Синтез

Океан решил подбодрить Максима и толкнул прибрежные волны так, что они принялись хлестать по коленям.

– Я хотел сказать, – продолжал Максим, – о том, что происходило в коридоре со мной, когда я там был один. Это была моя жизнь, мои мысли, мои мечты, мои стремления, мои цели, пусть последние и предельно иллюзорные и нереализованные, но они были моими. Это было то, чем я жил. Я, не ошибусь, если скажу, что я всё это тебе рассказывал. Это всё, если не вдаваться в детали, сводились к одному – борьбе за свободу. Иллюзия. Я, я даже не знаю, что такое свобода. Я всегда считал, что это главный смысл в жизни, что это единственное, ради чего имеет смысл жить. К этому нужно добавить ещё много чего, в том числе, и, возможно, стоящие во главе всего остального, убеждения, способность отстаивать их. Цель, стремление, заключенные в достижении определенных, пусть самых немыслимых, побед на любом из существующих полей цивилизации. Не буду распространяться относительно честолюбивых замыслов, порожденных как благородными побуждениями, так и порочными мыслями, относительно славы, богатства, признания, и так далее. Всё последнее, а я намеренно начал с главного, я свел к пыли, к уже не имеющим никакой ценности сопутствующим элементам борьбы. Но, свобода. Борьба за свободу и её обретение в конечном итоге? И это… иллюзия. И иллюзорность в первую очередь заключается в том, что все эти идеи идут не от… сердца, не из меня самого. Они словно надуманные, словно их на самом деле нет, словно это всё игра. А закончится игра и не останется ничего, нечего такого, за что стоило бы умереть и ради чего стоило бы жить, чему хотелось бы отдать всего себя и что хотелось бы хранить и.. Быть с этим всегда и везде. Такого в мире нет, не может быть. Потому, что никто не знает, что это. Я не знаю. Зачем я? Я не знаю… Я не знал, пока не понял, что из всего перечисленного я забыл одну вещь, одно чувство к которому никогда не относился с подобающей серьезностью, что ли. И это чувство – любовь. И любовь воплотилась в тебе, Маргарита. А ты воплотилась в любви. Постепенно я понял, что всю свою жизнь я искал не там и не то. Я не находил себе места потому, что не мог удовлетворить амбиции своего выдуманного мира, я не мог успокоиться. Мне не хватало чувства удовлетворения от осознания факта осуществленной самореализации, каковую я видел именно в плодах борьбы за свободу. Но, ни борьбы, ни самореализации не было. Я всё выдумал. Спокойствие, вот чего мне не хватало на самом деле. Я куда-то рвался, чего-то искал, и не мог понять, чего… Зачем? Идеалы, цели, всё это выглядит так, будто пытаешься заполнить пустоту в самом себе. А откуда эта пустота взялась, не понимаешь или не хочешь понять. Хочется быть цельным, но не получается, потому, что не хватает чего-то. Чего? Не зная ответа, находишь себе цели и идеалы, но, ни удовлетворения, ни спокойствия нет. Где гармония? Ведь это такая простая вещь – гармония! Если каждый человек будет жить в гармонии, то и весь мир будет гармоничным. И не нужна никакая борьба. Идеалы, цели… Человеку нужен человек. Мне нужен человек. Когда я смотрю на тебя, Рита, я словно начинаю вращаться вокруг самого себя. Настолько мне легко. Когда я держу тебя за руку, мне так спокойно, что… что больше ничего мне не нужно. Я не могу представить, как мне быть без тебя, как без тебя я мог быть. Ты моя цель, моя мечта, мое богатство и признание, мое всё. Ты моя свобода. Я не мог уйти от мысли, которая упорно не давала мне покоя особенно последние несколько дней. Эта мысль заключается в том, что мне ничего так не хочется, как заботится о тебе, как хранить и защищать тебя. Я согласен на всё, лишь бы всегда быть только с тобой. Ты самое высшее благо для меня, ты… Я так тебя люблю, что могу умереть от одной мысли о том, что я мог тебя не встретить. Ты само счастье. Ты счастье мое. И я… я хочу всегда быть рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной…

Всё то время, что Максим говорил, он смотрел в глаза Маргариты. Но он был настолько возбужден, что взгляд его растворялся в пространстве, не замечая ничего. Он не видел, как по щекам его любимой текли слезы. Рита пыталась улыбнуться, но от этого слезы текли ещё сильнее. Максим перевел дыхание. Тут же он ощутил, как подкосились его колени. Он медленно взял Маргариту за руку, набрал в легкие воздуха и проговорил:

– Маргарита, я прошу тебя стать моей женой.

