Полная версия:
Вихрь переправ: 4. Если жить хочешь в новом мире
– Я прекрасно понимаю. Но выбирать всё равно придётся, – согласно кивнул оппонент.
– Не могу! – взвыл Матфей, голос его дрожал, как тронутая тетива.
– Я испытал обе, – тихо прошептал Револьд, – и жертвы, и охотника. Обе не мои, мне их навязали.
– Не могу, – простонал юноша. Его глаза страдальчески взирали на собеседника и сквозь него.
– Сочувствую, но такова жизнь. Нет, цена за жизнь. Мне жаль, что в том есть и моё причастие. Но я уже ничего не могу исправить, лишь отступить в сторону и не вмешиваться.
– Не могу, – еле слышно пробормотал Матфей, он уже совладал с собой.
– Тебе придётся. Выбор скуден, тебе решать. Уже одну роль ты вкусил сполна, теперь самое время решаться на смену, пока тебя не затравили до известного финала.
Матфей Катунь переменился в лице – недавнее отчаяние смылось вызывающей жёсткостью.
– И что же? Мне стать таким, как ты? Идти на подлости, хитрить и изворачиваться? Знаешь, паук любит мух. Но почему? Потому что вкусные? Отчасти. Но по мне, причина в банальной зависти. Муха умеет летать, она в любой момент может воспарить в небо, подальше от тягот земных, и паук не может ей простить этой вольности. Он ловит мух и ест их, и ест. В древних культах было распространено поверье: если съесть сердце врага или его целиком, то таким образом, можно было приобрести его достоинства и силу. Вот и ловят пауки мух в надежде, что наступит день, когда и они, уродцы, гордо воспарят в поднебесье на собственных крыльях.
– Эк тебя занесло.
Астрогор с интересом смотрел на паренька, которого ещё совсем недавно жаждал заполучить в свою группировку, сломить и принудить к сотрудничеству. Нет, такого не сломишь и не обманешь. С таким нужно по-человечески, уважительно, на равных. Матфей прочёл взгляд вурдалака.
– Я знаю, к чему ты ведешь – я не перейду на твою сторону. И не жди. Не после того, что ты натворил. Да и даже до всего того. Я не желаю принимать твою или его сторону. У меня своя сторона.
– Я уже сказал, что отхожу в сторону, – вскинул примирительно руки Револьд. – Но всё же, тебя устроит роль мухи? Летать до тех пор, пока не угодишь в паутину?
– Нет. Мухой я тоже не желаю быть. Больше нет.
– Тогда кем же? Ты сам сказал: ролей всего две. Паук и муха.
– Я выберу нечто среднее. Я стану шмелём, с которым пауку не тягаться. И шмель спокойно будет летать, куда угодно ему.
– Браво! Всё-таки ролей больше, чем две.
Виктор Сухманов пока держался в стороне, он, равно как и его кот, ещё хранил в памяти все гадости и испытания, кои выпали на них и их спутников по вине вурдалака. Пока длилось временное перемирие, в обещания Астрогора «отойти в сторону и не лезть» Виктор не верил. Нельзя целиком верить обещанию подлеца и убийцы. Кто-то должен хранить здравый рассудок, когда практически все общаются с вурдалаком на равных.
Вот и с Эриком у Виктора однажды вышла не совсем дружеская беседа.
– Слушай, я тебя совершенно не могу понять: то ты готов был убить вурдалака чуть ли не голыми руками, что совершенно понятно – из-за смерти прислужника – теперь же сидишь и ведёшь с ним привольные беседы, будто ничего до этого не случилось.
– Да знаю, Вик, знаю.
– Ты его что, простил? Простил ему Карасу?
– Простил? Нет… Не знаю… Хотя, наверное, скорее да, чем нет.
– Это как же понимать, Философ? Либо ты прощаешь всю ту хрень, либо нет.
