре, словно метательный топор.

Мальчик подходил всё ближе, а техномаг ничего не мог с ним поделать, он предвидел любой его шаг. Сконцентрировавшись, Златорук силой мысли схватил мальчика за запястье и выкрутил из его руки свинокол, отбросив в сторону. Теперь малыш был обезоружен, а значит оказался во власти взрослого, физически сильного мага! Златорук схватил лежащую на столе ритуальную секиру для жертвоприношений, на лезвие которой, если падала пушинка, то она тут же раздваивалась, а что уж говорить о слабой детской плоти. Квадратная, железная рукоять, обручённая в накладки магических рун и узоров, оканчивалась круглой ручкой с удобными ложбинками для пальцев. Златорук схватил секиру двумя руками – он настолько разозлился, что хотел изрубить мальчика в куски, наплевав на искусство хирурга, действуя как мясник, вырубить из его черепа узел, – оттолкнулся ногами от пола, воспарил под потолок и, налетев на мальчика вороном, стал беспрерывно наносить удары, нивелируя знание Пети о будущем скоростью своих действий. Мальчик отходил назад, пока не упёрся спиной в стену. Петя присел, и секира рассекла воздух прямо над его головой. Златорук, торжествуя победу, опустился вниз, твёрдо встал на ноги, размахнулся, возвысив и заведя секиру за голову, чтобы отсечь разом голову.

Петя не сжался в комок перед смертью, как ждал от него техномаг, а поднял голову и, взглянув ему прямо в глаза, вытянул левую руку куда-то в сторону. Что-то прошелестело в воздухе, в глазах Златорука мелькнуло непонимание, и он поперхнулся своим жестоким намереньем. Маг на мгновение замер на месте, а потом его повело и откинуло назад – припечатав прямо в его излюбленное кресло. Ровно в то место на горле, которое Златорук готовил под узел, под ключ ко всему, вонзился свинокол. Мальчик распрямился во весь свой не великий рост, но при этом сейчас он выглядел настоящим гигантом. На грани восприятия Петя слышал глухие удары где-то за стенкой, но поздно, его уже не остановить.

Не приближаясь к Златоруку вплотную – змея всё ещё могла укусить, – Петя мысленно поднажал на кругляшок упора, загнав свинокол ещё глубже, пробив насквозь и горло, и позвоночник, пришпилив не состоявшегося властелина мира к его фальшивому трону. Кровь из раны вытекала лениво, техномаг таращил глаза и шевелил пальцами, и он бы мог ещё проявить себя, побороться, если бы вместе с кровью из него не уходила сворованная им сила. Но сила уходила не в никуда, она передавалась Пете – все те паранормальные способности, которые Златорук забирал у подростков, добровольно меняли плен тёмного господина на службу несущему свет герою.

Златорук усыхал на глазах, но пытался бороться. Петя сверкнул глазами, полными очистительного огня, полученным от замученных техномагом и его подручными подростков, и отдал пламя Златоруку. Колдун вспыхнул как охапка сухого хвороста. Хлопья сажи и капли жидкого огня закружились вокруг издыхающего Златорука, а когда сознание его соединилось с тьмой, их ветром последнего вздоха колдуна разбросало в разные стороны. Со злом в этом проклятом месте было покончено.

По всему зданию лишившиеся поддержки злой воли своего господина кадавры впадали в летаргический ступор. Единственный, кто осознал и принял смерть своего мастера, Глотка остался при полном сознании, но и он не помышлял бросить вызов тому мальчику, который в одиночку сумел расправиться с Златоруком. Глотка решил поберечься и сбежал от греха подальше.

Петя вышел из покоев Златорука, закрыл за собой дверь, но не просто закрыл, а через её ручку закачал цементирующую энергию, сделав дверь единой со стеной, замуровав и обгорающую головешку трупа, и начинающийся пожар. Открыв вторую дверь, он обнаружил на пороге дюжину раскоряк кадавров, лежавших кучей, обойдя этот небольшой погребальный курган, Петя спустился по лестнице и вышел во двор. Он, не спеша, шёл к воротам, а за его спиной коптило чёрным дымом логово техномага, уже и окна верхнего этажа стреляли стеклянными клыками осколков, а из дыр вырывались рыжие, жадные языки прожорливого пламени.

