Тень Полуроты. Книга 1

– Орудие… – повторила Элиона, следуя за ним взглядом. Она все еще держалась, но ее профессиональная броня дала трещину. – Кто-то управлял им? Или оно действовало самостоятельно?

– Не знаю, – честно признался Вейл. – В тот момент, когда я… соприкоснулся с его смертью, я почувствовал лишь холодную, безличную цель. Как будто выполнялся алгоритм. Но в конце… – он замолча, вспоминая тот жуткий миг слияния. – В конце было слово. «Ключ».

Он повернулся к ней, и его глаза, обычно скрытые пеленой усталости или сарказма, теперь горели холодным, стальным огнем.

– Вантар, отбросьте на секунду ваш скепсис. Ваша жизнь и, возможно, жизни других людей теперь зависят от этого. Лайам Ван-дер-Гусс был не случайной жертвой. Его убили за что-то конкретное. За знание. За артефакт. За что-то, что он называл «Ритуалом Откровения». Он что-то искал, что-то нашел и за это поплатился. И убийца, или тот, кто стоит за убийцей, дал нам понять, что «Полурота» – следующая в списке. Или кто-то конкретно из «Полуроты».

Он подошел к письменному столу жертвы. Бокал с коньяком все еще стоял на своем месте, его содержимое давно испарилось. Разложенные бумаги, книги… Его взгляд упал на тот самый старый фолиант в потрескавшемся кожаном переплете, который он видел в своих видениях. Книга лежала открытой. Но страницы, которые листал Ван-дер-Гусс, теперь были… чистыми.

Вейл нахмурился. Он наклонился, не касаясь. Это не были просто пустые листы. На них не было ни пыли, ни следов старения. Они выглядели так, будто их только что вставили в книгу – новее, белее, чем все остальные. Но переплет был старым.

– Вантар, – позвал он ее, указывая на книгу. – Подойдите. Смотрите.

Элиона, после секундного колебания, подошла. Она посмотрела на пустые страницы, затем на Вейла.

– И что? Пустые листы. Может, он их только что вклеил для заметок?

– Нет, – покачал головой Вейл. – В его воспоминаниях… в моих воспоминаниях о его последних мгновениях… на этих страницах был текст. Старый, сложный. Схемы, символы. Он что-то изучал. Что-то очень важное. А теперь текста нет.

Он обвел взглядом комнату, ища другие аномалии. Его взгляд снова зацепился за мерцающий узор на стене.

– Она не просто убила его. Она стерла информацию. Вычеркнула его из уравнения. Как будто он был ошибкой, которую нужно было исправить.

Внезапно его взгляд упал на мусорную корзину под столом. В ней лежали смятые обрывки бумаги, огарки свечей, прочий хлам. Но один предмет выделялся. Небольшой, темный, металлический, размером с печать. Вейл, игнорируя возмущенный вздох Элионы, наклонился и, доставая его платком, чтобы не оставлять отпечатков, поднял предмет.

Это был маленький цилиндр из темного, почти черного металла, покрытого сложной резьбой. Резьба не была магической в привычном смысле – она не светилась и не пульсировала энергией. Она была странной, неевклидовой. Глаза скользили по линиям, но не могли зацепиться, воспринять узор целиком. Он казался одновременно и простым, и бесконечно сложным. На одном из торцов цилиндра была крошечная, едва заметная щель.

– Что это? – прошептала Элиона, заглядывая ему через плечо. Ее любопытство пересилило предостережения протокола.

– Не знаю, – ответил Вейл, поворачивая артефакт в руках. – Но он холодный. Не физически. Метафизически. Он… гасит мой дар. Я почти не чувствую от него эха. Как будто он сделан из той же Тишины.

Вдруг он вспомнил обрывок мысли Ван-дер-Гусса: «…артефакт… подлинность…»

– Возможно, это и есть то, что он искал. Или часть того. Тот самый «ключ».

Он осторожно положил артефакт в карман своего плаща, завернув в платок.

– Что вы делаете? – воскликнула Элиона. – Это вещественное доказательство! Его нужно описать, сфотографировать, отправить в лабораторию!

– Ваша лаборатория, следователь, не сможет его проанализировать, – отрезал Вейл. – А тот, кто послал сюда эту Тень, без сомнения, знает о его существовании. Оставить его здесь – все равно что оставить на столбе объявление о нашей находке. Он будет в безопасности в сейфе «Полуроты».

Он посмотрел на нее, видя, как в ее глазах снова разгорается борьба между долгом и очевидной, пусть и иррациональной, необходимостью.

