Лунный свет

– Нет, сэ(р)…Мэм, – сказали они в один голос и засмеялись.

«Чёрт это же надо было обоим сказать «Сэр», а потом исправиться на «Мэм», умора» – думал Итан смеясь с грустным лицом, которое ловило на себе суровый взгляд миссис Сэттлер. Смех исчез гораздо быстрей, чем появился, буквально в считанные миллисекунды, после яростного вопля мисси Сэттлер.

– Тейлор, Рагвер, на скамейку запасных, остальные в игру!

Боковым зрением Итан заметил, как поползли вверх острые брови Мэтта и ощутил, как у самого отпала челюсть.

– Но миссис Сэттлер, мы хотим играть, – попытался хоть как-то свесить чашу весов в свою сторону Итану. – К тому же вторая группа имеет преимущество в… (Два игрока).

– А я хотела, чтобы вы прекратили разговорчики, – заявила она. – А вместо этого вы начали имитировать конское ржание, мистер Тейлор. Вам нужно брать пример у своего брата…

«Нужно, но только не сегодня… и не завтра… и пока он не станет прежним», – мысленно добавил Итан, но сказать так и не решился. Уж очень сильно ему хотелось выйти на площадку.

– … И к вашему сведению, вы, – она ткнула указательными пальцами в груди Итана и Мэтта. – Вторая группа, а они первая.

– Стоп, но мы же всегда были…

– Разговорчики? – спросила она, высоко подняв брови. – Продолжите в том же духе и даже со скамейки на последние пять минут не выйдите.

«Пять минут, – подумал Итан надкусив язык. – «Время бесценно, Итан, его нужно беречь и правильно распоряжаться. Помни, любая секунда данная тебе свыше это дар божий», – напоминанием прозвучал голос старшего брата, в его голове. – Слова свыше – дар божий, да… и звать этого Бога миссис Сэттлер».

– Мы вас поняли миссис Сэттлер, – ответил за двоих Мэтт. Ткнул Итана в плечо и тот поспешно кивнул, подтверждая слова друга. – Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – протяжно ответила она. Сощурив глаза, глаза хищной птицы осматривающий всех с высока и приравнивая всё к добыче, она с подозрением посмотрела на блондинчика с альбиносом, и развернувшись ушла судить игру.

И так белый и ещё белее, отправились на скамейку запасных, где и продолжили свой разговор, не взирая на запрет учителя. Однако Рич говорил: «Если физкультуру преподаёт миссис Сэтлер, то ты имеешь право говорить только за пределами зала или на скамейке. И когда она подойдёт к тебе, чтобы спросить кто тебе разрешил разговаривать на уроке, скажи: по правилам, игрокам, сидящим на скамейке разговаривать не запрещено. Но только не властным тоном, а таким…эм… в общем, каким ты всегда говоришь»

– Как думаешь, она не забудет нас выпустить? – спросил Итан. Его это, в отличие от Мэтта тревожило сильней, чем поведение Рича.

– Да, думаю выпустит. Она же человек слова, – ответил Мэтт. – Ладно, так на чём это мы остановились… кажись про то, что ты у Рича в глотке сидел и он наконец взорвался, – он провёл руками изображая взрыв фейерверка. – Бабах.

– Ага, именно на этом, – со вздохом заметил Итан.

– И так, есть предложения?

– На счёт?

– На счёт худших поступков по отношению к Ричу, Итан.

Прежде чем ответить он помолчал, наслаждаясь футбольным матчем одноклассников. Он представлял, как выполняет «Финт-Зидана», обыгрывает двух защитников и, подбросив мяч, бьёт ножницами в девятку. Улыбка обратной радугой мелькнула на его лице.

– На самом деле Рич не любит, когда его обманывают или нарушают обещания, – порывшись в памяти, сказал Итан. – Пожалуй эти две вещи он не переносит, как мать отцовское хобби – охоту. Ну в этом мы с ней схожи.