Тяжёлый свет

Город взят штурмом уже как месяц назад, основные армейские подразделения ушли далеко вперёд, но по улицам бродили, прятались в развалинах и норах подвалов разрозненные подразделения врага. Обороняли город отмороженные нелюди из третьей штурмовой бригады, в которую отбирали не просто идейных нациков, а прошедших школу проповедей их духовного лидера Волны и горнило карательных рейдов. Под предводительством своих колдунов-командиров, поклонников некроманта Вотана, творили они – эти солдаты-некрофилы – творили всякие непотребства, с маниакальным упорством уничтожая мирное население. Бригада эта была разбита и фактически полностью уничтожена – уничтожена вместе с большинством офицеров и Волной, которого разорвало в клочья тонным фугасом. Но отдельные блуждающие очаги сопротивления оставались. Отморозки, оставшиеся без связи, одурманенные зельем, с исковерканной душой чужими мифами, древними германскими сказками и вполне себе современной западной пропагандой, бродили по городу, словно восставшие из могил мертвяки. Вместе с нациками, случалось, и шайки украинских дезертиров шастали.

Канонада активных боевых действий грохотала в отдалении, а наши группы закрепления и очистки прочёсывали квартал за кварталом, осматривали и зачищали дом за домом. Группа Зомбо обосновалась на первом этаже почти не тронутой войной пятиэтажке. Ну, как не тронутой, целых стёкол, конечно, не осталось, пятый этаж полностью выгорел, в квартирах кавардак, а так… нормально, жить можно. Никогда прежде в таком поганом месте Зомбо не приходилось бывать – в смысле, не в этом доме, а в городе. Конец октября в этих местах – это время туманов, и вот под низким свинцовым небом, в серости утра и даже дня внезапно, непонятно откуда наползал туман – густой, молочный, словно кисель, наползал со стонами и криками. Да, со стонами и криками. Никто из ребят ничего не понимал, слышали, ходили проверять, но каждый раз никого не находили, но они же чётко слышали, как кто-то стонал и кричал. А стоило туману исчезнуть так же внезапно как он и появлялся, сразу всё стихало, и казалось, что звуки эти парням послышались, но ровно до нового тумана, когда всё повторялось заново. Был ещё случай, когда Зомбо стоял на часах. Выпало ему стеречь группу под самый рассвет, тьму менял скудный свет, всякое могло в тенях померещиться, но он был уверен, что не показалось, слишком уж реалистичным и нелепым было то, что он увидел. Вот Зомбо сидел у оконного проёма, любовался руинами на противоположной стороне улицы, и тут из-за угла, чуть ли ему не под самый нос, выплыл голый мужик. Зомбо и среагировать-то не успел, как мужик этот продефилировал мимо окна и пропал из виду. Зомбо высунулся, чтобы посмотреть, а там уже никого нет, хотя мужику этому некуда было деваться – квартира, из которой наблюдал Зомбо, угловая и там идти надо вдоль стены до следующего угла, чтобы завернуть, а дверь подъезда с другой стороны. Ну и куда голый мужик мог деться? Непонятно. Разве что в окно дома залез, но тогда бы Зомбо его услышал, а он не слышал ничего. Зомбо не стал товарищам про этот случай ничего рассказывать, и так всякой чертовщины хватало.

В их группе было шесть бойцов. В город они зашли четыре дня назад и ни разу с врагом в прямой контакт не входили. Соседи их регулярно отлавливали одичавших нациков, а они – нет. Сегодня на рацию их командира – лейтенанта Греков, позывной Грек – пришёл вызов. Вызывал группу командир батальона, который тоже сидел в городе, где-то впереди, на западной окраине.

– Грек, пошли людей проверить здание в седьмом секторе. Птички засекли там активность. По записи не очень понятно, что там, вчера под вечер засняли. Не думаю, что серьёзно, но проверить нужно. Понял меня? Приём.