– Вы хотите поймать этого убийцу? – спросил он прямо. – Или вы хотите заполнить бумаги по всем правилам и получить очередное нераскрытое дело в статистику?

Элиона Вантар закусила губу. Она посмотрела на пустые страницы книги, на мертвое тело, на черную дыру на стене. Она посмотрела на Вейла – изможденного, циничного, но обладающего доступом к истине, которая была от нее скрыта. Ее карьера, ее мировоззрение висели на волоске.

– Хорошо, – выдохнула она, и это слово далось ей с огромным трудом. – Я… отложу протокол. Пока что. Но этот артефакт… вы берете на себя полную ответственность за него. И я хочу быть в курсе всего. Всего, что вы узнаете.

Вейл кивнул, коротко и деловито. Это была не победа, а временное перемирие, хрупкий альянс, рожденный в эпицентре кошмара.

– Тогда первое, что мы делаем, – сказал он, – это обыщем этот дом снова. Но не так, как это делают ваши люди. Мы ищем не улики. Мы ищем пустоты. Мы ищем то, чего не должно быть, но что есть. Тихое место. Отсутствие памяти. Отсутствие эха.

Он шагнул к выходу из кабинета, его плащ развелся за ним.

– И пока мы это делаем, – добавил он, обернувшись на пороге, – найдите все, что сможете, о «Ритуале Откровения». И все связи Лайама Ван-дер-Гусса с армейскими поставками за последние пять лет. Особенно те, что касаются подразделений, задействованных в районе Молчаливой Заставы.

Имя его старого поста снова прозвучало в воздухе, и на этот раз оно прозвучало как признание. Его личная война только что стала частью этого дела.

Обыск, который затеял Вейл, мало походил на методичные, выверенные протоколом действия криминалистов СКП. Для Элионы Вантар это выглядело как бесцельное, почти медитативное блуждание по дому, граничащее с одержимостью. Он не рылся в ящиках, не сдвигал с мест мебель в поисках тайников. Вместо этого он медленно перемещался по комнатам, иногда замирая на несколько минут в полной неподвижности, его взгляд был обращен внутрь себя, а пальцы слегка подрагивали, будто перебирая невидимые нити. Он прикасался к дверным косякам, к рамкам картин, к книжным корешкам не для того, чтобы их осмотреть, а как будто пытаясь уловить их «звучание», их место в симфонии пространства.

Элиона следовала за ним, чувствуя себя одновременно ненужной и загипнотизированной. Ее рациональный ум все еще цеплялся за старые парадигмы, но теперь она наблюдала за работой инструмента, принцип действия которого не могла постичь. Она видела, как напряжение на его лице то нарастало, то ослабевало в разных частях особняка.

– Что вы ищете? – наконец не выдержала она, когда они вторично спустились в просторную, холодную гостиную первого этажа. – Конкретно?

– Диссонанс, – ответил Вейл, не глядя на нее. Его голос был глухим, сосредоточенным. – Представьте, что каждая комната, каждый предмет имеет свой… резонанс. След памяти, эмоций, событий. Даже у камня он есть, просто очень слабый. Убийство, совершенное здесь, оставило после себя громкий, уродливый аккорд. Но я ищу не его. Я ищу обратное. Место, где резонанса нет вовсе. Глухую, немую точку. Тишину внутри тишины.

Он подошел к камину, гораздо более скромному, чем тот, что был в кабинете, и провел рукой по мраморной полке. Поморщился.

– Здесь… шумно. Прислуга, гости, обычная жизнь. Все это оставляет след. – Он отошел и направился в глубь комнаты, к стене, заставленной тяжелыми дубовыми панелями. – А вот здесь…

Вейл остановился перед одним из резных дубовых панелей. С виду она ничем не отличалась от других. Та же темная, покрытая лаком древесина, тот же замысловатый орнамент из виноградных лоз и мифических животных. Но он замер, и его лицо исказила гримаса, смесь боли и удовлетворения.

– Здесь… ничего. Абсолютно. – Он медленно вытянул руку, но не прикоснулся к дереву. – Это как подойти к глухой стене в комнате, полной шепота. Воздух не движется. Звук глохнет. Моя… чувствительность упирается в барьер. В пустоту.

Элиона, скептически подойдя, внимательно осмотрела панель. Она провела рукой в перчатке по резьбе, нажала на различные элементы.

– Я не вижу ничего необычного. Нет защелок, нет скрытых петель. Просто стена.