– Ты прав, Вик. Мне до сих пор непросто. Карасу был славным и верным другом. Но там, на площади, я в один единственный момент увидел, как маска напыщенности слетела с нашего нынешнего постояльца. Всего чуть-чуть он явил себя такового, каков и есть на деле. И я увидел себя, вернее свою боль и отчаяние от безвозвратной утраты друга. Мне было больно, да и теперь не сладко – это я так, дурачусь, что мне легко. А вот ему хреново ещё сильнее – он потерял не только друга, но брата. Такую дыру никогда не залатать, ни заполнить. Моя срастётся и останется шрам, а его навсегда останется кровоточащей бездной. Так что, да, я скорее склонен простить, так будет проще для нас обоих. К тому же, я ему верю, в то, что он сожалеет о Карасу. Я хочу верить, так проще простить.
– Мне кажется, что я тут единственный, кто здраво мыслит. Остальные давно пустили слюни и смотрят ему в рот, – упрямо проворчал Виктор.
– Ты тоже до этого дойдешь, Вик. Но прежде тебе нужно справиться с собой – тебя точит не недоверие, а самая банальная ревность. Но я понимаю, расклад твоего пасьянса непрост: дама встала посредине переправы и всё думает, к какому берегу ей пристать.
– Вот ведь вздор! Глупость несусветная! Опять ты выворачиваешь изнанку наружу, Философ!
– Все эмоции идут от наших чувств. А твои, мой друг, закручены на неуверенности во взаимной симпатии барышни. А ревность – есть неуверенность в любви.
– Я даже не буду больше это слушать. Какая чушь! – прорычал, побледнев и покраснев следом, Виктор. Явно сдерживая себя, он рванул к выходу и с громким хлопаньем, затворил за собой входную дверь.
– Когда человека ставят лицом перед правдой, от которой он бежит, в результате мы имеет хлопанье дверями, – поджав губы, изрёк Эрик Горденов.
Виктор негодовал. Даже Юнка, и та, словно забыла, по чьей вине едва не отдала душу Творцу, и кто исковеркал Нила Хотина. Кстати!
– А что с Нилом, кстати? – без обиняков встрял Виктор в беседу между Юной, Лукой и Астрогором. Юноше вдруг стало тошно от того внимания, которым был окружён их, между прочим, враг.
При упоминании их общего друга Юна Дивия сникла и потупила виновато глаза, Лука же, напротив, посмотрела на Виктора как на неслыханного нахала, позволившего себе лишку. Не смутился и Астрогор, хотя голос выдал в нём сожаление.
– Не знаю, – коротко ответил он.
– То есть, как это ты не знаешь? – вспыльчиво возмутился Виктор. – Это ты его сделал одним из вас. Ты сотворил из него упыря! И теперь не знаешь?!
– После того, как он привёл вас на площадь Свободы, я отпустил его, – признался вурдалак, хладнокровно выдерживая яростный взгляд юноши. – У нас был уговор: это был последний раз, когда я его использовал. Теперь он сам по себе. Мне и, правда, неизвестно, где он и чем занят. Ваш друг вне моей компетенции.
– Да ладно. Ты взял и опустил Нила? Просто так? – не верил Виктор.
– Да, всё верно. Взял и отпустил. Я, кстати, держу слово, если его дал, – произнёс Астрогор.
В голосе скользнула жёсткая нотка, это уже было предупреждение: не переходи дозволенную грань. Глаза вурдалака опасно помрачнели, до грозового моря. Лукерья поспешила одёрнуть задиристого юношу. Виктор, привычно степенный и миролюбивый, в последнее время менялся не в лучшую сторону, вспыхивая, словно спичка. Ему тяжелее остальных давалось тесное соседство с вурдалаком.
Прошла ещё одна неделя. Декабрь давно перевалил за вторую половину. Жизнь в вирийской глубинке уже казалась привычной и долгой. К морозам тоже стерпелись.