– Так точно, понял. Приём.

– Ну, действуй.

Рация пискнула – комбат отключился. Лейтенант обвёл нас долгим взглядом, выбирая кого-то из своих пяти солдат, чтобы послать на задание. Хотя лейтенанту не исполнилось ещё и двадцати пяти лет, на войне он считался ветераном – третий год воевал, – к своим обязанностям относился серьёзно, понимая, какая на нём лежит ответственность за подчинённых ему людей. Вроде бы ничего сложного от него комбат не требовал, но всякое могло случиться. С другой стороны, глупо было всей группой идти на проверку дома, когда в небе постоянно кружили вражеские дроны. Время атак цепью кончилось, да и в прифронтовой зоне давно уже толпами никто не ходил, предпочитали двигаться двойками, тройками или вообще в одиночку. Поэтому выбор лейтенанта был очевиден – два бойца – Туз и Череп – пойдут на проверку, а если что-то заметят, то вызовут остальных на подмогу.

– Так, мужики, на рожон не лезьте, – наставлял бойцов Грек, – вначале кругом дом обойдите. Если что будет не так, сообщите, займите позицию и ждите нас.

– Не волнуйся, командир, всё будет тип-топ, – успокаивал лейтенанта Череп.

– Не впервой, – поддержал приятеля Туз.

– Да, не впервой. Но не нравиться мне этот город. Странный он какой-то, – задумчиво сказал Грек. – Ладно, если всё ясно, идите.

Боевая двойка ушла, остальные бойцы маялись ожидание недолго – всего через четверть часа Череп вышел на связь, доложив, что они вошли в сектор, видят дом, начинают обход… И всё, рация замолчала, на все вызовы Грека никто из двойки не отзывался. Прошло еще пятнадцать минут, потом полчаса – молчание в эфире.

– Командир, – обратился к Греку боец Слот, – надо идти за ними.

– Да, с ними что-то случилось, идти надо, – согласился со Слотом Жук.

– Выдвигаемся, – решает лейтенант.

Разбившись на двойки, держа интервал в пятьдесят метров, группа пошла в седьмой сектор за своими. Парни спешили, поэтому дошли до места всего за десять минут. Зашли с двух сторон: Слот и Жук – справа; Зомбо и лейтенант – слева. Впереди, на перекрестке их поджидало когда-то бывшее девятиэтажкой здание, от которого теперь осталось всего два целых этажа и половина третьего. Здание как здание, ничего необычного, за исключением того, что на первом этаже располагались не жилые помещения, а ресторан. Зомбо видел надпись «Ресторан», а вот название не разобрал – там что-то завитушками было написано не по-русски. Раньше вывеска горела неоном, завлекая гостей, а сейчас, конечно, не светилась, буквы названия стали призраками, тенями, как и всё в этом городе.

Проведя визуальный осмотр, обойдя дом кругом, Грек решился пройти вперёд. Две группы встретились у входа в ресторан. Двери были закрыты, витрина ресторан и окна глядели пустыми глазницами бетонного черепа, стены изрешечены пулями и осколками. Жук прочитал вывеску и сказал:

– Манда какая-то.

Лейтенант его поправил:

– Не манда, а Ле Монде. Это французский ресторан. Переводиться как «Мир».

– Да ландо, лейтенант, Манда она и есть Манда, – ухмыльнувшись, сказал Слот.

– Ну, в общем-то… – не стал возражать Грек. – Осмотрите дом, но внутрь не входить.

Вход в подвал нашёл Зомбо, на ступенях, ведущих вниз, лежали свежие ошметки грязи.

– Спускаемся? – спросил у Грека Зомбо.

– Подожди.

– А чего ждать? Видишь, – Зомбо указал на грязь на ступенях, – там внизу кто-то есть.

– Возможно. Если уже не ушёл.

– Ну что, будем проверять? – проявил нетерпение Слот.

– Конечно, – ответил лейтенант, – Слот, ты идёшь первым.