Колени подкосились и он, хоть и планировал осуществить данный жест, непроизвольно упал на колени, подняв брызги волн, как раз в этот момент захлестнувших влюбленных.

Вся природа оказалась в состоянии крайней степени напряжения.

– Я согласна, – прошептала Маргарита.

Время нашло себя. Солнце облегченно вздохнуло и, забрав свой последний луч, застывший между влюбленными, закатилось за горизонт. Воздух разрядился. Звезды принялись танцевать вальс. Океан возобновил работу течений.

– Я согласна, – повторила Маргарита.

Максим поднялся с колен и нежно обнял Риту.

– Чуть не забыл, – сказал он, извлекая из кармана кольцо.

– Мамочка! – воскликнула Рита. Максим подхватил кисть её правой руки и аккуратно надел на безымянный палец кольцо.

– Подошло, – вздохнув с облегчением, пробормотал Максим.

– 8 –

Дрова потрескивали в печке, и это создавало ощущение уюта. Этот добрый сладкий запах. В комнате было очень тесно. Древний дубовый шкаф, превращённый в хранилище книг и бумаг, узкая кровать, скрипящая от малейшего к ней прикосновения, грубо сколоченный стол, заваленный бумагами, и два стула.

Полдня Максим провел в лесу, поэтому комната осталась не натопленной, а хозяйку он забыл предупредить. Этот деревенский дом был настолько велик, – когда-то здесь жила огромная семья, – что хозяйка, жившая в противоположном крыле дома, в своей комнате, соприкасающейся с кухней, никогда не знала, дома ли Максим или нет. Сама она была довольно-таки сильна и бодра, да что там говорить, и молода, ей шел шестой десяток, и время, свободное от работы, да хозяйства, проводила в деревне у своих подружек да родственников за разговорами. В частности, одной из излюбленных тем бесед было обсуждение приличного благородного господина, поселившегося у нее в доме. «Молод, красив и холост. И всё с книгами, да с бумагами своими возится. Да куёт с Егоркой».

Жалованья, выдаваемого правительством, Максиму хватало для того, чтобы расплачиваться с хозяйкой за проживание и еду. Да и на более-менее сносную одежду. Одним словом, с голоду да холоду он бы не помер, но на что-то больше, те же книги, которые он заказывал в Томске, уже рассчитывать не приходилось. Поэтому он приобрел профессию кузнеца, и время от времени работал с местным кузнецом Егором, и имел звание подмастерья. Нанимался он и для работы в полях в летние месяцы. Деньги от родных и друзей он не принимал принципиально.

Начиналась метель. Зловещее завывание доносилось из дымохода. Словно зверь какой-то плачет, скорбит.

– Словно зверь какой-то плачет, – проговорил Максим. – Скорбит. Умер кто-то у него, или он сам умирает. Тоска… Суббота. Баня.

Через маленькое закопченное окошко он наблюдал, как баба пытается затащить во двор своего пьяного мужа. Невдалеке стояли ребятишки и покатывались со смеху.

«Видно, с похорон вернулись, – подумал Максим. – Весело было. Дремучая наша матушка. – Максим кинул взгляд на календарь, валявшийся на столе. – Два с половиной года прирастаю наше могущество Сибирью».

Мороз. Метель. День идет к концу. За ним другой начнется. А там и год минует. Максим поднялся, достал из кармана тулупа, накинутого ему на плечи, папиросу, вытащил из печки головню, прикурил и сел обратно к окну.

«Как нелепо всё, – сокрушенно и в тысячный раз думал он. – Как понять, что должно стать во главе всего? Цель моя это одно. Разве, будучи уверенным в том, что моя цель едина, и выбрав необходимую колею, прорубая себе необходимую колею, идти к ней не сворачивая, не обращая внимания на всё, что происходит вокруг, на всё, что происходит со мной, можно, взять, да и остановиться? Убеждения! Имея убеждения, идти к цели нельзя, без нанесения ущерба чему-то. Что это, убеждения? Мои убеждения выражаются одной лишь фразой «политическая неблагонадежность» и приговором «вы отчислены из университета». Я понес наказание за убеждения, за свои убеждения. Я пожертвовал своей целью ради убеждений. Я не смог найти гармонию. Я предал свою цель, изменить которой невозможно, ради убеждений, известных своим свойством «меняться», особенно если речь идёт о политике. Я несу несусветную чушь! Дело вовсе не в том, что возможно изменить что-то когда-то, а в том, что именно сейчас этого делать нельзя ни при каких обстоятельствах, ни под пытками, ни под угрозой смертной казни. Я мужчина, я дворянин, мои убеждения это – моё слово!»

