скачать книгу бесплатно
– Чтобы выверить курс, – Кныш вновь закурил. – Поэтому, раз свободные, так сказать, демократические выборы, тьфу, ну и слово выдумали… Ну, да ладно, ещё подавятся своей «демократией» и будут нашу рабоче-крестьянскую власть вспоминать!.. Так, о чём я? А, да, о выборах. Выборы – свободные, действительно, свободные. Поэтому никакой пропаганды и агитации. Мы покидаем эту секту, … тьфу, чёрт, ты накаркал, – эту секцию и перейдем на первый этаж, «Общество «Знание», – он указующе вознёс палец. – Пошли.
Кроме пачки папирос и спичек Кныш даже бумажки не взял. Они спустились на первый этаж, открыли дверь в «Общество «Знание» и сразу перед глазами огромный лозунг «Знание – Сила!».
– Вот это редкая правда на земле, – постановил Кныш.
И здесь никого не видно, да заварен чай – аромат. И обстановка здесь несколько иная: не то что лучше, а свободнее, глубокие кресла, диван.
– Садись, – Кныш сам плюхнулся. – Здесь можешь курить, свобода!.. А в принципе, эти выборы – просто блажь. Раньше нам надо было пахать, агитировать, пропагандировать и заставлять голосовать, хотя всё заранее известно. А теперь – пусть массы делают, что хотят. Наше дело организовать, это мы умеем, проанализировать – этому научимся, и сделать правильные выводы – это нам подскажут.
– А кто подскажет?
– Тот, кто сидит в секции «Пропаганды и агитация».
– Так там сейчас никто не сидит.
– Хе-хе, Мастаев, тебе сегодня всё кажется, а свято место пусто не бывает, а то, небось, другие позарятся. Так что, Ваха, дорогой, у нас работа есть, ведь кладезь знаний не исчерпан.
Хотя Кныш предупреждал, что работы будет немного, на самом деле было столько документации и всякой писанины, что сидели не только весь день, но и до ночи. Однако этот труд не был по рабоче-крестьянски изнурительным, наоборот, теперь Кныш все делает спокойно, не спеша, и если раньше он всегда клеймил буржуазию и демократию, то теперь он находит в этом много полезностей.
– Видишь, как живут капиталисты, – это они на обед зашли в соседнюю комнату, где на столе столько всего, что Мастаев даже названий таких блюд не знает. – У них принято коньячок, – это во время полдника, и перед уходом, ночь за окном. – Ну, а в целом, всё-таки буржуи молодцы, их энтузиазм – не Почетные грамоты и значки, а то, что существенно – деньги… Так что Ленина с пиджачка на время убери, а это получи, – он бросил на стол пресс. От этой фантастической суммы Ваха даже отпрянул. – Бери, бери, – постановил Кныш. – Это аванс… И вот здесь распишись.
– Что это? – испуг в голосе Мастаева.
– Как положено – расходный ордер.
– Но тут написано расстрельный ордер.
– Что?! – Кныш поднёс документ к глазам, потом надел очки. – Вот идиоты… Ну, это опечатка. А ты распишись, а завтра я всё исправлю.
– Может, я завтра деньги возьму.
– Завтра некогда. Я улетаю в командировку, в Москву.
– А может, я замазкой исправлю?
– Мастаев, финансовый документ ляпать нельзя… Да и какая разница: расход-расстрел на жаргоне – все одно.
– А вы какого звания? – вдруг ляпнул Ваха и сам испугался своего вопроса.
– Товарищ Мастаев, – тут Кныш вновь закурил. – Я солдат революции. Ха-ха-ха! Распишись… Теперь ты тоже. И запомни первое и единственное правило – молчи.
Они распрощались в «Обществе «Знание», и когда Мастаев попал в фойе «Дома Политического Просвещения», там был непривычный полумрак, пустота и почему-то ковров уже нет. По холодному мрамору каждый шаг как колокол звенит, ни одна лампочка не горит, только там, где «Секция Пропаганды и Агитации» освещено новое название «Братство: Перестройка, Гласность, Демократия».
Ваха хотел было возвратиться в «Общество «Знание», как вдруг его напугал голос сверху: – Мастаев, ты что забыл? – Кныш уже на втором этаже, облокотившись на мраморные перила, курит.