– Ага, да тут двоим и не развернуться, – согласился Слот и показал стволом автомата на необычно узкий спуск вниз.

Слот стал спускаться, спуск действительно был узок – даже для Слота, который богатырским сложением не отличался, а был юрким, вёртким, как лис, худым к тому же и не высоким. Он шёл и касался плечами стен спуска – идёт и шуршит, что плохо, если наверху этот шорох товарищи слышали, то и там, в подвале тоже могли услышать. Спуск в конце поворачивал вбок, ещё две ступени и предбанник в полтора шага глубиной перед закрытой железной дверью. Около двери, прислонённый к стене, стоял АК-74, судя по красной ленте, намотанной на приклад, этот автомат принадлежал Черепу. Так, значит, по крайней мере, один из пропавших бойцов может быть там, за этой когда-то чёрной, хорошенько побитой ржавчиной железной дверью. Слот решил не подниматься наверх, чтобы заявлять о своей находке, решил сам всё узнать, тем более что всё равно кому-то да придётся заглянуть в подвал. Слот включил фонарик и толкнул дверь. Как он и ожидал, дверь открывалась со страшным скрипом, неохотно. Пришлось ещё поднажать, чтобы расширить щель и можно было пройти внутрь.

Слот проник в подвал. Спёртый воздух, промоченный насквозь вонью старых тряпок и чего-то кислого, цитрусового. Три шага, хруст стекла под ногами, луч фонаря выхватывает из темноты серую громаду. Она движется – дышит? Так это же спина! – догадывается Слот. И вот эта громада начинает разворачиваться, на Слота нацеливаются целых четыре чёрных зрачка бессмысленных, словно принадлежащих мертвецу, водянистых, размером с блюдце буркал, глядящих с жутко жирного, искривлённого плаксивой гримасой лица. Огромная голова-колокол качнулась или кивнула в сторону Слота, словно приветствуя его приход, и руки бойца ослабели, он уронил автомат и, впадая в транс, прошептал: «Плакса». Громада раскормленного тела скоростным поездом передвинулась к Слоту. Хруст, захлёбывающийся болью предсмертный вопль и смачное чавканье…

Зомбо и остальные услышали Слота, услышали, как он закричал. Зомбо дёрнулся первым, собираясь спуститься в подвал, его за куртку схватил лейтенант.

– Стой! – одергивает порыв своего бойца Грек.

– Но он же там… – Зомбо от волнения не смог договорить.

– У меня есть термитная граната, – сказал Жук.

Не думая и секунды, Грек приказал:

– Кидай.

– Но там же Слот! – воскликнул Зомбо.

– Разве ты не понял, Слот уже мёртв, – объяснил Грек, и сам, перегнувшись через бетонный бортик, первым, выдернув чеку, закинул эфку в подвал.

Жук, следуя примеру командира, дёрнул чеку и швырнул синий флакон термитки. Бойцы прижались к стенам, присели. Раз, два, три… из горла подвала вырывается двойной, оглушительный залп огненной отрыжки. Бойцы бодро, пока не рассеялся дым, друг за другом спустились вниз. Фонари включены, они в подвале. Зомбо и Жук встают рядом с дверью: Жук присел на одно колено, нацелив автомат вглубь подвала; Зомбо целился стоя, его больные колени не позволяли присаживаться. Лейтенант шёл вперёд, его фонарь, прикреплённый к стволу автомата, разгонял тьму и резал дым. Дым рассеивался. Грек видел, что впереди, прямо у его ног лежит обглоданный обрубок Слота. А у дальней стены, в углу сидит оно. Из приплюснутого носа, из всех четырёх глаз, пельменей-ушей струиться тёмная, с фиолетовым отливом кровь, стекая по лиловым вывороченным губам и копыту подбородку на жирную грудь бочку, цветущую пятнами зелёной плесени. Правая сторона тела и лица хорошенько, до коричневой корочки пропеклась. Оно смотрело, кажется, сразу на всех бойцов, и начало трясти головой, отправляя в свободный полёт рой капель крови, высунуло угольно чёрный язык и стало облизываться.