Максим стряхнул пепел с папиросы. Его отчислили из московского государственного университета весной 1914 года и сослали на поселение в Томскую губернию на пять лет. Летом того же года Германия объявила России войну. Несколько раз Максим ходатайствовал об отправке его на фронт в любом звании (за спиной у него был кадетский корпус и юнкерская школа), но все ходатайства были отклонены по той же причине – политическая неблагонадежность.

«Я разбросал себя по кускам. Была бы гармония. Возможно, мне не хватало любви. А где её найти? Почему происходит так, что одни встречают её, а другие лишь рассуждают о ней. Удивительное чувство – любовь. Чувство, известное в той или иной форме всем, независимо от того, сталкивались они с ней или нет. Лишь призрачная фея, являющаяся ко мне в видениях и снах. Лишь образ, выдуманный мной. И как он похож на Ольгу Оболенскую».

Максим очень часто вспоминал лето 1913 года, когда он по наущению его тетушки познакомил своего младшего двоюродного брата, Володю Лирина, с княжной Оболенской. Ольге было шестнадцать лет, Володе восемнадцать. Через год они обручились, Володя писал ему. Несомненно, мальчик был влюблен до безумия. Письмо было настолько длинным и страстным, что Максим решил, что с его братом что-то не так. Каждая строка была пронизана глубокой нежностью к возлюбленной. Володя словно кричал каждым словом о том, что Ольга является единственным смыслом его жизни, о том, что он никогда, ни при каких обстоятельствах её не оставит, о том, что ради неё он готов на всё! На всё, что она от него потребует! На всё!

В прошлом году он получил сразу три письма, от своей матери, от тети, матери Володи, и от, что его несколько удивило и насторожило, Ольги Оболенской. Все три письма были об одном и том же. Володя уходил на фронт. От Максима, как от брата, к которому Володя в последнее время был очень привязан, и который, несомненно, обладал определенным авторитетом, требовали незамедлительно образумить Володю. По первым строкам всех трех писем Максим сразу всё понял. Он должен был убедить брата не ходить на войну. Женщины! Как такое, вообще, может закрасться им в голову. Враг напал на вашу родину, мужчины идут на фронт. Как сказать мужчине, намерившемуся идти воевать, что он не мужчина. «Ты побудь немного не мужчиной – не ходи на войну, там без тебя разберутся». И тут даже не в убеждении дело! А если и так? Отец Ольги готов был похлопотать и определить Володю в штаб. Ольга умоляла Володю согласиться на предложение и не оставлять её. И ведь Володя писал о том, что никогда не оставит Ольгу и готов на всё, что она потребует. Что же произошло? Кто мог предположить, что произойдет нечто, способное помешать любви, да и не самой любви, а намерениям, клятвам, обязательствам, принятым в связи с ней. Это что, убеждения? Возможно. «Я поступлюсь честью, я запятнаю совесть и свое имя…» Максим предполагал услышать нечто подобное от Володи. Поэтому он написал ему, что гордится им. А отвечая на три письма, он сообщил о том, что не имеет права вставать между братом и его решением, принятым сообразно его чести и достоинству. Ольге он пообещал, что сделает всё от него зависящее, чтобы сохранить ей её жениха. Он старался перевести всё в шутку, но как это сделаешь в письме? Он надеялся выхлопотать себе прощение по случаю войны и отправку его на фронт, а при должном содействии оказаться на фронте рядом с Володей, но ничего не вышло. Последнее письмо от Володи он получил летом этого года. Ольга оказалась на удивление стойкой девушкой. Она ждала своего жениха.

«Что это? Что? Что же движет человеком? Что является главной, решающей силой, способной подвигнуть его на тот или иной поступок? Цель? Убеждения? Семья? Любовь? Что? Кто может ответить? Цель? Убеждения? Семья? Любовь?»