– Э-э-э, тут, по-моему, ошибка в названии, после «Братство» двоеточие надо убрать, и далее…
– Где? – перебил его Кныш, сделал несколько шагов. – Вот идиоты, только списывать могут… А ты, товарищ Мастаев, молодец! Всё-таки в тебе рабоче-крестьянская бдительность. Иди, всё исправим.
Улицы Грозного в фонарях, однако весь город так густо засажен деревьями, что как и в фойе, прохладно, сыровато, тишина, лишь где-то у Главпочты на повороте заскрипел припозднившийся трамвай. Мастаев почему-то глянул вверх, как там символы СССР, а их уже нет. Точнее, не видно. Только на фоне тёмно-фиолетового неба чёрный, кажется, колышется флаг, и рядом полумесяц со звездой.
То ли от свежести ночи, то ли вспомнив расстрельный ордер, Мастаев, ёжась, вздрогнул. И всё же карман приятно утяжелён, мать, наверное, волнуется. Он дворами напрямую побежал домой, и уже у ступенек случайно глянул вверх: на своём балконе стоит Кныш, в майке, курит, как обычно, облокотившись о перила.
Словно видит впервые, Мастаев Кнышу кивнул, как бы здороваясь, а может, прощаясь, чуть ли не бегом заскочил домой. Хотел спросить у матери, когда приехал сосед, а она его опередила:
– Слушай, сынок, только что приехал Кныш. Такой важный, на чёрной «Волге», с шофёром. И со мной такой вежливый, говорит, хорошего я вырастила сына, и что ты огромную премию получил. Это правда? За что?
* * *
Эти выборы оказались очень сложными, и Мастаев Ваха почти круглые сутки на избирательном участке. И не может справиться с работой, столько нового, непонятного. А как таковых инструкций и положений о новых выборах нет, старые не подходят. Ведь предыдущие выборы – это одна партия, коммунистическая, один кандидат на одно место. Всё ясно и понятно, лишь бы явку обеспечить. Если кто посмеет на выборы не прийти – столько рычагов воздействия на избирателя у советской власти, вплоть до того, что участковый милиционер сам с урной и до больного пенсионера, и до пропойцы дойдёт, и проголосовать заставит.
Выборы в СССР в конце восьмидесятых – это совершенно новый этап в жизни страны. Старая система себя просто изжила и не могла больше в таком виде существовать. Шли поиски нового пути, так сказать, через свободное волеизъявление граждан, и оно началось. И пусть партия ещё, как и прежде, одна, а уже на одно место начальника, точнее народного избранника, – двадцать четыре кандидатуры. И здесь не только член КПСС, много беспартийных, много простых людей, есть и рабочий, и инженер, и даже колхозник. И что более всего удивляет, нет никакого шаблона. Оказывается, коммунистическая пропаганда и агитация не смогли управлять мыслями людей. Как выяснилось, советские граждане сохранили способность думать, да ещё как думать. И это в программе каждого кандидата, где есть и утопия, но в основном много здравых, конкретных предложений по улучшению ситуации в республике и стране.
По национальному составу кандидатов – полное отражение национального состава населения Чечено-Ингушской АССР. Больше всего чеченцев, потом русские, ингуши, есть и армянин, еврей, украинец и даже грек. Как ни странно, и женщины выразили готовность участвовать в управлении республикой, даже горянка среди кандидатов есть.
Конкуренция колоссальная, если не партии, то инициативные группы поддержки каждого кандидата оказывают давление на руководителя избиркома Мастаева, требуя для себя тех или иных выгодных условий. У самого Мастаева, кроме как зарегистрировать претендента, пока других прав нет. Кныш, как уехал в Москву, так и не звонил. А помимо него что-либо вразумительное по поводу выборов никто сказать не может. Все ждут указаний из Москвы, а их нет. И когда Мастаев уже отчаялся, не зная, как далее быть, даже напечатать избирательные бюллетени не на что, из Москвы, как спасение, правительственная телеграмма: «Тов. Мастаеву В. Г. срочно вылететь в Москву для повышения квалификации и аккредитации».