На середине третьей недели проживания в Белручье объявился Волкодлак. Волчий пёс каким-то чудом выследил место, в котором прятался раненный союзник. Прислужник показался только ночью, благоразумно не став пугать местных жителей в дневное время, хотя соседские собаки, его почуяв, залились протяжным лаем. Этот лай и привлёк внимание ребят.
– Что-то не то, – заметил Виктор Сухманов, вспомнив поведение бродячих, прикормленных им дворняг.
Даже Астрогор насторожился.
Кошки у дверного порога вдруг выгнули спины, шерсть вздыбилась, усы в стороны – а сами шипят.
– Там волк! Волк! – завопили истошно Сеера и Лиандр.
– Прислужники учуяли волка за дверью! – прокричал Матфей Катунь, хватая в руки топор, который лежал неподалёку от печки.
Со стороны улицы раздался скрежет: чем-то острым царапали по внешней стороне двери.
Тут Револьд Астрогор изменился в лице. Тревожность сменилась задумчивостью, а после догадкой.
– Постойте! – обратился он к парням, намеревавшимся подпереть входную дверь, дабы не дать хищнику проникнуть в дом. Матфей держал топор на случай, если дверь не выдержит – она открывалась во внутрь.
Его оклик проигнорировали, поскольку не услышали, занятые баррикадированием входа. Уже и тумбочку откуда-то вытащили.
– Постойте! – что есть мочи выкрикнул вурдалак. – Это не волк!
Эрик расслышал и обернулся.
– Это волчий пёс, мой волчий пёс, – уверенно заявил Револьд, нервозно дернувшись. Всё-таки рана заживала не слишком скоро.
– С чего ты взял, что это он? Это может оказаться и обычный волк, – с жаром возразил Виктор, подталкивающий тумбу к двери.
– У Волкодлака отменный нюх. Он меня, где хочешь, найдёт. А волк не станет подходить к двери жилого дома, тем более, в центре посёлка. Он бы тогда выбрал на отшибе, ближе к лесу.
– А может, это бешеный зверь, – выдвинул предположение Эрик, но с долей сомнения.
– Ага, станет бешеный зверь скрестись в закрытую дверь, когда на улице полно собак на привязи, – откинул зыбкую мысль Астрогор.
– Нужно проверить, – предложила Юна. – Только так можно узнать – волк за дверью или волчий пёс.
– Ага, открыть и подставить горло под клыки. Нет уж, дудки! – отмёл её идею Эрик Горденов.
Словно услышав его слова, скрежет усилился. Дверь задрожала.
– Но и стоять под дверью всю ночь – тоже та ещё перспектива, – возразила девушка.
– А тебя не смущает царапание в дверь посреди ночи? – иронично отметил Виктор.
Но Юна правильно уже заметила: стоять под дверью всю ночь – испытание для нервов и духа не сладкое.
– Ладно, – выдохнул Матфей Катунь, явно решаясь, – я посмотрю. У меня есть топор, если что.
Тумбочку сдвинули. Эрик изготовился рвануть дверь на себя, а Матфей крепко стиснул древко топора.
– Готов? – уточнил Виктор друга. Тот неуверенно кивнул.
Тут Астрогор подался вперед и крикнул:
– Волкодлак! Если это ты, отойди от двери!
Скрежет прекратился. Эрик распахнул дверь, а Матфей с топором в замахе шагнул за порог.
Сколько ещё безрассудных поступков он свершит, если переживёт сегодняшнюю ночь?
Ступеньки искрились инеем в холодном свете поднимавшейся луны. Напротив крыльца большой тёмной тенью стояло существо, которое в бледном лунном свечении можно было бы принять за чудище, громадное, с глазами, горящими синим пламенем. У Матфея руки сами собой опустились, мороз неуличный пробрал его до дрожи.
Громадная лохматая тень с горящим синевой взором заговорила:
– Он здесь. Я чую его запах. Ты сберёг его. За это я не трону тебя. А теперь дай мне дорогу, я хочу видеть моего господина.
Итак, Волкодлак вернулся.