– Потому что вы ищете физическую механику, – сказал Вейл. Его глаза сузились. Он сконцентрировался. – А это – метафизический замок. Он не открывается нажатием кнопки. Он требует… правильного резонанса. Ключа.

Он засунул руку в карман плаща и достал тот самый черный цилиндр. Металл казался еще темнее в полумраке гостиной.

– Вы думаете, это и есть ключ? – спросила Элиона, не сводя глаз с артефакта.

– Мы это сейчас проверим.

Вейл поднес цилиндр к центру панели, там, где резьба образовывала подобие сложной розетки. Он не тыкал им, не пытался вставить. Он просто держал его в нескольких сантиметрах от дерева, медленно перемещая, пытаясь поймать момент синхронизации.

Сначала ничего не происходило. Элиона уже готова была сделать саркастическое замечание, но вдруг воздух в комнате изменился. Давящая тишина, исходившая от панели, дрогнула. Послышался едва уловимый, низкочастотный гул, скорее ощущаемый костями, чем ушами. Сложный орнамент на панели словно пошел волнами, линии задвигались, перестраиваясь. Вейл, не отрывая взгляда от стены, медленно поворачивал цилиндр в пальцах, будто настраивая невидимый замок.

И тогда часть панели бесшумно отошла вглубь и скользнула в сторону, открывая узкий, темный проем.

– Боже правый… – выдохнула Элиона, отшатнувшись. Ее рациональная картина мира треснула окончательно. Она только что видела, как твердая древесина повела себя как жидкость, подчиняясь неведомой силе.

Из открывшегося проема пахнуло запахом старой пыли, высохшей кожи и чего-то еще – острого, металлического, знакомого Вейлу по траншеям Молчаливой Заставы. Запахом озона и страха.

Вейл достал из другого кармана небольшую линзу с тускло горящей внутри руной – стандартный артефакт «Полуроты» для подсветки. Луч холодного света пронзил темноту, выхватив из мрака тесное помещение, больше похожее на монашескую келью или походную лабораторию.

Стены здесь были голыми, каменными. В центре стоял простой деревянный стол, заваленный бумагами, чертежами и странными инструментами, гибридами штангенциркулей и астролябий. На одной из стен висела большая, испещренная пометками карта региона с акцентом на приграничные территории, где и произошла та самая «Бойня». Но самое интересное находилось на противоположной стене.

Она была исписана. Не чернилами, а чем-то темным, маслянистым, что местами отсвечивало багровым, как запекшаяся кровь. Это были формулы, алхимические символы, схемы, перемежающиеся обрывками мыслей, записанными на десятке разных языков, включая древний имперский канцелярит и шершавые наречия пограничных кланов. И в центре всего этого хаоса, обведенное несколько раз, было одно слово, выведенное крупно: «СУДИЛИЩЕ».

– Его святилище, – тихо прошептал Вейл, шагнув внутрь. – Его навязчивая идея.

Элиона последовала за ним, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце. Ее взгляд скользил по безумным формулам, пытаясь найти хоть что-то знакомое.

– Что все это значит? «Судилище»? Это что, организация? Место?

– И то, и другое, и ни то, ни другое, – абстрактно ответил Вейл, изучая карту. Его палец указал на район Молчаливой Заставы. Там был нарисован не символ воинской части, а тот же самый знак, что и на стене в кабинете над телом Ван-дер-Гусса. – Это миф. Легенда, циркулирующая в окопах и среди определенных… оккультных кругов. Говорят, это не место, а процесс. Нечто, что происходит с реальностью, когда нарушаются фундаментальные законы. Некий механизм самоочищения, исправления ошибок. Как лесной пожар, который выжигает старый валежник.

Он обернулся и посмотрел на Элиону, его лицо в призрачном свете линзы казалось высеченным из бледного камня.

– Ван-дер-Гусс не просто изучал это. Он пытался его… вызвать. Контролировать. Или использовать его силу. Он считал, что нашел способ. И, судя по тому, что с ним случилось, он преуспел. Просто последствия оказались не такими, как он ожидал.

Он подошел к столу и начал листать бумаги. Большинство записей были сугубо теоретическими, алхимическими расчетами невероятной сложности. Но одна папка, перетянутая простой бечевкой, привлекла его внимание. Он развязал ее. Внутри лежали не формулы, а досье. Фотографии, биографии, отчеты о передвижениях. И все они касались одного человека.