– Любовь? – еле слышно прохрипел Максим и проснулся. Его лоб был покрыт потом. Он повернул голову к Маргарите. Темно. Он ощутил её теплое дыхание у себя на щеке. Мгновенно вспомнив события минувшего вечера, он ощутил, как сладкая горячая река потекла по всему его телу. Он был счастлив. Он закрыл глаза.

За стеной было тихо, лишь стрекотание насекомых, да слабый шелест ветра, запутавшегося в листьях. Не спалось. Вновь и вновь перед глазами прокручивался вечер. Море, предложение, парк, ресторан, Мануш и Фераха в восторге. Шампанское. Чудо. Любовь. Это счастье. Максим взял с тумбочки электронный часы и проверил время – половина третьего. Совсем не спится. Хочется пить. Максим тихо поднялся, взял со стола пластиковую бутылку с водой и сделал несколько глотков. Сон покинул его. Возбуждение было слишком высоко. «Я согласна», – стучало в висках. Максим невольно улыбнулся, и улыбка застыла на его лице. Он накинул брюки и рубашку, взял пачку сигарет и вышел наружу. Он продолжал улыбаться. Он направился к берегу. Песок приятно проминался под ногами. Максим улыбался.

«Я согласен на всё, лишь бы всегда быть только с тобой. Ты самое высшее благо для меня, ты… Ты само счастье… И я хочу всегда быть рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной», – шептал вновь и вновь.

Максим пошёл вдоль берега. Пройдя несколько шагов, он остановился и поднял голову к звездам. Небо было усеяно ими.

– Вы слышали? Она согласилась стать моей женой, – прошептал он. – Она моя цель. – Максим достал сигарету и обнаружил, что забыл прихватить зажигалку. – Она моя мечта, мое богатство и признание, моё всё. Она моя свобода…

– Прикури, если хочешь, – раздался голос за спиной.

Максим замер и медленно развернулся на голос. Из темноты, одетый определенно не по сезону – во всё чёрное, выступил Брат. Он протянул зажигалку, давая Максиму прикурить, после прикурил сам.

– Браво, Макс, – улыбаясь, проговорил Брат. – «Ты моя свобода, цель, мечта и богатство!» Всё верно? «То и это иллюзия, оно всё идет не от сердца. Плевать мне на мои убеждения и цели, моя цель это ты и только ты. Единственное, что мне нужно это ты, и только ты». И море слёз и цветов! Хрустальная дорога счастья! Ты столько слюней напускал, что я думал, утону. И давно ты пишешь женские романы?

– Ты где был? – спросил Максим.

– Любовался твоими глупостями. Не скрою, у тебя определенный талант. Как ты «отметелил» этих отморозков на трассе! Ну, полный псих. Я даже решил, что потерял тебя. Не потому, что тебя могли грохнуть, согласись, тебе просто-напросто повезло, что ты остался в живых, а потому, что решил, что крыша у тебя совсем соскочила.

– Ты почему так долго не появлялся? И почему ты решил показаться именно теперь? – не унимался Максим.

– А ты не соскучился? – Брат выпустил дым вбок. – Ты, вижу, в экстазе. Помолвка состоялась. Всё так изящно, как по заранее написанному сценарию. Совсем недавно ты упомянул о своем путешествии в подсознание и заявил, что всё, увиденное там, было мыслями о твоей жизни. Я, если помнишь, там присутствовал. Убеждения, борьба за справедливость, революция, свобода, цель всей жизни и прочее… Столько высоких слов, столько эмоций, столько энергии и жажды действия. Эти мысли, эта экспрессия, этот вулкан, стремящийся разорваться в любую секунду и захватить весь мир и дать ему свободу и справедливость. И бац! Стоп-кадр и пленка начинает плавиться. И почему? А потому, что всё это было, оказывается, иллюзорно. Что главная-то цель у нас предельно проста и незамысловата. Хочу бабу! И всё! И мгновенно пошли по трубе все цели и благородные намерения. Я лишь говорю о том, что мне показалось. Я не прав? Возможно, я чего-то не так понял, или не то услышал. И нужно было столько напрягаться, ища себя и свою цель? Оказалось, всё так элементарно! Ты уже нашел свою дорогу и себя? На этом всё? «Всё, чего я хочу, это быть всегда с тобой». Это же так примитивно… Это… так мелко. Неужели ты и в самом деле считаешь, что ради этой химической реакции, имеющей свойство прекращаться, причем, в масштабах продолжительности жизни в самые сжатые сроки, а если говорить проще, имеет ограничения по времени, следует поступиться со всеми своими мечтами, целями, надеждами и убеждениями? То всё блажь, а это всё настоящее. И как ты это определил?