Матфей посторонился и пропустил волчьего пса в дом. Волкодлак увидев Астрогора, тут же принял вид самого добродушного в мире пса – вилял хвостом и поскуливал. Он так долго искал союзника, так долго. В поисках прислужник чего только не натерпелся, исхудал, бока заметно впали, но это дело поправимо. Главное, что они с Астрогором воссоединились.
Не менее обрадованным выглядел и вурдалак. Он простодушно трепал пса за ухо, наклонился и позволил прислужнику лизнуть себя в лицо, что уже было верхом проявления эмоций. Это воссоединение несколько обескуражило ребят. Но Виктор быстро поставил ситуацию под контроль.
– Волчий пёс не может тут остаться. Он привлечёт внимание к нам.
– Ты прав, – согласился Астрогор, вовсе не собиравшийся воевать за право оставить прислужника в доме. – Завтра мы оба покинем вас.
– То есть как? Завтра? – всполошилась Лукерья.
– Я и так загостился тут. Да и вам со мной хлопот достаточно, – с иронией произнёс вурдалак, выдавливая улыбку. Даже ослабленный ранением и предательством, он умудрялся сохранять присущее ему природное обаяние, некогда цепко покорившее Луцию Бавервильд. – К тому же, как я ранее говорил, мне нельзя так долго быть в отлучке – это негативно сказывается на моём положении. Чем быстрее я вернусь, тем лучше для меня. И для вас.
– Но как же твоя рана? – не сдавалась Лука.
– Ничего, я справлюсь. Кризис, как говорят врачи, миновал. Мне понадобится помощь от вас, ещё раз. Нужен переправщик. Ваших прислужников я не смею просить о подобной услуге, но может быть ворон или филин разыщут в местной округе мне подходящую птицу? Буду признателен.
– Я поговорю с Гамаюном, – пообещал Матфей Катунь. – Думаю, он не откажется.
***
Четверо сообщников переговаривались в одном из удалённых кабинетов головного штаба праведников – Совета Держав (СД).
Декабрь близился к концу, а вместе с ним и оканчивался годичный срок временного размещения Совета Держав. В январе пройдёт голосование, на котором изберут следующую столицу для штаба. В лидерах по-прежнему: вирийская Аркона и горийский Арвадан. Левирро, столица Буэро, где ныне располагался СД, от голосования своей кандидатуры отказался – слишком хлопотное и дорогостоящее мероприятие. Достаточно и раза в двенадцать лет. Буэрийцы были бы рады, чтоб их страну никогда не рассматривали в роли пристанища, пусть и временного, под головной штаб праведников. Не то что бы они имели что-то против, просто их стиль жизни в корне отличался от всего мира.
Уже половину декабря шло закрытое заседание СД. Главы стран, представленных на заседании, никак не могли прийти к общему знаменателю, дебаты порой достигали высокого градуса, приходилось останавливать диспуты и переносить встречу на другую дату, а после на следующую. Оставалась неделя до января, а кризис не разрешался. И всё из-за одного человека. Но если бы то был один из советников, а то сам верховный!
После арконского инцидента в Левирро шло разбирательство над действиями Флегонта Саркара, прозванного коллегами за глаза «Бессменным», и всё потому, что свергнуть с пьедестала лидерства за двадцать лет его никому не удалось. Возможно, происшествие на площади Свободы замялось бы ещё в самом начале, если бы не возник свидетель с «уликами» и не стало бы известно о вопиющем нарушении Кодекса.
Свидетель, Рослав Митке, он же – бывший начальник службы безопасности при головном офисе праведного братства. Чета Катуней, Юстин и Вида, – те самые «улики». И Э́нна Фри́дди, буэрийский советник.
Вчетвером они тайно собрались поздним вечером в удалённом крыле здания штаба. В руке каждого горела свеча.