Так, первый раз в жизни Мастаев попал в столицу СССР. Всё, что увидел Ваха, поразило его. Грязь, давка, очереди у касс, неразбериха, крики, всюду вповалку спят люди. В метро и на улицах нищие, попрошайки и почти безучастная милиция.
На такси он добрался до гостиницы «Россия», где ему забронирован номер. Здесь, в фойе, тоже столпотворение, мест нет. Проголодавшись, он пошёл в местный буфет. На витрине есть всё, даже чёрная икра, но цены такие, что один его обед – как жизнь неделю в Грозном.
Вечером Ваха решил прогуляться по центру Москвы, везде мусор, какой-то чувствуется беспорядок, в магазинах – сплошь пустые прилавки, даже хлеба нет, в свободной продаже только соль, уксус и какие-то дешёвые рыбные консервы. А люди злые, подозрительные, к нему презрительны. И всё же Москва есть Москва, чувствуется мощь, масштаб, историзм, культура. Правда, последнее где-то «хромает»; он, выросший на городских улицах, остро ощущает характер бытия, к вечеру какое-то напряжение, улицы резко опустели, у гостиницы машины без номеров, в них подозрительные лица с хищными взглядами. Мастаев поспешил вернуться в номер, и уже у двери услышал, как надрывается телефон, явно межгород.
– Ваха! Ха-ха! Ну, как тебе Москва? – Кныш на проводе.
– Г-г-грандиозно!
– Ха-ха! Грандиозно здесь! Я в Нью-Йорке!
– А-а-а что вы там делаете?
– Я, так сказать, учусь в Америке, а ты – в Москве… Как в Грозном? Говорят, ажиотаж. Посмотрим, какой путь они изберут. Ты справляешься?
– Когда вы приедете?
– Делай, что скажут на курсах, в Москве. Я до выборов приеду, разберусь… Э, Мастаев, смотри, Москва не Грозный, особо не гуляй, по вечерам в номере сиди, в ресторан не ходи и дверь запирай. В общем, будь бдителен. Учись. Пока!
Учёба длилась неделю. Лекции читают ведущие профессора Москвы, а также из Америки и Европы. Вроде бы Мастаев в науках не силён, и поначалу он думал, что попал в «Общество «Знание»: на каждом занятии одно и то же, когда каждый лектор, как в «Секции пропаганды и агитации» пытается внушить, что теория трудовой стоимости К. Маркса и большевизм Ленина – общечеловеческое зло, а вот монетаристская идеология Фридмена[28 - Фридмен Милтон (род. 1912) – американский экономист, идейный вдохновитель по «демонтажу» госрегулирования в Англии, Израиле, Чили, США. Лауреат Нобелевской премии (1976).] и экономическая теория Шумпетера[29 - Шумпетер Йозеф Алоиз (1883—1950) – австрийский экономист. Автор многих трудов, в том числе «Капитализм, социализм и демократия».] – благоденствие, лишь бы деньги были. Как итог учёбы, экскурсия в Подмосковье. Мастаев думал, что их везут в исторические места, либо музей. Нет. В очень живописном уголке огорожена территория, суперсовременный пансионат, где он в первый раз слышит слова «евроремонт» и «евростандарт», и понимает, что гостиница «Россия» с её тараканами – это убожество, а здесь великолепие во всём. Бассейн! Конечный пункт экскурсии – поездка в соседнее село. Картина удручающая: грязь, разбитые дороги, хмельные мужики, бурьян, запустение, свиньи бродят… Когда возвращаются в пансионат, намекают, желательно всем принять душ, а вечером званый ужин. И уже не «Секция пропаганды и агитации», а «Общество «Знание», где Мастаев узнал, что такое «шведский» стол – изобилие! Все бесплатно, даже французский коньяк или виски шотландский… Вот что значит демократия и капитализм! Тогда он – только «за». Так и надо заставить людей голосовать, вот за это светлое будущее!
За две недели до выборов Мастаев узнал, что Кныш приехал. Весь вечер Ваха выходил во двор понурый, надеясь, что и Кныш, по старой привычке, будет на балконе курить, но его не было. А рано утром почтальон принёс знакомое уведомление: «явиться к 10.00 в «Дом Политического Просвещения», секция «Братство – Либерализм – Демократия».