– Ты закончил? – Максиму почему-то стало смешно.

– Тебе смешно? – смеясь, спросил Брат.

– Да, Брат, ты меня рассмешил.

– Что ж, «Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за всё это Бог приведет тебя на суд». Бог ты мой, библия! Наслаждайся и храни принцессу… Спокойной ночи.

Брат вернулся в темноту и исчез.

Максим, склонив голову, на мгновение задумался, после встряхнулся, поднял взгляд к небу и обратился к звездам:

– Вы слышали? Так-то. А я люблю её, а она любит меня. И она согласна…

– 9 –

Маскарад начался с самого утра. Весь остров был разукрашен ещё с вечера предыдущего дня. Повсюду были развешаны яркие гирлянды, разноцветные флаги, рекламные растяжки, надувные шары и всевозможные причудливые фигуры разных величин. Все украшения, разумеется, содержали пиратскую тематику. По всему острову бродили разряженные морские чудовища на ходулях, дряхлые пиратские капитаны, стуча деревянными ногами, приставали к отдыхающим, предлагая им купить незамысловатые маскарадные принадлежности – маски, накидки и прочие безделушки, симпатичные пиратки бегали всюду, раздавая маленькие афиши, информирующие о том, когда и где, в каком баре, ресторане, или на какой площадке будут происходить различные выступления и другие праздничные мероприятия, приуроченные к маскараду.

Как выяснилось, маскарад для острова означал то же, что и Новый год, только проводился он каждый месяц. Там, где праздник является основной формой существования и видом деятельности, праздником может считаться лишь праздник грандиозный. Вся жизнь – карнавал!

Ближе к вечеру большая часть отдыхающих бродила по острову в масках и легких костюмах. С первыми признаками наступления темноты, на улицу выкатили лотки, раздающие шампанское. То тут, то там появлялись оркестры, исполняющие заводные песенки, и завлекали прохожих в хоровод. Стреляли петарды, разлетались конфетти, повсюду слышались радостные возгласы и смех. Атмосфера царила праздничная, пиратская и немного мистическая.

Бал-маскарад во дворце стартовал в восемь часов. Маргарита, как участница конкурса красоты отправилась туда задолго до начала. Фераха приглашения на конкурс красоты не получила, они с Манушем предпочли наслаждаться праздником, гуляя по центральным улицам острова.

Максим прибыл во дворец к половине восьмого, как и значилось в его билете. Дворцом называлось деревянное сооружение в стиле «хай-тек» высотой в два этажа, занимающее довольно-таки приличную площадь и напоминавшее чем-то летний концертный зал, только со стенами и крышей. Крыша представляла собой шатер, укрепленный на легких металлических конструкциях, которые могли складываться, полностью убирая кровлю и оставляя посетителей дворца под открытым небом, как на стадионе. Основным предназначением дворца являлась организация и проведение концертов приезжающих звезд и различных торжеств, одним из которых, основным, и был бал-маскарад.

Показав свой билет, Максим был препровожден в отдельную комнату, напоминавшую примерочную, куда принесли его костюм. Костюм был накрыт плотной бумагой и висел на вешалке. Максим осторожно распаковал его и, сдерживая смех, принялся одеваться. Застегнув все пуговицы, натянув и плотно застегнув максу, он встал перед зеркалом и оглядел себя с ног до головы.

Отполированные туфли, фиолетовые штаны в вертикальную полоску, фиолетовый пиджак, надетый поверх зеленой жилетки, оранжевая рубашка и бордовый галстук. На голову, покрытую едко зеленым волосами была возложена шляпа. Из наружного кармана пиджака выглядывала карточная колода. Лицо было полностью скрыто за белой маской с красными пятнами возле рта, искривленного в злой усмешке.

Из зеркала на Максима смотрел, ухмыляясь, самый настоящий Джокер.