Год назад штаб Совета Держав выбрал себе здание среди прочих, отдав предпочтение бывшему железнодорожному вокзалу. Смесь черт классицизма и индустриального стиля, воздушные интерьеры из стекла и стали как нельзя лучше подчёркивали суть праведного братства, да и само здание, созданное в лучшем стиле бозар с колоссальным ордером, сдвоенными колоннами, статуями, подчёркиющими линию кровли, гармонизировало с остальным ансамблем дворцов и особняков, на которых зиждился костяк центра Левирро.
Помещение, в котором проходил тайный сбор, – чей-то бывший личный кабинет прежде – так давно никем не занимаемое, представляло собой небольшое, невысокое пространство с одним вытянутым окном. Так как занимать его никто не торопился, то эта комнатка стала чем-то вроде кладовки, куда стаскивали ненужные вещи. Нагромождения из безымянных коробок с надписями стояли кое-как, и всё же среди них проходили узкие, кривые тропинки, как в лабиринте. Пыли и паутины здесь наличествовало предостаточно, а окна так давно никто не касался, что с уличной стороны можно было различить разве что фон, мутный да нечеткий.
Первым делом Рослав Митке, когда одолел крутые изгибы дорожки, стараясь не зацепить ненароком торчащие края коробок, подошёл к окну и закрыл его портьерами, скопившими на себе столько пыли, что тут же поднялось облако пыли. Все присутствовавшие громко зачихали. На вопрос: зачем он зашторил и без того грязное окно, в которое и так, скорее всего ничего не видно? Митке объяснил: для пущей безопасности.
– Вы уверены, что всё именно так, а не иначе? – уточнила Вида Катунь, направляя свечу в его сторону.
После бегства из подземелья арконовского офиса праведников, светло-зеленые глаза женщины вновь горели живым блеском. Свои шикарные, медового оттенка волосы она завязала в обычный хвост. На женщине было приталенное тёмно-синее пальто из джерси и высокие сапоги.
Советница въедливо осматривала свою верхнюю одежду и уголки губ брезгливо опускались всякий раз, когда цепкий взгляд выхватывал (в таком-то освещении!) пятнышко коварно налипшей пыли или сеточки сухой паутины. Также взор ее отметил вереницу следов, которая останется после их секретного совещания. То-то будет простора для полёта фантазии и домыслов следующему, кто сюда заглянет.
Рослав Митке, которому адресовался вопрос, в длинном сером драповом пальто, как и положено праведникам, нервозно провёл ладонью по темноволосой голове. Кажется, залысины, которые он старательно маскировал длинными прядками, углубились. А всё из-за босса.
– Совершенно уверен, сударыня, – со злобной ноткой выговорил мужчина. И совершенно неясно: злился он на собеседницу или на суть беседы. – Он приговорил нас всех. Кроме вас, госпожа Энна. Но если он узнает, что вы на нашей стороне, поверьте, вам тоже несдобровать.
– Вот только не нужно запугивать и меня, господин Митке, – предупредила, впрочем, мягким и совсем невоинственным голосом советница.
Крепкого телосложения, с чуть заметной полнотой, которая скорее шла её облику, чем вредила, Энна Фридди носила каре до плеч, волосы были выкрашены в приглушённый оттенок сливы. На женщине ладно сидело элегантное, длинное в пол чёрное платье с корсажем, поверх которого наброшено было серо-синее пальто с капюшоном. Подле ног, обутых в остроносые серые ботильоны, расхаживал крупный черный кот Асдей. Зверь искоса поглядывал то на людей, то на их прислужников, задерживая подолгу на них взгляд жёлтых глаз.
– И почему мы не включим свет? К чему эта маскировка со свечами? К тому же, окно зашторено, – поинтересовалась она у Митке, проведя по воздуху рукой. Запах плавленого парафина досадно раздражал, смешиваясь с пылью затхлого воздуха.
Действительно, здание, не в пример остальным административным сооружениям Леввиро, пользовавшимися, как и положено, свечным освещением, было оснащено передовым генератором. Но Митке попросил каждого прихватить по паре парафиновых свечей, которые вставил в специальные подставки.