Эта секция находилась на втором этаже, там, где прежде размещалась секция «Пропаганды и агитации». Кабинет, как и самого Кныша, не узнать: новая мебель, евроремонт, да сам хозяин преобразился, как-то посветлел лицом, в элегантном костюме и курит не папиросы, а дорогие заморские сигареты.
– Заходи, заходи, Мастаев, – Кныш даже не встал, кивком подозвал к себе. В руках список претендентов на выборы. – Так, как дела? Мы, в принципе, ни во что не вмешиваемся. Однако некоторые одиозные фигуры надо исключить. А то у масс глаза разбегутся, и мы опосля не сможем сделать правильные выводы… Так, вот этот мафиози, по нему тюрьма плачет.
– Вроде порядочный, коммунист, – высказался Мастаев.
– Эх, Ваха, Ваха, ничего ты не знаешь… Надо бы тебя в «Архив» запустить. Времени нет, да и знать тебе многого не надо – хе-хе, жить дольше будешь, – он вычеркнул ещё премьера Бааева.
– А этого за что?
– Принципиальный, честный, компромата нет, разве что жена да сынок болваны. В общем, с ним будет сложно… А вот нашего соседа Якубова оставим, этого хапугу-кладовщика народ всё равно не изберет. А так, пусть попотеет, раскошелится, и себе цену узнает… Ну, и этих двух уберём. Ты не против?
– А почему только чеченцев убираем?
– Справедливый вопрос. Отвечу – для равенства… Ну, и не можем же мы всех подряд пропускать. Ведь надо какую-то значимость и видимость твоей работы показать. Подписывай.
– Что это? – насторожился Мастаев.
– Акты, о нарушениях в заявочных материалах.
– Такие нарушения почти во всех делах есть.
– Хочешь, всех исключай… Ты хозяин-барин. Только тогда выборов в республике не будет. Так что и ты должен сделать выбор… Поверь, так будет лучше.. С любопытством жду, что из этого выйдет. Пойдут ли люди голосовать? За кого?
Мастаев сам с нетерпением ждал выборов. Но до этого случилось несколько инцидентов. Однажды вечером на него напали неизвестные, милиция оказалась рядом и начеку. Звонили домой с угрозами. Пытались через мать всучить взятку. А самое неприятное – прямо во дворе его грубо остановили Бааев Альберт и Руслан Дибиров.
– Почему отца из списка вычеркнул? Отвечай, урод, – они просто затолкали Ваху и более ничего. И сам Мастаев об этом даже забыл, а через день мать сообщает: милиция обоих арестовала, отпустили под подписку о невыезде: нападение и оскорбление должностного лица. С мольбой приходила Виктория Оттовна.
Ваха даже не знает, что он может сделать. Вопреки устной инструкции, решил посоветоваться с Кнышем.
– Слушай, Мастаев, этих объевшихся шнырей надо было, пользуясь моментом, проучить. Но раз ты настаиваешь, подскажу. Звони прокурору.
– Я никого не знаю.
– Зато тебя знают. Не забудь представиться.
…Таких выборов Мастаев не мог даже представить. Это был не праздник, а праздничный труд, что-то сродни чеченским белхи[30 - Белхи (чеченс.) – коллективная взаимопомощь при строительных, сельскохозяйственных работах.], когда с самого утра народ потянулся к урнам. И никакого пренебрежения, показухи или обязательтва. Зато долг и ответственность. Все сосредоточены, заранее знают, за кого голосуют, люди стоят в очереди, зная, что этот шанс, предоставлен впервые. И в нём все настоящее, прошлое и будущее…
Под наблюдением доверенных лиц кандидатов всю ночь Мастаев подводил итоги голосования. Как было ранее предписано, ровно в 10 утра он явился в «Дом Политпросвещения», в «Общество «Знание».
– Вот это да! – крайне удивлён Кныш. – Явка 97%. Такого нигде по Союзу нет… М-да, чеченцы консолидированы, … очень консолидированы. А знаешь, это сделала депортация. Какое братство, какая сплочённость! Как нигде… Хм, тут не интернационализм, а попахивает национализмом. Это к плохому может привести.