На самой верхней фотографии, сделанной скрытой камерой, был запечатлен он сам – Артаниус Вейл. Он выходил из здания «Полуроты», его лицо было усталым и напряженным. Под фотографией была надпись тем же подчерком Ван-дер-Гусса: «Объект 5. Некромантический резонанс. Кандидат? Ключ?»

Вейл отшвырнул папку на стол, словно его ужалили. Ледяная волна прокатилась по его спине. Он был не случайной мишенью. Он был частью плана Ван-дер-Гусса с самого начала. Маг-теург изучал его, возможно, так же, как изучал «Судилище». И теперь тот, кто стер самого Ван-дер-Гусса, знал о Вейле все, что знал погибший.

– Вейл? – тревожно произнесла Элиона, увидев изменение в его позе. – Что там?

Он не ответил. Его взгляд упал на последний лист в папке. Это была копия старого, полустертого военного рапорта. Датированного как раз временем инцидента у Молчаливой Заставы. В графе «Выжившие» стояла одна-единственная фамилия, обведенная в красный круг: «Вейл, А.»

А ниже, чьим-то другим, более нервным почерком, было приписано: «Носитель Тишины»

И в этот момент свет от линзы дрогнул и погас. Их поглотила абсолютная, непроглядная тьма. И из глубины этого мрака, прямо у них за спинами, послышался тихий, безвоздушный скрип. Тот самый скрип, который слышал Лайам Ван-дер-Гусс за секунды до своей смерти.

Абсолютная тьма была не просто отсутствием света. Она была живой, плотной, вязкой субстанцией, которая обволакивала их, давила на глазные яблоки, заливала легкие. Она поглотила не только свет от линзы, но и все звуки внешнего мира – отдаленный гул города, скрип половиц, даже их собственное дыхание. Оставался только тот тихий, безвоздушный скрип, доносящийся из проема потайной комнаты. Он был совсем близко.

Артаниус Вейл замер, каждый мускул его тела напрягся до предела, превратившись в одну сплошную струну готовности. Адреналин сжег последние следы усталости и «Сна разума», его сознание пронзила ледяная, ясная игла инстинкта. Он не видел Элиону, но чувствовал ее присутствие рядом – застывшее, парализованное страхом.

Не двигайся, – мысленно приказал он ей, хотя знал, что не может передать эту мысль. Не дыши.

Его собственный «Некромантический взор», обычно направленный в прошлое, теперь, в ослепляющей темноте и под давлением нависшей угрозы, начал работать иначе. Он не «видел» в привычном смысле. Он ощущал. Ощущал пустоту, которая была громче любого звука. Ощущал холод, который был не температурой, а отсутствием самой жизни. Он чувствовал, как та Тишина, что осталась в кабинете наверху, теперь материализовалась здесь, в подвале. Она была не на стене. Она была в самом воздухе. Она плыла к ним из проема, бесформенная и все же обладающая направленным, неумолимым намерением.

Скрип повторился. Ближе. Теперь он был не у них за спинами, а прямо перед ними, в двух шагах. Вейл почувствовал, как волосы на его затылке встали дыбом. Его дар, его проклятие, кричал ему об опасности, о чем-то, что было антитезой всему живому, всему сущему.

И тогда он его «увидел». Не глазами. Внутренним зрением, тем, что воспринимало не свет, а саму ткань реальности. Высокую, колеблющуюся фигуру, сотканную из той же тьмы, что их окружала, но еще более плотной, еще более абсолютной. У нее не было четких контуров – они плыли и расползались, как черные чернила в воде. На месте лица – лишь бледное, размытое пятно, искаженное подобие маски. Это была та самая Тень, что убила Ван-дер-Гусса. Но сейчас она была меньше, слабее. Не главный исполнитель, а дозорный. Страж, оставленный на месте преступления.

Он понял это в тот же миг. Эта сущность была частью того самого «алгоритма». Она вернулась, чтобы стереть следы. Уничтожить лабораторию Ван-дер-Гусса. И, возможно, убрать незваных гостей.

Тень остановилась, ее «взгляд» скользнул по ним. Вейл почувствовал, как ледяные щупальца этого внимания коснулись его разума, попытались проникнуть внутрь. Это было то же самое ощущение, что он испытал через прикосновение к мертвецу – чувство, будто тебя читают, сканируют, стирают.

Рядом послышался сдавленный стон. Элиона. Ее рассудок, и так находящийся на грани, не выдерживал этого метафизического давления. Вейл почувствовал, как ее сознание, яркое и упорядоченное, начало дробиться под натиском Тишины.