– Электрика скорее привлечёт ненужное любопытство. Это мера предосторожности.
– Глупости всё это. Кому мы нужны? – развела руками сливовая брюнетка. – Уже полмесяца прошло, как вы тут. Совет уже направил Саркару приглашение на собрание. Он должен явиться не позднее 30 декабря, иначе его кандидатура будет снята, а его обязанности вручат временно исполняющему.
– Который, как я понимаю, – как все мы понимаем – будет выдвинут со стороны хозяйки-страны, – проницательно подхватил праведник, с прищуром глядя прямо в глаза советнице. В глубоких тенях, дрожащих и живых в свечном свете, его орлиный нос смотрелся дьявольски зловеще. – То есть, Буэро.
– Это ещё не точно, – возразила, но несколько заторможено госпожа Фридди. Очевидно, прямое указывание на её кандидатуру смутило женщину, хотя не стало неожиданностью.
– Ладно, про выборы потом. Вы лучше скажите: нам-то с Ид что делать? – тут в разговор включился и Юстин Катунь, которого борьба верхушки праведников нисколько не волновала.
Великан-супруг Виды Катунь до поры стоял молчком, то почёсывая пятернёй тёмно-каштановые волосы, в которых прибавилось седины, то разминая пальцы ладоней до характерного хруста – будто собирался пустить их в скором времени в ход. В отличие от остальных, на Юстине была неброская одежда: темно-синие джинсы с широкими подворотами, серый свитер крупной вязки с громадным воротником и короткий черный пуховик. На ногах широкие черные ботинки с толстой подошвой. Вокруг одной из ног колечком скрутился верный прислужник, уж Ксафан. Союзник принёс его в нагрудном кармане пуховика и достал – змее привольнее на твёрдой поверхности, нежели в подвешенном состоянии. Тут же поблизости сновал и ко всему тщательно принюхивался Велизар, приятель Ксафана и прислужник Виды Катунь. Ситри, серо-бурая куница Митке, держалась в сторонке от этой странной парочки, впрочем, и к чёрному коту она испытывала не больше доверия.
Бывший сотрудник Саркара перевёл на Юстина лисьи светло-карие глаза, взгляд не сулил ничего хорошего.
– Лучшее, что вы можете теперь сделать – затаиться, спрятаться и ждать, – дал совет таким властным и беспрекословным тоном Митке, который отдавал скорее приказом, нежели рекомендацией.
– Да сколько ж можно? Прошо полмесяца! – досадливо посетовал Юстин. Его голос, глубокий и басистый, и неожиданно громкий сотряс стоячий воздух кабинета. – Нам с Ид надоело скрываться, словно мыши в норах. К тому же до финала вашего грандиозного шоу под названием «Призовём мерзавца к ответу» осталось несколько дней. Что может произойти?
– Говорите тише, пожалуйста! – сердито прошипел праведник, беспокойно озираясь то на дверь, которую предварительно заперли изнутри, то на прикрытое окно. – Вы и представить себе не можете, Юстин, как длинны руки Саркара. И это не паранойя. У него есть свои люди даже в Совете. Я много чего знаю о Бессменном. А ещё больше не знаю.
– Вот и скажите на Совете всё, что вы знаете, – посоветовала Энна Фридди, отставив свечу на одну из коробок и сложив руки на груди. Эта игра в шпионов её начинала раздражать. – А то вы только и делаете, что пугаете, да предупреждаете. От слов – к делу.
– Вы не понимаете, госпожа Фридди. С Бессменным нельзя вести войну в лобовую. Он слишком хитер и жесток. Да что там! Вы забыли, что он учинил недавно на площади Свободы? Это же подлость!
Митке так разволновался, что приостановил поток слов. На лице проступили красные пятна, вконец испортившие его и так непривлекательную внешность. Куница, нервозно крутившаяся вокруг его ног, вдруг пружинистыми скачками направилась по извилистому направлению меж коробковых гор к двери. На это никто не обратил внимания, кроме змеи. Ксафан застыл на месте, приподняв голову над полом.