– Слушай, Итан, – Мэтт упёрся локтями в колени, нагнулся. Теперь он смотрел на Итана снизу-вверх. – Я тут вспомнил, как ты два года назад чаем залил все его работы на неделю вперёд, а потом выбросил всё это в урну.

– Было дело, – кивнул Итан, – но это же случайно.

– Я понимаю, но всё же, не может такого быть, чтобы Рич не серчал на тебя из-за такой выходки. Честно сказать, я бы на тебе мягкого места не оставил.

– Да и я, наверное, тоже, – согласился Итан. – А Рич – нет. Он просто попросил меня больше не заходить с едой в его комнату: «Для этого есть кухня», – сказал он. А когда я спросил: «Почему ты не злишься на меня», он ответил: «Ты же просто испортил листки бумаги, а знания в голове, мне всего лишь нужно перенести их на лист. Ничего страшного, Итан…».

– Да-а! Всего-то листки бумаги с работами на неделю вперёд, – фыркнул Мэтт. Непонимающе покачал головой, а тем временем первая группа забила второй гол. – Похоже твой брат был странным, а сейчас становится нормальным.

– Я… – начал Итан, а продолжил спустя десять секунд, когда Мэтт помахал перед ним рукой. – Я не знаю. Всё это как-то странно. И дело не в том, что Рич поменялся. Я не знаю нормально ли это, потому что все привыкли видеть его таким, а это… всё ровно что увидеть, как тигр или другое хищное животное ест траву или живёт в гармонии с травоядным. Я всего лишь хочу сказать, что… – Итан опустил взгляд на пол. Он перебирал пальцы, выпускал отрывками воздух изо рта, издавая звуки плевков. – Что все ждут от моего брата того же, что и всегда.

– Примерной учёбы и такого же поведения?

– Да.

Счёт сровнялся после двух длинных передач в разрез и удара в девятку. Мяч пролетел возле руки вратаря и едва коснулся кончика его указательного пальца. Задел бы он мяч не кончиком пальца, а хотя бы двумя фалангами, то наверняка бы сломал его.

– Ну он же закрепил за собой звание лучшего ученика, пускай оправдывает его.

– Нет, я не это имел ввиду.

– Что тогда?

– Люди не терпят изменений, если это касается их, – обосновал Итан. – Рич стал хуже учиться и учителя забоялись потерять такого ученика. Им же деньга платят за то как мы учимся, да?

– Не знаю, – ответил Мэтт, пожав плечами, – но звучит логично.

Миссис Сэттлер подбежала к лавочке, сунула свисток в зубы и дунула в него, если не во всю силу, то на грань возможностей.

– Тейлор, Рагвер, («Мы на скамейке запасных, а тут разрешено разговаривать» – Успел пропустить в голове подготовленные слова Итан. Однако прибегать к ним, ему так и не пришлось), марш на поле! – проорала она, тыча пальцем в сторону хрупкого мальчишки в очках.

Итан и Мэтт переглянулись и вскочив с лавки побежали на площадку. Миссис Сэттлер повторно свистнула в свисток, и игра возобновилась.

Команда первой – нынешней второй, – группы была слабей и если не мастерством, то без сомнений физически. Кто же два года назад мог подумать, что два брата толстяка превратятся в настоящих качков, гнущих прутья. Конечно, никто. Знал бы об этом Стэн, он бы взял хотя бы одного из них к себе вместо очкарика. Да и сам Стэн, ранее занимающийся футболом, променял это хобби на девчонок и выпивку. А ведь ему только четырнадцать! Ладно, почти пятнадцать. В общем, Итан никогда бы не мог подумать, что команда, сформированная два года назад, так сильно убавит в силе. Да и вообще, кто два года назад тянул Стэна за язык? Это же надо было сказать, что таким составом будем играть всегда. Хотя, Итна вынужден признать, что на то время составы были приблизительно равные, а не то что сейчас: всё равно что пехота против танков.