Выйдя из примерочной комнаты, Максим оказался в холле. Здесь участники маскарада ожидали приглашения в зал. От такого количество ярких красок у Максима разом зарябило в глазах. Определенно, организаторы праздника изощрялись, создавая маскарадные костюмы, как только могли. Кого тут только не было! Все мыслимые персонажи сказок, легенд, фильмов и комиксов, животные, птицы, насекомые, овощи, фрукты, машины, и даже один замок, голову которого украшала высокая башня со шпилем, еле удерживающим равновесие. Мужские костюмы изобиловали разнообразием, комичной абсурдностью и порой громоздкостью элементов. Что касается женщин, то их модельеры пожалели. Несмотря на то же разнообразие и загадочность, в целом представительницы прекрасного пола выглядели, все без исключения, грациозно и привлекательно.

– Определенно, нас хотят подставить, – весело заметил говорящий огурец, остановившийся рядом с Максимом. – Как тут поймешь, что у дам скрыто за их доспехами. Ориентироваться придется исключительно по габаритам. Как думаете, меня этот костюм не слишком полнит?

– Нисколько, но, боюсь, вы ещё не созрели.

– Вы правы, нужно выпить.

Ровно в восемь двери в зал были открыты, и гости хлынули внутрь. Зал напомнил Максиму отель «Рапсодия», где, кстати, как он для себя отметил, также раз в месяц проводились балы. По периметру помещения в несколько рядов были расставлены столики, далее располагалась небольшая сцена, продолжавшаяся выходящим в глубину зала подиумом, сооруженным для конкурса, перед подиумом был выставлен ряд кресел и столов для жюри. Все четыре угла зала были заняты барами. Второй этаж предназначался для уставших посетителей: это был балкон с расставленными вдоль стен мягкими диванами. На втором этаже приютился оркестр, сразу, как только гости заполнили зал, приступивший к исполнению легкой музыки, доносившейся из раскиданных по всему залу, динамиков.

Меж гостей курсировали симпатичные «пиратки» и координировали их передвижения – они предлагали сразу же занять места за столиками, соблюдая, по мере возможности, равномерное распределение мужского и женского коллектива.

– Понимаете, мне крайне необходимо отыскать свою жену, – пристал к одной из «пираток» Ланцелот с поролоновым мечем. – Она такая доверчивая. Её нельзя оставлять одну. С ней может случиться какое-нибудь недоразумение…

– Извините, но вам придется довериться провидению. Вы можете поухаживать вон за той медузой. Как вам?

– Девушка, а вы настоящая или на вас костюм волшебной феи? – пристал к другой «пиратке» колорадский жук.

– Я фея, мой усатый – полосатый, но я фея при исполнении. Откройте тайну вон той розё. Возможно, вы ей не покажетесь настолько вредным, как картошке.

– Дамы и господа, не стесняйтесь! – раздалось в динамиках. – Поухаживайте друг за другом. Проявите инициативу и усаживайтесь за столики. Наши официанты с удовольствием вас обслужат. Нам нужно быть готовым к конкурсу красоты. А то наши красотки заждались, а им тоже хочется слиться с вашей замечательной компанией и закружить самый настоящий бал-маскарад. Обращаю ваше внимание, что посадочных мест в зале больше, чем гостей. Свободные места оставлены не только для наших чудесных конкурсанток, но я для вас. Ведь неизвестно, с кем вас сведет судьба в ходе бала. Будьте мобильны и свободны. Живите движением. А мы сделаем всё, чтобы вам было весело и комфортно. Будьте, как… как в сказке!

Максим огляделся. У самой стены, прямо напротив конечной точки подиума, стоял ещё не занятый столик. Он направился прямо к нему и сел лицом к сцене. В это же время, остальные гости, следуя советам ведущего бала, принялись рассаживаться.

– У вас не занято? – обратилась к Максиму Снежная королева.

– Нет, конечно, присаживайтесь, – отозвался Максим. – Будьте, как в сказке.

Вскоре к ним за столик присел ещё Бармалей.

– Пожалуй, три злодея за одним столом это чересчур, – пробормотал Бармалей.

– Давайте нападем вон на ту компанию, – предложила Снежная королева, указывая на столик, за которым сидели принцесса, кораблик и Красная шапочка. – Я беру на себя пароход.

– Не возражаете, если я предложу руку и сердце принцессе? – спросил Бармалей.

– Чьи руку и сердце вы намерены ей предложить? – поинтересовалась королева.