– Нам мало что известно, господин Митке, – сдержанно высказалась праведница. Её глаза оливкового оттенка в свечном мерцании теперь казались едва ли не угольными. – Вас там не было. На тот момент вы находились в кабине самолета вместе с супругами Катунь. А из головного офиса нам отказались давать пояснительную информацию насчёт операции, которую провёл Флегонт Саркар. Всё, что нам довели: это было важное предприятие по захвату лидера группировки вурдалаков.
– Ещё бы он вам все свои карты раскрыл! – ярился бывший начальник безопасности на себя, на чёртову беспристрастность Совета и нейтральность к ситуации, в которой Митке тонул отчаянно и безвозвратно, он еле сдерживался, чтобы не схватить праведницу за плечи и встряхнуть её хорошенько, чтобы здравый смысл пробудился внутри её хорошенькой головки. – Да этот плут всех вас обвёл! Но у меня еще остались верные человечки в Арконе. Всегда нужен запасной ход. Они-то мне и поведали те подробности, о которых наш любезный №1 предпочёл умолчать.
– Ну, так выкладывайте, господин Митке, не томите! Вы же за тем и привели нас в этот чулан, чтобы поделиться тайными сведениями. Ведь так?
Митке послышалось, или в голосе советницы зазвучала едва прикрытая насмешка? Она не верила ему! Ну, разумеется, кто он такой, и что его слово стоит против слова Саркара? Кошачье мяуканье против львиного рыка. И тем не менее…
– Вам известно, что на площади Свободы кроме Астрогора находился и всеслух, то есть Матфей Катунь, с группой друзей, – продолжил чуть более эмоционально, чем сам того желал, Рослав Митке, стараясь смотреть поверх сливовых волос Фридди.
– Да, но это не противоречит уставу братства, – подтвердила осведомлённость женщина, переводя на родителей упомянутого всеслуха осторожный взгляд. – Ничего личного, госпожа Катунь, господин Катунь, но сама природа всеслуха опасна для населения, косвенно или напрямую. Поймите, если демон с такими возможностями попадёт в руки вурдалаков, то может случиться что угодно. И ничего хорошего, разумеется. Но братство всегда действовало в рамках строгих правил.
Юстин сжал руки в большие кулаки и убрал за спину: в последнее время любое упоминание о его сыне, как о каком-то подопытном объекте вызывала лютый гнев. Но на женщину, пусть и принадлежащую к праведному братству, он не желал распространять свою ярость. Пусть дамочка и сверлила его пронзительным взглядом, пусть и подвергала сомнению доводы Митке – что-то в ней самой внушало Юстину Катуню невольное уважение к её персоне. Каким-то подспудным чутьём он знал, что она поверит, и наверняка сможет встать на сторону сына. А союзник им сейчас, ох, как нужен! Но что-то Ксафан совсем разнервничался, даже зашипел.
– Да вы что?! Поверили! А я как раз знаю, что нет! – Шепот арконского праведника уже грозил перейти в громогласную речь. – Кроме того, что он попрал Кодекс, вооружив оперативников огнестрельным оружием, он дал прямой приказ – стрелять на поражение. Да, сударыня, – теперь лисий взор его глаз устремился на бледное лицо Виды Катунь, – Сакар приказал своим людям уничтожить всех, кто был на площади: вурдалаков, всеслуха и его компанию. Всех! Вот, что он утаил от Совета. Вурдалаков практически всех перебили. Астрогор и горстка его людей чудом улизнули из этой бойни, впрочем, как и ваш сын с друзьями. Возможно, они и помогли сбежать вурдалаку. Но от этого положение Матфея лишь усугубляется: теперь его официально могут признать сообщником лидера вурдалачьей группировки и дать официальное разрешение на поимку живым или мёртвым.