И так, мяч на сбрасыванье второй группы. Мальчишка в очках сбросил мяч Мэтту, тот его перевёл на Итана. В дриблинге Итан был не силён, как и во всём другом – ему просто нравился футбол и нравилось играть в него. Поэтому попытавшись обыграть одного из качков, он потерял мяч и не плохо так получил корпусом в челюсть. Что-то хрустнуло. Шея. Стэн что-то выкрикнул Итану, явно не ругательство, ибо в таком случае миссис Сэттлер остановила бы игру и дала пробить пенальти, посадила на лавку капитана, не следящего за языком. Он, Стэн, бежал за парнем с мячом, и тыкал пальцем, на него, приказывая Итану возвращаться в защиту. На что Итан кивнул и побежал следом. Вот чем Стэн действительно походил на капитана – так это своей сдержанностью. Правда сдержанность эту можно назвать наплевательством и второй вариант скорей будет правильным. Ведь до того, как бросить футбол, Стэн рвал глотку на площадке, указывая игрокам как двигаться и ещё проводил лекции в раздевалке после игры. Сейчас же он просто тычет пальцем, указывая куда двигаться, а после игры говорит: «Всё нормально, завтра сыграем лучше».

Очкарик впервые за всё время игры в футбол сделал хоть что-то. Он бросился под мяч, как голодная собака на случайно обронённую котлету, и выбил его в подкате. Мячик перелетел к Мэтту, и он уже хотел было отдать пас на одиноко стоящего Итана, но свисток миссис Сэттлер решил, что видимо это будет слишком просто.

– СТОП ИГРА! – закричала миссис Сэтлер.

«На кой хрен ей свисток?» – ковыряя пальцем в ухе спросил себя Итан.

Она подошла к очкарику, склонилась над ним, подняла взгляд на качка, что упал на него, а потом вновь посмотрела на очкарика.

– ТЫ! ВЫБЫЛ! – заорала она так сильно, что мальчишка вздрогнул. – Что с тобой не так, мистер Андерсон? Мяч нужно выбивать сбоку, а не с чёртого зада! Чудо, что ты попал в мяч сначала и не получил, грёбанную, красную карточку!

«Чудо, что он остался жив» – подумал Итан переводя взгляд с качка весом в семьдесят килограмм на очкарика, вес которого был не более сорока.

Какое-то время миссис Сэттлер смотрела на Андерсона, ждала, чтобы он поднялся или показал хоть какие-то признаки жизни, помимо постанывания. Потом её взгляд пробежался по классу в поисках мяча и остановился на Мэтте. Она подозвала его сгибанием и разгибанием толстого, как сосиска пальца. Мэтт подошёл неуверенно, набрав полные лёгкие воздуха и затаив дыханье.

– Вот и наступил конец матча, между ботаниками, – она указала на команду, в которой играл Итан и первая группа засмеялась, – и между грудой мяса без мозгов, – её пухлая рука метнулась в сторону первой группы. Смех прекратился. – Мистер Андерсон завершил игру настолько непредсказуемо, что даже я… пребываю в некотором шоке, – глаза её метнулись на качка, что сбил очкарика и она взглядом пригласила его помочь ей, а сама присев взяла Андерсона под руку. Качок скопировал её движение, как фокусник-иллюзионист. Поднялись. – Думаю, мистер Андерсон вы герой, – он что-то жалобно простонал в ответ. Чёрт её знает, как миссис Сэттлер поняла, что он сказал, и поняла ли вообще, но ответила ему. – Ну конечно. Вы же герой, сумевший остановить игру на равном счёте, сорвав при этом серию побед противоположной команды.

Краем глаза Итан заметил, как Стэн локтем пнул капитана первой группы и засмеялся ему в лицо.

– Это не считается, – отрезал тот и отвернулся.

– И так, урок окончен, – она тяжело вздохнула, покачала головой и вместе с качком двинулась в сторону входной двери, в медпункт. – И что же вас подвигло на такой подвиг, мистер Андерсон? – он жалобно заскулил, она – улыбнулась.