Медлить было нельзя.

Вейл действовал не думая, повинуясь глубинному инстинкту, о котором ему когда-то рассказывали старые инструкторы «Полуроты». Он не мог сражаться с этой сущностью физически. Его оружием был его же дар. Его собственная, искалеченная душа.

Он не стал пытаться закрыться, отгородиться. Он сделал обратное. Он распахнулся.

Он сконцентрировался не на том, чтобы блокировать щупальца Тишины, а на том, чтобы впустить их в себя. Но не пассивно. Агрессивно. Он направил им навстречу весь хаос, всю боль, весь вихрь обрывков чужих смертей, который копился в нем годами. Все крики с поля боя у Молчаливой Заставы, все страхи жертв, с которыми он работал, всю горечь своих собственных потерь. Он создал в своем разуме бурю, ураган из чужих агоний, и обрушил его на холодный, безличный разум сущности.

Это было невероятно больно. Казалось, его собственное «Я» разрывается на клочки. Он кричал, но не издавал ни звука, его горло сжималось в беззвучном спазме. Но это сработало.

Тень дрогнула. Ее плавное, скользящее движение нарушилось. Безликая маска исказилась – не эмоцией, а сбоем, помехой. Алгоритм столкнулся с чем-то непредусмотренным – с сырой, нефильтрованной, хаотической болью, которая не поддавалась структурированию и стиранию. Она была слишком живой, слишком человеческой, слишком грязной.

На мгновение давящая Тишина ослабла. И в этот миг Вейл рванулся вперед. Он не видел цели, но его тело помнило расположение комнаты. Он налетел на что-то твердое и холодное – на стол Ван-дер-Гусса. Его руки нащупали металлический цилиндр, все еще зажатый в его пальцах.

Ключ…

Он не стал пытаться понять, как его использовать. Он просто вложил в него все, что у него было. Не магию, не знание заклинаний. А свою волю. Свое отчаянное, яростное желание защитить себя и ту женщину, что застыла в темноте позади него. Желание ЖИТЬ.

Цилиндр в его руке внезапно стал теплым. Почти горячим. А затем он почувствовал толчок, отдачу. Темнота вокруг них взорвалась вспышкой ослепительного, бесцветного света. Это был не свет, который можно увидеть глазами. Это была вспышка чистой реальности, волна силы, которая на мгновение отбросила саму Тьму.

Раздался оглушительный, беззвучный визг, разрыв в самой ткани бытия. Вейла отшвырнуло назад, он ударился спиной о каменную стену, и мир на секунду уплыл в сторону.

Когда его зрение вернулось, он увидел, что свет от его линзы снова горел, слабый и колеблющийся. Темнота отступила. Проем в стене был пуст. Тени не было.

Но она не исчезла бесследно. На каменном полу перед столом, там, где только что висела та самая карта, теперь лежал предмет. Небольшой, сверкающий на свету. Вейл, с трудом поднявшись, подошел и поднял его.

Это была офицерская пуговица. С выгравированным на ней знаком Имперской Армии. И номером подразделения. Того самого подразделения, что было уничтожено у Молчаливой Заставы. Его подразделения.

Это было не случайно. Это было послание.

Рядом с ним пошевелилась Элиона. Она сидела на полу, прислонившись к стене, ее лицо было мертвенно-бледным, глаза широко распахнуты от ужаса. Она смотрела на Вейла, и в ее взгляде не осталось ни скепсиса, ни презрения. Только шок и, возможно, впервые – понимание.

– Что… что это было? – ее голос был хриплым шепотом.

Вейл сжал в кулаке пуговицу, ощущая острые грани впиваться в ладонь. Он посмотрел на нее, и его собственное лицо было маской усталости и мрачная решимость.

– Это была охота, следователь Вантар, – тихо сказал он. – И мы только что изменили свой статус. С добычи мы превратились в угрозу. А с угрозой, – он бросил взгляд на пустой проем, – разбираются более тщательно.

Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Его пальцы дрожали.

– Нам нужно убираться отсюда. Сейчас же. И нам нужен новый план. Потому что теперь он знает, что я не просто наблюдатель. Я – мишень. И вы, – он посмотрел ей прямо в глаза, – теперь вы вместе со мной в прицеле.