Кныш встал, унося с собой итоговый протокол, скрылся в соседней комнате. По приглушённому разговору Мастаев понял, что он куда-то звонит, видимо, докладывает.
Вернулся он не скоро, вспотевший, взволнованный, недовольный.
– Как будто я виноват, – сунул Кныш в рот сигарету. – Ты ещё здесь? Так, Мастаев, ты добросовестно отработал, вот гонорар, – он кинул на стол пачку денег. – Бери, бери, при большевиках дал бы я тебе «Почётную грамоту» и бутылку водки, а у демократии другой Бог – деньги… А впрочем, какая разница. И лучше расстрел, чем исподволь – в расход.
* * *
По закону «О выборах в СССР» у Мастаева Вахи, как председателя избиркома была ровно неделя для составления «итогового протокола».
Ранее «итоговый протокол» бывал готов, так сказать, ещё до начала выборов. В целом безальтернативные выборы, этот документ подтверждали, и Мастаеву лишь оставалось всё это с небольшими изменениями переписать, подписью и печатью подтвердить, утвердить и отправить в вышестоящую инстанцию.
На сей раз всё было гораздо сложнее: никакой шпаргалки и указаний сверху нет, все надо перепроверить, всё просчитать и каждый бюллетень своей подписью и печатью подтвердить. Словом, работы, требующей внимания, очень много. А тут мать Ваху словно вора за рукав:
– Откуда эти деньги? Если заработал, почему прячешь? Если за выборы, то почему много? Тебя подкупили?
– Никто меня не подкупал! – оправдывался сын.
– Такие деньги мы и за год не зарабатываем.
– Ну, пора и мне зарабатывать, – слегка пыжится Ваха.
– Смотри, сынок, худо-бедно, а я тебя честно заработанным куском хлеба вскормила. Попытайся и ты мою старость тем же куском прокормить… Мне много не надо.
– Так и будем в нищете жить?!
– Лучше в нищете, чем как «эти», – она ткнула пальцем вверх, как бы обобщая всех жильцов «Образцового дома».
– А что, они плохо живут? – искренне удивился сын.
– Живут без Бога… Оттого столько проблем в нашей жизни.
– Что-то я не вижу проблем у наших жильцов, – усмехнулся Ваха.
– Да, вроде, ты прав, – после долгой паузы согласилась мать. – Однако я почему-то им не завидую… А эти деньги верни.
– Мне их Кныш дал, – как тайну прошептал Ваха.
– Хм, а разве Кныш не живёт в «Образцовом доме»? Или ты забыл историю про кроссовками? Попрекнут, вновь подавимся.
Наверное, будучи под впечатлением от этого разговора, Ваха на следующий день, подводя итог выборов, в последней графе «краткое резюме», что было просто для проформы, написал: «Первые свободные выборы, впервые руководитель – чеченец!».
– Хе-хе, – прочитав это, едковато усмехнулся Кныш. – Дурак ты, Мастаев. Лучше бы выбрали русского, чем русского зятя… Не понял? – Кныш закурил. – Собирайся с отчетом в Москву.
В отличие от Кныша, на заседании в столице отметили, что итог выборов в Чечено-Ингушетии логичен, закономерен и, в целом, носит положительный результат, так как страна решительно движется к западным стандартам жизни и поддерживает независимость всех территорий, в том числе и самой России.
– А что, Россия от кого-то зависит? – реплика из зала.
– Да, необходим сброс лишних территорий, надо временно освободиться от балласта.
– Что вы имеете в виду?
– Все так называемые союзные республики, в том числе, возможно, и некоторые автономии.
В зале начался нешуточный спор. Дело чуть не дошло до драки, одни считали, что великую державу надо сохранить, другие поддерживали высказанное мнение.
– Прекратите, прекратите, – призывал к порядку ведущий. – Давайте лучше выслушаем, что скажет вновь избранный представитель Чечено-Ингушской АССР.
Это предложение оказалось почему-то сверхинтересным, и в зале моментально наступила тишина.
– Товарищи, я благодарю вас за оказанное доверие, – начал руководитель республики.
– Что он несёт? – вырвалось у Мастаева, он глянул на рядом сидящего Кныша. – Народ его избрал.
– Не шуми, – локтем ткнул Кныш Ваху, – слушай дальше.