Глава 2

Рич Тейлор

В комнате было тихо, совсем как в морге или на кладбище, или на колесе обозрения в Припяти. Окна были зашторены и лишь тусклый ламповый свет, отражался от лакированной мебели, пуская блики по комнате. Стрелки часов остановились шесть часов назад, когда Рич пришёл со школы – он вынул батарейки. Постоянное тиканье начало раздражать его, потому что он хотел побыть в тишине, в одиночестве, в спокойствие.

Он лежал на кровати смотря на белый потолок, существовавший для него как чёрная дыра. То, что знают о чёрной дыре учёные – совершенно не то, чем она является для Рича Джо Тейлора. Пожалуй, на это есть простой пример: человек, находясь в темноте начинает думать. Причём думать значительно спокойней, рассудительней, если он конечно не болен никтофобией и не параноик. Смотря на одну точку, Рич погружается во мрак – в свою чёрную дыру. Сознание начало засыпать, уступая дорогу нечто большему.

«Ритуал Хензи, – мыслил Рич. – Позволяет читать мысли людей. А читая мысли людей, мир можно привести к гармонии, к взаимопониманию. И тогда больше не будет войн».

«Но как?»

«Понять, что нужно одной из сторон, чтобы объединить их в одну».

«Нет, люди всегда хотят больше. Такова их сущность. Они потребуют невозможного, чтобы сохранить то, что у них есть. Они не согласятся, не придут к взаимопониманию, если это не выгодно обоим сторонам»

«Хорошо, – Рич приподнял голову, достал конский хвост, перекинул его на плечо и не сводя взгляда с мнимой точки, разросшейся до чёрной дыры, он начал перебирать волосы. – Но что тогда выгодно? При каких условиях, люди объединятся?»

«При общей угрозе, разумеется. В истории многие нации не раз объединялись для борьбы против более сильной нации»

«Или же слабая примыкала к сильной, боясь быть уничтоженной. Хотя, если посмотреть со стороны, что такое «Нация», она будет уничтожена в любом случае. Разница лишь в том, что если они примкнут к сильной стороне никто, быть может, не пострадает, а если проявят сопротивление, то количество жертв возрастёт»

«Значит, нужен общий враг. Достаточно сильный, чтобы напугать людей и заставить их объединится. И так, что у нас есть в арсенале?»

«Пришельцы, падение метеорита, глобальное потепление – превращение Антарктиды в воду, уничтожение планеты от солнца и сильнейшее божье оружие – всадники апокалипсиса».

«И того никакой вариант не годится. Пришельцы –ждём-ждём, а толку ноль. Падение метеорита – тоже не катит, долго ждать, как и в случае с солнцем. А то, что не касается людей не их проблемы. Ведь это-то поколение умрёт, на кой чёрт им разгребать дерьмо следующих поколений? Нет, уж лучше на диване перед ящиком повалятся. Глобальное потепление тоже – не сегодня. Всадники апокалипсиса скорей миф, чем правда, но будь оно наоборот, людям бы уже ничего не помогло. Нужно мыслить менее масштабно, но в тоже время в этой небольшой сфере нужно пытаться выжать максимум из людского страх. Есть идеи?»

«Да. Отбрось эту идею. Нужно просто пойти в политики, стать президентом и заключить мир с остальными странами»

«Ага, то есть это звучит более реально?»

«Да»

«Нет»

«Хм и почему же?»

«Потому что политики и президент в том числе – это люди, ходящие по площадям с высоко поднятыми плакатами «Наша страна – лучшая страна». Смекаешь? У них в голове не мысли о том, как сделать мир лучше, а как сделать свою страну лучше. Поэтому, вряд ли они примут нашу кандидатуру выше, чем на мэра города. Разве что мы можем поступить, как они, политики, солгать, а после достижения цели показать своё истинное лицо».