Покинуть особняк Ван-дер-Гусса оказалось делом нелегким. Давящая тишина, прежде сконцентрированная в кабинете и потайной комнате, теперь, после столкновения, разлилась по всему дому, как ядовитый туман. Воздух стал тяжелым, двигаться сквозь него было все равно что пробираться сквозь густой сироп. Каждый шаг отдавался в висках Вейла глухим, болезненным эхом. Элиона шла за ним, почти не дыша, ее взгляд прилип к спине инквизитора как к единственному якорю в этом безумном мире.

Они не стали ничего объяснять дежурившим у входа полицейским. Бледные, молчаливые лица стражей порядка говорили сами за себя – они тоже чувствовали неладное, пусть и не понимали его природу. Вейл лишь коротко кивнул сержанту, и тот, с облегчением на лице, отступил, давая им пройти.

Вырвавшись на улицу, Вейл судорожно вдохнул влажный, пропитанный смогом воздух Аэтира. После метафизической стерильности особняка даже эта городская отрава казалась живительным нектаром. Он прислонился к холодному борту своего экипажа, давая дрожи в коленях немного утихнуть. Элиона стояла рядом, опираясь на дверцу, ее грудь тяжело вздымалась.

– Мы… мы должны вернуться, – проговорила она, запинаясь. – Заблокировать дом. Вызвать специалистов… – но в ее голосе не было уверенности, лишь автоматическое повторение заученных процедур.

– Никакие ваши специалисты не помогут, – перебил ее Вейл, откидывая голову назад и закрывая глаза. Головная боль нарастала, требуя новой дозы «Сна разума», но он отгонял это желание. Ему нужна была ясность, какой бы мучительной она ни была. – Там не осталось ничего, что можно было бы изучить. Только эхо. И оно уже рассеивается. Сущность выполнила свою задачу – стерла следы. Лаборатория Ван-дер-Гусса теперь просто комната с сумасшедшими рисунками на стене. Безжизненная.

Он открыл глаза и посмотрел на нее. Дождь, мороснивший с самого утра, оседал мелкими каплями на ее идеально уложенных волосах, смывая с них лоск и порядок. Она выглядела потерянной и по-человечески уязвимой.

– Но мы кое-что унесли с собой, – сказал он, похлопывая по карману плаща, где лежали цилиндр и пуговица, а также несколько самых важных, на его взгляд, бумаг из потайной комнаты, схваченные им на автомате в последние секунды перед бегством. – И кое-что узнали.

– Что мы узнали, Вейл? – в ее голосе прозвучала нота отчаяния. – Что какой-то монстр убивает людей, стирая их судьбы? Что вы были в списке у этого маньяка? Что теперь и я там же? Это не знания! Это кошмар!

– Это данные, следователь, – его голос был усталым, но твердым. – И из кошмаров тоже складывается картина. Мы знаем, что Ван-дер-Гусс изучал нечто под названием «Судилище». Мы знаем, что он пытался его приручить или использовать. Мы знаем, что он интересовался мной и моим подразделением. И мы знаем, что тот, кто стоит за этим, обладает силой, способной не просто убивать, но и переписывать реальность. И теперь он знает, что мы представляем для него угрозу.

Он оттолкнулся от экипажа и открыл дверцу.

– Садитесь. Мы едем в «Полуроту».

Путь обратно прошел в гнетущем молчании. Вейл уставился в окно, его мозг лихорадочно работал, пытаясь сложить разрозненные кусочки в единую мозаику. «Судилище». «Некромантический резонанс». «Ключ». «Живой проводник». «Врата». Каждое слово, каждая фраза из досье Ван-дер-Гусса отзывалась в нем ледяным эхом. Он был не просто свидетелем или следователем. Он был частью этого уравнения. Возможно, самой важной переменной.

Элиона сидела неподвижно, глядя на свои руки. Она мысленно перебирала все, что видела и слышала. Прикосновение Вейла к телу и его последующая трансформация. Мерцающий узор на стене. Таинственный артефакт. Потайная комната. И, наконец, та Тьма, что едва не поглотила их. Ее мир, такой надежный и предсказуемый, рассыпался в прах. И на его руинах возникала новая, пугающая реальность, где правила писались не в уголовных кодексах, а в каких-то древних, безумных гримуарах.

Экипаж въехал в подземный гараж унылого административного здания, которое служило фасадом для настоящего штаба «Полуроты». Лифт, управляемый сложным механизмом с шестеренками из закаленной стали и вкраплениями магических кристаллов, умчал их вниз, на несколько уровней под землю. Когда двери открылись, их встретил знакомый аскетичный интерьер: голые стены из отполированного базальта, тусклый свет магических светильников, бряцание оружия и тихие, деловые голоса.