«Ну это не так плохо. В нашем случае уж точно. Мы же будем объединять мир, а не разделять его кухонным… – Рич запнулся. Его сердце забилось часто-часто, как после испуга, а в голове видеосъёмкой прокрутилось решающие в его жизни событие. К лёгким подключили насос и теперь там была вода, которую организм решил вывести из глаз. Закашлявшись, Рич пустил слезу, но поспешно вытер её. – а не разделять его. Мои планы приведут к миру во всём мире»

«Гитлер, Наполеон и прочие говорили также»

И сквозь размышления Рича прорвался тихий шёпот.

«Ты и вправду готов убить родных, чтобы обрести способность читать мысли?» – это был голос женский, успокаивающий. Для Рича этот голос всегда назывался благоразумием, но три месяца назад, он сунул его, вместе со многими прочими вещами в сундук, ключ от которого он выбросил. Но сейчас он явно слышал этот женский голос.

Он поднялся с кровати, так ничего и не ответив. В глазах яростно пылал тусклый ламповый свет, и мнимая точка исчезла. Подойдя к столу, стоящему возле зашторенного окна, он достал из дневника книгу. Открыл её на первой странице и стал всматриваться в крохотный, аккуратный шрифт с широкими буквами: «Собственность РДТ – Рича Джо Тейлора». Надпись появилась сама при вручении книги Миктлантекутли, но он её заметил только вчера. Этот аккуратный шрифт принадлежал Ричу, но он этого не писал. Никто не писал, потому что никто, кроме самого Рича Джо Тейлора, не пишет «Р» с закруглённой основой и возвышающимся вверх над петлёй остриём, напоминающим остриё пики. Однако у него появилась теория, объясняющая надпись на первой странице его почерком. Нет, Рич не мог пропустить эту надпись при первом открытии книги. Её там попросту не было. Вот только, общаясь с Богом смерти Миктлантекутли, он писал своим нормальны почерком. А из букв, Миктлантекутли, вполне мог составить имя, что он в принципе и сделал. Но почему это произошло лишь вчера? Ответ гораздо проще, чем кто-либо мог предположить. Рич не писал первое слово предложения с большой буквы, удостаивая подобной чести лишь название городов, ритуалов и имена людей.

С книгой в руках, он прошёл к шкафу, ловящему на себе ламповый свет. Открыл его. Среди школьного и спортивного костюма висело несколько вешалок с Джинсами и отцовское пальто, старое с протёршимися локтями и без верхней пуговицы, вместо которой торчали нитки. Сунув книжку подмышку, он взялся обеими руками за рукав школьной формы и достал иголку. Закрыв шкаф, вернулся на кровать и полупрыжком, полуприсядем запрыгнул на неё.

Открыв книгу, он начал её листать.

Страницы с характерным звуком переворачивались парой чаще, а парой реже. Кое где Рич останавливался, что прочесть абзац, который он забыл, но в целом, информация усваивалась в его голове очень даже хорошо. Ещё одно подтверждение тому, что ему просто надоело учиться. Дольше всего он задержался на последней прочтённой странице с подзаголовком: «Ритуал Хензи». Наскальный рисунок фотографией нанесённый на страницу книги изображал: мужчину, держащего в обеих руках сердца от которых лучами, шла кругообразная волна; чуть ниже, под ногами мужчины лежали старик внешними чертами схожий со стоящим над ним и пожилая женщина; в самом верху, по центру в позе лотоса сидел Миктлантекутли, из его рта выходило облачко с припиской, совсем как в комиксах: «Человек не ведающий – слеп, потому что он ещё новорождённый». Рич задержался ещё несколько минут на этой странице, после чего перевернул её.

Вначале он подумал, что страницы каким-то образом скопировались между собой: тот же наскальный рисунок, изображённый в виде фотографии по центру и тот же подзаголовок: «Ритуал Хинзи», и одинаковое содержание текста. Он перевернул страницу назад, потом вперёд и так несколько раз, пока не заметил разницу в заголовке «Ритуал Хензи» и «Ритуал Хинзи». Текста, написанного на странице было немного, но Рич растянул жалких три абзаца на полчаса, изучая каждое предложение. Однако написанного было слишком мало, более того недостаточно для усвоения. Потому Ричу пришлось добавлять предложения своими мыслями, завершая их логически.

«Жизнь и смерть минуют век» – прочёл он последнюю строчку и перевернул страницу. На последующей странице, как Рич и предполагал, было написано совершенно иное, не касающиеся ритуала Хинзи, однако на его же удивление тут было написано не про ритуал. Страница была исписана разными именами, в основном на непонятном Ричу языке, только последние два, одно из которых его собственное, на английском. Второе имя было написано прямо над именем Рича. Без сомнений, это был прошлый владелец книги или скрижали. И в голове Рича фейерверком зажегся вопрос. Он пролистал книгу до последней страницы, уселся на кровати и проколол палец.

«Кто такой Питер Грин?» – написал он и застыл в ожидании, как ученик, ожидающий оценки за контрольную. Из горла выходил горячий воздух, словно он съел целый чили, а глаза округлились, будто это (Съесть перец чили) доставило ему кайф.

«Рич Джо Тейлор, – начала появляться надпись, кровь с которой маленькими ручьями стекала вниз, на кофту Рича. Он уложил книгу в горизонтальное положение и кровь застыла. «Что за чертовщина, такого раньше не было?», – ты знаешь, ответ на свой вопрос. Зачем ты это спрашиваешь у меня? Убедится?»

«Да, – ответил Рич и переместил иглу на следующую строку. – Если Питер Грин был владельцем скрижали-книги, – написанное слово «Книга» исчезла, дав Ричу понять, что Питер Грин владел именно скрижалью, – то он был до меня, верно?»

«А ты проницателен, Рич Джо Тейлор»

«Тогда почему я видел воспоминания… – какое-то время Рич медлил, прокручивал у себя в памяти воспоминания, когда он коснулся скрижали. Вемэтин, Ашкий и Венона – вспомнились ему имена. – … Вемэтина. Почему я видел его воспоминания?»

Молчание. Рич ждёт минуту. Две. Пять. Появляется рисунок улыбающегося черепа приписка снизу: «Растерянно улыбаюсь». А следом за рисунком кровавым шрифтом возникает ответ:

«Ты можешь видеть воспоминания умерших владельцев, Рич Джо Тейлор, – отвечает ему Бог смерти Миктлантекутли. – Воспоминания – это нити, из которых шьётся полотно. И пока владелец жив – полотно не завершено, а значит ты не сможешь заглянуть на него. У кого-то полотно длинней, у кого-то – короче, но суть одна – все они завершённые. Длина полотна никак не влияет на узоры, нанесённые на него. Красивые узоры могут быть на маленьком, совсем крошечном полотне или же просто линии – на длинном».

«Значит, прошлый владелец тетради жив?»

Вновь появился улыбающийся череп и приписка «Улыбка».

«Живо его тело, но ненадолго, – и весь остаток страницы исписали гнусные «Ха-ха-ха», после чего надпись появилась с чистого листа. – Знаешь Гая Юлия Цезаря? Знаю, что знаешь. Так вот его имя живо, а тело – нет. А в случае с Питером Грином всё как раз-таки наоборот»

«Ты знаешь его имя?» – на сверхчеловеческой скорости написал Рич. Сердце в страхе забилось «Бум-БУМ-бум-БУМ», как старые часы, с которых он вытащил батарейки. В голове его воцарился страх, тихо шепчущий: «Он придёт к тебе, за своей собственностью. Придёт за своей книгой-скрижалью, и ты первый, кто падёт от него руки. Разве мамочка тебе не говорила Ричи, что чужое трогать нельзя? За это ты лишишься рук, ног, а после и самой головы, как Дарвин»

«ДА» – медленно появилась надпись, каждая палочка букв выводилась так, словно Ричу ответил не Бог смерти, а дошкольник, который учится выводить буквы и соединять их между собой.

«Ты скажешь мне его имя?»

«Нет»

Рич поднёс иглу к листку бумаги, но тут же убрал. И что я ему напишу? «Мы же друзья, ты обязан сказать» или «Я владелец книги и в твоих интересах мне помогать», или «Ты всё ещё верен прошлому владельцу?», но Рич остановился на простом, всеми используемом:

«Почему?»

«Потому что он мой, и нет тебе смысла знать, новое имя владельца. Настоящего вполне достаточно»

«А что если он сейчас…

Элвис Ван Хутен

… идёт по Митчел-Стрит, на которой располагается рынок. Он ловит на себе озлобленные и недоверчивые взгляды, как продавцов, стоящих за прилавками, так и покупателей. Все они с остережённые посматривают на Элвиса – бродягу с нечёсаной бородой и немытыми волосами. Смердело от него за милю, и каждый, кто поворачивался на этот запах желал смерти этому незваному гостю: покупатели из-за вони, уничтожающий их носовые рецепторы, а продавцы уже более-менее привыкшие к такому запаху (Тухлая рыба и тухлые яйца пахнут куда хуже) из-за того, что этот бродяга распугивает клиентов.

– Мама, тут кто-то обкакался, – говорит маленькая девочка с жёлтым воздушным шариком, плавно покачивающимся на ветру.

– Тише, Мэгги, тише, – отвечает ей мать и ловит взгляд Элвиса. Она тотчас отворачивается, дёргает дочку за руку и теперь они вместе смотрят на прилавок продавца. – Какое яблочко ты хочешь, милая?

– Вот это, – отвечает девочка и показывает на красное яблоко с жёлтым оттенком возле хвостика, напоминающий растущие среди пустыни дерево.

Женщина протягивает продавцу доллар, видит боковым зрением мимо проходящего Элвиса и свободной рукой прижимает ребёнка к себе. Девочка приподнимает голову и смотрит на маму непонимающим взглядом. «Что такое, мама?» – спрашивает этот взгляд. На что мать улыбаясь кивает и протягивает ей красное яблоко с жёлтым пятнышком возле хвостика.

«Все боятся Элвиса. Элвис им отвратителен. Но Элвис никогда не воровал и никого не трогал» – бормотал про себя бродяга, ковыляющий среди рыночной площади и продолжающий ловить на себе взгляды, совсем как яркий фонарь мошек и комаров. Он продвигался вперёд, глаза его, косые, смотрели толи на прилавок с мясом, толи на конец улицы, а следом за ним парил по воздуху невидимый Бог Вони. Но никто его не видел, кроме самого Элвиса. «Псих» – услышал он как-то от пожилой дамы, одетой как королева Англии, зашедшей навестить мужа на кладбище, а наткнувшейся на Элвиса, спящего недалеко от надгробия её мужа. Вот только Элвис знал, что он не псих (Все психи считают себя нормальными – это норма. Так что, Элвис, ты нормальный, совершенно обычный псих); знал, что в Кургане живёт зло; знал, что правительство, пообещавшее избавиться от Кургана этого не сделало и никогда, наверное, не сделает, потому что тёмная магия Кургана не позволит им. И единственный способ помешать Кургану – не дать никому подходить к нему. Оберегать его, как мать оберегает ребёнка, как русские оберегали Родина во вторую мировую и как мужчина оберегает свою честь (Мужчины, которых становиться всё меньше и меньше, и вид которых близится к вымиранию). Но мальчишка, Лисий хвост, не послушал его, не послушал старину Элвиса. Он подходил к Кургану и мысль об этом зудом разносилась в голове Элвиса. Он буйствовал. Хотел разорвать мальчишку. Однако страх овладевал им, когда в голове зарождалась мысль, что мальчишка поднимался под Курган («Поднялся на Курган и свалился вниз» – Поднялся под Курган). Страх и ярость – отличное сочетания, способное превратить тебя в статую, не дав решить: идти тебе вперёд или убежать. Но что в этом случае делать? Идти.